Liloo was here

До начала программы реабилитации заключенных, которую МКМ запустила совместно с КиноМагическим Сообществом, Лотар де Бруйяр не ходил дальше тюремной столовой последние лет двадцать. Но на его сто тридцатый день рождения (если он не путал, он начал сбиваться после сотни) ему в руки прилетел щенок кротопёселя, и Лотар начал снова выходить в огороженный магическим барьером двор Нурменгарда, чтобы не мучить собаку. Сам он с животным не бегал, только сидел на скамейке в теньке, пока пёс, незатейливо названный Рытвингом, пытался прорыть путь на волю с упорством Энди Дюфрейна. Лотар, правда, не знал, кто такой Энди Дюфрейн, это один из охранников так сказал. На третий год посиделок в укромном углу двора под аккомпанемент рычания Рытвинга (которого уже успели обозвать и Дюфрейном, и пани Иоанной, и графом Монте-Кристо) у Лотара появилась компания: британская волшебница из недавнего пополнения. Она была рыжей и веснушчатой, с пышными кудрями, из которых она накручивала пучок на затылке. Ее собакой была летучая борзая, наворачивавшая круги где-то в вышине, у границы барьера. — Пожизненное? — сказала девица, скосив взгляд на Лотара. — За что сидите? — Военные преступления, — пожал плечами Лотар, лениво заплетая бороду в косички. — Хм, — неопределенно ответила девушка, явно подсчитывая, за какой именно конфликт его посадили. — Гриндевальд, — любезно подсказал Лотар. — А, — взгляд девицы мгновенно похолодел — либералка была, наверное. — Кражи в особо крупных размерах, — поделилась она своей статьей. — Мне казалось, что кроме самого Гриндевальда после войны мало кто из ваших уцелел. — Я служил в Африке, там конфликт завершился уже после поражения Гриндевальда. — Прошли десятилетия, но Лотару все еще чудился скрип песка на зубах. — Весь мой отряд сдался после взрыва Махоутокоро. Девушка неприятно ухмыльнулась — да, видимо, не либералка, а магглокровка: тем доставляло большое удовольствие напоминать сторонникам Гриндевальда, кто кем будет править на самом деле, если Статут о Секретности станет бесполезен. — Уизли! Твоя очередь к ветеринару! — гаркнул один из охранников у киномагического крыла, которое достроили всего полтора года назад. Девушка с кражами встала со скамьи и свистнула, подзывая свою борзую. Когда она вместе со своим долговязым щенком скрылась в ветеринарном крыле, к Лотару подсела немногочисленная группа нео-волдемортовцев, как их теперь называли. — Дед, ты о чем с принцессишной болтал? — поинтересовался бритый наголо бретонец с ничего не говорившей Лотару фамилией. Развелось их, нуворишей… — Поздоровался, — сварливо отозвался Лотар. — Это что, какая-то новомодная певичка? Ты вспомни, сколько я уже сижу, щегол. — Какая певичка, это дочка грязнокровки Грейнджер, бывшей главы британского Министерства, ты чо, дед. — И вы хотите ей темную устроить? — догадался Лотар. — Я бы не советовал. — Да что бы ты понимал! — возмутился бретонец. На следующей неделе шепотки в столовой донесли до Лотара, что нео-волдемортовцы загремели в тюремную больницу — одному пришлось заново выращивать глазные яблоки, другому зубы, третьему выправляли смятый в гармошку позвоночник. «Принцессишна» Роза Уизли тем временем загремела в карцер на две недели, но когда она вышла, к ней уже никто не совался. — В шахматы играете? — вместо приветствия поинтересовалась Уизли, покачивая зажатой в левой руке доской, когда Лотар увидел ее во дворе в следующий раз. Борзая скакала вокруг нее по земле вместо того, чтобы летать — соскучилась животина. Лотар пожал плечами и сдвинулся ближе к краю скамьи, чтобы освободить место для доски. Видимо, принцессишну начали опасаться, раз она ищет компании такой старой плесени, да еще и буквально со статьей за расизм. После того, как Роза Уизли поставила ему мат в пять ходов, Лотар ей больше не поддавался. Впрочем, ему это не помогло. — Девочка, не хочешь пожалеть дедушку? — не сдержался Лотар четыре партии спустя. — Нет, — ослепительно улыбнулась Роза. Выглядела она в тот момент не хладнокровной сукой, а обычной озорной девчонкой. *** — Смею надеяться, что мы товарищи, — сказал Розе бородач де Бруйяр, который из-за специфических вкусов немного напоминал ей покойного директора Дамблдора, чей портрет висел в гостиной в Норе. — Наверное, дедуль, — пожала плечами Роза. В Нурменгарде ей почти не с кем было общаться. — Я просто одного не пойму — зачем тебе вообще было что-то красть? — внимательно посмотрел на нее дед из-под густых белых бровей. — Ты для этого слишком расчетливая. — Мне нравится щекотать себе нервы, — пожала плечами Роза. Да кому этот дедушка на пожизненном сможет рассказать?.. И Роза созналась. — Чтобы мать не смогла избраться в Визенгамот. Теперь выше главы какого-нибудь отдела она не прыгнет. — И как, стоило того? — нейтрально поинтересовался дед. Роза повертела в руках «съеденную» пешку. — Видишь ли, в исполнительной власти она великолепна. Жесткая, бескомпромиссная. Но допускать ее до власти законодательной… Это была бы катастрофа. Я ведь читала наброски законов, которые она хотела бы провести. И они все рассчитаны… буквально на то, что все наши граждане будут точно так же их чтить, как она, а люди просто не такие. Расцвела бы коррупция, кумовство, ей пришлось бы принимать ответные меры, и все закончилось бы диктатурой. Я этого не хочу. — И что, это действительно стоило того, чтобы испортить себе жизнь? — хмыкнул дед. Роза показала ему маггловский фокус с исчезающей пешкой, чтобы вытащить ее у деда из бороды. — А разве я испортила? Гоблинам, например, на это плевать: для отдела ликвидаторов заклятий моя отсидка за кражу — это буквально рекомендательное письмо. А еще без доступа к законотворчеству ее матери больше не было бы смысла пускать грязное белье Хьюго на транспаранты. В Розе что-то умирало каждый раз, когда она стирала память своей матери. *** — Апчхи! — чихнула Гермиона, едва успев отложить черновики для очередного памфлета. — Будь здорова, — сказал Гарри. — Тебя явно кто-то вспоминает. — Кто только меня не вспоминает, — проворчала Гермиона. — Гарри, ну будь ответственным гражданином, давай хотя бы напишем, что у вас с Малфоем в школе была тайная страсть. Гарри переглянулся с попивавшей свой вечерний чай Джинни, и они (почти обидно) заржали. — Гермиона, нет, тебе никто не поверит. Малфой лет до тридцати был похож на вареную крысу, тебя не обсмеют только школьницы, читающие корейские порнокомиксы. — То есть, ты утверждаешь, что никакой химии у вас не было? — обиделась Гермиона. — Ты же постоянно его в чем-то подозревал! Гарри сделал ладонями фирменный жест «разрушителя лайфхаков». — Может, потому что Малфой, расист, сын Пожирателя и сам Пожиратель вел себя подозрительно, нарывался и обзывал нас? — Гарри на мгновение задумался. — Хотя во всепоглощающую запретную страсть с его стороны, в принципе, верится. Напомни мне подколоть его на эту тему на следующем рауте. — Не смей, — мрачно предупредила его Гермиона. — По-моему, — продолжил Гарри, — блондины вообще не в моем вкусе. — Я чего-то не знаю о вас с Роном? — фыркнула Гермиона. — Да не, — отмахнулся Гарри. — Кого там я в юности считал красивым… Сириус там, Киану Ривз, Колин Фёрт. Ну знаешь, высокий темноволосый принц, над которым висит проклятие. — У-у, муженек, да у нас похожий вкус на мужчин, — хихикнула Джинни, но хихиканье оборвалось, и она обмерла в догадке. — Нет. Да не-е-ет. — Что? — опасливо сказал Гарри, гадая, до какого ада додумалась его дорогая супруга. — Риддл, серьезно? — …бля, — зажмурился Гарри. — Слушай, может, это не я, а хоркрукс? Ну как с парселтангом и фетишем на азиаток. Гермиона смеялась так сильно, что чуть не облилась чаем.