Сложные дети

      Кренгование… кренгование… как же Лао Джи ненавидит это слово, именно с джи! Сразу же вспоминается, как он, будучи зелёным юнгой, часами чистил кили огромных кораблей Морского Дозора, царапая пальцы об острые обломки панцирей и сдирая железной щёткой кожу на ладонях до самого мяса. Помнил, как потом руки ещё неделю воняли этим омерзительным запахом тухлой рыбы, водорослей и моллюсков. Казалось, что если он сейчас поднесёт ладони к лицу, то вновь почувствует на них тошнотворный смрад. От многочасового нахождения в холодной воде по ночам было такое чувство, будто суставы в ногах выворачиваются и он слышит их смачный хруст.       Позже, с трудом дослужившись до офицерского чина, Лао смотрел, как от этого нечеловеческого труда страдают другие юнцы, и качал головой. Именно поэтому он считал, что подросткам нечего делать в Морском Дозоре. Это только с первого взгляда кажется, что вот корабль, вот руль: крути его да плыви на поиски приключений! Отнюдь. Труд моряка — это труд каторжника. И сказочно повезёт, если ты сможешь выбиться в офицеры.       А если нет?       Он знал сотни сгорбленных измождённых стариков, которым на самом деле не было и шестидесяти. Все они ещё в юношеском возрасте пришли в Дозор, окрылённые своими мечтами и видевшие себя как минимум у штурвала, а в идеале — в капитанской каюте. Всех их жизнь забыла, оставив томиться на самом дне. Но если ты силён, умён и талантлив, то тогда тебе открыта единственная в Морском Дозоре дверь: та, что ведёт прямиком к офицерскому чину. Поэтому учись, засыпая прямо над книгами, молодой юнга! Тренируйся, пока мышцы не начнут гореть! Ведь иначе ты не выдержишь той непосильной тяжести, что несёт на своих плечах простой матрос.       Осознавая это, Лао истязал своё тело и дух, пока его старания не были замечены контр-адмиралом Саулом, под началом которого он и служил в то время. В то далёкое время, когда он, наивный глупец, ещё верил в правосудие. Как жаль, что Саула вскоре забрали в Маринфорд. Перейдя под командование контр-адмирала Сакадзуки прямо на заре Эпохи Пиратов, младший лейтенант Лао разочаровался в Правосудии настолько глубоко, что предпочёл выйти в отставку. Вскоре до него дошли вести о том, что миролюбивого Ягуар Д. Саула убил Кудзан. Лентяй-Кудзан, называвший себя другом добродушного гиганта!!! В тот момент Лао Джи с кристальной ясностью осознал, что правосудие отныне мертво, и, опустошённый, перешёл на сторону бывших врагов. С этой стороны баррикады мир оказался совершенно иным. Куда более реальным.       Сейчас он стоял около фальшборта "Галатеи", наблюдая за тем, как десяток шестёрок, обдирая себе пальцы, чистят киль бригантины Буби. Хорошо, что сейчас лето — вода нагрелась. — А что вы рассматриваете?       Лао Джи в последний миг сдержался, чтобы не уложить лазутчика на лопатки, но вовремя одёрнул себя. Новенькая. Тонкий детский голосок продолжил: — Там что-то интересное? — Кренгование, джи! — лаконично ответил он, жёстко спрашивая, — почему не в лазарете?       С этими словами он хмуро обернулся к нарушительнице порядка. Будучи человеком среднего роста в очень высокой команде, он по привычке задрал голову наверх, когда откуда-то снизу послышался смех и слова: — «Холодно», дядя-кролик, очень-очень холодно! — он начал опускать взгляд вниз под оживлённые комментарии. — Теплее, ещё теплее… Горячо-горячо-горячо!!!       Взгляд Лао Джи, наконец, наткнулся на хлопающее в ладошки пугало, завёрнутое в простыню и с повязкой из бинтов на глазах. Пугало жизнерадостно улыбалось, светя парой дырок. Суровый морской волк хмыкнул: совсем он от детей отвык… — Почему не в лазарете, джи? — настойчиво повторил он вопрос, ожидая чёткого ответа подчинённого, но получил: — Там ску-у-учно, — с этим исчерпывающим ответом дитё подошло к фальшборту, плотнее укутываясь в свой кокон и морща носик.       Немного подождав чего-то более вразумительного, Лао Джи осознал, что ему придётся принять это как полноценный отчёт. Что ж. Допустим. Пару секунд помолчав, девочка открыла рот, и понеслось: — А как вас зовут? — Лао Джи!.. — А почему вы притворяетесь кроликом?       Лао Джи не смог найти достойного ответа. — А почему Дофламинго-сан притворяется птичкой?       И на этот вопрос тоже не смог. — А Йола всегда такая нервная? — Нет, джи… — хотя теперь будет всегда, чётко понял офицер. — А почему море солёное?       Бедняга попытался вспомнить, но времени на раздумья в блиц-опросе не предполагалось. — А куда ушёл Дофламинго-сан? — К Сказочнику… — А какой цвет ваш любимый? — Синий, дж!.. — А правда, что в команде пять тысяч человек экипажа? — Нет, только около тысячи, подожд!.. — блиц-опрос превращался в пулемётную очередь. — А кораблей тогда сколько? — Один основной и четыре малых, да стой!.. — Вы очень приятный собеседник, Лао Джи-сан, — удовлетворённо кивнула девочка и добила его контрольным в голову, — но кролики – это не круто! Лучше притворяйтесь лосем, — и с чувством выполненного долга отвернулась.       Лосем? Но рога не пролезут в дверные проемы… Слегка тряхнув закружившейся головой, офицер попытался осмыслить услышанное, но безуспешно. К его счастью, в их сторону шёл Верго, заинтересовавшийся происходящим: он должен был слышать их бессмысленный диалог. — Тебя заболтали за минуту, Лао Джи, — неожиданно с лёгкой полуулыбкой произнёс лидер, обращаясь теперь к вздрогнувшей от нового голоса девочке: — Всё, что хотела, узнала?       Ребятёнок довольно захихикал, на что Верго искренне улыбнулся. Лао Джи здесь единственный, кто ничего не понял?       Внезапно девчонка свысока посмотрела на него, самовлюблённо вздёрнув нос и чуть наклонив голову на плечо. Заметив тень замешательства и недовольства на хмуром лице, элитный офицер с удовольствием пояснил: — Фортуна за минуту выбила из тебя местонахождение Молодого Господина, численность нашей команды и её судовое оснащение. Да? — обратился он уже к маленькой самодовольной разведчице, чей вид покоробил Лао Джи.       Чем она так возгордилась?       Даже не думая опустить задранный к небу нос, Фортуна попыталась сделать удивлённое лицо, но тот факт, что его верхняя половина была скрыта под бинтами и бурой чёлкой с грязными зелёными разводами, уменьшал эффект, а поза вовсе сводила эффект на нет. И надо же, чтобы так с цветом волос девчонке не повезло. Впрочем, имя родители ей тоже странное выбрали…       Но сейчас Лао Джи очень волновало другое. Он обратился к Верго: — Шестёрки упоминали, что вчера убили семерых, джи! Вам известно что-нибудь?       Слегка недовольно поморщившись, лидер Червей почесал щёку, наткнувшись там на чайную ложечку, снял её и ответил: — Да, с утра на бригантине Треф недосчитались семерых человек. Оказалось, что они вчера влезли в поножовщину на Фестивале, а трое из их компании вернулись к пристани, притащив на хвосте дозорных, — заметив напряжение среди слушателей, Верго тут же пояснил, — с флотскими ещё вчера Бубны расправились, а тех троих связали и мне на суд предоставили. Не знаю даже, что с ними сделать такого…       Пока Верго задумчиво крутил в руках ложечку, перекатываясь с носков на пятки, Фортуна доброжелательно произнесла: — Их можно спустить в воду к плотоядным рыбам, которые будут отрывать от них по маленькому кусочку своими острыми зубами!       Лао Джи почувствовал, как у него округляются глаза, а девчушка продолжила свою мысль, наставительно подняв пальчик: — В голые раны будет проникать солёная морская вода, и они умрут, полностью искупив свою вину. — Прекрасная мысль, Фортуна-чан, — одобрительно закивал головой Верго, огорчённо добавляя, — но это достаточно проблематично осуществить. Требуется что-то более простое, но не менее действенное.       Задумчиво приложив пальчик к подбородку, кроха нахмурилась, но уже через пару секунд разродилась новой, не менее гениальной и кровожадной идеей: — Тогда их можно подвесить вверх тормашками на рее! К их головам прильёт столько крови, что из-за дикого внутричерепного давления отечёт мозг и они умрут в жутких судорогах. — То, что нужно, — решил Лидер, улыбнувшись счастливо рассмеявшейся Фортуне. — Очаровательный ребёнок, скажи, Лао Джи?       Офицер что-то бессвязно промычал, видимо соглашаясь. Верго поднялся на ноги и покровительственно сказал Фортуне: — Тебе всё же стоит спуститься обратно в медблок и не нагружать свой организм лишними движениями. Любишь читать? — получив в ответ восторженные кивки, он добавил: — Возвращайся в койку, я принесу что-нибудь интересное.       Девочка немного недовольно надула щёки, но, соблазнённая книжкой, пошлёпала голыми пятками в сторону нижней палубы. Ещё не отошедший от беззаботных и даже благожелательных советов этого псевдо-невинного создания Лао Джи сквозь вату уловил приказ: — Скажи тем, кто на нижнем камбузе, чтобы начинали готовить ужин. Молодой Господин недавно звонил и сообщил, что они уже возвращаются. На дорогу уйдёт добрый час, так что к их приходу всё должно стоять на столе. — Так точно, джи! — в последний момент одёрнул руку офицер, поймав себя на попытке отдать честь. Пусть он уже пять лет как променял символ чайки на череп и кости, но подобное «воспитание» не забывается.       Глянув на мерно работающих шестёрок, он остался доволен результатом уже проделанной ими работы и пошёл в сторону нижних палуб. На второй потолки были высокими — пять с половиной метров. Это был жилой этаж лидеров и офицеров, где располагались каюты, медблок и камбуз. Однако на третьей палубе, где работали и жили дежурящие в этом месяце матросы и коки, потолки были обычными, а отдельных кают не предполагалось. И здесь тоже был камбуз.       Лао Джи до сих пор удивлялся строению "Галатеи Фламинго", на которой было создано практически всё для комфортного проживания офицерского состава: душевые в каждой каюте, библиотека, два камбуза… На нижнем еду готовили коки из колоды Треф и только для членов Семьи. Верхний камбуз был сделан специально для Йолы, которая любила творить свои неописуемые шедевры не только на холсте или с помощью Фрукта, но и на кухне. Впрочем, другие офицеры и лидеры тоже время от времени могли сделать себе что-нибудь на перекус.       Поторопив поваров, Лао Джи вернулся к контролю кренгования: воспользовавшись его уходом, большинство матросов расслабилось и забросило своё занятие. Пришлось напомнить. Стрелки часов постепенно приближались к семи вечера, прогнозируемому времени возвращения Молодого Господина — значит, требовалось поторопиться.

***

      Несмотря на продолжающую кровоточить свежезашитую рану, Дофламинго прогулочным шагом возвращался на корабль, с лёгким удовольствием глядя, как шестёрки заканчивают поднимать бригантины после кренгования и заносят вещи обратно на борт. Плохо, конечно, что дно "Галатеи" не удалось привести в норму. Оставалось рассчитывать лишь на то, что к следующему острову состояние детей достаточно улучшиться. Карман бриджей оттягивал узкий кожаный футляр с небольшим подарком.       Подойдя к трапу, он начал подниматься на корабль, когда увидел стоящего на выходе Верго. Старый друг был явно доволен чем-то произошедшим в отсутствие Дофламинго. Широко улыбнувшись, тот поинтересовался: — Неужели этот Фестиваль оказался настолько скучным, что мы не потеряли ни одного корабля и ни одного матроса? — Была пара несущественных мелочей, Доффи, — добродушно произнёс Верго. — Но мне помогли с ними справиться.       Дофламинго удивлённо приподнял брови и, кивнув желающим отправиться по своим делам спутникам, продолжил разговор: — Как это мило с чьей-то стороны! Назовёшь имя героя? — Фортуна. Очаровательный ребёнок с изощрённой фантазией и весьма знакомой улыбкой, — с усмешкой пояснил Лидер, но из всего текста Дофламинго услышал только первое слово, проигнорировав остальные. — За ужином расскажешь. А то у меня такое чувство, словно я в помойке вывалялся, — поморщившись, пояснил Джокер, желая поскорее смыть с себя отвратительный запах наркотиков и других, куда менее приятных вещей.       Верго понятливо кивнул, не заметив ничего под шубой, а его капитан прямиком направился в свою каюту, где находилась его личная душевая. Положив футляр с очками на комод и связавшись с Мэбом по ден-ден муши, чтобы явился, чувствующий как ноют раны Дофламинго рывком сорвал с себя галстук и зашёл в смежное помещение. Изорванная и окровавленная одежда комом полетела на выложенный мраморной плиткой пол. Встав под упругие струи воды, что розовели, смывая кровь, и вновь согнувшись в три погибели, чтобы не получить лейкой по макушке, Дофламинго чётко осознал уже привычную вещь — его рост снова увеличился. В последний раз, когда он его измерял, тот был чуть больше двух с половиной метров. Такими темпами он скоро перерастёт Диаманте. — Твою ж!.. — шипя, выругался мужчина, едва не ткнув себе в глаз лейкой.       Он очень надеялся, что это был последний скачок роста: начать понимать погибшего брата с его неуклюжестью Доффи не очень хотелось. Или это наследственное?Усмехнувшись, он вскоре выключил воду и вышел в каюту, на ходу оборачиваясь полотенцем. Очередная бесполезная норма приличия. Мокрые волосы приятно охлаждали голову, перегревшуюся на летнем солнце. Он их даже не сушил, чувствуя, как мурашки щекотят спину, по которой стекали капельки воды.       Кое-как надев брюки, позволив пришедшему Мэбу перебинтовать свежую рану и пошипеть, Дофламинго отослал старика прочь и забрал с собой футляр, чтобы направиться в сторону камбуза, на ходу застёгивая пуговицы рубашки. За столом собралась уже вся Семья, коротая минуты ожидания за беседой. — Как прошла встреча, Доффи? — с порога спросил Диаманте.       Дофламинго довольно рассмеялся и, обойдя стол, сел на своё место, откидываясь на спинку кресла. — Сделки не состоится, но я полон впечатлений, — придвинув к себе приглянувшееся блюдо с помощью нитей, он поинтересовался. — Расскажите лучше, что с Длинноногим? — Да Дьявол бы его побрал!!! Он хочет отдать товар посреднику, какому-то Сеньору, а тот уже отправит все пушки дальше. Из-за этого нам придётся работать не напрямую. К тому же всё это будет происходить прямо под носом у Дозора! — оглушительно громко начал возмущаться Диаманте.       Дофламинго поморщился. Он сам терпеть не мог, когда в цепочку между продавцом и покупателем влезал кто-то помимо него самого, да и упоминание Морского Дозора не вселяло радости.       Сеньор, Сеньор… Где-то это прозвище недавно звучало… Вспомнить бы где.       Размышляя об этом, капитан краем уха прислушивался к странному разговору офицеров о кроликах, птицах и лосях, а ещё самовлюблённых детях, который постоянно прерывался весёлым хохотом Махвайса. Что на них нашло?.. Верго пока обсуждал с Диаманте риски, которые могут возникнуть во время предстоящей сделки. — Молодой Господин, — обратилась к нему Йола. — Мы ведь завтра днём отходим, да? — увидев утвердительный кивок, она несколько неуверенно продолжила, — нужно приобрести одежду и вещи для детей.       Дофламинго понял, о чём речь. — Деньги возьмёшь из общей кассы, ты ничем не ограничена, — заметив маниакальный блеск в глазах собеседницы, он предусмотрительно добавил: — Бери только предметы первой необходимости и два-три комплекта одежды. Всё остальное они уже самостоятельно на свой вкус выберут.       Раздался тяжкий вздох. Кажется, кто-то только что разочаровался в своём капитане.       Отодвинув пустую тарелку, Дофламинго встал из-за стола и, выйдя из камбуза, направился прямиком в сторону медблока. Предупредительно щёлкнув по двери, он, не ожидая ни секунды, зашёл внутрь и осмотрелся: в помещении был полумрак из-за недавно севшего солнца, а одинокая лампа у двери не могла разогнать тени. Подросток всё ещё не пришёл в себя, но показания приборов были в норме, а дыхание выровнялось: скоро должен очнуться. На левой койке, портя себе глаза, сидела Фортуна и читала какую-то книгу, уткнувшись в неё носом.       Увидев вошедшего, девочка рефлекторно вздрогнула и задрала голову. Тело сжато, точно пружина, того и гляди бросится. Дофламинго ясно видел причину.       Удар.       Она ждала удара.       В каюте повисла тишина. Не шевелясь, позволяя Фортуне самой успокоиться и осознать свою полную безопасность, он наблюдал за тем, как глазные яблоки девочки непроизвольно и часто-часто колеблются, от чего несколько расфокусированный взгляд бледно-голубых глаз выглядел ещё болезненней. Зрачки в слабом свете просвечивали розовым. Не просто светобоязнь, как упоминала Йола, а глазной альбинизм. Как следствие — нистагм, тортиколлис, отвратное зрение и ещё целый список побочных заболеваний, изрядно портящих жизнь. Дофламинго не требовалось и секунды, чтобы поставить найденышу этот диагноз, ведь, будучи сам его владельцем, пират знал о нём всё, что могла сказать современная медицина. Начиная от противопоказаний и заканчивая невозможностью медикаментозного или хирургического лечения. — Дофламинго-сан?.. — разлепляя тишину, нерешительно спросила Фортуна, явно чувствующая на себе внимательный взгляд. — Всё хорошо?       При этом она чуть запрокинула голову назад, наклонив её на плечо.       Так вот на что жаловалась команда — осознал Дофламинго. Им показалось, что «самовлюбленный ребёнок» смотрит свысока.       Обманчивое заблуждение, способствующее ложным выводам, если не видеть, что маятникообразные движения больных глаз практически полностью прекратились, и не связать позу с этим фактом. Дофламинго как никому было известно, какую подводу проблем тянул за собой глазной альбинизм. Одной из самых отвратных был нистагм — быстрые колебательные движения глазных яблок — а тот вызывал тортиколлис — неестественное положение головы, которое что сам Дофламинго, что Фортуна принимали непроизвольно, потому что так взгляд фокусировался в разы лучше, чем обычно, и глаза переставали «бегать». Вот и сейчас глаза Фортуны благодаря принятой позе застыли в спокойствии, позволив нормально рассмотреть собеседника.       На щеках «самовлюблённого ребёнка», который просто пытался видеть лучше, ярко алели пятна жара, и Дофламинго на миг нахмурился: последствия ранений? Они ему не нужны. Желая сразу же разобраться с этим вопросом, он мягко улыбнулся в ответ, присел на стул рядом с койкой и мурлыкнул: — Как себя чувствуешь? Йола или Мэб осматривали твои раны?       Фортуна как-то неясно пожала плечами и пробормотала: — Кто-то менял бинты, пока я спала днём. Потом в каюте пахло всякими травами. Мятой и ещё чем-то.       Значит, это был Мэб: старик вечно набивал свою трубку лекарственными травами, совершенно не признавая табак. Дофламинго достаточно доверял этому человеку, чтобы не задумываться о тонкостях здоровья подчинённых, поэтому спокойно кивнул и, достав футляр с очками, протянул его вздрогнувшей девочке. Та неожиданно замотала головой. — Не надо! — и для верности спрятала руки за спину.       Дофламинго слегка удивился: для него солнечные очки были спасением от симптомов глазного альбинизма, он их только на ночь и снимал.       Любопытно.       И неприятно. Он не привык к отказам. Впрочем, попробуем зайти с другой стороны.       Якобы приняв отказ девочки, он сам открыл футлярчик и вытащил оттуда изящные детские очки с тонкой серебристой оправой, в которую были вставлены сочно-вишнёвые линзы.       Красивые очки. Он долго выбирал. — Как жаль… А я хотел предложить тебе завтра сходить на площадь, посмотреть выступление театральной труппы, — расстроенно протянул он, крутя в руках хрупкую вещицу и пуская на стену солнечных зайчиков. — Ты вчера говорила, что всегда мечтала увидеть настоящий спектакль.       Девочка завороженно следила за разноцветными бликами и явно была расстроена сказанным. Уголки губ мужчины слегка приподнялись: не упрямься, котёнок, я тебя переупрямлю. — К тому же теперь ты можешь выходить на палубу тогда, когда захочешь, а не только ночью. Будешь обедать с Семьёй и вместе проводить время, — надавил он на самое больное место ребёнка, после чего ласково спросил, — как же ты хочешь делать это вслепую? — Мама не разрешала мне носить очки… — наконец, тихо пробормотала Фортуна, шмыгая носиком.       Прогресс.       Дофламинго, удовлетворённый тем, что у детской прихоти есть причина, поинтересовался: — Почему? — Потому что в них моё тело ещё больше похоже на Него. А Он был плохим. Вот так вот… — Ты поэтому говорила, что твоё тело – плохое? — понятливо протянул Дофламинго, начиная улавливать логическую цепочку. Сумасшедшая мамаша какая-то… — Да.       Спокойно глядя в лицо восьмилетнему ребёнку, он улыбнулся и произнёс: — Но разве твоя мать… не мертва?       Девочка даже не вздрогнула от этих бесчеловечных слов.       Горевала ли она о смерти своей матери вообще? Любила ли её? Ненавидела? Дофламинго понятия не имел, но прекрасно знал, что мёртвые не имеют права вмешиваться в дела живых. — Мама сгорела заживо, — безэмоционально произнесла Фортуна. — Она до последнего просила работорговцев вернуть ей дочку. — Не тебя? — понятливо хмыкнул он, на что девочка тихо-тихо истерично засмеялась, судорожно мотая головой и рвано твердя: — Нет, Дофламинго-сан… Я не семья, — всхлипнув, Фортуна резко дёрнулась, а её личико на миг искривилось. В следующее мгновение она уже как обычно улыбалась и твердила что-то неважное.       Слегка прищурившись, мужчина с лёгкой тенью удовольствия на лице следил за собеседницей, которой поразительно успешно удавалось пародировать здорового и счастливого ребёнка. Кто не знал о том, что у неё на спине только что вырезанная миаза, два свежих пулевых ранения и один подсыхающий рубец от гарпуна, тот легко поверил бы ей. Однако Дофламинго было нужно не это.       Одним движением пересев на край больничной койки, он перебил замешкавшегося ребёнка и, заботливо приподняв острое личико за подбородок, чутко произнёс: — У тебя что-то болит? Не стоит об этом молчать… Запомни, на этом корабле ты всегда будешь в безопасности, а я всегда помогу тебе. Здесь твоя семья, а ты её часть.       От непривычно нежных слов, произнесённых бархатистым голосом, Фортуна растерялась и попыталась что-то ответить, но Дофламинго лишь приложил палец к её сухим губам и шелковисто прошептал: — Ты устала… Оставим все серьёзные разговоры на завтра. Отныне ты в безопасности. Я рядом, а значит, тебе ничего не будет угрожать.       Бережно стерев покатившиеся из глаз ребёнка невольные слёзы, он положил ей в руки кожаный футляр и, сжав ледяные ладошки, так же мягко продолжил: — Сейчас я прикажу, чтобы к тебе пришёл врач, а завтра днём мы сходим в город. Посмотри спектакль.       Дождавшись от Фортуны серии робких кивков, Дофламинго нежно улыбнулся и встал с постели. Только развернувшись спиной к ней, он позволили себе привычный безумный оскал: ему нужна была абсолютная преданность столь потенциального создания. Её безотказность, её доверие и её обожание.       Это много. Но на меньшее Джокер и не разменивался.