Сложные дети

      Укачивало. Стараясь абстрагироваться от неприятных ощущений, которые вызывала поездка в ландо по каменистой дороге, Гладиус поправил наушники и демонстративно закрыл глаза. Его здесь нет. Нет его. — …адиус! — он никого не слышит. Йолу тем более. — Гла!.. сними наушники! — ля-ляля-ля-ля!       Звук резко оборвался. — Что за?! — выразительно посмотрев на сидящего слева Вайса, который внаглую стащил с его головы средство спасения от внешнего мира, Гладиус состроил непонимающую рожу.       Как бы в смысле?!       Пока парень грозно сверкал глазами, сидящий напротив Сеньор произнёс: — Наклонись-ка.       Недовольно сделав, что просят, Гладиус косил глаза, смотря, как ему поправляют наушники на шее так, чтобы они не мяли ворот пальто и рубашки. Раздалось тихое: — Мы все прекрасно понимаем, что «Йола» и «замкнутое пространство» понятия несовместимые и так далее, но нужно быть деликатней с дамами.       Пока Сеньор учил дующегося подростка этикету, Вайс успел беззастенчиво прислониться к дверце ландо и захрапеть, присоединившись к посапывающей в обе дырки Фортуне. У Гладиуса дёрнулся глаз. Блеск. Просто шик!       Стараясь не смотреть в сторону подпрыгивающей от нетерпения Йолы, которая сидела по диагонали и настойчиво ловила его взгляд, Гладиус не менее настойчиво ловил взгляд вернувшегося на своё место Сеньора. Тот, в свою очередь, деликатно старался не смотреть в сторону пялящегося ему прямо в глаза подростка. Гляделки, чтоб их! И всё было бы терпимо, если бы его не вынуждали остаться один на один с!.. — Гладиус, ты потанцуешь со мной на балу? — спросила огромная сосиска, из которой высовывалось светящееся от предвкушения лицо Йолы.       Переведя тоскливый взгляд на дизайнерское платье, выносящее мозг всем наблюдателям одним своим видом, парень брякнул: — Я тебя не знаю, женщина, — чтобы взвыть, когда ему по кости голени прилетел удар носком ботинка. — Твою мать, Сеньор, за что?!       Капец, а не деликатность!!! — За неуважение к прекрасному полу и неумение слушать старших, — флегматично ответил тот задохнувшемуся от несправедливости подростку.       Какое к чёрту неуважение?! Это ему говорит человек, который пил валидол кружками! Долбанными кру-ужками, после того как подпрыгивающая от радости Йола показала свой наряд на бал! Махвайс ржал так, что посуда звенела, а теперь дрыхнет! Так почему говорить о том, что эта сосиска на ножках достойна всех возможных комплиментов, должен именно Гладиус?!       Страдая, парень созерцал сидящую перед ним женщину, упакованную в вязаное нечто с круглой прорезью для лица и дырками для конечностей. Яркая шевелюра Йолы пряталась где-то внутри этого… этого ночного кошмара, но взамен неё розовый чехол был усыпан чем-то фосфоресцирующим.       Гладиус представлял, как в тёмном коридоре какой-нибудь несчастный мафиози наткнётся на огромную светящуюся сарделину с человеческим лицом и умрёт от разрыва сердца. Земля ему будет пухом. — Почему ты не могла выбрать что-нибудь… традиционное? — жалобно вякнул он, но, увидев на лице художницы высшую степень оскорбления, предпочёл заткнуться. Впрочем, было уже поздно.       «Спящий» Махвайс озвучил мысль самого подростка: — Ты избрал благородный путь, Гладиус: дать Йоле высказаться. Но в следующий раз учитывай, что мы находимся в замкнутом пространстве и выйти можем только в окно, и-ин. — Одежда — это один из способов самовыражения! — с придыханием воскликнула Йола, сделав эффектный пас рукой. — Свежая идея позволяет интерпретировать её вольно, она разрушает рамки мировосприятия и раскрывает границы сознания! Пусть концепт и недолговечен, но те мысли, что он внедряет в головы простых обывателей, живут долго!..       Судя по мрачным взглядам команды, самому Гладиусу жить осталось недолго. — Выбранная мной форма эллипсоида посылает во вселенную сигнал о том, что я открыта к общению, а шерсть!.. О, мы приехали.       Ландо остановилось. Мы приехали… Мы приехали!!! Всплакнувший от нежданно свалившегося на голову счастья парень выглядывал в окно, где уже виднелось огромное поместье Алхимика, освещённое яркими огнями. Снаружи слышался женский смех, весёлые разговоры и топот ног гостей, спешивших на закрытый благотворительный вечер.       Йола толкнула дремлющую в самом углу Фортуну, которая для только что проснувшегося ребёнка выглядела слишком бодро. Заметив, Гладиуса, испепеляющего её весьма выразительным взглядом, малявка высунула кончик языка и захихикала. Вот зараза! Сеньор вышел первым, предусмотрительно открыв дверь для остальных офицеров. Только-только почуяв запах свободы, подросток уже собирался было первым ломануться на выход, но за спиной раздались слова: — Так что ты всё-таки думаешь? — не унималась Йола, явно нарываясь на комплимент, однако их Гладиус делать не умел, так что: — Думаю, стоит зашить все дырки, — искренне посоветовал он, стоя на низком старте, наполовину высунувшись из ландо. — Тогда это будет идеальный эллипсоид, который покажет твою открытость к общению и, ау-у-у!..       Нос, за который Сеньор вытащил его наружу, резко заныл, так что быстро осознавший свою ошибку Гладиус гнусаво поправился: — Но в пг-гинципе и таг-г сойдёт. — Прекрасно! — громко воскликнула Йола. — Время блистать! — оттолкнув зависшего парня в сторону, она вышла из ландо как королева.       Купаясь в охреневающих взглядах других гостей, как в майонезе, пиратка направила стопы в шарообразных тапочках к поместью, искренне наслаждаясь происходящим. В её тени шли остальные офицеры, включая Верго, который ехал в отдельно от всех. — Йола похожа на ледокол. Р-раз! И нет очереди, — улыбаясь, отметила подпрыгнувшая от смеха Фортуна. — Конечно! Все просто разбегаются, — фыркнул парень и добавил: — Вдруг это заразно? — У-у-у, зато оригинально! — выпятила Фортуна губу, на что Гладиус едко бросил: — Да не то слово!       Сзади к ним подошли старшие офицеры, которые, посмеиваясь, наблюдали за реакцией приглашённых. Семья умела производить впечатление — это Гладиус понял почти сразу же после вступления в неё — однако порой она производила настоящий фурор. — Я не удивляюсь, почему Молодой Господин остался на корабле, — буркнул он. — Такое позорище на всю жизнь. — Ты слишком зацикливаешься на том, что выбивается из привычных тебе рамок, и-ин! — усмехнувшись, произнёс Вайс. — Конечно! — воскликнул подросток, всплеснув руками. — Блин, да Йола выглядит так, как будто она!.. Как не знаю кто! — Сумасшедшая? Умственно отсталая? — начал легкомысленно набрасывать варианты Махвайс.       Гладиус от такой трактовки своих слов аж запнулся! Шокировано повернув лицо в сторону преспокойного Вайса, он быстро опомнился и разве что не прошипел: — Ты шутишь, нет конечно! Я этого не говорил!!! Я знаю Йолу и знаю, что!.. — Что? Определись, Гладиус. — Не важно, — замял притихший парень тему. Запал потух.       Это было слишком личным. Он знал, что именно благодаря поддержке Йолы научился жить дальше. Смог начать, не боясь, смотреться в зеркало, принять себя таким, каким стал. Перестать каждую ночь реветь в подушку, вспоминая родителей и дом. Гладиус чувствовал поддержку всей семьи, но именно Йола помогла ему встать на ноги и пойти дальше. Безумная в своих идеях, яркая, наглая и бесконечно преданная команде Йола. — Тогда научись принимать близких такими, какие они есть, и будет тебе счастье, — подвёл итог Махвайс и дополнил: — А теперь голову выше, плечи расправь и попытайся не потеряться на фоне нашей незабываемой ведущей!       Глядя на то, как служанки на входе пытаются определить, как именно им обращаться к подошедшей гостье, и ищут помощи у Верго, Гладиус хотел было задуматься о сказанном, но ему не дали. Махвайс, пользуясь отсутствием начальства, хлопнул подростка по плечу и доверительно прошептал: — Хочешь знать, почему на самом деле Молодой Господин не отправился на благотворительный вечер? — парень кивнул, а втихаря посмеивающийся Вайс пояснил: — Потому что находиться в тени мутировавшей куколки шелкопряда было бы ударом по его гордости.       Подавившийся смешком Сеньор попытался было привести приятеля в чувство: — Вайс, не на людях, — качая головой, произнёс он, но Махвайс только расхохотался и по-доброму произнёс: — Да будет тебе! Я же просто шучу. Все мы знаем, что Молодой Господин слишком любит, когда всё внимание приковано к нему одному, а сегодня его явно бы даже не заметили. — Скажи ещё, что он обиделся бы, — с полуулыбкой спросил Сеньор, но собеседник уже не успел сострить в ответ.       Они подошли к крыльцу. Стоило только команде разобраться с пригласительными и переступить порог поместья, как атмосфера праздника накрыла с головой! Из правого крыла, где уже начался праздничный бал, раздавались голоса и смех. Пение скрипки перемежалось хрустальным звоном клавиш фортепиано! В открытом дверном проёме мелькали цветные юбки, чернели фраки!       Потерявшийся от всего этого шума и света Гладиус резко развернулся!.. — Ох! — П-простите! — подскочив к упавшей на пол девушке, он бездумно схватил её за руку и резко поднял на ноги. — Я!.. Вы не ушибись, нет?!       Дьявол, почему он такой неуклюжий?! Быстро выдернув свою руку из его хватки, незнакомка втянула голову в плечи и осмотрелась по сторонам. Чрезмерно пышный, перегруженный богатой отделкой наряд подчеркивал изящество её прелестной головки и стройной фигурки. Смутившийся такой реакции парень хотел было уточнить: — Вы?.. — Всё в порядке! — воскликнула девушка, подхватывая шуршащие юбки и отскакивая от него, как ошпаренная. — Наслаждайтесь вечером!       Попятившись, она резко развернулась и убежала в бальный зал. Гладиус с силой сжал зубы. Прекрасно. Просто великолепно. Он такой урод, что женщинам даже находиться в его общества противно, не то что за руку подержаться. Глядя на свою ладонь в митенке, он натянул укороченные пальцы почти до тёмно-серых ногтей и поставил воротник рубашки под наушниками так, чтобы он закрывал шею. На душе стало паршиво. — Сэр? — уважительно обратился один из лакеев к недовольно сощурившемуся пирату. Заметив, что его слушают, почтенного вида старик вежливо продолжил: — Я посмею уведомить вас, что в восточном крыле есть залы для игр в карты и бильярда.       Навостривший уши Сеньор, который до этого уточнял последние нюансы у Верго, встал в стойку и, подойдя ближе, поинтересовался: — Есть игроки в покер? Блэкджек? Баккару? — Разумеется, сэр, но большинство предпочитает первый вариант и вист, — кивнул ему лакей. — Вас отвести? — Да, пожалуй.       Обернувшись вполоборота, Сеньор жестами показал остальной части команды, что они пойдут в игровые залы. Верго явно нехотя кивнул, и пока остальные офицеры не поняли всей величины подставы, Сеньор и Гладиус умчались в темпе вальса за показывающим дорогу лакеем. Бильярд и покер не ждали. — Махвайс нас убьёт, — пробормотал парень, через плечо смотря на то, как Йола убегает на танцпол. Махвайс, которого она тащила с собой на буксире, чиркнул рукой по шее, намекая вовремя свалившим накама на их дальнейшую судьбу. Махнув бедняге рукой, Сеньор щёлкнул зажигалкой и с усмешкой ответил уже Гладиусу: — Главное, ему потом подольше на глаза не показываться, — наклонившись ближе к парню, он вполголоса произнёс: — Забудь о произошедшем в вестибюле. Это была женщина Алхимика.       Удивлённо моргнув, подросток обернулся к идущему сзади Сеньору. Тот явно был слегка обеспокоен. Не совсем понимая суть произошедшего, Гладиус переспросил: — Я что-то не так сделал? — Можно и так сказать, — усмехнувшись, ответил мужчина, на ходу здороваясь с кем-то из старых знакомых. — Ты проявил недвусмысленный интерес к чужой женщине, а это в Подполье является одним из главных табу.       Обиду как ветром сдуло. Стараясь идти ближе к Сеньору, чтобы не потеряться среди лавирующих в коридоре гостей и слуг, Гладиус сразу же предпочёл уточнить: — Что мне за это будет? — Тебе — ничего, — тут же ответил опытный подпольщик, однако, завернув за угол вслед за лакеем, уточнил: — Видно, что тебе ещё не хватает опыта и ты сам не понял, что произошло, но в следующий раз будь осторожней: такие обиды смываются кровью.

***

      Когда Гладиус с Сеньором скрылись за поворотом, найдя идеальный момент, для того чтобы втихаря смыться, я хихикнула. Бедный-бедный Вайс. Его оставили одного на растерзание Йолы, которая светилась от предвкушения того, как будет танцевать до упаду.       Гости, только-только переставшие шептаться по поводу произошедшего, потихоньку расходились, но остыть ещё не успели. Да уж, Гладиус в этот раз накосячил по-крупному. Бывает. Исподтишка глядя на хмурящегося Верго-сана, я представляла, сколько у него сегодня будет забот и хлопот, чтобы отбелить имя нашего чудика, которого теперь вполне могли пристрелить за первым же поворотом.       Вряд ли Гладиус вообще когда-нибудь узнает о том, сколько раз Семье приходилось просить прощения, а то и просто убивать особо обидчивых типов за его невольные промашки и сколько раз ей в будущем ещё придётся это делать.       Я и сама за это время убила двоих подосланных людей, после того как он в очередной раз вспылил на переговорах. В тот раз разбор полётов ему устроил лично отец, хотя обычно хватало Пики-сана или Сеньора. Наш тепличный цветочек, будучи всю жизнь бесконечно далёким от Подполья, совершенно не разбирался в местных законах и правилах, хотя мне всегда казалось, что они безумно простые.       Периодическая головомойка на тему, что можно и нельзя, потихоньку начинала давать плоды, вот только запас граблей на пути Гладиуса был неисчерпаем. Он налетал на них с разбега, отправляясь в нокаут, по особо полюбившимся топтался до сотрясения головного мозга, а на некоторые особо ядрёные прыгал с гиканьем и свистом, так что потом по маковкам прилетало ещё половине команды. Эх!..       Поймав взгляд наставника, я вытянулась в струнку и невольно оправила пышное шёлковое платьице, проверяя, не видно ли посторонним ничего. Вроде нет. Рассыпать документы, спрятанные в подкладке юбки, прямо посреди коридора ой-ой-ой как не хотелось!       Войдя в бальный зал, нам пришлось почти сразу же уйти в сторону: танцующие пары грозили сбить любого встречного, если он оказывался у них на пути! Странная музыка, которую отец называл классической, лилась с оркестрового балкона. Я крутила головой туда-сюда, не в силах закрыть рот. Как же здесь красиво! Как красиво!       Гигантские золотые люстры с горящими свечками, картины прямо на потолке, всякие завитушки из глины! Блестящие, почти скользкие полы напоминали зеркало — в них можно было смотреться, а вдоль обитых шёлком стен стояли накрытые столы, так что у меня потекли слюнки. Ва-ау!       На танцполе в это время из-за Йолы и Махвайса образовался затор: гости, малость шокированные появлением в их адекватных рядах явных неадекватов, сбились с привычного ритма в кучку. — Кого я вижу! Верго!       К нам подошла компания из хозяина вечера, который вёл за талию девушку, столкнувшуюся в коридоре с Гладиусом, и одного из его людей. Вежливо кивая, трое мужчин обменялись приветствиями, а я неотрывно смотрела на лицо любовницы Алхимика, где под толстым слоем косметики виднелись следы совсем-совсем свежих побоев. Неаккуратность Гладиуса ударила не только по нему одному. — Рад, что ты смог заскочить, — добродушно улыбался главный соперник отца, говоря громче из-за музыки и уводя нашу компанию в сторону от танцующих пар. — Джокер так внезапно отказался, что я даже несколько расстроился.       Глядя на абсолютно обыкновенного мужчину в полосатом костюме-тройке, я пыталась найти у него хоть одну яркую черту, но не могла. Глаз ни за что не цеплялся. Он соскальзывал с серого образа, что забывался почти мгновенно.       Такого никто не вспомнит.       Никто не заметит.       Такой убьёт, и его никто никогда не найдёт. Алхимик был идеальным преступником. И это к нему в кабинет я должна незаметно пробраться и подложить документы? В горле встал комок. — Сами знаете, как внезапно порой требуется перевозчик, — вежливо пояснил Верго, глядя на слегка скривившегося наркоброкера. Конечно. Ему наступили прямо на больную мозоль. — И то верно, — вежливо согласился тот и, подозвав официанта с бокалами, посмотрел вниз. — А здесь у нас кто?       Алхимик смотрел поверх моей головы, куда-то мимо. Тело невольно вздрогнуло. Оно помнило этот взгляд. Когда на тебя смотрят и не видят, потому что не хотят видеть. Так всегда смотрела мама. — Это ведь Фортуна-чан, да? — Да! — голосок чужой, тонкий, почти рвётся. Я сама его не узнаю.       Верго, заметив, что ему машет Махвайс, извинился и ненадолго отошёл, оставляя меня одну в акульей стае. Острый угол бумаги в колыхнувшейся юбке упёрся под коленку.       Высокий франт с тонкими усиками прямо под мясистым носом с раздувающимися ноздрями, стоящий по левую руку от Алхимика, сначала внимательно разглядывал меня, а потом внезапно открыл рот: — Скажи мне кто-нибудь, что такой гордец, как Джокер, обзаведётся дочкой от дозорной шлю!.. — Дьюк, — обрывает его босс, хотя сам усмехается. Ему весело. Всем весело. Это же так смешно, почти что клоунада! — Не надо. Я бы пожал Джокеру руку: соблазнить дозорную-капитаншу — надо очень и очень постараться. Это правда, что твоя мама дезертировала из Дозора?       Я смущённо заковыряла паркет носочком атласной туфельки, тихонько бормоча: — Когда узнала, что от отца беременна, так сразу же и сбежала на Гранд Лайн, — простая легенда для окружающих, выдуманная отцом на коленке, в очередной раз за последние месяцы срывается с губ. — Она мне только перед смертью сказала, кто мой отец… откуда он. А я его всегда найти хотела, вот так вот.       Чужая любовница смотрит на меня с жалостью, подпольщики — с издевательской насмешкой. Они верят моим словам и даже больше. Они знают правду.       Мелодия сменилась, а пар стало меньше: большинство хотело отдохнуть после первого длинного танца. — Молли? — нежно обратился Алхимик к своей пышно одетой любовнице и, увидев её скромный кивок, добродушно попрощался: — Оставляю вас, юная леди. Не скучайте.       Это вряд ли.       Проводив хозяина взглядом, Дьюк отпил глоток из своего бокала и поинтересовался у меня: — Не пойдёшь танцевать? Среди других гостей, кажется, была парочка детей твоего возраста.       Равнодушные рыбьи глаза ощупывали моё лицо, стремясь залезть под кожу. Замотав головой так, что завитые колечки волос забили по пылающим щёкам, я услышала: — Неужели не умеешь? Какой пробел в образовании!       Разведя ручками, тяжко-тяжко вздохнула и, вспомнив однажды брошенные слова Трэбола, отшутилась: — Не умею. Брак производства, так сказать.       Усмехнувшийся мафиози бросил в ответ: — Не расстраивайся, от дефектных людей тоже бывает польза, главное — их правильно использовать.       К горлу подкатила горькая-горькая желчь. Я невольно сглотнула, не до конца понимая сказанное. Дефектная? Я — дефектная? Тогда, услышав эти брошенные вскользь слова лидера про производственный брак, я подумала, что он шутит, а!.. Задумчиво затихнув, я продолжила глупо улыбаться и молча выводить носочком красивой-красивой туфельки узоры на полу. Интересно, а почему я дефектная? Из-за отц?..       Что? Натянутая до предела кожа на растянутых в улыбке губах лопнула. Нога замерла. О чём… о чём я вообще думаю? Да как я?.. так об отце… О Нём!.. Не просто дефектная. Неблагодарная. Неблагодарная!!! Да как так думать смеешь?!       Всё! Всё, что у тебя сейчас есть — дал отец! Скрючившиеся пальчики нервно затеребили кружевной рукав платьица… Прекрасного кукольного платьица, которыми теперь был полон мой шкаф! Раньше я могла лишь мечтательно глазеть на нечто подобное из-за стёкол витрин и чёрной завистью завидовать Ханако, которой мама сама шила прекрасные наряды.       А теперь я!.. Я! Я-я-я могу одеваться как самая настоящая принцесса, могу купить себе любую одежду! Я больше не заворачиваюсь в вонючие тряпки с помойки, не стаскиваю целые обноски с трупа, как была вынуждена делать, когда приплыла в Норд Блю без денег, без вещей, без всего! И эти платья купил отец.       Я со слезами на глазах смотрела на оббитые носки изящных туфелек, которые испортила, постоянно шаркая ногами. Мне больше не приходится ходить босиком, стаптывая усталые ноги до кровавых мозолей, или заворачивать их в рваньё… И эти туфли купил отец.       Одежда, обувь, книжки! Игрушки, сласти, украшения! Браслеты и серёжки, колечки и заколки! Красивые до безумия и настолько же дорогие. Мне достаточно лишь бросить взгляд на витрину, чтобы желаемое оказалось в моих руках, чтобы отец купил это! Купил мне. Просто так, не говоря ни слова о цене, о деньгах, не требуя ничего взамен!       Он не просил ничего, не принимал никаких благодарностей! Он не позволял мне даже заикаться о них, уверяя, что это его родительский долг. Что это его святая обязанность — давать мне то, что я только пожелаю. Разве это не сказка?.. Отец ни разу не сказал мне ни слова упрёка, не повысил голос, не отругал за глупость! Он ни разу не поднял на меня руку!!! Даже не замахнулся! Бесконечно добрый и ласковый… Он только давал! Только дарил всё, чего мне так не доставало, о чём я мечтала!       Только это неправильно, так не должно быть! Услуга за услугу, иначе никак, не бывает! Было настолько стыдно! От собственной неблагодарности хотелось разрыдаться!!! Так как я смею думать о чём-то подобном, хулить отца?! Как смею быть чем-то недовольна?!       Пальцы сжались до онемения. Если бы только он попросил! Если бы только!.. Я бы сделала всё! Всё-всё-всё!!! Тут же! Не думая, не сомневаясь! Лишь бы хоть на капельку перестать чувствовать себя обязанной… Мучительно осознавать, что я в неотплатном долгу перед отцом до конца своих дней. До самой смерти. — …ртуна? — раздался повышенный голос Верго-сана. Задрав голову, я посмотрела на внезапно оказавшегося рядом наставника, который чётко произнёс кодовую фразу: — Можешь погулять одна, чтобы не скучать.       Понятливо закивав, я рыбкой нырнула меж гостей. Яркие платья и блестящие под светом бесчисленных ламп украшения! Со всех сторон слышался весёлый разговор, восклицания и вспышки заразительного смеха! Хохочущие дамы в разноцветных платьях весело общались с подругами, кокетничали с мужчинами.       Вдалеке виднелась дверь, что вела из зала в жилые покои, где для гостей организовали комнаты отдыха. Так было на карте. Так было!       Пёстрые юбки кружились! Мир вертелся-вертелся-вертелся в ритме карнавала! — Сколько лет тебя не видел! Всё ещё горбатишься на своих шахтах? — Да куда ж я с них денусь? Приходится!       Стоящие рядом с ними богатеи с нескрываемым почтением прислушивались к звону прозвучавших вслед цифр.       Огибая группки гостей, я с кем-то быстро и звонко здоровалась и тут же ныряла в душную шумную толпу! — Милый, я так хочу тебя кое с кем познакомить! Девушка — загляденье: красивая, добрая, а какая хохотушка!.. — Идём-ка!       Музыка звенела, кто-то неосторожно толкнул меня ногой! Ослепительный свет ламп отражался в бесчисленных украшениях, в нескончаемых графинах, фужерах и бокалах!!! Повизгивающая от удовольствия скрипка напоминала скачущего вокруг щенка!       Тишина оглушила. Оглушила… — Ха, ха, ха… — воздух вырывался из лёгких с тихим хрипом, голова кружилась… Шум праздника жизни остался позади.       Стоя в полутёмном коридоре, я смотрела на длинную-длинную тень, которая начиналась прямо у моих ног и уходила вдаль, закрывая полоску неровного красного света. По лбу катились крохотные капельки пота.       Оглянувшись назад на приоткрытую дверь, за которой остался праздник, я решительно пошла в сторону кабинета Алхимика. Пока его нет, пока все веселятся, надо подложить на стол документы и тихо уйти. Я справлюсь, это просто! Совсем-совсем просто! Нащупала в манжете спрятанный дубликат ключа и, порой оглядываясь, дошла до мраморной лестницы на второй этаж.       В тишине послышались чьи-то шаги, так что мне пришлось спрятаться в тени. Мимо прошла пара гостей, о чём-то тихо переговариваясь, и скрылась в направлении бального зала. Пустой холл накрыла тишина.       Оглядевшись, я начала быстро взбегать по ступенькам. Раз-два, раз-два! Приглушённые шажки отражались от стен, горящие через одну лампы бросали двойные тени, играя кружевом на полу. Невесомые бумаги в подоле платья на каждом шаге утыкались мне в ноги своими уголками.       Выйдя в длинную картинную галерею, чья левая стена сплошь состояла из огромных окон, я пошла сквозь неё, мельком разглядывая развешанные на второй стене картины. Света здесь не было. В абсолютной тишине раздавались лишь мои тихие шаги, шелест ветра за окнами и начавшийся ледяной дождь. Его капли накладывали на галерею огромные, стекающие чернилами тени. Признанные шедевры искусства сменяли друг друга блёклой и однообразной лентой пейзажей городов и портов, лесов и полей.       Внезапно глаз за что-то зацепился. Невольно остановившись напротив одной из картин, я принялась её рассматривать. Что-то в ней смущало, но я не могла понять, что именно… Сняв очки, прищурилась. Тихо шумящий за окном дождь погружал галерею в полутьму.       Я с трудом различила на полотне поляну, цветочки и порхающих бабочек. Красивые, на махаонов похожи, вот только это не махаоны. Нет, это не махаоны… Подойдя к картине почти вплотную, задрала голову вверх, пытаясь понять, а…       Где трупы? Это ведь бабочки-многоцветницы, они трупоеды!       В ушах шумел нескончаемый дождь, глухо барабанящий о стёкла, близко растущие деревья зашуршали мокрыми кронами по окнам. Густая трава на картине заколыхалась, обласканная порывами ветра. У бабочек-многоцветниц дрогнули крылышки. Шум в ушах нарастал, поглощая всё вокруг, мир завертелся-завертелся-завертелся, а я завороженно смотрела на колышущуюся траву, над которой порхали бабочки-трупоеды.       Единственный шаг прямо к картине. Эхо, точно тихий вздох умирающего, разнеслось по безжизненной галерее. Дрожащая рука потянулась к полотну, точно желая раскрыть заросли сочной травы. И там, в летней зелени, точно в толще моря, виднелось утопленное мёртвое тело. Моё тело. — Эта картина великолепна, согласна?       Откуда?!       Руку с выхваченным револьвером резко перехватывают. Сердце колотится в горле, ледяные пальцы крепко держат моё запястье и сжимаются почти до боли!.. Почти.       Перед глазами расплываются тёмные татуировки, покрывающие жилистые мужские руки, моё, моё тело штормит, ноги подкашиваются. — Это одна из девяти «Незаметных смертей» кисти Сандро Морте. Воистину бессмертное творение, — как ни в чём не бывало продолжил говорить Мон-Сен Жан и, по-змеиному не мигая, смотрел провалами глаз прямо в мои, распахнутые с перепугу. — Он был художником необычайного таланта, хотя его ранние творения не сравнятся с поздними, жалкой пародией, пускай большинство разницы и не заметит. Серия из девяти «Смертей» — единственная среди поздних достойна внимания, а на этом полотне ни одно растение не повторяется дважды, — льющийся голос успокаивал, тихо журча в ночной тишине, смешивался с шелестом дождя и шумом ветра. — Ты словно смотришь на бездонное море травы. Говорят, в нём можно утонуть. Уникально… Не правда ли?       Медленно отпустив мою руку, Мон-Сен Жан сделал шаг назад. Позволив мне спрятать оружие, точно ничего не произошло, он переспросил: — Так что ты об этом думаешь, а, Донкихот Карменита?       Сморщив носик, я повернулась всем телом к тонкокостному юноше, который с лёгкой, ничего не значащей полуулыбкой ожидал ответа, и неловко пожала плечиками. Если не считать того видения, где перед моими глазами лежал моё же собственный труп, я не была впечатлена, не видя в этой картине никакой ценности. Я вообще не видела ценности в искусстве. Кому оно нужно, когда в желудке урчит? Кому оно вообще нужно?       А ещё я не любила, когда меня называли полным «легальным» именем. Именем, которое отец сплёл из «Кармен», переделав его в традиционное королевское имя Дресс Розы. Вот только больше мне оно от этого нравиться не начало. И что такое Дресс Роза, я понятия не имела. — Это просто поляна, Жан-сан, такие везде есть, — невнятно пробубнила я, слушая, как тихий голосок эхом отдаётся от стен. — Зачем такие глупости рисовать? Можно ведь выйти из дома и всё это увидеть. Уж лучше что-то необычное, что-то сказочное!       Мой собеседник рассмеялся так, что звук рассыпался осколками по пустой галерее, наполняя её формой голоса. Поправив закатанные по локти рукава пиджака так, что змеящиеся по ним татуировки стали ещё заметней, Жан ответил вопросом на вопрос: — Значит, ты за экспрессионизм? Нравятся необычные формы и яркие краски? — с этими словами он шутливо бросил взгляд на моё лиловое платье с огромным жёлтым бантом, чьи кричащие цвета сейчас превратились в однообразную серую массу. — Нравятся, — брякнула я, не подумав. — Чем ярче краски, тем больше на тебя смотрят. — Любишь привлекать внимание, — со смешком произнёс торговец человеческими органами. Попал в яблочко. Обидно.       Повернувшись в сторону бального зала, я медленно пошла обратно, думая о том, как бы мне избавиться от собеседника, ещё раз попробовать добраться до нужного кабинета и потерять при этом немножко времени.       Тихо идущий рядом парень насвистывал что-то мелодичное, так что я то и дело скашивала на него любопытный взгляд. Невысокий субтильный юноша — чуть старше Гладиуса — в неброской одежде вне времени плохо вписывался в общую картину роскошного благотворительного бала. Хотя уверена, что для такого случая он даже приоделся, сняв заляпанный кровью разделочный фартук.       О Живодёре в Преступном Подполье Норд Блю мало кто не знал: вот только полезной информации о нём было крайне мало. Только имя с псевдонимом, страсть к искусству и тот факт, что он ходит под Могильщиком — одним из императоров Подполья. И да, конечно: привычка вскрывать людей заживо. Впрочем, как говорит отец, дело вкуса. Может, человека крики не раздражают, а может, он берушами пользуется? Кто знает.       За голову торговца органами была назначена награда в шестьдесят шесть миллионов, но Морской Дозор, настойчиво ищущий его во всех щелях, находил только уже давно покинутые им базы с множеством отбракованных фрагментов человеческих тел: очень уж Живодёр педантичен был в плане качества своего товара.       Уже спускаясь по лестнице, я поняла, что избавиться от конвоя не получится, так что, нацепив очки обратно на нос, поинтересовалась: — А откуда вы всё это знаете? О картинах? — Я меценат, — спокойно пояснил Мон-Сен Жан, а, увидев явное непонимание на моём лице, пояснил: — Безвозмездно финансирую культурные центры. Проще говоря, отдаю честно заработанные деньги на развитие искусства, именно поэтому меня сегодня и пригласили на бал.       Я захихикала. Жаль, что Йола этого не слышит: она бы оценила то, что деньги от нелегально добытых человеческих внутренностей тратятся на искусство. Впрочем, и мы здесь находились лишь потому, что отец вовремя вложил средства в защиту вымирающих птичек. Птички в итоге вымерли, не без помощи отца, желающего поскорее прекратить тратить деньги на ветер.       Невольно рассмеявшись, споткнулась о подол платья, так что чуть не полетела кувырком с лестницы! — Ва-ай! — Куда ж тебя!.. — выкрикнул Жан, хватая меня за подол юбки в последний момент. Цокнув языком, он перехватил моё неуклюжее тельце поперёк, ставя на ноги уже внизу. — А что такое культурные центры? Их много в Норд Блю? — чуть ли не подпрыгивая от любопытства, спросила я, крутясь вокруг Жана. — Много, — кивнул он. — Около сотни. Есть несколько картинных галерей и филармоний, пара десятков крупных лавок с музыкальными инструментами и товарами для живописи. Все они находятся под моим контролем.       Впереди показались приоткрытые двери в бальный зал, музыка и свет которого стелились прибрежной волной. Мой внезапный спутник подтолкнул меня внутрь мертвенно-ледяной рукой, так что я пискнула, и на прощание шепнул: — Не ходи больше одна в темноте, иначе однажды окажешься не там, куда шла.