Сложные дети

— Я не понимаю! — крик Фортуны оборвался скрипом медкойки. — Почему?! — Потому что от тебя требовалось подложить документы… — начал было медленно закипающий Верго, когда его перебили: — Я потеряла документы! Не могла же я с пустыми руками вернуться! — Не могла, а обязана была, — отрезал лидер. — Это неоправданный риск. — Нет, оправданный! — упрямо замотала Фортуна головой. — Оправданный! Я так уже делала!.. — Когда ты раньше так делала, ты только собой рисковала. Сейчас же под угрозой был не только план, но и вся Семья.       Открывшая было рот дочка осеклась. Расстроенно засопела и, начав дёргать только наложенные бинты, нахохлилась. И что с ней прикажете делать?       Дофламинго, стоящий за дверью медблока, в котором и разразился спор, устало опёрся плечом о стену коридора и потёр переносицу. Сил злиться не было. Просто физически не было. Он рассчитывал, что финальная часть плана пройдёт гладко и без эксцессов, и он сможет пойти спать после пяти бессонных дней, но жизнь внесла свои коррективы.       Фортуна мало того, что умудрилась потерять подложные документы, да ещё и вместо того, чтобы сообщить о произошедшем лидерам, которые могли стабилизировать ситуацию, ещё и предпочла действовать самостоятельно. Похвальная решимость, но безалаберное отношение. Как итог — ранение, проваленное задание и вероятный слив информации.       Понять, что именно было сказано Алхимику, пока не удавалось: сначала Фортуна была в обмороке из-за острой кровопотери и Мэб разве что не летал по медблоку, пытаясь вытащить её с того света, потом ей зашивали раскроенную напополам руку. С трудом приведя ученицу в сознание, Верго добился только искреннего непонимания обвинений, нервных криков и приближающейся истерики. И ноль полезной информации.       За дверьми вновь послышался шорох. Заглянув за неё, Дофламинго увидел, как Верго вытащил иглу из вены Фортуны и отодрал беспокойные пальцы от пропитавшейся кровью повязки со словами: — Не раздирай руку, сделаешь только хуже. Успокойся. Ведёшь себя отвратительно. — Неправда… — Не перебивай меня.       Силой отцепив скрючившиеся пальцы здоровой руки от бинтов, Верго продолжил: — Из-за твоего неуместного упрямства и самонадеянности операция на грани провала… — Она не на грани, всё хорошо! — в голосе Фортуны уже звучали слёзы. — Я всё сказала, всё! Чего вы ещё хотите?! — Я слышал, ты сказала, что пролив Инфанты под контролем Дозора… — Неправда! Я не сказала им правду, я сказала в точности так, как было написано в подложных документах!!! — продолжала из раза в раз повторять она. — Почему вы мне не верите?!       Дофламинго, уже размышлявший над тем, как им исправлять нарушенный сценарий, замер. Почему не верят? Хороший вопрос. А ведь действительно почему? — Потому что я не верю, что тебе мог поверить Алхимик, — с небольшой заминкой ответил успокоившийся Верго, который и сам, видимо, задумался над этим детским вопросом, попавшим не в бровь, а в глаз. — Вот почему.       За дверью воцарилась тишина. — Я же говорю, — прошептала Фортуна, убитая тем, что в её возможностях настолько сильно сомневаются. — Я так уже делала!.. Нужно просто сначала убедить человека в том, что ты говоришь правду! Вы меня даже слушать не хотите, Верго-сан. Даже не слушаете, что я вам говорю. Отец так никогда не поступает, он всегда слышит меня…       Оу. Как трогательно.       Впрочем, а ведь это идея!       Скрипнула дверь… — Верго, посмотри, до чего ты её довёл! — воскликнул Дофламинго, ворвавшись в медблок и с трудом восстанавливая сбившееся дыхание. — Разве я не просил дать ребёнку отдохнуть?!       Старый приятель, давно привыкший к подобным рокировкам и неожиданным «забытым просьбам», лишь слегка удивлённо приподнял брови. Да, Дофламинго помнил, что не должен вмешиваться, но кого это сейчас волнует? Ставки изменились. — Никуда меня не довели, я в порядке! — воскликнула Фортуна, спешно стирая с лица слёзы.       Вот только смотрела она на прибежавшего отца с такой неподдельной благодарностью, точно он был олицетворением её надежды, точно он её из лап дракона спас! Дофламинго нежно улыбнулся. Да. То, что надо. — Отец, вы торопились? Что-то… правда пошло не так? — в тонком голосе мелькнула паника, едва скрытая за искренним беспокойством.       Присев около занятой кушетки на стул, Дофламинго чуть рвано выдохнул и, смахнув со лба сбившиеся после воображаемого бега прядки, мягко ответил: — Всё идёт точно, как мы задумывали. Я лишь хотел поскорее закончить раздавать распоряжения и посмотреть как ты. Что у вас тут произошло? — Верго-сан мне не верит! — тут же сдала своего наставника Фортуна и разве что не высунула язык. — Он не верит, что я могла обмануть Алхимика, рассказав ему сначала правду о том, что он и так уже знал, потом об украденных картах!.. — О каких картах? — переспросил Верго. Ситуация принимала неожиданный оборот, а обрадовавшаяся дочка подскочила на кровати, напрочь забыв про всё остальное: — Вот видите-видите! Вы не знаете всего!       Судорожно глотая воздух и размахивая руками, Фортуна начала сбивчиво пояснять, что же на самом деле произошло за закрытыми дверями кабинета Алхимика: — Я сначала прокралась в кабинет, включила глушилку, поняла, что документы потеряла, прочитала документы Алхимика, чтобы он мне поверил, потом вернулась, выключила глушилку и сделала вид, что украла карты, — сумасшедший поток информации врезался в уставший мозг Джокера точно таран, — а потом меня поймали! Только Алхимик-то меня видел с того момента, как я якобы выкрала карты!       Пытаясь поскорее добраться до сути и того, что Фортуна в итоге рассказала, Дофламинго уточнил: — Зачем такая долгая прелюдия? — Затем, чтобы он точно был уверен в правдивости моих слов! Чтобы он подумал, что карты — это моё настоящее задание, хотя карты у него паршивые! — щебетала дочка, нервно прижимая кровоточащую руку к груди. — Я сначала заработала доверие и только пото-о-ом уже слила ему дезинформацию!!! Я, как и надо, сказала всё наоборот! Что Птичий перешеек перехвачен Дозором, а вы убили Старого Слона! Теперь Алхимик, как вы и хотели, поплывёт прямо в руки Дозора, который убил этого старикана, а вы перехватите контроль над проливом Инфанты! — То есть?.. — То есть надо было сначала выслушать её, а не упрекать, — жёстко ответил Джокер провинившемуся подчинённому. — Выйди вон, — приказал он вставшему со своего места Верго.       Тот, в очередной раз беспрекословно приняв на себя роль мучителя и изверга, виновного во всех смертных грехах, покорился. Отойдя подальше от койки и пародируя выговор, Джокер вполголоса уточнил: — Срочно выйди на связь с Сеньором и передай остальным лидерам, чтобы продолжали действовать по изначальному плану. — Будет сделано. — И скажи Мэбу, что нужно ещё раз сделать перевязку! — уже вслух выкрикнул храбрый рыцарь, когда поверженный дракон понуро доплёлся до дверей башни-медблока.       Затихарившаяся принцесса-Фортуна смотрела на всё происходящее действо сияющими глазами, в которых плескался незамутнённый восторг, благодарность и восхищение маленькой девочки, мечтающей о сказке.       Когда за негодяем-драконом захлопнулась дверь, Доффи сел на краешек койки рядом с неловко улыбающейся дочкой. На губах мужчины промелькнула улыбка: он уже давно подобрал ключик к этому жадному до малейшей ласки ребёнку.       Каюту, где в углах таилась ночь, заполнял нежный золотистый рассвет. Предельно бережно положив ладонь на лоб Фортуны, её отец обеспокоенно вымолвил: — Ты ледяная, моя принцесса, — у растягивающей губы дочки едва заметно дрогнула улыбка, а бровки удивлённо встали домиком.       Легко-легко убрав прилипшие ко лбу прядки, Доффи бережно, воздушными движениями погладил Фортуну по опустившейся голове, по мягким, по-детски тонким волосам. Судя по дрожанию рук, швы на ране разошлись, и та беспокоила всё сильнее и сильнее. Наклонившись к самому ушку дочери, он доверительно прошептал: — Очень испугалась?       Тихонько всхлипнув, Фортуна мелко-мелко закивала. Из крепко зажмуренных глаз потекли слёзы. Настолько, значит. — О-о!.. — заботливо прижав к себе одной рукой задрожавшую всем телом дочку, Дофламинго расстроенно пробормотал. — Бедная моя девочка!..       Тонкие детские ручонки доверчиво обняли его за пояс, а в грудь беззащитно уткнулось заплаканное личико. Каюту наполнил тихий скулёж. Не сдержав довольной улыбки, Дофламинго опустил свободную руку на дрожащую спину разрыдавшейся от подобной заботы Фортуны. Ласково гладя её, он начал шептать: — Ну, ну!.. Всё закончилось, всё позади… Я рядом, и теперь всё будет хорошо…       Ласковое утреннее солнце пробудило ранних птиц, что тихо и звонко зачирикали на острове. — Тебе надо отдохнуть… — обеспокоенно прошептал Дофламинго, чувствуя, что рубашка на его груди стало мокрой от детских слёз. — Ты моя умница, всё сделала, со всем справилась!..       Судорожно закивавшая дочка ещё сильнее сжала его в объятиях, точно боялась, что любящий отец сейчас исчезнет. И привязанность рождалась не в разуме. В подсознании. На самой подкорке, на уровне инстинктов, безусловных рефлексов! Преданность, обожание и верность.       Пересадив засыпающего ребёнка к себе на колени, он продолжил шептать: — Ты моё сокровище… Моя принцесса… Моя маленькая храбрая птичка. Забудь о произошедшем. Это всё мелочи. Главное, что ты жива и скоро выздоровеешь, всё остальное не важно.       С безумной жадной надеждой взглянув ему в глаза, дочка судорожно переспросила: — Честно-честно?       Дофламинго положил на восковую щёку свою тёплую ладонь, которую мгновенно обхватили тонкие ледяные пальчики, и с лёгкой душой солгал: — Честно-честно.       Не успевшая ответить Фортуна смежила тяжёлые веки и провалилась в сон. Тихо стукнула трость, а следом раздался умилённый голос: — Идиллическая картина. Вы просто образцово-показательный отец, господин Дофламинго, — покачал головой вошедший Мэб, который явно слышал последние его реплики. — А как иначе? — фыркнул Доффи и, встав с койки, положил на неё Фортуну. По старческой шее терпеливо ожидающего медика шёлковой удавкой скользнула тонкая нить. — Ты слишком любишь ходить по самой грани моего терпения, Мэб. Будь осторожней.       Тот, подойдя к пациентке, начал снимать бинты, насквозь пропитавшиеся кровью и, чуть наклонив голову, уважительно ответил: — Вы правы, но… я никогда не посмею эту грань перейти, господин.       Дофламинго усмехнулся. Непосредственность врача, связанная с их действительно долгим знакомством, если порой и коробила его, то не настолько, чтобы принимать по поводу неё какие-либо меры, помимо тонких предупреждений. Лоренцо Мэб и правда идеально улавливал ту черту, за которую ему было смертельно опасно заходить. Этот старый кошак мог долго и с удовольствием топтаться на ней, махать задранным хвостом и нахально мяукать, но самоубийцей не был. Поэтому до сих пор был жив, здоров и при любимом деле.       Последний раз взглянув на спящую дочь, Дофламинго, слегка помахивая испорченной рубахой, чтобы на ней скорее высохли слёзы, лёгкой походкой направился к выходу. Пора заканчивать концерт, и так последний акт немилосердно растянули. Захлопнув дверь, он обратился к ссутулившемуся Сеньору, который, прислонившись к стене, курил рядом с дверью: — Только что от Алхимика? — Да. Верго-сан мне уже всё рассказал, — нахмурившись, Сеньор с силой сжал челюсти, чуть не перекусив сигарету пополам, и горько добавил: — Это моя вина. Всё случившееся. — Это вряд ли, — спокойно ответил Дофламинго, направившись в сторону кают-компании.       Мрачный офицер, знающий, насколько сильно его капитан любит свою дочку, понуро последовал следом. Совесть его явно всего изгрызла, но он не проронил ни слова, только слушая: — Я, конечно, просил тебя приглядывать за Фортуной по мере возможности, но ты ей всё же не нянька, — заранее предвидя ответ, Джокер продолжил: — Не спорю, ты мог бы предотвратить исполнение очередного самоубийственного плода её сумасшедшей фантазии, но тебя в него и не посвящали.       Взявшись за круглую ручку двери, он вошёл в пустующую каюту для отдыха и сел на диван, а рухнувший в кресло Сеньор запустил пальцы в волосы. На столе поджидал кофейник, которым не преминул воспользоваться уставший за вечер офицер.       Дождавшись, пока плечи Сеньора не расслабятся и он сам не отойдёт от произошедшего, Дофламинго посоветовал: — Тебе стоит вернуться к основной команде, не всё может идти по плану. Сам видишь.       Кивнувший Сеньор одним глотком допил кофе и напоследок спросил: — Зачем требовалось так переворачивать ситуацию с проливами? Вмешивать Дозор и Цуру, менять диспозиции… — Вице-адмирал Цуру была нужна затем, чтобы её руками убрать с арены моего главного соперника, — спокойно ответил капитан. — Ей галочка в отчёт за поимку двух подпольщиков, мне — весь западный наркотрафик Норд Блю и свободный проход через пролив Инфанты, куда флот ещё нескоро рискнёт сунуть свой нос. В конце концов, Цуру, как опытный хищник, отрывает от стада самых больных и старых, так что к нам она ещё нескоро сунется.       Взглянув на настенные часы, чьи стрелки приближались к восьми утра, Джокер переключил на них внимание заболтавшегося подчинённого, который, кивнув на прощание, вышел.       Сдавленно зевнув, Доффи улёгся на диване и, более-менее удобно устроив голову на широком подлокотнике, закрыл глаза. Мешающие лежать очки лёгким движением руки улетели куда-то на пол. Потом поднимет. Спать после стольких бессонных дней хотелось нечеловечески, а сил ползти в свою каюту не было. Это же нужно встать… куда-то идти… расправлять кровать… Позже как-нибудь переберётся. Через часик. Или два.       Дверь тихо приоткрылась, а следом в кают-кампанию почти беззвучно вошли. Навалившаяся на тело сонная нега не позволяла открыть глаза, но это было ни к чему: всех членов команды её капитан легко различал на слух.       Чуть скрипнул иллюминатор, впуская в душную каюту свежий, напоенный ночным дождём воздух и размеренный плеск волн. С лёгким шорохом закрылись занавески, и каюта погрузилась в мягкий полумрак. Упавшие очки с тихим стуком легли на столик рядом с диваном, а затем дверь закрылась: Верго направился к своей бедовой ученице.

***

      Холодно… Заживо замерзающее тело мечтает вновь очутиться в тёплых объятиях. Хочется плакать, хочется вновь уткнуться отцу в грудь, прямо к сердцу. Его биение успокаивает. Убаюкивает. Размеренный стук — точно мерная качка гамака, а тихий шёпот — приглушённый шум морских волн… Море всегда слышало меня, как и отец. Он всегда был на моей стороне, всегда слушал и слышал, смотрел и видел.       Он был единственным человеком в мире, рядом с которым я могла себе позволить быть ребёнком. Не казаться сильной. Не терпеть боль. Рядом с ним я имела право плакать, имела право ошибаться и знала, что это не станет моим смертным приговором! Насколько дорогого это стоит. И мне было не важно, насколько действительно дорого мне обойдётся ожившая сказка…       В ту ночь ударили первые ранние заморозки. Капитан позвал меня в свою каюту и слегка подрагивающим от волнения голосом признался мне в том, что он и есть мой родной отец. За окном падали звёзды, обращая мир в грёзу, ясная луна скрывалась за кружевными облаками. Неровные тени от её жемчужного света пятнами плыли по каюте, то таинственно затемняя печальное лицо капитана, то озаряя его неземным сиянием.       Он рассказал, как восемь лет назад на свою беду безответно влюбился в хрупкую чернокудрую прелестницу. Мадре была строптива и ветрена. Она ни слова не сказала о том, что состоит в браке, даря молодому пирату пустую надежду. Измучившись от неопределённости, от недомолвок и постоянных исчезновений, Дофламинго сделал то, за что корил себя всю оставшуюся жизнь: взял возлюбленную силой.       Море, как он винил себя за тот порыв чувств! Как страдал, когда на следующее утро Мадре в слезах убежала прочь!!! Мерзавец! Негодяй, подлец! Не в силах вытерпеть эту муку, презирающий сам себя, капитан покинул тот остров, надеясь забыться и забыть свою первую любовь. Однако сердцу не прикажешь, и спустя год влюблённый вернулся, но, о горе! Девушка бесследно исчезла из Норд Блю. Как несчастный ни пытался найти её, всё было тщетно…       Годы текли один за другим, лик прекрасной девы начал стираться из воспоминаний тоскующего отрока. Он напоминал себе о бессердечности и легкомысленности Мадре, о собственной нетерпеливости и горячности, о чудовищной ошибке и том, что его наверняка даже видеть теперь не хотят!.. Он уговаривал себя забыть Мадре! Наверняка она уже замужем, счастлива и любима! Память о первой любви покрылась пылью прошедших лет.       Взяв меня на свой корабль, Дофламинго-сан далеко не сразу осознал, какой дар подготовила ему Судьба! Удача ли? Везение? Он не знал ответа. Долгое время не мог себя заставить поверить, что после той безлунной ночи, когда даже звёзды стыдились озарить их ложе, милая Мадре невольно унесла под своим сердцем их общее дитя! Однако всё говорило в пользу этого.       Узнав о моей прошлой жизни, капитан окончательно уверился в истинности своей догадки, хоть и никак не мог поверить в то, что его избранница могла быть столь чёрства и алчна. Он не понимал её поступков! Он искренне не понимал!!! Дети не виновны в ошибках родителей — я не была виновна в его собственной ошибке, так почему?.. Почему мать со мной так обошлась?       Разочаровавшись, отец потерял к ней всякие остатки добрых чувств и поклялся дать мне всё то, чего я была лишена все эти годы.       Всё это время я стояла оглушённая, видя лишь сказочный лунный свет, льющийся из окон, невиданный мною прежде звёздопад и величественную фигуру на фоне ожившей сказки. Фигуру моего отца. Отца, о котором я и мечтать не смела…       Дофламинго-сан был в таком смятении, рассказывая мне свою историю! Порой, чтобы успокоиться, он судорожно глотал воздух и вслух корил себя за несдержанность: ведь он так неописуемо рад, что узнал правду! Я не знала, что делать. Я не знала, что думать. Я просто хотела… просто мечтала о!.. О несбыточном, о слишком хорошем для меня! И я сделала шаг назад.       Отец от перенапряжения бессильно рухнул в кресло и, стараясь скрыть своё волнение, слегка прикрыл лицо рукавом шубы. Болезненно вздохнув и опустив голову, он постарался незаметно вытереть одиноко скатившуюся по щеке слезу, что блеснула в лунном свете. Это было последней каплей.       Я разревелась в голос. Рыдала, рухнув на пол, и пыталась собрать воедино свой крошечный мир! Он рушился, крошился внутри меня! Рвались мышцы, дробились кости, но я была так счастлива! Так счастлива!!! Так хотела забыть враньё матери! Я мечтала похоронить её! Вырвать все воспоминания о ней, вырвать с корнем!!! Я не знала, не знала, как мне забыть её, просто желая верить в сказанную мне правду, верить человеку, который стал для меня всем, стал ожившей мечтой!!! Разве можно предать мечту?! Разве можно?..       Накрывшая меня тень сменилась сильными руками, что проворно обняли меня, словно захватывая в свой бархатный плен и скрывая от всего мира. Вкрадчивый голос ласково твердил, он убаюкивал, шептал, что отныне я в безопасности, в безопасности, в безопасности… Мне не о чем волноваться, ведь теперь мой отец рядом. Он рядом. Он смотрит на меня. Он меня любит. И сказка, рождённая звёздной ночью, стала явью.