Сложные дети

      Облачная ночь постепенно сменялась ветреным и пасмурным утром. Волны плескались так, что почти доставали до закрытых иллюминаторов женской каюты. Всё здесь было пропитано сном. Развалившись в кресле напротив туалетного столика Йолы, который был уставлен женскими зельями вечной молодости, Гладиус листал Мировые Экономические Вести.       Сами вести его не интересовали от слова совсем: всё внимание подростка было приковано к комиксам, которые шли в конце журнала. Потрясающая история об отважном воине моря Сора, который смело сражался с Джермой 66, чьё влияние в Норд Блю за последние месяцы невероятно усилилось. Диаманте упоминал, что комикс был основан на реальных историях героев Морского Дозора и предназначался для пропаганды его деятельности. Гладиусу было плевать: его интересовала Джерма. — Хочу обратно на Сабаоди… — хлюпнула заложенным носом сидящая на своей койке Фортуна, заставив его на секунду отвлечься. — Там всегда была весна. И тепло. И солнышко. И лёд я видела только в холодильнике. — Что поделать, зима близко, — вполголоса ответил Гладиус, не желая специально будить до сих пор спящую Йолу.       Сам он так и не понял, как такое может быть, чтобы на острове круглый год был один сезон. Из-за этого он мог только неловко посочувствовать мёрзнущей южанке. Зима в Норд Блю началась на славу, ударив с утра тридцатиградусным морозом. Корабль скрипел, стонал, доски были выстужены во всех нежилых отсеках, и от мороза, который из-за влажности становился в разы злее, было не скрыться. Холод на море был ужасен, и ещё хуже он оказался для самого Гладиуса.       Когда ещё только-только начала падать температура, стало ясно, что это смерть для его изувеченной кожи. Она просто не выдерживала мороза и, как предположил Мэб, жары тоже: тут же начинала сохнуть, покрываться глубокими трещинами и обильно кровоточить.       Последние дни даже вспоминать не хотелось: Гладиус ежедневно отдирал от себя присохшую окровавленную одежду, а кожа отрывалась вместе с ней. В итоге только вчера для него сшили специальный костюм, так что довольного подростка теперь можно было без страха отправлять хоть в Ледяной ад Импел Дауна.       Взгляд Гладиуса вернулся к старательно пыхтящей Фортуне, которая куталась в тёплое ватное одеяло и неуклюже натягивала на ноги разноцветные гетры. Пальцы на её правой руке постоянно цеплялись за нитки, застревали в петлях, и их приходилось вытаскивать. Мизинец, безымянный и средний: их отделял от остальной ладони длинный плотный рубец, огибающий кисть с обеих сторон.       После того как сняли швы и Фортуна получила возможность снова пользоваться раненой рукой, оказалось, что пальцы начали плохо подчиняться. Едва сгибались, ничего не держали и, по словам хозяйки, ничего не чувствовали. Мэб после полного обследования угрюмо резюмировал, что рука теперь нерабочая и практически бесполезная: разрыв нервов. Не лечится.       Гладиус и не понял бы, каким это стало для Фортуны ударом, не найди её в тот же вечер в оружейной, рыдающей и зажимающей рот изо всех сил, чтобы никто не услышал. С трудом успокоив дрожащую от слёз мелкую и пообещав, что Молодой Господин вовсе не выбросит её за слабость из Семьи, он со следующего же утра начал переучивать её в стрельбе на левшу. Остальные, видя, как Фортуна остро реагирует на полученное увечье, негласно решили не заострять на этом внимания и не напоминать о случившемся. Вот только что это меняло?       Качка усиливалась. Раздающееся с верхнего яруса койки сонное посапывание сменилось шевелением и вздохом. — Утречка, — бодро поздоровалась Фортуна с проснувшейся Йолой, чья встрёпанная голова с трудом оторвалась от подушки. Помятое лицо было явно недовольным. — Уже? — голос был сиплым ото сна. — Сколько времени? — Шесть утра, но вся команда уже на ногах, — ответил Гладиус, наконец находя нужный разворот.       Застонав, Йола рухнула лицом в подушку и невнятно пробурчала: — Не встану, ни за что не встану!.. — и, заскрипев кроватью, явно повернулась носом к стенке. — Мне сказали передать, когда ты проснёшься, чтобы ты быстрее одевалась и шла на верхнюю палубу, — сразу же решил закончить со своим заданием подросток, не отрывая взгляд от журнала. — Без меня ничего сделать не могут… — забубнила пригревшаяся было под одеялом Йола и, ссутулившись, села на постели. — Сам-то чего здесь сидишь? Надо, так разбудил бы меня уже давно. — Не бурчи, — отмахнулся подросток. — Мне сказали передать — я передал. — Ему скучно, — сдала его со всеми потрохами мелкая. — Погода плохая, нам сказали никуда не выходить. — Мне не скучно, это тебе скучно, — тут же запротестовал Гладиус, напоминая про то, с чего он вообще поплёлся в женскую каюту. — Кто-то всё утро ныл мне на ухо, что!.. — Так, всё, цыц, — шикнула на них слезающая с кровати Йола и, убирая с лица всклокоченные вьющиеся волосы, ушла в душевую.       Зашумела вода. — Я не ныла, — пошла на попятную Фортуна и гордо вскинула свой крошечный круглый нос, как она это умела. — Да как же, — фыркнул он, — рассказывай сказк!..       Прилетевшая в лицо подушка заглушила звуки. Глядя на мелкую неприлично довольную заразу, он вместо извинений услышал следующее: — Принеси мне какао с камбуза, ну пожа-а-алуйста! — Пф! Ещё чего! — Тебе сложно, что ли? Я замёрзла, — надулась мелкая и шмыгнула носиком. В Гладиусе шевельнулась совесть. Впрочем, лень оказалась сильнее: — Не принесу, а то ты в последние дни и так раскомандовалась.       Ахнувшая от такого заявления Фортуна, которая и правда наглела всё больше, мстительно сощурилась. Пользуясь тем, что Йола ещё плещется в душе, она заявила: — Принеси, иначе я расскажу всем о выпусках «Тойбоя», которые ты прячешь у себя в наволочке!       Вспыхнувший Гладиус только рот открыл. Да как она узнала о его порн!.. Журналах, он же их как зеницу ока прятал?! — Наглая… оборзевшая… тиранша, — не зная, как ещё назвать эту оторву, Гладиус захлопнул комиксы и пригрозил, — ты ни о чём не расскажешь, иначе Йола узнает о своих красках, которые ты вчера разбила, — видя, как вытягивается лицо мелкой, он протянул: — Да-а-а, а ты думала, у меня на тебя компромата не найдётся? — Ты не посмеешь! — Хочешь проверить? — А давай! — решила Фортуна взять его на слабо. — Спори-И-И! — корабль качнуло!       Её плечо треснулось о столбик кровати! Корабль завибрировал, пол под ногами закачался, чёрная вода с плеском омыла иллюминаторы! Выскочившая из душевой Йола рванула к шкафу за одеждой. — С юго-востока идёт шторм!!! — раздался оглушающий крик Махвайса. — Сила ветра — семь баллов!       Гладиус нахмурился. Шторм?       Побледневшая Фортуна мигом вскочила со своего места и рванула к иллюминаторам! Йола — за дверь!       С верхней палубы раздался вопль Диаманте: — Авр-р-рал!!! Все на верхнюю палубу! Проверить льяльные сетки, задраить горловины и люки, закрыть якорные клюзы!!!       Глядя на мечущуюся по каюте Фортуну, спешно и неуклюже закручивающую какие-то барашки на иллюминаторах, он спросил: — Что ты делаешь? — Шторм!!! — точно протрезвевшая Фортуна закричала так, что Гладиус вздрогнул, и, резко подняв на него глаза, она впилась полным ужаса взглядом. — Почему ты сидишь?!       Не дождавшись ответа, она вылетела за двери, по пути врезавшись в косяк. До сих пор плохо понимая, что происходит, Гладиус вышел в коридор, растерянно наблюдая, как перепуганная Фортуна носится по каютам как сумасшедшая.       Шторм, шторм… Это ведь просто ветер сильный и когда качает? Родившись на самой границе Калм Белта, Гладиус видел шторм только на картинках в детских книжках, где игрушечные кораблики взмывают на крутую волну, а ровно стоящий, улыбающийся капитан гордо указывает вперёд!       На лестнице раздался топот ног и громкий приказ Лао Джи: — Гладиус, за мной на палубу, джи!       Корабль качнуло! Гладиус, потеряв равновесие, шибанулся боком об стену! Какого чёрта?! Подскочившая к офицеру Фортуна закричала: — Лао Джи!.. — Тебе приказано не выходить на верхнюю палубу. Задраивай люки изнутри и проверь готовность водоотливных помп на нижней палубе. — Почему?! — завизжала девчонка, но её без церемоний заткнули: — Выполняй, что приказано! — рявкнул старый моряк. — Палуба обледенела, ветер — почти сорок узлов, и грозит вырасти до шестидесяти, волны идут под десять метров!!! Тебя снесёт в море!!!       Грубо схватив за шиворот дико тупящего парня, которому все эти цифры вообще ничего не говорили, Лао Джи потащил его в сторону лестницы наверх. — Почему она так напугана? — спросил Гладиус, когда съёжившаяся детская фигурка скрылась из поля зрения. Мрачный пират коротко ответил: — Потому что знает, что такое шторм.       Стоило только взбежать на верхнюю палубу, как моряков встретил шквальный ветер и ледяная крупа, что режущими осколками впивалась в ничем не защищённое лицо. Так вот почему им говорили на палубу не выходить… Остолбеневший Гладиус смотрел, как за бортом бушует на глазах чернеющее море! Сквозь завывания метели слышались голоса экипажа, раздающиеся с вантов!       Гребни волн разбивались о корабль, брызги взвивались в чёрное небо! Пенистые валы всё сильнее и сильнее врезались в борта! Корабль трещал, палуба вибрировала. — Лезь на ванты — нужно закрепить паруса!!!       Не понимая, что он делает, выдернутый из тепла мальчишка полез наверх, всеми силами цепляясь за скользкие тросы. Ледяной ветер впивался в горло при каждом вдохе, фигуры людей вокруг всё больше и больше поглощала тьма!       Перед глазами всплыла оставленная за задраенными дверьми Фортуна, дрожащая от страха, и слова Лао Джи: — Потому что знает, что такое шторм. — Тросы!!!       Раздавшийся крик слился с треском сломавшейся реи! Закреплённые паруса вырвались из канатов и захлопали на ветру!!! Судно повело в сторону! — Закрепить риф!!! — во всю глотку заорал Диаманте, безумными глазами смотря вверх.       Рвущиеся паруса кренили корабль! В небо взметнулись нити! Нет, не нити. Настоящие канаты, они схватили паруса, накрепко приматывая их к остаткам сломанной реи!       Гладиус перевёл взгляд на нос корабля, где сейчас, с трудом удерживаясь на ногах, виднелся вымокший насквозь капитан, а рядом стоял горбящийся Вайс, который судорожно ему что-то кричал.       Палуба наклонилась: корабль начал восходить на волну. Вцепившийся в ванты Гладиус смотрел, как горизонт меняется местом с небесами, а затем корабль рухнул в море!!! Всё тело окатило ледяными брызгами, ослабевшие руки чуть не выпустили тросы.       Спешно слезая с вантов, Гладиус едва стоял на ногах, не зная, что делать, куда бежать, за что хвататься! Сквозь завывания ветра и грохот волн слышалось только: — Перейти к штормованию!!!       Пенистые валы омывали скользкую палубу! Рокот волн, треск судна! Откуда-то издалека надрывался голос: — Тревога!!! Курсовой угол ветра — шестьдесят градусов!       Гладиус, диким глазами смотрящий на происходящее, был приведён в чувство Лао Джи, который закричал, перекрывая шум: — Хватайся за левый фальшборт!!! Быстро, джи! Будет крен!       В борт с грохотом ударила волна! Заложило уши, кто-то кричал! Едва успев добежать к левому борту, Гладиус вцепился в балясины и как раз вовремя! Корабль заскрипел и встал практически набок. — А-А-А! — крик вырвался сам.       Потерявший опору мальчишка в ужасе повис на одних руках, глядя в разверзшуюся под болтающимися ногами морскую бездну! Всё море было покрыто белыми хлопьями! Дыхание перехватило! — Дин! — кого-то из матросов смыло за борт!       Грохот, треск! С оглушительным плеском корабль вновь встал на киль! Тряхнуло, руки разжались, всё закружилось! Парение и падение!!! Он со всей дури влетел головой в бочку! В глазах потемнело, затошнило, горло драло! Мокрая одежда прилипла к телу, так что оно горело от холода! — Волна с левого галса!!!       Гладиус повернул голову налево и замер. Прямо на них шёл иссиня-чёрный вал, заслоняя всё небо. Палубу накрыла тень. В борта вцепились концы нитей, что накрыли корабль и весь экипаж плотной серебристой сетью. Проклятые морем фруктовики замерли…       Корабль поглотила волна. — А-А-А!!!       Тьма, лёд, вода-вода-вода!!!       Сбитое тело поволокло через всю палубу! Волны сковывали — не пошевелиться! В ушах шум, бульканье и гул моря!!! — Гла!..       Ничего не видно, глаза разъедала соль! Руки, скрюченные, онемевшие от холода, за что-то цеплялись, но никак не могли ухватиться!       Лёгкие горели, пальцы едва коснулись!.. Схватить! Ещё чуть-чуть, ещё!.. Нет!!! Море потянуло назад. Потянуло со страшной силой, превращая в безвольную куклу! Тело завертело, закрутило, ударяя обо всё, а затем!.. — Вторая волна!!!       Перед глазами грозовое небо, вокруг — пустота. Гладиус понял: он летит за борт.       Он не мог пошевелиться. Не мог вздохнуть. Не мог ничего. Оголодавшее море разинуло свой зев, поднимая щупальца-волны к мальчишке, на чьём лице смешалась морская вода и слёзы. — Руку!!!       Грохот моря!!! Крича, Гладиус протянул руку вверх, к перевесившемуся за борт Лао Джи! Воздух наполнен пеной, брызгами! Рывок — тело забросили на палубу! Кости болели, трещали! Рот разинулся в попытке схватить воздух!.. Обрывки нитей полоскались на ветру! Сверху кто-то навалился! Тень, поглотившая корабль, сменилась второй волной!!!       Снова гул, шум и тьма, ледяная морская вода, но его держали на месте, не давали двинуться! Вот вода потянулась назад в попытке смыть всех в пучину! Руки Лао Джи ослабели, и Гладиус схватился за него, не понимая, кто кого держит?!       С голодным плеском море ушло с палубы корабля… — Шторм ушёл на север!..       Фруктовики ничком валялись на палубе не в состоянии даже пошевелиться. Море выпило из них все силы.       Воздух вырывался из лёгких с хрипом, с надрывом. Гладиус лежал на боку, изо рта текла вода, которой он наглотался. Перед глазами расплывались доски… Откашлявшись, он рухнул на спину, распластавшись на мокрой обледеневшей палубе. Зубы стучали, промокшая одежда замерзала прямо на теле, под которым вместо палубы был чистый лёд. — Где Доффи?! — вопль Йолы пилой ворвался в сознание.       Лао Джи, не глядя на полуобморочного подростка, с трудом встал на ноги. Гладиус не понимал, что происходит. Он окончательно потерял связь с реальностью. Тело начало проваливаться в никуда… — Его унесло за борт!       Кого унесло за борт?.. — Молодой Господин!!!       Откашлявшись, Гладиус моргнул и с трудом сел. В глазах потемнело… Молодой Господин упал за борт?.. Зачем он упал за борт? Что? Стоп.       Что?!       Вскочив на ноги, запаниковавший мальчишка тут же поскользнулся и рухнул обратно! Он же!.. Он же их всех, всех пытался спасти!!! Когда накрыл палубу своими нитями! — Доффи!       Гладиус судорожно огляделся: по мокрой палубе носились офицеры и шестёрки, ища под завалами сорванных вантов, обломков фальшборта и рей своего капитана. — Молодой Господин!!! — Не орите вы так… — сиплый голос раздался откуда-то справа.       Груда сорванных парусов и деревяшек зашевелилась. Диаманте и Сеньор рванули на помощь. Через несколько секунд показалась рука, а затем из-под обрывков полотнищ появилась сгорбленная фигура Молодого Господина. Кровь залила ему пол-лица.       Не без помощи офицеров он поднялся на ноги и обвёл с трудом стоящую на ногах команду взглядом. Через миг плотно сжатые губы разжались и изо рта вырвался облегчённый вздох. Кое-как стерев со лба кровь, капитан вздохнул и тут же занялся тем, за что вся команда на него в такие моменты молилась. Начал действовать. — Лидеры сейчас отправятся по своим бригантинам. Узнайте потери среди экипажа и груза. Организуйте медпомощь для пострадавших матросов. Трэбол, пусть на «Галатею» прибудет отряд плотников и Мэб, — замолчав на несколько секунд, капитан посмотрел на шестёрок и продолжил вполголоса: — Все матросы возвращаются на свои корабли вместе с лидерами. Отдыхайте и восстанавливаетесь. — Молодой Господин, вы сами-то как? — привлекла внимание заметно шатающегося капитана Йола.       Тот чуть улыбнулся, показывая, что относительно в норме, и приказал: — Ты с Гладиусом возвращайся на нижнюю палубу, у всех остальных офицеров есть десять минут, чтобы переодеться и согреться. Затем на вас контроль за восстановлением корабля.       Команда начала вскрывать нижнюю палубу. Дождавшись этого, шатающийся капитан ушёл в кают-компанию, не обращая внимания на собственную рану.       Едва волоча за собой ноги, Гладиус спустился вниз по лестнице, мечтая снять одежду, превращающуюся в ледышку. Йола отделилась от их компании и побежала в медблок за бинтами, чтобы хоть как-то помочь Молодому Господину.       С трудом стянув с себя хрустящую одежду, он кутался в своё одеяло и сидел в гамаке, пока остальные мужчины спешно переодевались. — Теперь ты настоящий морской волк, джи, — отметил Лао Джи. — Им можно стать, только пережив настоящий шторм.       Усмехнувшийся Сеньор, который до сих пор не отошёл от душа из морской воды, уточнил: — А на меня это правило не распространяется, случаем? — А ты никогда в шторм не попадал? — недоверчиво переспросил Вайс, но, получив в ответ отрицательное мотание головой, поздравил Сеньора: — Распространяется конечно! Шутишь, что ли?! Надо будет предложить вечером отпраздновать рождение двух моряков, и-ин!       Тем временем Лао Джи, первым приведший себя в норму, вышел за дверь, а Вайс и Сеньор быстро заканчивали одеваться. — Зачем так торопиться? — спросил Гладиус, безуспешно пытаясь согреться и не понимая, для чего после прошедшего ужаса нужно гнать команду ещё и работать. Неужели до завтра не подождать? Не пойдут же они ко дну.       Махвайс ответил правдиво и ясно: — За тем, что неизвестно, что произойдёт в следующий миг. Может нагрянуть Дозор, могут напасть другие пираты, может вернуться шторм. Нам нужно быть в лучшей форме. Всегда. Поэтому все и идут работать. — Тогда почему работают все, кроме меня и Йолы? — излишне обиженно уточнил подросток. — Тебя, Йолы и Фортуны, — поправил его Сеньор, наматывая на шею поверх горла толстого свитера шарф. — Потому что женщины и дети не должны работать наравне с мужчинами. — Я не ребёнок, — буркнул Гладиус, но ему только ответили: — Вот исполнится шестнадцать, тогда и будешь торжественно объявлен «не ребёнком», а пока пользуйся моментом. Он не будет длиться вечно.       С этими словами мужчины вышли из каюты. Дрожа от холода, мальчишка залез под горячий душ, но тело, несмотря ни на что, до самого вечера бил озноб.       Все последующие дни с верхней палубы раздавалась ругань, треск досок и грохот молотков: шторм изуродовал корабль до неузнаваемости. Левый бок был вмят, одна из мачт покоилась на дне Норд Блю, а у оставшихся не было ни одной реи. Носовую фигуру вместе с бушпритом обломало под корень, а в капитанской каюте гулял ветер, из-за чего Молодой Господин коротал ночи в кают-компании на диване, точно бедный родственник. Лидеры наперебой предлагали ему свои каюты, но злой как чёрт капитан на эмоциях отказался.       Гладиус, у которого после зимнего купания саднило горло, был посажен на диету из молока с мёдом. Через три дня кашель, начавшийся с простого першения, просто не проходил, а в груди болело при каждом вдохе. В итоге, когда вся команда готовилась к выходу на приближающемся острове, больной пытался понять — это его качает, или мир качается?       Лёжа на практически ставшей родной койке в медблоке, новоявленный морской волк пытался не выхаркать собственные лёгкие. Бдящая рядом Йола уповала на бронхит, но всё оказалось хуже: пневмония.

***

      Светало. Ветра не было, и кружевные снежинки медленно-медленно падали вниз, а может и вверх, кто их, снежинок, знает? Быстро идя по просыпающимся окраинам, состоящим сплошь из покосившихся деревянных халуп с крошечными окнами и покрытых грязной жижей мостовых, я торопилась выйти из трущоб в более обеспеченные районы. Мимо проходили усталые рабочие. Низкорослые, с длинными руками и обрюзгшими от беспробудного пьянства лицами, они бросали на меня мрачные взгляды, но цепляться не торопились, видя за спиной троих костоломов. Без них в район, который раньше был под крышей Алхимика, отец бы меня не пустил.       Знакомые с детства трущобы Сабаоди не были похожи на местные, но в памяти всё рано всплывали те два месяца, что я прожила в Норд Блю до встречи с отцом. Убогие, мрачные, кривые улицы, шатающиеся фигуры пьяниц, скрюченные старики, как собаки роющиеся в горах помёрзших, сваленных прямо в грязь овощей, что громоздились у закрытых продуктовых лавчонок. Резкие окрики и брань. Мелькающие то здесь, то там изнурённые женщины с землистыми лицами, кутающиеся в драные шали и тащащие на сгорбленных спинах неподъёмные тюки с дровами или углём. От их тяжелых шагов, сопровождавшихся хлюпаньем грязного снега, оставались глубокие следы.       Башмаки из свиной кожи по двести белли за пару. Я их узнавала, точно родные: сама в таких ходила. В этих тесных, твёрдых ботинках с негнущейся подошвой, которые напоминали деревянные колодки. Чтобы надеть их, требовалось долго колотить верхами по чему-то твёрдому и лишь потом уже пытаться пропихнуть внутрь стёртые ступни, на которых от тесноты ломались ногти.       С облегчением выдохнув, когда трущобы остались позади, я вышла в ремесленный квартал, проверяя, не испачкались ли мои замшевые сапожки в той грязи. В окнах высоких кирпичных домов один за другим вспыхивали яркие огоньки, и я начала думать о том, как бы мне успеть в магазин с красками до завтрака. Время уже поджимает, а опаздывать не хочется. Йола пока что не заметила пропажу своих красок, но вчера упоминала, что хочет взяться за новую картину. К счастью, Гладиус, до сих пор отлёживающийся в медблоке, ей так ничего и не рассказал, так что и его маленькая тайна осталась между нами.       Уловить тот момент, когда презрительные взгляды рабочей бедноты сменились слежкой, я не смогла.       Просто в один момент, уже на подходе к нужной мне лавке, я заметила Дьюка. Первый помощник задержанного брокера мирно курил и совсем не выглядел расстроенным или подавленным. Глядя точно на меня, он подкрутил усы, а следом неожиданно приветственно махнул и, одёрнув шерстяное пальто, пропал в за дверьми кофейни напротив. И что это значило?       Нахмурившись, я уже хотела было поискать краски в другой лавке, но, взглянув на быстро светлеющее небо, поняла, что просто не успею. Под ногами скрипел снег. Тихо звякнул колокольчик.       В помещении было тепло, пахло старой бумагой и чернилами. Седой продавец, похожий на одуванчик и обслуживающий утреннюю посетительницу, приветственно кивнул головой. Однако стоило только в тесную лавочку протиснуться троим шкафоподобным шестёркам из отряда Буби, как он возмутился: — Нет! Нет-нет-нет, только не в моей лавке! — услышав хруст костяшек за моей спиной, он примирительно произнёс. — Максимум один, господа. Видите, — вежливо указал он на бледную как мел покупательницу, — вы нервируете моих посетителей. Будьте добры покинуть помещение. — Останься ты, — нервно приказала я, обращаясь к ближайшему телохранителю, которого помнила по одному из последних боёв. — Остальные — подождите снаружи. П-пожалуйста…       Совершенно недовольные моими словами, шестёрки всё же не посмели спорить, послушно ответив: — Как прикажете, Маленькая Госпожа.       Это обращение каждый раз выкручивало всё внутри меня от прилива удовольствия. Я ничего не могла с этим сделать. Только стыдливо радовалась, когда меня так называли, когда не смели перечить и выполняли любой каприз! Я не видела границ своей неожиданно свалившейся в руки власти, не ощущала грани, за которую нельзя заходить. И если внутри Семьи я стояла наравне с остальными офицерами, ничем и никем не выделяемая, то лидеры и шестёрки ставили меня на ступень выше.       Задумчиво рассматривая развешенные по стенам картины, которые пестрели красками, сливаясь в нечто единое, я даже не заметила, как предыдущая покупательница выбежала вон из лавки. Пальцы здоровой руки механически скользили вдоль рубца на ладошке, вихляя то правее, то левее. Чувствую — не чувствую, чувствую — не чувствую…       Внезапно взгляд зацепился за одно из полотен. — Да вы настоящая ценительница, мисс, — произнёс довольный торговец, смотря на заинтересовавшую меня картину. — Это репродукция одного из «Десяти шедевров Смерти», выполнена почти идентично оригиналу.       Сглотнув, я тихо спросила: — А оригинал где? — В частной коллекции. Его последний владелец недавно сел за решётку, а картина перешла к одному из его наследников, — облокотившись о стойку, продавец уточнил: — Что вас интересует, мисс?       Коротко объяснив, что мне надо, услышала: — Одну минутку, — с этими словами пожилой торговец ушёл в подсобные помещения.       Я с интересом разглядывала развешенные по стенам картины. Слыша только свои шаги, повернулась спиной к проклятой картине, невольно притягивавшей моё внимание. Телохранитель, разморенный сухим теплом и тишиной, бесцельно слонялся по лавке, не зная, чем себя занять.             За окном начиналось зимнее утро, заливая помещение розовым светом. Его нежные снопы выхватывали из пустоты золотистые пылинки, порхавшие в солнечных лучах, точно бабочки.       На широком подоконнике стояла пузатая ваза из тонкого цветного стекла, в которой красовался яркий букет. Множество бессмертников, алых, розовых и желтых, ничуть не потерявших свои краски, переплеталось с длинными стеблями осоки.       Гладя острые цветы и травы одними подушечками пальцев, я смотрела на широкий пустой бульвар и кофейню напротив, в окнах которой темнел знакомый силуэт. Мигнула тихо трещащая лампочка. Бессмертники кололи кожу. Лампочка… Лампочка.              Зачем она горит, ведь уже светло? Пальцы замерли. — Я меценат… Есть несколько десятков крупных лавок с товарами для живописи. Все они находятся под моим контролем. Под моим контролем.        Отшатнувшись от окна, острыми стеблями порезала пальцы! В дребезги разбилась ваза! Всюду разлетелись осколки, яркие цветы, коротко вскрикнув, я схватилась за кольнувшую шею. Ослабевшая рука даже не дотянулась до неё — повисла плетью. Треск лампы и шипение в ушах… Сбоку слышалась ругань и выстрел, но приглушённо, точно я под водой.       Невесомость…       Она сменилась падением и болью в спине. Горько-медово пахли рассыпавшиеся бессмертники. Прямо перед глазами колыхалось море травы, привлекая своим ароматом бабочек-многоцветниц. Слышался тихий шелест осоки… А сквозь толщу трав на меня вновь смотрело моё мёртвое отражение.