***
После очередного дежурства Сириус вновь вернулся в своё поместье. Как и всегда дом встретил гробовой тишиной и черными окнами. Сириус поражался, как Бланк умудрилась за какой-то десяток дней зимой привнести в это мрачное место столько жизни и наполнить его приятными моментами. Даже когда здесь жил любимый дядюшка, он не ощущал это место домом. Но когда она тут появилась, казалось, в дом вдохнули новую жизнь. В каждой комнате, где бы они не находились, всегда ярко горел огонь в камине. Она всегда стаскивала кучу свечей, неизвестно где их доставая, и зажигала их. У Сириуса временами появлялось ощущение, что дом гореть начинает, все в округе было в пламени. И сейчас, после её ухода, дом лишь больше тоски навевал, напоминая ему склеп, своим пустым прогоревшим камином и затушенными свечами с черным фитилем. Он упал на диван, и его взгляд остановился на гитаре, которая лежала на пушистом ковре. Он не помнил, чтобы доставал её. С подозрением оглянувшись назад, где посреди гостиной стоял всё ещё не распакованный школьный чемодан, Сириус, не заметив ничего странного, с безразличием откинулся обратно на спинку дивана. Наверняка он доставал гитару в тот раз, когда перепил. Секунду поколебавшись в сомнениях, он протянул руку и взял гитару. Устроив её на коленях, он прикрыл глаза, пытаясь подобрать мотив, который уже въелся в подкорку мозга. Почему она ушла? Сколько бы времени ни прошло, он не перестанет задавать себе этот вопрос. И даже если она вернется, он её никогда, никогда не простит. Он понимал, что тут и его вина есть. Он должен был пойти с ней, или вовсе её никуда не отпускать. Но уйти было её решением. Она поставила его перед фактом, когда он меньше всего этого ожидал. Она просто ушла. Без объяснений, без сожалений, не позвав его с собой. Она не дала ему возможности всё обдумать. Не дала возможности смириться с этим, или придумать другое решение. Она приняла это решение, ничего не обсудив с ним, будто его слово ничего не значит, будто его это никак не касается. И Сириус ей это не простит. Уронив гитару на пол, он рухнул на диван, сразу замечая перед своим носом длинный светлый волос на диванной подушке. В нём мгновенно раздражение поднялось. Волосы с неё зимой сыпались, как с линялой собаки. А для неё это стало очередным поводом поругаться на зверские английские морозы, которые испортили её роскошную гриву. Он резко сел и достал палочку, чтобы уничтожить волос, как вдруг его голову посетила идея получше. У него дыхание перехватило от озарения. Все проблемы вдруг отошли на второй план, оставив в сознании исключительно образ Бланк. И как же он раньше до этого не додумался? «Чёртов псих» Сириус отчетливо слышал в своей голове насмешливый, и в тоже время восторженный голос Бланк, которая опять назвала бы его психом, если бы узнала, что он собирается сделать. Но он уже так загорелся этой идеей, что не мог больше ждать ни секунды. Аккуратно положив волос в наколдованную колбочку, он торопливо накинул на себя куртку и, выйдя за периметр поместья, трансгрессировал к штабу. Его всего потряхивало от предвкушения. У него пальцы дрожать начинали, когда он представлял, что уже совсем скоро он сможет к ней прикоснуться. Бесшумно открыв входную дверь, он прислушался. Кацман должен быть на дежурстве, но Сириус не знал, когда его сменит Пазори на посту. Он мог вернуться в любую минуту, поэтому медлить нельзя. Подойдя к кабинету, он достал палочку и прошептал заклинание-пароль — Сириус его давно выучил, живя с Кацманом. Он быстро нашёл Оборотное зелье. Практически целый котёл стоял в самом углу. Стараясь унять дрожь в руках, он отлил из котла зелье в большую колбу и запечатал её. Наложив на нее неразбивающиеся и защитные чары — как если бы это было самое ценное, что у него есть, он убрал колбу во внутренний карман. Впервые за долгое время его охватило приятное чувство волнения. В душе вдруг огонь стал разрастаться. Ему дышать трудно становилось от осознания, что сейчас, уже совсем скоро он сможет увидеть её. — Блэк. Тихий голос Кацмана раздался из кресла в гостиной, пока Сириус запирал кабинет. И почему этот гад сидит в темноте? — Чёрт, — зло прошептал Сириус, поворачиваясь в его сторону. Поднявшись на ноги, Кацман зажег свет и подошел к нему, оценивающе окинув его взглядом, словно он преступление совершил. — Я тороплюсь, — бросил ему Сириус и уже отвернулся, чтобы уйти — ему сейчас совершенно некогда придумывать отмазки и врать, но Кацман запечатал дверь в гостиную, не давая ему выйти. — Что ты взял? — строго спросил он. — Да ничего я не взял! — недовольно произнес Сириус и глянул на балкон. Он сейчас был в таком взбудораженном состоянии, что запросто выпрыгнул бы с него. Но Кацман, проследив за его взглядом, запечатал дверь и на балкон. — Ты знаешь, что зелья просто так брать нельзя, — учительским тоном сказал Кацман, а Сириус на это только глаза закатил. — Не хочешь отвечать, будем вместе ждать профессора Дамблдора. — Оборотное я взял! — выпалил Сириус, метнув на него гневный взгляд. — Совсем немного, на один раз! Никто даже не заметит, что убыло! — Оборотное? — брови Кацмана удивленно поползли вверх. — Ты знаешь, что это зелье под запретом? У нас его каждая унция под счёт. Готовить его — тяжкий труд… — Готовит его мой друг, — разозлился Сириус, — думаю, он будет не против, что я взял. — Твой друг? — Кацман вдруг усмехнулся. — Разве человек, который готовит нам зелья, твой друг? И кто Сириуса за язык тянул? Ведь они все по-прежнему делают вид, что с Северусом они не общаются. Но откуда Кацман знает, что зелья готовит Северус? И откуда знает об их взаимоотношениях? Наверняка Дамблдор просветил. Директор почему-то был удивительно благосклонен к этому человеку, а вот у Сириуса он всё ещё не вызывал особого доверия. — Да не друг он мне, — проговорил Сириус, — сказал так, чтобы ты отвалил. Кацман на него со снисхождением смотрел, вызывая только больше раздражения. Указав рукой на кабинет, он произнес: — Иди и положи обратно, что взял. — Нет. Сириус достал палочку, не собираясь так просто сдаваться. Он уже видел перед собой Бланк, он ощущал её в своих руках, и Кацман ему не помешает. Они стояли, прожигая друг друга взглядом, и никто не желал уступать. — Для чего тебе Оборотное? — наконец спросил Кацман. — Мне для… это личное, — нехотя ответил Сириус. Конечно, проще было бы признаться. Кацман, скорее всего, даже позволил бы ему уйти. Но он и так его неконтролируемым психопатом считает, и в очередной раз подтверждать это Сириус не хотел. — Если ты что-то задумал, Блэк… — Да ничего я не задумал! — не выдержал Сириус. — Чёрт… — признаваться в подобном ему совсем не хотелось, но Кацман не оставлял ему выбора. Сириус его, разумеется, понимал. Кацман всегда предполагает всевозможные варианты. Очевидно, и сейчас решил, что Сириус может ворваться в Министерство под обликом Волан-де-Морта. Или ещё какую-нибудь несусветную чушь. — Не хочешь говорить мне, скажешь профессору Дамблдору, — произнес Кацман и уже взмахнул палочкой, чтобы вызвать Патронус. — Стой! — выкрикнул он. Уж сознаваться Дамблдору в таком он точно не станет. — Ладно… Я нашёл волос Бланк и… ну, ты понял. Кацман долго молчал, а Сириус по его взгляду и понять ничего не мог. — Боже мой, — тихо произнес Кацман, растягивая слова, — ты не здоров, Блэк. Сириус тяжело выдохнул в ответ, не спуская с него свирепого взгляда. — Открой дверь, — с угрозой в голосе произнес он. Терпение подходило к концу, он уже готов был напасть на Кацмана, чтобы тот не мешался. Внутри него всё свербило, требуя немедленно увидеть Бланк, и Кацман вызывал чудовищную злость. Он только зря теряет здесь время. Покачав головой в осуждении, Кацман с едва уловимой насмешкой произнес: — Ты в курсе, что у волос есть срок годности? — В курсе, — прошипел Сириус, припоминая, что Северус нечто подобное ему рассказывал ещё прошлым летом перед лагерем. Только этот срок он напрочь не помнит. Впрочем, ему это и неважно, его голову сейчас одна мысль занимала. Да и вряд ли случится что-то серьезное, если волос вдруг окажется слишком старым. — И ещё… — с осторожностью сказал Кацман, подбирая слова. — Если вдруг твоя подружка… мертва, то и выпивший зелье тоже… — Она жива! — прокричал Сириус, перебивая его, чувствуя, как сердце сжалось, и тут же сбилось с ритма. — Она жива, — тихо повторил он. Он даже думать не хотел о том, что её больше нет. Даже мысли такой не допускал. Что ж, если Кацман прав, то сейчас он в этом сможет убедиться. — Открой дверь, — снова повторил Сириус. Секунду помедлив, Кацман поднял палочку и прошептал заклинание, выпуская его. Уже в следующую минуту он стоял возле борделя в Лютном переулке. У входа курили две женщины, которые тут же заинтересованно на него оглянулись. Одна из них — грузная, с мрачным взглядом и черными кудрявыми волосами явно не подходила. А вот её «коллега», совсем юная и со смазливым личиком, обрамленным короткими светлыми волосами, была вполне ничего. — Нужна помощь, красавчик? — спросила блондинка, призывно окинув его взглядом и улыбнувшись. — Сколько? — Для тебя, красавчик, пять галлеонов за всю ночь, — ответила она, затушив сигарету, и, медленно покачивая бедрами, обтянутыми короткой красной кожаной юбкой, двинулась к нему. Вся ночь Сириусу не нужна. Ему хватит одного часа. Он ей кивнул и позвал за собой. — Идём. По узкой лестнице они поднялись на второй этаж здания и зашли в довольно просторную комнату. Аляпистость и безвкусица поражали. Огромная кровать с массивными фигурными столбиками и с накинутым на неё красным шелковым покрывалом с золотой бахромой. Огромные люстры, покрашенные позолотой, и продавленные кресла с высокими спинками на тонких ножках. Антураж представлял собой фальшиво и дешево выполненный намек под ампир. Впрочем, Сириусу на интерьер было совершенно плевать. Закрыв дверь, он наложил всевозможные чары, чтобы никто не вздумал ему мешать. — Ты должна кое-что выпить, — сказал Сириус, не глядя на неё и бережно доставая колбы с зельем и с волосом. — Что это? — с опаской спросила она, наблюдая, как Сириус, склонившись над небольшим столиком, опускает волос в зелье. Сириус, затаив дыхание и с легким чувством недовольства, смотрел, как Оборотное зелье приобретает насыщенный изумрудно-зелёный оттенок с яркими золотыми вкраплениями. — Это Оборотное зелье, — сказал Сириус, выпрямившись и протягивая ей колбу. Она перевела взгляд, полный сомнения, с колбы на Сириуса и обратно. Идею она восприняла без энтузиазма. — Давай пей, — поторопил Сириус. — Это будет стоить в два раза больше, — произнесла она, не спуская с него напряженного взгляда. — Да хоть в десять! — не вытерпел Сириус. — Пей. Протянув руку, она взяла колбу и принюхалась. Сириус с трудом держал себя в руках, чтобы силой не залить ей в глотку зелье. Последний раз бросив опасливый взгляд на него, она в два больших глотка осушила колбу. Сириус с замиранием сердца наблюдал, как её кожа пузырится, как светлые волосы приобретают более мягкий оттенок и опускаются до талии, как вытягиваются ноги, как меняется форма лица, пока в один момент перед ним не предстала Бланк. Кажется, прошло уже несколько долгих минут, а они так и стояли в тишине, Сириус никак не мог на неё насмотреться. Так и стоял, не моргая и приоткрыв рот, глядя на человека, которого не видел несколько долгих мучительных месяцев, который разбил его бедное сердце, и которого больше всего он боялся потерять. — Что… что мне делать? — спросила она, абсолютно с нетипичной для Бланк неуверенностью на лице. — Молчи. Он медленно сделал два шага, что их разделяли, и протянул руки, едва касаясь её кожи, и сам у себя вызывая дрожь от прикосновений. Он не спеша сдвинул прядь волос, заправив её за ухо, провёл кончиками пальцев по её скуле и щеке, остановившись на губе, на которой выделялся едва заметный тонкий белый шрам. Слегка приподняв лицо за подбородок, он опустил взгляд на беззащитную шею и ещё ниже, на обнаженные узкие плечи и хрупкие ключицы. Другой рукой он притянул ее к себе, обхватив за непривычно тонкие ребра. Она всегда была изящной, но сейчас ему показалось, что она вдруг стала значительно тоньше. Или он уже забыл, как она выглядела? — Ты не дышишь, — тихо и испуганно произнесла она. — Молчи, — снова повторил Сириус, взметнув на неё взгляд. Когда она открывала рот, она начинала рушить эту хрустальную иллюзию, что перед ним настоящая Бланк. Он обхватил ладонями её лицо, глядя в глаза, в которых раньше всегда тысячи созвездий переливались, в которых огонь полыхал и сверкали молнии. Это была она. Те же удивительные каре-зеленые глаза с миллиардом желтых прожилок, мягкие губы и россыпь родинок на скулах. Длинные волосы, спускающиеся плавными волнами, и грациозные руки с красивыми пальцами и узкими запястьями. Длинная шея и выделяющиеся ключицы, на которых он так любил оставлять засосы. Круглые бёдра и стройные ноги с острыми коленями. Только вот… Чего-то не хватало. Чего-то неосязаемого, неуловимого. Но такого важного. — Софи… — вырвалось у него против воли. Он закрыл глаза и склонился к ней, прижимаясь к губам. Не то, это всё было не то. Но он продолжал оставлять поцелуи на её губах, пока она не начала отвечать ему. Сириус тут же прервался, слегка отстраняясь. — Не надо, — вполголоса сказал он. Ещё раз обежав её лицо взглядом, Сириус её просто прижал к себе. Обхватив руками за спину и голову, прижимал к себе, закрыв глаза и пытаясь представить, что это и правда она. А она неловко обнимала его в ответ, пока вдруг не переместила свои руки на ремень на его джинсах и провела ладонью по его ширинке. Желание в нём вспыхнуло мгновенно, словно по щелчку пальцев. Удивительно, но когда он подумал об Оборотном зелье, а ему секс даже в голову не пришел. Его первым желанием было просто увидеть её, хотя бы ещё разок взглянуть на неё. И сейчас он понимал, что безумно хочет большего. Он уже и не помнит, когда последний раз у него был секс. За несколько часов до того, как его бросить, Бланк отработала его по полной программе — наверняка знала, что это последний раз. В нём вновь шевельнулось раздражение вперемешку с чудовищной ревностью — кто знает, чем она там занимается со своим французом, пока он ей свою верность хранит. Не то чтобы верность он хранит, потому что это правильно, поначалу у него и вовсе никакого желания не возникало, своим уходом Бланк убила всё живое в нём. Но позднее, когда организм стал требовать разрядки, он даже посмотреть ни в чью сторону не мог. Все они казались неподходящими, и вызывали только отвращение, стоило ему подумать о близости. И когда он успел стать таким привередливым? Правда, спать с проституткой, пусть даже она находится под обликом Бланк, тоже не было особого желания. И всё же, он не мог отказать себе в маленьком удовольствии. Слегка надавив на её плечи, он поставил её на колени, попутно позволяя ей приспустить его джинсы вместе с бельем.***
Собрания Ордена ещё никогда не длились так долго. Сириус без конца поглядывал на часы, нервно постукивая ботинком по полу. Он вполуха слушал Дамблдора, а мыслями находился в собственном поместье. Там ещё наверняка целая куча волос Бланк. Директор не рассказывал ничего интересного. Как и всегда, говорил о важности их дела, о ближайших планах на будущее и о том, что он держит всё под контролем. А от них требуется малое — исполнять его приказы. Сириус пока что плохо улавливал его тактику. Конечно, они появлялись на каждый разбой Пожирателей. Они значительно усложнили жизнь Волан-де-Морту и его людям, и даже нападений стало как будто меньше. Только существенно они никак не продвинулись. Но несколько раз он слышал, как Дамблдор обсуждал какие-то дела с Кацманом, и знал, что основная задача лежит на людях, которые работают в Министерстве. Они не дают Пожирателям захватить власть изнутри. Что было куда важнее внешнего сопротивления. Но сейчас Сириуса это мало волновало. Поэтому, когда Дамблдор объявил об окончании собрания, он первый подорвался со своего места. Но не успел он и пару шагов сделать, его остановили. — Сириус, вы можете задержаться? — спросил Дамблдор, то ли со строгостью, то ли с сочувствием глядя на него. Бросив злобный взгляд на Кацмана — очевидно, этот гад растрепал про Оборотное, Сириус посмотрел на Дамблдора и кивнул ему. Дамблдор завёл его в кабинет и прикрыл дверь, сразу отрезая шум голосов. У Сириуса не было никаких сомнений, что его сейчас будут отчитывать за неразумную трату зелий. Он уже даже подумал, что больше не будет брать из штаба, а попросит Северуса сварить для него отдельно — Сириус готов заплатить за это любые деньги, как директор произнес: — Присядьте, пожалуйста. Сириус опустился на единственный стул, Дамблдор же остановился возле окна, скрепив перед собой руки в замок. — Сириус… — печально вздохнув, начал директор, — у меня не очень хорошие вести. Вряд ли так начинают разговор, когда хотят отругать. А у Сириуса мгновенно тревога на сердце поселилась. — Первого сентября ваш брат… Регулус не вернулся в школу. Какое-то липкое, неприятное чувство заполнило всю душу. Будто паук своими тонкими лапками плёл паутину из тревоги и страха вокруг него. Ему показалось, что в комнате даже темнее стало. В горле ком встал, мешающий вздохнуть, а по коже пробежал холодок. — … мы его искали… я навещал ваших родителей… Ваша мать в большом трауре… До Сириуса через слово доносится голос Дамблдора. Он невидящим взглядом смотрит сквозь директора, всем богам молясь, лишь бы он не сказал то, что Сириус так боится услышать. — И вчера мне стало достоверно известно, — Дамблдор запнулся на секунду, — что вашего брата убил Волан-де-Морт… Горло с силой сдавливает, не пропуская воздух. Веки тяжелеют, а глаза жжёт. Сердце будто свинцом налилось. Этого не может быть. Кто угодно. Кто угодно, только не он. — Это… невозможно… Он со стороны слышит свой жалобный шепот и не узнает его. — Мне жаль, Сириус… И снова обрывки фраз. А у него только картинки перед глазами мелькают их последней встречи, когда Регулус говорит, что ему нужно готовиться к школе. Мог ли Сириус подумать, что это их последняя встреча? Нет, никогда. — …Регулус пошёл против Волан-де-Морта… Идиот, какой же он идиот. Глупый, самонадеянный мальчишка. Всегда таким был. Упрямым и самоуверенным, привыкшим всё в одиночку делать. Ещё тогда, сидя возле озера с ним, Сириус явно почувствовал, что Регулус больше не хочет служить Волан-де-Морту, что всё это ему противно. Но ему удалось убедить себя, что это лишь то, во что ему хочется верить, а Регулус вряд ли изменил своим принципам. Только вот интуиция его в тот раз не подвела. Регулус и правда передумал. И, очевидно, что-то задумал. Но на что он рассчитывал, когда решил идти один против Волан-де-Морта? И почему не сказал ему, Сириусу? Ведь он говорил, что всегда будет на его стороне. — … к сожалению, панихида уже прошла… вчера утром… на вашем фамильном кладбище в Блэкпуле… Оказывается, Дамблдор продолжает что-то говорить, но Сириус сейчас и на секунду в себя прийти не может. В груди всё жмет тисками, а глаза застилает пелена, обжигая их. Как же так получилось? Как так получилось, что его младший брат, его Регулус, умер от руки Волан-де-Морта? Ведь он лучше других должен был быть защищен от этой участи. Он же Блэк, он же наследник древнего рода. Сириус ждал удара с любой другой стороны. Он боялся, что Регулуса с Меткой поймают мракоборцы, но никак не убьют свои. Их мать всегда кичилась своей дружбой с Волан-де-Мортом. И чем же ей это помогло? — Сириус, вы меня слышите? — Дамблдор прикоснулся к его плечу, привлекая внимание. Он поднимает отстраненный взгляд на директора, с трудом различая его сквозь пелену на глазах. — На площади Гриммо вам, конечно, опасно появляться, — сказал директор, — но… если бы вы хотели навестить родителей, выразить соболезнование, я мог бы поспособствовать. — Нет, — грубо прервал его Сириус, поднимаясь на ноги. На площади Гриммо ему делать нечего. На мать ему совершенно плевать. В смерти Регулуса есть и её вина. Это она всегда его подталкивала к тому, чтобы он присоединился к Волан-де-Морту, она вдалбливала ему все эти бредни про сохранение чистоты крови. И видеть её Сириусу меньше всего хотелось. Но он не знал, куда ещё ему можно податься. Он не хотел оставаться здесь, где ещё было много народу, он не хотел никого видеть и не хотел слушать утешительных слов. Он не хотел идти на площадь Гриммо или возвращаться в своё поместье, удушающее своей пустотой. Сириус сбежал по ступенькам подъезда и выскочил на улицу, где в очередной раз поливал дождь, и не знал, не знал, куда ему пойти. Где в этом мире будет хоть одно место, в котором он сможет хоть на мгновение почувствовать покой. Может быть, только там, где остался его несносный младший брат. Где-то в прошлом, в далеком детстве, когда ещё не было Гриффиндора и Слизерина, когда не было у каждого своей жизни, и дни напролёт они проводили вдвоем. — Давай запрем Мору в кладовке? — в очередной раз предлагает восьмилетний Сириус. — Ты что? — испуганно шепчет Регулус. — Она же домовой эльф! С ними нельзя так… Регулус всегда был слишком добр. Не по-блэковски добр к другим — к убогим, как выражалась их мать. Она прислугу никогда не уважала, а Регулус к ним всегда относился с теплотой. — Рег! — Сириус прокрадывается в его спальню ночью. — Я нашёл у дяди Игнатиуса новую метлу! Хочешь, научу тебя летать? — Ты сам сидел на метле лишь однажды! — отвечает Регулус, но у самого уже глаза горят от восторга и предвкушения. Регулус говорил, что именно после этого он влюбился в полеты. Он превосходно летал. А вот Сириус к этому спорту был всегда равнодушен. И втайне от всех на школьных матчах всегда болел за Регулуса. Не за слизеринцев, а именно за Регулуса. И каждой его победе радовался, как своей. — Мистер Сириус, вам нужно поучиться у брата терпению, — мягко произнес Мистер Форель, их учитель по дуэльному мастерству. — Вы действуете слишком резко и порывисто. Посмотрите на мистера Регулуса, он продумывает десять шагов наперед. Он действует плавно и осторожно… Их с Регулусом с малых лет обучали чарам и дуэлям. И хоть у Сириуса успехов в детстве было больше, похвалы всегда заслуживал только Регулус. Потому что он всегда действовал по правилам и рекомендациям мистера Сирио Фореля — одного из лучших дуэлянтов своего времени. Но действовал по правилам он только тогда, когда учитель за ними наблюдал. Стоило ему зазеваться, и Регулус всегда переходил в наступление, забыв об осторожности и охваченный азартом. Так же, как и Сириус всегда. — Рег, давай Белле слабительного зелья в стакан подольем? — усмехается Сириус, когда они пришли на приём в честь двадцатилетия кузины. Регулус выглядит испуганным — месть Беллатрисы может оказаться слишком страшна, но в тоже время восторженным — он её тоже терпеть не может, хоть и скрывает это. — Ты её отвлекай, — говорит Сириус, доставая маленький флакон, который он предусмотрительно откопал на домашнем складе, — а я ей в стакан подолью... — Нет, — прерывает Регулус. Сириус уже хотел разозлиться, что тот не хочет над кузиной развлечься, но брат добавил: — Лучше ты отвлекай. А я подолью зелье, — сказал он, забирая флакон из его рук. Одиннадцатилетний Сириус еще несколько недель находился в неописуемом восторге, когда вспоминал, как ненавистная кузина с выпученными глазами улетела в уборную, расталкивая гостей. Когда они с Регулусом работали в паре, успех любого мероприятия всегда был гарантирован. Даже если мероприятие заключалось в том, чтобы испортить Белле праздник. Да, у них с Регулусом множество счастливых воспоминаний. Начиная с небольших проделок и развлечений, заканчивая совместными исследованиями. Они всегда были очень любознательными, и детьми изучали всё: от принципа работы папиных темных артефактов, до вопросов, почему Белла целуется в кладовке с Рабастаном, когда она помолвлена с Рудольфусом. Но мать часто портила им все развлечения. Она всегда хваталась за сердце, стоило ей увидеть в их руках темную вещь, и кричала на домовиков, которые за ними не уследили, или на Ориона, который не убрал опасный артефакт под замок. Перепадало и им самим, когда мамаша ругалась, чтобы они не вздумали вмешиваться в личную жизнь сестёр. Сириус уже и забыл, что детство его, несмотря на многочисленные ограничения, нравоучения и лишения, было весьма неплохим. И являлось оно таковым только благодаря Регулусу. Иначе бы он в этом доме не выжил. Но всё закончилось слишком рано. И в этом его, Сириуса, вина. Он не должен был забывать о нём. Несмотря ни на что, несмотря на их родителей, несмотря на Гриффиндор и Слизерин, несмотря на разные принципы и убеждения, он всё равно должен был оставаться его братом и другом. Как он мог бросить его в этом змеином логове совсем одного? Но Регулус сам не шел на контакт. Практически сразу после того, как он попал на Гриффиндор, брат сильно изменился. Конечно, вполне очевидно, что за тот год родители капитально промыли ему мозги. Но Сириус, Сириус не должен был опускать руки. Но он сдался, забыл о нём, и момент этот безвозвратно упущен. После этого они стали отдаляться друг от друга, после этого стало расти недопонимание и холодность. И всё же, сколько бы размолвок между ними не было, в том числе и из-за Бланк, а он никого не любил так, как его, своего несносного брата. Сириус сам не заметил, как оказался на склоне, неподалеку от поместья. Старинное кладбище Блэков, где много веков хоронили представителей их фамилии, уходило вниз до самого моря. Сейчас, в ночи и сквозь редкие старые ели, виднелись лишь очертания памятников, стоящих неровными рядами. Он сразу увидел новое возвышение. Точнее сказать, статую, по которой стекали крупные капли дождя, отражая слабые лунные отблески. Довольно высокая статуя, с застывшей скорбью на лице, была высечена из камня в виде ангела, сложившего руки на груди и устремляя взгляд в небо, опустив крылья за спиной. Судя по нетронутой земле, гроба не было. Да, кажется, Дамблдор говорил что-то о том, что от тела практически ничего не осталось. И только надпись на платформе: «Регулус Арктурус Блэк», даты рождения и смерти и семейный девиз, как в насмешку. И венок из ещё свежих цветов. У Сириуса вновь сдавило горло, вырывая из него тяжелый вздох. В грудной клетке становилось невыносимо тесно. — Мерлин, Рег, почему… Всё это кажется дурным сном. Это не может быть правдой. Кто угодно. Кто угодно, только не его младший брат. Сириус мгновенно обернулся псом, лишь бы не дать волю горячим слезам, которые всё ещё стояли в глазах. И, задрав голову кверху, протяжно завыл.