Март, 1981 год
Ровно два месяца, как они заперты в этой тюрьме, в которую неожиданно превратился его родной, всегда любимый дом. Как помнит Джеймс, первые три дня прошли великолепно. Несмотря на страхи и Пророчество, о котором никто толком и сказать ничего не мог, он наслаждался поздними подъемами, неторопливыми завтраками в компании Лили, послеобеденным сном вместе с Гарри и вечерами, проведенными всей семьей. Но на четвертый день Джеймс заскучал. Дамблдор не давал ему никаких поручений, запретил участвовать в сражениях. Появляться в Мракоборческом центре ему тоже запретили, как и лишний раз покидать дом. Возмущению Джеймса не было предела. Вначале у Дамблдора, потом у Грюма и даже у Кацмана он пытался выяснить, почему с ним настолько бесчеловечно обращаются. Джеймс не готов был сидеть дома. Его угнетало бездействие. А главное, он не понимал, что страшного случится, если он хотя бы будет участвовать в сражениях. Дамблдор ему терпеливо объяснял, что, несмотря на то, что он не является Хранителем, за ним все равно начнется охота. Если его поймают, могут шантажом выманить и Лили. Внутри Джеймса все сопротивлялось соглашаться с таким положением — разве кто-то может его поймать? Но он тут же вспоминал, какой опасности подверг Лили, когда он попал в плен егерей, и молча соглашался. Однако бездействие все равно действовало на него губительно. Он мог понять ответы Дамблдора, но не смириться с ними. Разумеется, они не сидели совсем безвылазно в доме. Джеймс частенько появлялся в штабе и не пропускал ни одно из собраний. Порой он наведывался в Белгравию к Блэкам и Бланк. Лили регулярно ходила в любимую пекарню за выпечкой, а когда Джеймс научился, наконец, проводить с Гарри дольше получаса наедине, она смогла ходить в гости к Алисе или тоже видеться с друзьями в штабе. Под Мантией-невидимкой они были надежно укрыты. Но этого Джеймсу катастрофически не хватало, чтобы вести нормальный, привычный образ жизни. Ему некуда было деть энергию, которая со здоровым сном и хорошим питанием лилась через край. Утро у него начиналось с зарядки, в обед он всегда делал несколько кругов над Годриковой впадиной, вечерами домогался до Лили. Правда, справедливо будет заметить, что Лили он не давал покоя с утра и до глубокой ночи. — Джеймс, я понимаю, что тебе тяжело, — Лили вымученно улыбнулась. — Но наберись терпения, прошу тебя. Он старался держать себя в руках, но выходило плохо. И больше всего от его заточения страдал не он сам, страдала Лили. Он поражался ее стойкому терпению. Лили довольно неплохо переносила заточение. Хотя, как полагал Джеймс, за время беременности она успела к этому привыкнуть, а с появлением Гарри у нее оказалось столько забот, что думать о чем-то другом стало попросту некогда. — Придумай себе какое-нибудь занятие, — советовала она. Джеймс чем только ни занимал себя. Сверху донизу он перебрал все вещи, книги и артефакты в кабинете отца. Обнаружилось много ненужного хлама, вроде заплесневелых пергаментов, старых перьев, пустых бутылок из-под огденского виски, давно уже нерабочих артефактов. Но у него все равно рука не поднималась выбросить это. Рука поднялась у Лили — все ненужное она совершенно безжалостно уничтожила одним взмахом палочки. Зато она помогла ему навести порядок в книгах и исследованиях отца, расставив все в алфавитном порядке. А артефакты и волшебные безделушки отца они разложили в отдельный шкаф со стеклянными дверцами. Но уборка в кабинете заняла у него пару дней. И после он снова начал мучиться от безделья и ненужности. Больше всего Джеймс скучал по магазину «Все для квиддича». Он выписывал ежемесячный спортивный журнал, и там говорилось, что завезли новую партию метел, усовершенствованное полировочное средство без запаха и перчатки для вратарей из кожи австралийских крокодилов. Перчатки, конечно, ему были не нужны, но хотелось их хотя бы потрогать. Казалось, что жизнь проходила мимо. Деньки, когда он сидел за пыльными бумагами в Мракоборческом центре, вспоминались ему замечательным временем, полным событий. — Ты говоришь мне об этом уже в сотый раз, — раздраженно заметила Лили. — Что я должна сделать по-твоему? — Мне просто интересно, откуда у тебя столько терпения? — А тебе стало бы легче, если бы мы с тобой на пару целыми днями ныли? — Как-то грубовато! — усмехнулся Джеймс. — Тебе не кажется? — Я устала это обсуждать, Джеймс, — обреченно произнесла она. — Два месяца прошло, а ты только и делаешь, что жалуешься. У меня уж сил нет твое нытье выносить… — Нытье?! — Я готова выносить истерики Гарри, но не твои. Джеймс на нее ошарашенно смотрел, не веря в услышанное. Лили всегда была понимающей, всегда его поддерживала. И сейчас ее грубый тон приводил его по меньшей мере в ужас. — Займи себя чем-нибудь полезным. — Как я могу быть полезным, сидя взаперти? — вспылил он. Не скрывая, она закатила глаза, издавая мученический стон. — Я был полезным, когда работал в Центре! Когда участвовал в сражениях! Да даже на дежурствах я был полезен! Скажи, почему мне даже дежурить запретили?! — Откуда мне знать?! — не выдержала она. — Грюм и Дамблдор не отчитываются передо мной. Поверь, от того, что ты «мучаешься» от безделья дома мне ничуть не лучше, чем тебе! У меня уже есть один маленький капризный ребенок, и терпеть еще одного я не намерена. — Капризный ребенок? — с чувством глубочайшего оскорбления переспросил Джеймс, вытаращив на нее глаза. — Да, Джеймс, — сурово ответила Лили. — Ты огромный. Капризный. Ребенок. Избалованный. И порой просто невыносимый. Ты не способен помыть за собой грязную кружку из-под чая — палочкой раз взмахнуть! Или убрать одежду, которую ты всюду разбрасываешь. Тебе постоянно нужна нянька или прислуга. Я не всегда успеваю убирать за тобой… — Пусть Килла этим занимается! Это ее прямая обязанность! А тебя никто не заставляет! — Килла без конца занята готовкой, потому что ты хочешь то запеченную индейку, то яблочный пирог, то кальмаров в винном соусе. Или «Килла, узнай-ка рецепт приготовления медовухи, хочу попробовать домашнего приготовления», — совершенно не похоже передразнила она. — Бедный эльф не спит ночами. — Не правда! Я ее на днях в шесть утра поднял, она как раз спала! Тяжело выдохнув, Лили продолжила: — Или вчера, когда Килла только застелила свежее постельное белье, а ты потащился в кровать с печеньем! Я полночи крошки вытряхивала. — Полночи? А могла бы просто один раз палочкой взмахнуть! Лили угрожающе сжала губы. — Что ты скандал на пустом месте устраиваешь? — Джеймс смягчил голос, но ее взгляд лишь еще более суровым стал. — Ну, хочешь, буду кружку мыть за собой. Мерлин, тоже мне проблема. — Не надо мне делать одолжений, Джеймс. Я с пониманием относилась ко всем твоим… причудам, когда у тебя было много работы. Но сейчас ты слоняешься целыми днями дома, жалуешься, капризничаешь. Без конца говоришь, для каких великих дел ты предназначен, а тарелку за собой помыть не в состоянии. Тоже мне, герой. — Да что ты прицепилась к этой посуде?! — вконец не вытерпел Джеймс. — Позвать Киллу и попросить ее быстрее, чем тебе кажется! Домовик для того и создан, чтобы не переживать по таким пустякам, как грязная кружка или брошенная мантия! Джеймса начинало одолевать раздражение. Казалось, будто Лили из ничего раздувает истерику. Ей это было не свойственно. А потому его лишь больше захватывало непонимание и злость. — Дело не только в этом. Дома от тебя никакой пользы!.. — Согласен! — гневно выпалил он. — От меня должна быть польза на работе! На сражении! Или на поле для квиддича! Быть чемпионом по самым чистым кружкам мне совсем не хочется! Это соревнование для домовиков в Хогвартсе! А не для меня! — Мы не на соревновании, Джеймс. Мы дома. Или ты хочешь сказать, мне теперь постоянно придется терпеть твое невыносимое нытье, пока ты не можешь работать? Возможно, нам еще не один месяц придется взаперти просидеть, а ты так и будешь стонать и жаловаться? Джеймс был обижен до глубины души. Он в жизни не думал о бытовой стороне вопроса их жизни, и его злило, что Лили попрекает его глупостями, когда у нее в распоряжении целый домовой эльф — не каждой так повезет! Но еще больше его злило, что по ее мнению, он должен думать о бытовых вещах, тогда как он и правда предназначен для чего-то более великого, чем банальное мытье посуды. — Если тебе нечего делать, можешь, например, воспитанием сына заняться, — она махнула рукой на дверь, за которой спал Гарри. — Я и так занимаюсь! — возмутился Джеймс — это уже переходило все границы, он любое свободное время старался посвящать Гарри. — Каждый день играю с ним! И даже укладываю спать иногда! А вчера я его сам покормил! — Читать ему журнал для квиддича — это не «играть с ним», — резко оборвала она. — С детьми надо много разговаривать! Я в книге читал! — А целовать перед сном — не «укладывать спать». — Ну вот тогда и скажи, что и как надо делать! Всё тебе не так! — Мне всё так, — у Лили глаза недобрым огнем полыхали. — Особенно, когда ты под ногами не путаешься и не страдаешь от своей несчастной судьбы! Джеймс на нее уставился, не веря в услышанное. — Ну и к черту! Не буду тебе мешать! Резко развернувшись, он широким шагом направился на выход, попутно сдернув с крючка в прихожей Мантию-невидимку. — Куда это ты собрался?! — в голосе Лили на мгновение промелькнули тревожные нотки. — Дать тебе отдохнуть от себя! — не разворачиваясь, бросил он. — Только попробуй вляпаться в неприятности, Джеймс! Не дослушав ее, он громко хлопнул дверью напоследок. Выйдя за ворота, он на ходу накинул на себя Мантию-невидимку и, не раздумывая, трансгрессировал в Косой переулок, прямиком к двери магазина «Все для квиддича». Яркая витрина манила и привносила некий покой душе. За огромным стеклом виднелся ряд новеньких метел с отполированными ручками, аккуратно подрезанными и сложенными прутьями. Позади — мячи: квоффл из крокодиловой кожи, два твердых бладжера и начищенный до сверкающего блеска золотой снитч. Не удержавшись, Джеймс потянул на себя ручку и зашел в магазин. Внутри было с десяток посетителей, а потому никто и внимания не обратил на дверь, открывшуюся саму по себе. В магазине приятно пахло полировочными средствами, кожей и деревом. Здесь было тепло и уютно, как дома. Настоящий рай на Земле. Все в красно-желтых тонах. На импровизированной сцене в углу магазина стоят манекены, одетые в формы известных квиддичных команд. В центре на большой круглой витрине всевозможные мелочи: компас для метлы, щетки для чистки и полироли, несколько видов защитных перчаток, специальные очки. На узком стеллаже вдоль стены стояли десятки ярких журналов, с которых улыбались известные личности в мире квиддича. Джеймсу тоже хотелось когда-нибудь украшать одну из обложек спортивного журнала. Но он, вместо того, чтобы стремиться к этому, сидит дома. Без возможности не только идти к своей мечте, но даже без возможности сражаться за их мир. Ему вновь стало до раздражения обидно, что он попусту теряет свое время. Еще и Лили его совершенно не понимает! Джеймс долго слонялся по магазину. Воспользовавшись тем, что он под Мантией, ему даже удалось проскользнуть на склад. Вот оно — лучшее место на земле. Десятки коробок с метлами, ящики и шумящие в них бладжеры, длинные ряды вешалок со всевозможными квиддичными формами. Джеймс с трудом удержался, чтобы не прихватить с собой что-нибудь на память. Больше всего его манил квоффл, на котором были подписи всех участниц Холихедских гарпий. На самом деле, Джеймс даже попытался подержать его в руках, только лишь подержать, он не собирался его воровать, нет-нет, но, стоило ему к нему прикоснуться, завыла сирена. Магазин пришлось покидать в спешке. Без мяча. Оказавшись на улице, Джеймс окинул ее взглядом, не зная, куда пойти дальше. Настроение у него несколько улучшилось. Он бы сейчас с радостью встретился с Сириусом, чтобы пожаловаться ему на Лили и новую, такую тяжкую сторону семейной жизни. Но Сириус сейчас должен быть на дежурстве, и вскоре они встретятся в штабе на собрании. Джеймс тосковал по общению. Он привык, что всегда окружен людьми, всегда в центре событий, но сейчас возле него находились только Лили и Гарри, а большинство друзей даже не могли попасть к нему в дом. Регулус считал, что раскрывать Тайну опасно даже Ремусу и Северусу, не говоря уж про всех остальных. Они с Джеймсом долго спорили по этому поводу, в конце концов решив, либо Регулус будет приходить к Джеймсу каждый вечер и развлекать его, либо откроет доступ его друзьям. Блэк, после мучительно долгих размышлений, выбрал первый вариант, хотя и часто пропадал и появлялся лишь через вечер. А за последнюю неделю он и вовсе ни разу не явился, и на каждый вопрос Джеймса по сквозному зеркалу раздраженно отвечал, что занят. Джеймс от этого только больше негодовал — Блэк наверняка мучает крестражи. Вместо того, чтобы его развлекать. Вместо того, чтобы уничтожить все крестражи. Размышляя, не отправиться ли ему в штаб, и кто там уже может быть, Джеймс двинулся вниз по переулку. Сейчас, в вечернее время, на улице стали появляться частые прохожие. Волшебники после работы спешили заглянуть в аптеку, книжный или пекарню. Мадам Малкин вывешивала на двери плакат о поступлении новой коллекции мантий. Из кафе Фортескью выходил человек с красивой коробкой, под прозрачной крышкой которой виднелся торт. Джеймс с тоской наблюдал, что у всех жизнь продолжается. Один он застыл во времени и никак не участвует в происходящем. В стране война в разгаре, но люди словно научились жить в новых реалиях. Перемещаться по городу перебежками, не задерживаться на улицах, раньше возвращаться домой. Не ходить по одному, всегда быть наготове — вдруг, очередное нападение. Но при этом жизнь у них продолжалась, они все также ходили на работу, покупали новые мантии и отмечали дни рождения. Лили как-то умудрялась находить в этом плюсы. Она говорила, что из-за войны люди стали больше ценить своих близких, больше времени проводить с любимыми людьми. С трудом, но Джеймс с ней соглашался. Его размышления прервала знакомая фигура, двигающаяся в сторону Лютного переулка. Накинув капюшон мантии так, что лица не видно, Бенджи определенно куда-то спешил. Подпрыгивающую походку Фенвика с широким шагом невозможно с кем-то спутать. У Джеймса мгновенно интерес разгорелся. Однажды он уже застал Фенвика в лавке Горбина, после чего у него появилась масса подозрений к нему. Вообще-то, сколько бы Джеймс ни старался следить за Фенвиком и поймать его на предательстве, но тот не давал ни единого повода заподозрить себя. Возможно, Джеймса попросту раздражало их негласное соревнование — кто больше пользы принесет Ордену. И сейчас, когда Джеймс сидел взаперти, он в этом соревновании явно проигрывал. — Уж сегодня-то я выясню, что ты там делаешь, — с предвкушением произнес он, торопливо нагоняя Фенвика, подходящего к двери «Горбин и Бэркес». Поплотнее запахнув на себе Мантию-невидимку и на всякий случай приготовив палочку, Джеймс едва успел придержать дверь, чтобы она не захлопнулась, и проскользнул в помещение. По сравнению с уютным и ярким магазином для квиддича, лавка Горбина выглядела словно богом забытое место. Грязно, пыльно, темно. В воздухе витает отчетливый застарелый смрад. Не глядя по сторонам и не задерживаясь, Фенвик устремился прямиком к подсобному помещению. К удивлению Джеймса, самого Горбина в зале не было, только молодой, болезненного вида волшебник стоял за прилавком перед двумя покупателями. Он мгновенно позабыл о своей цели преследования и невольно затормозил прямо посреди «Горбин и Бэркес», стоило одному из покупателей обернуться на звон дверного колокольчика. Перед прилавком стояли братья Лестрейндж. У Джеймса мгновенно злость и негодование в крови вскипели. Лестрейнджи разгуливают по Лютному переулку как ни в чем не бывало! Будто это не они — опаснейшие преступники и головорезы. А патруля мракоборцев как назло даже поблизости нет. Джеймс в который раз замечает, что темномагический переулок пустеет перед появлениями патруля, словно заранее об этом знает. И наоборот, вся «нечисть» выползает, стоит уйти последнему мракоборцу. Он даже не раз делился своими подозрениями с Грюмом, но тот лишь отмахивался — говорил, что и так об этом знает. Джеймса разрывали два желания. Хотелось сбросить с себя Мантию-невидимку и напасть на них. Хотелось лично доставить первых слуг Волан-де-Морта в Мракоборческий центр. Показать всем, что даже взаперти он способен приносить пользу. Тем более, он давно не разминался в боевых чарах, ему казалось, магия у него в крови застоялась, мешая нормально функционировать. Ему жизненно необходимо было сбросить это напряжение и застой. Но тут же в голове звучала последняя брошенная фраза Лили. «Только попробуй вляпаться в неприятности, Джеймс!» Угроза в ее голосе явно намекала, что если он во что-то влезет, дома его ждут еще большие неприятности. Но и не это главное. Ему не хотелось лишний раз заставлять Лили переживать за него. Пожалуй, урок с егерями стал для него слишком поучительным. Он попросту не может подставить под необоснованную угрозу Лили и Гарри. Цена слишком высока для необдуманных поступков. С другой стороны, Джеймс всегда может вызвать Сириуса. Он не сомневался, друг придет по первому его зову, а вдвоем они смогут одолеть Лестрейнджей. Правда, поблизости может оказаться немало и других Пожирателей. Размышляя, как поступить, Джеймс аккуратно и бесшумно приближался к ним с палочкой наготове. Послать на них исподтишка обездвиживающее — подло и не по гриффиндорски, зато действенно. Рабастан вертел в руках жуткого вида шкатулку, крышка которой открывалась, оттуда выползало нечто, похожее на облезлый скелет ведьмы, и издавало нечеловеческий вой. — Как думаешь, Рагнару понравится? — Рабастан весело улыбался, рассматривая шкатулку со всех сторон. — Смотри, тут написано, что это приглушенный вой банши! Ему точно понравится! Рудольфус ему ничего не ответил, лишь вскользь глянув на шкатулку, и обернулся назад, устремив взгляд прямиком на Джеймса, под которым скрипнула старая половая доска. Не моргая, не дыша, Джеймс замер в полушаге. Старший Лестрейндж медленно достал палочку, не спуская взгляда с того места, где стоял Джеймс. — Эй, Рудо, — Рабастан пихнул его локтем, привлекая внимание. — А как тебе это? — он приподнял обыкновенного вида ожерелье из крупных круглых деревянных бусин, на каждой из которых виднелась руна. Рудольфус мельком глянул, никак не прокомментировав, и вновь посмотрел в сторону Джеймса. Он внимательно вглядывался в пространство, но палочку не поднимал. — Вы ищите что-то на подарок, мистер Лестрейндж? — елейным голоском поинтересовался продавец. — Вроде того, — улыбнулся ему Рабастан. — Если выбираете подарок для девушки, могу предложить что-нибудь из этой витрины, — он указал на стекло, под которым лежали явно старинные украшения не лучшего вида. — Нет-нет, — отмахнулся Лестрейндж, — подарок не девушке. Нужно что-то, вроде… игрушки. — Для ребенка? — уточнил продавец. Рудольфус окончательно отвернулся от Джеймса и взглянул на продавца. — Нет, — первым ответил он, опередив брата. — Мы возьмем шкатулку. Пока Лестрейндж отвлекся, чтобы расплатиться, Джеймс аккуратно спиной двигался назад. Проход слишком узкий, двое братьев и он никак здесь не разойдутся. Но, стоило ему ступить в безопасную зону, как распахнулась дверь, за которой ранее скрылся Фенвик. Все таким же стремительным шагом он направлялся на выход. Джеймс в последнюю секунду вжался в стену, чтобы не попасться на его пути. Джеймс провожал его разочарованным взглядом. Он так и не узнал, для чего он опять приходил к Горбину! И он вряд ли поверит в очередные отговорки о тайном задании Дамблдора. И с Лестрейнджами он не придумал, что делать. А из каморки вслед за Фенвиком вышел и сам Горбин с явным удовлетворением на лице, словно совершил свою самую выгодную сделку. Джеймс точно не переживет, если не узнает, для чего Фенвик к нему приходил. — Джеймс! Оба Лестрейнджа повернулись в его сторону, выхватывая палочки. Фенвик, как раз проходящий мимо него, сбавил шаг, поднимая голову, спрятанную под капюшоном. Радостная маска с лица Горбина слетела; продавец побледнел еще сильнее. В лавке повисла звенящая тишина, стоило из кармана Джеймса раздаться громкому голосу Сириуса. — Сохатый! Прием. Рудольфус первый взмахнул палочкой. Яркий луч стрелой устремился в сторону Джеймса. В ответ он выпустил парализующее, ловко пригибаясь. Послышался треск деревянной обшивки лавки. Взрыв. Оба Лестрейнджа в разные стороны отклонились от его чар. Но следом одновременно вскинули палочки. В крови адреналин вскипел. Палочка быстро нагревалась от бесконечного потока заклинаний. Джеймс едва успел заметить, как упал за витриной продавец, случайно поймав одно из его заклинаний; как стремительно выскочил за дверь и растворился в воздухе Фенвик. — Прекратите! — орал Горбин. — Выметайтесь отсюда все! Вы заплатите за каждый испорченный товар! Капюшон с его головы слетел. В тот же миг в него полетела изумрудная вспышка, выпущенная старшим Лестрейнджем. — Поттер, — рыкнул он. Колдовать становилось все труднее. В лавке стоял столб пыли, в воздухе дым от взрывов. Никакой видимости. Джеймс выпускал заклинания наугад. — Я вызвал Повелителя! Сквозь дымовую завесу он услышал голос младшего Лестрейнджа. Волан-де-Морт явно придет не один. Конечно, Джеймс мог бы вызвать Орден, но что они скажут, если выяснится, что это он был зачинщиком драки? Накинув капюшон на голову, он с некоторым сожалением бегом устремился на выход, напоследок отправив еще одно заклинание в сторону братьев. Настроение окончательно поднялось. Даже расстройство, что он так и не узнал цель встречи Фенвика и Горбина, отошло на второй план. Как же давно Джеймс не чувствовал бодрящего чувства опасности и адреналина. Трансгрессировав к штабу и оказавшись за воротами, он, наконец, достал сквозное зеркало. — Сириус. В отражении тут же появилось взволнованное лицо друга. — Где ты был?! — В лавке Горбина! Фенвик к нему опять приходил, прикинь? А еще там Лестрейнджи были! Я, конечно, под Мантией был, но как только ты позвал меня через зеркало, там такое началось! Джеймс в красках описывал случившееся, пока обеспокоенное выражение лица Сириуса стремительно сменялось откровенной завистью — он-то на бесполезном дежурстве последние несколько часов торчал. — Давай, в штаб лучше иди, — прервал его Сириус. — А я уже здесь! В холле его встретили Сириус с Софией. В штабе больше никого не было, а потому они втроем с удобством устроились в гостиной. — Что ты вообще делал в Лютном? — не выдержав, Сириус прервал его нескончаемый поток эмоций. — За Фенвиком следил. — А Фенвика ты там как нашел? — В Косом переулке увидел. — А в Косом переулке ты?.. — В магазине для квиддича был, — Джеймс непроизвольно в улыбке расплылся. — Лили тебя отпустила? — поразилась София. — Что значит, отпустила? — Джеймс презрительно усмехнулся. — И вообще, мы с ней поссорились. На него вновь накатило легкое раздражение. Впрочем, случившееся уже не так остро на него действовало. Лили сидит взаперти, а потому и придирается по всяким пустякам. — Из-за чего? — спросил Сириус. — Ругается, что я за собой посуду не мою! — Для чего? — удивилась София. — У вас же есть домовик. — Вот и я о том же! А ее, видите ли, бесит, что я кружку за собой помыть не могу — палочкой раз взмахнуть! Или мантию на место не убираю. София непонимающе нахмурилась. — Для чего отнимать работу у домовика? Они же счастливы делать все это. — Ей надо, чтобы я в ту же секунду за собой убирал! Не дай Мерлин, мантия проваляется пять минут не на месте. — Ого, — сочувствующе протянула Бланк. — Мерлин, насколько же вы избалованные, — осудил их Сириус. — Лично я полностью понимаю Лили. Вас двоих, — он кивнул на Джеймса и Софию, — без домовика оставить и вы в грязи потонете и плесенью поростете. А Софи еще и с голоду помрет. — Это не так! — Именно так! А еще ты, как и Джеймс, тоже вечно барахло свое разбрасываешь по всему дому, а мне прибирать приходится. Или ты думала, твоя одежда в шкафу сама себя развешивает? Бланк на него в изумлении вытаращилась, словно впервые слышит об этом. Впрочем, Джеймс тоже себя примерно также ощущал после претензий Лили. Но интересовало его другое. — Когда это ты за мной барахло прибирал? — нахмурился Джеймс. — Да в школе постоянно! Твоя грязная вонючая квиддичная форма постоянно валялась где попало. А у меня, если ты забыл, обостренный нюх! — Ох, точно, ты же у нас известный чистюля, — Джеймс глаза закатил. — Я не чистюля. И вообще, не вижу в этом ничего плохого. — Между прочим, я недавно наводила уборку дома! – резко заявила София, перебивая его. Кажется, ее задели слова Сириуса о том, что ему за ней вечно прибирать приходится. — Весь первый этаж вылизала! — она вдруг изменилась во взгляде и томно добавила: — А могла бы тебя. К удивлению развеселившегося Джеймса, Сириус и бровью не повел на провокацию. — Еще скажи, что по доброй воле убиралась, — усмехнулся он. — Тебя же Рег заставил бытовые чары отрабатывать вместо занятий по трансфигурации. Разве не так? — Фу, бытовые чары, — поморщился Джеймс. — Что может быть более скучным? Я ни одних бытовых чар не знаю! — с гордостью добавил он. — Вот-вот! Я могла бы заняться более интересными вещами, — поддержала София и требовательно взглянула на Сириуса. — Когда Арктурус нам домовика даст? — Сказал, на свадьбу подарит, — огрызнулся Сириус, но тут же смягчился: — Выйдешь за меня, Софи? — Только когда домовика в свое распоряжение получу! — София! — возмущенно воскликнул Джеймс. — Как ты можешь отказываться?! — Да он же шутит и издевается! Джеймс перевел недоуменный взгляд на Сириуса, на что он отрицательно помотал головой. Судя по всему, друг и правда сделал ей предложение в столь неподобающей обстановке. — Кто так предложение делает? — недоуменно спросил у него Джеймс. — А как же кольцо? А на колено встать? Речь слезливую толкнуть. — Без подсказок справлюсь, — ответил Сириус. — Да, расскажи лучше, что Фенвик в Лютном делал, — поддержала София. — Я так и не узнал, — с сожалением ответил Джеймс, вспоминая о волнующей теме. — А он наверняка сейчас будет говорить какую-нибудь чушь, что его туда Дамблдор послал. — Меня больше бесит, что тебе Лестрейнджи попались, — прервал его Сириус. — Почему мне они никогда не попадаются?! Я же тоже постоянно хожу где попало. — Вас и так с Беллой не разнять на любом сражении, — усмехнулся Джеймс. — Хватит тебе ее одной. — Mon Dieu, je ne veux pas en entendre parler. (Боже мой, я не хочу ничего об этом слышать.) Не разобрав ни слова, Джеймс мельком глянул на Софию и спросил у Сириуса: — Кстати, кто такой Рагнар? — Рагнар? — Сириус задумался. — Был такой Рагнар Лестрейндж, дед Рудольфуса и Рабастана. Поллукс по сравнению с ним приятнейший человек. Но, насколько я помню, он умер года три назад. — Странно, — протянул Джеймс. — Рабастан выбирал подарок для какого-то Рагнара. — Может, какой-нибудь кузен? — предположила София. — Нет, Лестрейнджи на грани вымирания. Реджинальд, Рудольфус и Рабастан единственные носители фамилии. Но, чувствую, и им недолго осталось, — не без удовольствия ответил Сириус. — Близких родственников у них тоже нет. — Или эльфу подарок выбирал? — улыбнулась София. — Регулус тоже Кикимера обожает. — Точно, — усмехнулся Сириус, — он в детстве даже предлагал ему спать в своей комнате, потому что каморка на кухне — слишком бесчеловечно. Мамаша была в ужасе, когда узнала. Но Лестрейнджи не такие, домовиков они презирают. — Они, вроде как, игрушку выбирали. Будто для ребенка. — Но Беллатриса не может иметь детей, — в замешательстве произнесла София. — К счастью, — добавил Сириус. — Может, они обратились к кому-нибудь за «услугой»? — спросила София. — Если Беллатриса не может их наследником обеспечить, то другая чистокровная родила. А что, кстати, очень удобно, — она вдруг устремила на Сириуса внимательный взгляд. — Первая леди рода не проходит через эти пытки, а наследник все равно есть. — Ну, меня бы такой вариант точно не устроил, — заявил он ей, на что София недовольно нахмурилась. — И Лестрейнджи бы не стали пользоваться таким методом. Они фанатики всяких древних традиций. И если бы у кого-то из них вдруг появился бастард, они бы его со скалы сбросили, — он махнул на окно, за которым под скалой бушевало море. — К тому же, законнорожденный наследник обладает куда большей силой, чем бастард, так что они бы даже пытаться не стали. А еще, Беллатриса — Блэк, с точки зрения Лестрейнджей найти кого-то более… подходящего, невозможно. — Думаешь, они предпочтут вообще без наследника остаться, чем с каким-нибудь бастардом? — засомневался Джеймс. — Не думаю. Знаю. Джеймс не стал с ним спорить, все же, о Лестрейнджах он мало что знал, а Сириус был с ними знаком довольно близко. — Но я не исключаю, что Реджинальд однажды просто аннулирует брак Рудольфуса и женит его на другой, — не скрывая злорадства, произнес Сириус. — Ну, или для Рабастана кого-то «достойного» найдет. — Впрочем, все это не имеет значения, — сказал Джеймс. — В итоге они все равно окажутся в Азкабане. — В лучшем случае, — согласился Сириус. — Если им очень повезет, то они всего лишь отправятся к дементорам. Вскоре гостиная начала наполняться членами Ордена Феникса. Первыми пришли Леви с Марти, сразу за ними Доркас с Эммелиной и Питер. Джеймс все ждал, когда появится Фенвик, но Медоуз сказала, что его не будет — он на важном задании. И все же, Джеймс ни за что не поверит, что Дамблдор мог отправить Фенвика в лавку Горбина. В ожидании Грюма и Дамблдора, Джеймс пустился в очередной рассказ, как нелегка его судьба. — Вы дома целыми днями сидите? — с сожалением протянул Питер. — Ну, не всегда, конечно, выходим иногда. Я вот собрания не пропускаю. — А как там Лили? – полюбопытствовала Доркас. — Она тоже выходит прогуляться иногда. Когда Гарри не особо капризничает и соглашается остаться со мной. — «Иногда прогуляться», — повторила за ним Марти. — Звучит просто ужасно. Она, бедняжка, наверное, с ума уже сходит от заточения. Еще и с маленьким ребенком! — Да нет, — с неуверенностью ответил Джеймс, — она довольно неплохо справляется. По крайней мере, гораздо лучше меня. — Ты бы хоть иногда отпускал ее на собрания, — сказала Доркас. — А сам с Гарри оставался. Я уже начинаю забывать, как Лили выглядит. Подобная перспектива Джеймсу совершенно не нравилась. Нет, он с радостью остался бы с Гарри, но пропускать собрания ему не хотелось. — На самом деле, Лили куда чаще выходит из дома, чем может показаться, — в свое оправдание добавил он. — И куда же? — скептически поинтересовалась София. — В соседний магазин за покупками? — Нет, туда Килла ходит. Зато Лили каждую субботу в девять утра уже в очереди в пекарне, — усмехнулся Джеймс — ему казалась очаровательной любовь Лили к свежеиспеченным шоколадным кексам, которые готовили только по выходным. — Что ж, очень рад за Лили, — его совершенно беспардонно перебил Кацман, привлекая к себе внимание. — Но предлагаю обсудить более важные вещи. Собрание непривычно затянулось на пару часов. Под конец Дамблдор разочаровал Джеймса сообщением, что Фенвик и правда на его поручениях. Но окончательно все испортил Грюм. Когда Джеймс после собрания подошел к нему, чтобы в очередной раз напроситься на сражения и какую-нибудь интересную работу, Грюм сказал, что обеспечит ему занятие. Джеймс вначале обрадовался, но потом Грюм добавил, что он будет разбираться с рапортами — в Мракоборческом центре на это ни у кого времени нет. Выходит, теперь Джеймс не только будет сидеть взаперти, но и над пыльными скучными бумажками корпеть целыми днями придется. — Сочувствую, Сохатый, — без всякого сожаления усмехнулся Сириус, когда они с Софией и Джеймсом не спеша шли к воротам поместья. — Дома еще злая Лили ждет, — проворчал он. — Надеюсь, она успокоилась за это время. И все равно… Что мне делать? — Джеймс взглянул на Сириуса с Софией, в надежде, что они придумают какое-то отличное решение, как разрешить глупую ссору. — Непривычно слышать от тебя подобные вопросы, Сохатый, — беспечно ответил Сириус — словно ему было плевать на проблемы Джеймса! — Ты же чемпион по извинениям. Сделай что-нибудь в духе Джеймса Поттера, что-нибудь до тошноты романтичное. Помнишь, ты же в школе постоянно ее то цветами, то подарками заваливал. — Да, точно, — задумчиво протянул Джеймс, с ужасом осознавая, что он уже несколько месяцев даже цветов ей не дарил, а ведь Лили их так любит. — Постоянно придумывал какие-то свидания, прогулки, — продолжал Сириус. — Сплошная романтика. А сейчас ей приходится твое нытье слушать и твои вонючие носки стирать. — Все не так! — тут же возмутился Джеймс. — Я не ною! И носки у меня не вонючие! И вообще, их Килла стирает. — В общем, ты меня понял. Джеймс на него мрачно посмотрел — и когда это только Сириус научился мудрости в отношениях? Это же Джеймс всегда был гением в этой сфере. — Вот видишь, — в полголоса произнесла София, взглянув на Сириуса, — брак напрочь убивает романтику. — Не смотри на них, Софи. У всех по-разному. — У нас все хорошо, — возразил Джеймс. — Всего лишь… некоторые трудности. — Думай лучше, как избавляться от этих трудностей. — Я уже придумал, — не скрывая самодовольства, ответил Джеймс. — Но мне нужна твоя помощь.***
Давно прошло время ужина. Лили уже уложила Гарри спать, а Джеймса так и не было. Время от времени она начинала чувствовать вину за то, что сорвалась. Но тут же себя одергивала — Джеймса давно надо было поставить на место. Несмотря на грозящую опасность, а поначалу Лили была очень рада, что Джеймс теперь будет дома, рядом с ней. Радовалась, что ей больше не придется переживать за него, мучиться в тревогах, если вдруг он задерживается на работе. Но эта радость закончилась уже через неделю. Бездельничающий Джеймс оказался для нее серьезным испытанием. И она в очередной раз поражалась насколько же он избалован. Выпив чай, ему даже в голову не приходило убрать за собой кружку — один раз палочкой взмахнуть! Он мог бросить ее на деревянной столешнице в кабинете отца, где после чашки оставался неприглядный грязный след. Сменив уличную одежду на домашнюю, он не догадывался убрать мантию в шкаф, и она так и валялась на кресле, дожидаясь Киллу или Лили. Недавно вечером он ел печенье прямо в кровати — Лили об этом узнала, когда легла спать. И это после того, как долго не могла усыпить Гарри. Джеймс оказался большим и капризным ребенком. Если бы у них не было Киллы, она не представляла, как бы с ним справлялась. Скорее всего, ее терпение кончилось бы значительно раньше. Весь вечер у нее скакало настроение, заставляя ее все больше нервничать. Часть нее переживала за Джеймса — куда он пойдет в порыве ссоры? Но тут же ей казалось, что он где-то весело проводит время — наверняка отправился к Сириусу жаловаться на нее. Это ее раздражало: он оставил ее дома с Гарри, а сам развлекается. В следующее же мгновение у нее взлетала тревога, учащался пульс. Джеймс мастер находить приключения. Он легко может впутаться в неприятности, несмотря на ее угрозы. У нее руки в один момент дрожать начали от переизбытка волнения — Джеймс однозначно на кого-то нарвался. Лили злилась на него: как он может намеренно подвергать себя опасности, когда она с Гарри ждет его дома? Лили не любила ссоры. Они с Джеймсом редко о чем-то спорили, практически всегда приходили к мирному соглашению по любому вопросу. Или же дело было в том, что они одинаково смотрели на мир и имели похожие привычки, а потому и не было поводов для скандалов. А может они и вовсе не похожи, и это вскрывается только сейчас? Ведь они так мало времени провели вместе, чтобы узнать все бытовые привычки друг друга, поженились сразу после школы. Ее размышления прервал шум в прихожей. Тут же поднявшись из кресла, она устремилась Джеймсу навстречу. — Сириус? — удивилась она. — А ты что здесь делаешь? Ее вначале недовольство одолело. Мало того, что Джеймс полдня где-то пропадал, еще и сейчас со своим другом вернулся. Нет, она была не против компании Сириуса, но явно не тогда, когда им с Джеймсом нужно решить вопрос. Хуже того, Джеймс, стоящий возле него, даже не выглядел виноватым, чему-то нахально улыбаясь. — Я за Гарри присмотреть, — ответил Сириус, проходя внутрь, не дожидаясь приглашения. — Он уже спит? — Спит, — растерянно произнесла она и вновь перевела взгляд на Джеймса. Лили опасно прищурилась, заметив пыль в его темных кудрях. Она придирчивым взглядом окинула его с головы до ног. Мантия, как и всегда, неряшливо сидит на плечах. А вот ботинки тоже в пыли. Это странно. — Где ты был? — В штабе с Сириусом, — его взгляд до того невинным был, что Лили сразу поняла — он все-таки нарвался на неприятности. — Джеймс. — Ну, еще в магазин для квиддича заходил, — нехотя признался он, тут же расплываясь в улыбке. — Мне даже на склад удалось попасть! Лили нутром чувствовала, что он что-то скрывает. Хотя и магазин для квиддича звучало логичным ответом. — Ладно, не будем отвлекаться, — Сириус их прервал. — Лили, Джеймс тебе кое-что сказать хочет. Она вопросительно взглянула на Джеймса. — Не здесь. На ее нахмуренные брови ответил Сириус: — С Гарри я посижу, не переживай. Джеймс снял с крючка ее теплую мантию и накинул ей на плечи под ее молчаливое согласие. — Идем, — Джеймс протянул ей руку, ожидая ее ответа. Секунду посомневавшись — она хотела продолжать делать вид, что сердится на него, Лили вложила ладонь в протянутую руку. — Куда мы идем? — спросила она, когда они вышли в сад и направились к ограде. — Тебе понравится. Мы там уже когда-то были, — Джеймс едва скрывал довольную улыбку. Лили терялась в догадках, куда он может ее вести. Они вышли за периметр сада и оказались в небольшом редком лесу. Когда они оказались на круглой полянке, вдоль которой пробегала река, а по бокам раскинулся густой и непроходимый лес, у Лили в памяти вдруг всплыли давние события. Они здесь уже и правда были. В шалаше на большом, раскидистом дубе, находящемся на самом берегу. Ее вдруг волнение одолело. Она словно перенеслась в ту летнюю ночь перед седьмым курсом. Когда на них напали Пожиратели Смерти, когда Джеймс ее впервые поцеловал в шалаше на этом самом дубе. — Леди вперед, — Джеймс достал палочку и прошептал заклинание, после чего на толстом стволе дерева появилась лестница. Она чувствовала, как ее недовольство и скопившееся раздражение на глазах тает. Джеймс опять что-то придумал, чтобы замолить грехи, но ведь им все равно лучше поговорить и сразу решить любые проблемы. Поднявшись по холодным ступенькам, она оказалась наверху и не удержалась от громкого возгласа: — Боже! — Делал все второпях, поэтому… — Джеймс, — прервала она, поворачиваясь и устремляя на него обожаемый взгляд. Она уже и забыла, что Джеймс мастер по красивым жестам. Или же настолько к этому привыкла, что перестала замечать. В шалаше повсюду стояли горящие свечи. На низком маленьком столике дымился небольшой котелок — по пряным ноткам Лили узнала глинтвейн. Рядом стоял бумажный пакет с едой, а в круглой вазе букет свежесрезанных ее любимых алых лилий. Открытую стену от ветра и мороза защищал прозрачный купол, позволяющий любоваться звездным небом. Настоящее свидание под звездами. Джеймс так давно ничего подобного для нее не устраивал! — Знаешь, что здесь? — Джеймс довольно улыбнулся, указав на бумажный пакет. — Твои любимые шоколадные кексы. И я смог достать их, несмотря на то, что сегодня не суббота. — Но как?! — Это большой секрет. Между мной и хозяином пекарни. Ну, и еще между Сириусом. Он подал ей руку и помог опуститься на пол на одну из больших подушек. Сам уселся напротив и, разлив в бокалы из толстого стекла, глинтвейн, один вручил ей. — Итак, Лили, мы здесь собрались, чтобы ты высказала все, что тебя не устраивает, — потребовал Джеймс. — Я хочу быть самым лучшим мужем. — Ты и так самый лучший муж, — мягко улыбнулась она, сделав небольшой глоток обжигающего напитка. — Нет-нет, тебя бесит грязная посуда и разбросанные вещи. И, возможно, еще куча всего. Я готов… я хочу стать лучше. Просто… я же и правда не замечаю какие-то мелочи, вроде «грязной кружки». Потому что в детстве это делали домовики… и мама. В школе тоже домовики. И Сириус, — закатив глаза, добавил Джеймс. – И потому я привык к подобному. Но если тебя это раздражает, я готов избавляться от этих привычек. Потому что мне и правда несложно «один раз взмахнуть палочкой». Но я хочу, чтобы ты сразу говорила мне, что тебя не устраивает. А не копила обиду, чтобы разом потом вывалить на меня все. — Ну, хорошо… В целом, Лили была с ним согласна — любые проблемы необходимо решать сразу, а не замалчивать. Но ей так не хотелось показаться сварливой женой, которая только и делает, что попрекает по мелочам и придирается. Она не спеша взяла один кекс и, не глядя на Джеймса, начала говорить: — Наверное, больше всего меня раздражают твои вечно раскиданные вещи. И когда ты их комком закидываешь на полку, это не помогает. Вчера эта груда одежды выпала на меня, когда я только открыла дверцу шкафа. — Странно, Бродягу тоже это всегда бесило… Проигнорировав, что Джеймс уже не в первый раз сравнивает ее, свою жену, со своим другом, она продолжила: — На втором месте идет твое… твои жалобы. Поверь, я знаю, как тяжело сидеть дома. Я сижу дома уже больше года. Но я хочу, чтобы ты понял, что я ничем помочь здесь не могу. С этим надо смириться. Джеймс отвел взгляд, явно не согласный с таким утверждением, но против ничего не сказал. — Не хочу, чтобы ты думал, будто я тебя затыкаю, Джеймс. Я по-прежнему хочу знать о том, что тебя беспокоит, но я не могу круглые сутки слушать о том, как Дамблдор к тебе несправедлив. — Что ж, справедливо. Лили казалось, перечисляла она все очень долго. Она выпила три или четыре бокала глинтвейна за это время, съела по меньшей мере три кекса и удивляясь, откуда у нее столько претензий накопилось. Ее порой даже жужжание снитча раздражало! Об этом она сообщила аж два раза. Джеймс ее со всей внимательностью слушал, изредка кивая, но ничего не отвечая, хотя она видела, что ему не терпится вставить комментарий. — Теперь твоя очередь, — твердо сказала Лили. — Говори, что тебя во мне не устраивает. — Меня все устраивает, — не задумываясь, ответил он. Лили растерялась на секунду, но тут же возразила: — Нет, так не бывает. — Но мне и правда все в тебе нравится, — улыбнулся он. — Каждый день радуюсь, что мне досталась лучшая женщина на земле. Она на него ошарашенно смотрела. У нее не было сомнений, что они будут делиться взаимными упреками. И происходящее ей определенно не нравилось. Или нравилось? Как минимум, его заявление заставило ее почувствовать вину. — Может, тебя бесит моя косметика в ванной? — Лили не желала сдаваться. — Или платья в шкафу? Тебе пришлось квиддичную форму подвинуть! И из-за меня часть твоих книг пришлось убрать на дальние полки! Или тебя раздражают мои замечания? — Лили, — миролюбиво прервал Джеймс. — Мне ничуть не мешает тысяча твоих баночек в ванной. Даже больше скажу, мне нравится пользоваться их содержимым. Ты только посмотри, какая у меня кожа! — он показательно провел по собственной щеке. — Даже Сириус спрашивал, чем я пользуюсь! А еще я обожаю, когда ты рисуешь сердечко в уголке запотевшего зеркала. — Надеюсь, Сириус тебе такое же не рисовал, — мрачно заметила Лили, тем не менее, неуверенно улыбнувшись. — И десятки твоих красивых платьев я обожаю! — воскликнул он, проигнорировав ее замечание. — Ведь ты в них такая красивая. И твои книги на полках мне ничуть не мешают. Кстати, от скуки я начал читать «Гордость и предубеждение». Мистер Дарси до самого финала будет таким идиотом? Мотнув головой, Лили едва слышно хихикнула. — А знаешь, что еще я обожаю?! — вдруг произнес он. — Когда ты сама готовишь яблочный пирог и подпеваешь радио! По-моему, в твоем исполнении любая песня звучит куда лучше оригинала. — Ты мне льстишь, — Лили чувствовала, как к щекам прилила краска — она не гордилась своими музыкальными способностями. — Ничуть! Лили чувствовала себя смущенной и виноватой. На ее поток претензий, он выдал ей кучу причин, почему любит ее. Джеймсу даже в голову не пришло как-то попрекать ее, хотя она знает, что с ней тоже не так-то просто жить рядом — постоянные ссоры с Петуньей и ворчание подруг на первых курсах были тому прямым доказательством. Он любил каждый ее недостаток и не скрывал этого, в то время как она словно искала поводы, чтобы в очередной раз высказать претензию. И все почему? На самом деле, ее совсем не так сильно раздражали грязная посуда и разбросанные вещи, как она говорила. Да и его бесконечные жалобы так негативно действовали на нее лишь потому, что ей самой осточертело сидеть круглые сутки дома, и каждое очередное напоминание — как ножом по сердцу. Вероятно, все дело в том, что и у нее терпение подходит к концу. Ей пришлось пройти через войну. И, несмотря на ее огромное нежелание участвовать в сражениях, сейчас она мучилась от вины, что остается в стороне, пока другие рискуют собой. Она стала матерью в двадцать лет, хотя не планировала этого. Гарри она обожает всем сердцем, но недосып все равно сказывается. Больше года она практически не покидает дом. Она почти не видит друзей и подруг, и из собеседников у нее полугодовалый малыш, эльф и кошка. А сейчас на нее свалился страдающий Джеймс и это ее окончательно добило. Но умом она прекрасно понимает, что он ни в чем не виноват. Что она и правда придирается по пустякам, и грязная кружка определенно не стоит того, чтобы ссориться. А еще, вероятно, это именно она — избалованный ребенок. Джеймс еще в школе избаловал ее красивыми поступками, ухаживаниями, подарками, цветами и своим обожанием. И сейчас, когда, вдруг, этого стало меньше, она начала капризничать и требовать внимания. Пусть и таким нелепым и отвратительным способом, как ссора по пустяку. — Джеймс, — Лили убрала пустой стакан на столик и наклонилась ближе к нему, — я бы хотела… извиниться… — За что это? — с подозрением спросил он, тоже убирая бокал. — Устроила тебе скандал на ровном месте. Ты этого не заслужил. — Что ж, — Джеймс показательно вздохнул, — за это и правда можешь извиниться. Хотя я и не сержусь на тебя. Ну, днем злился немного, но меня быстро отпустило. В магазине для квиддича обо всем забываешь. Кроме тебя, конечно! О тебе никогда не забываю… — Джеймс, — прервала она. — Ты мне столько приятного сегодня наговорил. И устроил все это… И мне бы тоже хотелось сделать что-нибудь приятное для тебя, — вполголоса произнесла Лили, скользнув взглядом по его лицу и опускаясь ниже. Руками проведя вслед за взглядом — коснулась груди, опустилась на живот, сквозь одежду чувствуя, как напрягаются его мышцы от ее касаний. — М… прямо здесь? — у Джеймса голос осип. Он облизал пересохшие губы. — Дома аж сразу двое свидетелей… — И то верно, — он глаз от нее не отрывал, не моргая. Не выжидая больше, Лили прижалась к его губам с поцелуем. Руками скользнула на ворот мантии, ловко расстегивая замок. Пальцами прошлась по груди, животу. Остановилась на кожаном ремне и холодной бляшке. — Лили, — он что-то пытался промычать ей в рот. Но она сильнее прильнула к нему, надавливая на его плечи. Он спиной уперся в стену. Она запустила пальцы в непослушные кудри. Другую ладонь вернула к ремню на брюках. Очередное сдавленное мычание сквозь поцелуй. На нее всегда остро действовала его нетерпеливость. Он и секунды не может ждать. И ей от того хочется над ним все дольше издеваться, подводить к самой черте. Горячий, многообещающий поцелуй на его губах. Дорожка по сильной шее. — Мерлин, Лили… Она ладонью сквозь ткань брюк сжимает твердеющий член. Старается не отвлекаться на его голос — он без умолку болтает, если его губы не заняты. Ослабляет ремень, сдергивает молнию на брюках. Запускает ладонь под белье. Прежде чем он вновь что-то скажет, прижимается с очередным поцелуем. Он обхватывает ее голову рукой, прижимает к себе ближе. Второй сжимает талию, торопливо движется к краю юбки. Его пальцы на ее бедрах, когда она перехватывает его руку. Чуть отстраняется от него, он с непониманием и нетерпением на нее смотрит. Почти точно так же, как и утром. Только в этот раз в его глазах тонна неприкрытого желания. Она оставляет короткий поцелуй на его губах. Движется ниже, продолжая держать его запястья в своих руках. Целует шею, ключицы в открытом вороте рубашки под его сдавленный стон. Целует грудь сквозь ткань, проводит линию губами по животу. Он понимает, к чему она ведет. Выпутывается из ее хватки, помогает сдвинуть с себя брюки с бельем. У нее невольно судорожный выдох вырывается, стоит увидеть его наполовину обнаженным. Не от смущения, от чувства, что переполняет и ее тоже. Внутри давит от желания близости с ним. Она рукой обхватывает член у самого основания и ведет вверх. Поднимает на него глаза снизу вверх. Джеймс губу закусывает, сгорает от нетерпения. На четвереньках она сползает чуть ниже. Кажется, будто член пульсирует в ее руке. Очередной взгляд из-под полуопущенных ресниц на него. — Лили!.. Не давая ему договорить, склоняется, обхватывает головку губами, втягивает в себя. Мученический стон в ответ. Пальцы в ее волосах, с силой сжимающие пряди. Вызывающие лишь более острое желание. Языком по всей длине. Влажный глубокий поцелуй. Он невольно толкается вперед. Упирается ей в горло. Она задыхается, он ослабляет хватку на ее волосах. Каждый раз одно и тоже, она к этому привыкла. Не дает ему ничего сказать, вновь обхватывает член губами. Медленно погружает глубже. Движения размеренные, отточенные. Губы у нее горят. В ушах шумит — от собственного желания, от его нетерпеливых стонов. — Лили… Лили, стой… Он вдруг обхватывает ее подбородок ладонью — раньше никогда не прерывал. А у нее перед глазами плывет. Внутри пожар полыхает. — Иди сюда… — дышит тяжело. Не успевает заметить, как оказывается на спине. Мантия давно в стороне. Вырез платья расстегнут, обнажая грудь, белья уже нет. Нежный, глубокий поцелуй на ее губах. Пальцы на чувствительных сосках — судорожный выдох, будоражащая дрожь по всему телу. Грубый, долгожданный толчок внутри нее. Лили уходить не хотелось. Так бы и лежала в его объятиях. Полураздетая, невозможно счастливая в этом коротком мгновении. Мудрец, сказавший, что с любимым рай и в шалаше, был абсолютно прав. Конечно, если он имел в виду, что неподалеку от шалаша есть уютный дом, домовой эльф и верный друг, что посидит с ребенком в трудный час. Приятную минуту тишины и покоя нарушил Джеймс, не вытерпев: — Вот бы вернуться на пять лет назад и сказать себе, который с отчаянием и без всякой надежды занимался здесь самоудовлетворением, что Лили Эванс еще будет делать мне минет в этом самом шалаше. — Только вот Лили Эванс тебе ничего подобного не делала в шалаше, — улыбнулась она, поднимая на него голову. — Точно. Зато Лили Поттер делала. Так даже лучше. Счастливо улыбнувшись ему, Лили нехотя приподнялась. Поправляя вырез платья и выискивая на полу белье, она без особого энтузиазма спросила: — Пойдем домой? Не хочу Сириуса задерживать лишний раз. — Все нормально, — отмахнулся Джеймс. — Ему только в радость. — Ну, не знаю… София вряд ли рада, что он у нас сидит, а не с ней время свободное проводит. — Да они наверняка уже по сквозному зеркалу связались, — Джеймс вдруг весело усмехнулся. — Сириус недавно рассказал, что они пару раз делали это с помощью зеркала! Представляешь?! Она дома, он на дежурстве… — Должна сказать, все, что я знаю об интимных отношениях Сириуса и Софии, я знаю против своей воли. — Бланк также говорит про нас с тобой. — В смысле? — Лили взметнула на него взгляд. — Ты им что-то рассказываешь?! — Вообще почти ничего! — заверил Джеймс. — Так, только если Сириус о чем-то спросит. С сомнением на него посмотрев, она тяжело вздохнула в ответ. Впрочем, об этом можно не переживать — Джеймса уже ничего не исправит. А ее сейчас волновали куда более важные темы. — Джеймс, я еще хотела сказать, — Лили устремила на него нежный взгляд. — Я перегнула, когда упрекала тебя по поводу Гарри. И все, что я сказала… я так не считаю и наговорила со злости. Ты самый лучший папа в мире. И это вижу я, и это видит Гарри. Джеймс ей довольно улыбнулся в ответ. — Я знал, что ты сгоряча, потому и благородно ушел, чтобы не усугублять, — с мудрым видом произнес он. — Зато я тут весь день думал о том, чем бы мне заняться, — задумчиво протянул Джеймс. — У папы целая лаборатория есть, может, мне там организовать приготовление собственной медовухи? — Хорошая идея. Правда, лабораторию уже я заняла, — улыбнулась Лили. — Зелья готовлю для Ордена. — Ну, мы тебя немного подвинем, места на двоих должно хватить. Лили вначале недовольно нахмурилась — как можно ее двигать, когда она жизненно-важные зелья готовит для Ордена? Но тут же смягчилась — она готова подвинуться, лишь бы Джеймс себя чем-то занял и не страдал от безделья.