***
Джеймса не было уже пару часов, и Лили начинала все больше за него переживать. Она надеялась, разговор с Дамблдором не затянется, но куда мог запропаститься Джеймс? Пытаясь увлечь Гарри игрушками, она сама то и дело отвлекалась на нехорошие мысли — возможно, Дамблдор поручил ему опасное задание, или он узнал об их походе за крестражем в школу. То и дело она подходила к окну, окидывала улицу взглядом, в ожидании Джеймса, старалась прислушиваться к себе — то, что созревало внутри нее, удивительно остро реагировало на любые малейшие изменения в настроении Джеймса. Но, казалось, во взбудораженном состоянии он находился круглые сутки, а потому у нее без конца скакало настроение, а тревога поднималась, даже если он собирался всего лишь полетать на метле вокруг дома. Ей хотелось верить, что если бы произошло что-то серьезное, Джеймс бы ее обязательно предупредил. Но в последнее время она все чаще от него слышит слова: «Не хотел, чтобы ты беспокоилась по пустякам, тебе нельзя нервничать». Правда, «пустяками» он называл их незапланированный с Регулусом поход на разведку в Хогсмид в полнолуние или его случайную стычку в Лестрейнджами в Лютном переулке. Наконец, увидев возле невысокого заборчика Джеймса, она улыбнулась и вернулась к Гарри. Усадив его в манеж, она заторопилась в прихожую. Джеймс едва протиснулся в дверь с огромной коробкой. Он выглядел поразительно довольным для человека, который еще пару часов назад места себе от волнения не находил перед разговором с директором. — Что там у тебя? — спросила Лили, когда Джеймс поставил коробку на пол. — Подожди, не смотри пока что, — Джеймс палочкой захлопнул крышку. — Это сюрприз! Дамблдор сегодня в таком классном прикиде был… меня это на кое-какие мысли навело. Лили на него скептически посмотрела. Джеймсу было тяжело сидеть дома, а потому он постоянно выдумывал для себя занятия, порой, травмоопасные. И вряд ли Дамблдор его вдохновил на что-то хорошее и безопасное. — Что он от тебя хотел? — А, да так, — отмахнулся Джеймс. — Кстати, ты знала, что у Пивза договор со всеми директорами школы? Его только по этой причине и не выперли, он всех правонарушителей сдает. Вот и Дамблдору растрепал, что мы в замке были. — Дамблдор ругался? — забеспокоилась Лили. Джеймс задумался на мгновение и ответил, усмехнувшись: — Даже представить себе такую картину не могу. Нет, не ругался, но попросил у меня Мантию-невидимку для изучения. Лили на него удивленно взглянула: — Для чего она ему?.. Безразлично пожав плечами, он ответил: — Я не очень хочу ее отдавать, если честно. — Почему? — Не знаю… Нам она и самим нужна! Ты уже точно никуда не выйдешь без Мантии, да и мне с ней спокойнее. Но я не знаю, как ему отказать, — Джеймс на нее с напряжением взглянул. — Как ты смотришь на то, если я Дамблдору скажу, что ты мне запретила отдавать? — Джеймс. — Ну а что?! Зря я что ли женился?! — А ты женился только для того, чтобы прикрываться мной в неудобных случаях? — Ну да, — совершенно невозмутимо ответил он. — А ты должна мной прикрываться в неудобных случаях. Это же один из бонусов брака! Тебе ему даже врать не придется и в глаза смотреть тоже. Я ему сам все скажу. — Нет, Джеймс, я не согласна. Во-первых, Дамблдор твою ложь в два счета распознает. А во-вторых… не думаю, что он с Мантией что-то ужасное будет делать, а мы… потерпим. — Да я понимаю, — нехотя произнес Джеймс. — Конечно, я ему доверяю, и знаю, что Мантию он вернет в целости и сохранности, просто… Не хочу! Лили на него задумчиво смотрела. Джеймс никогда не был привязан к вещам, но Мантия-невидимка — семейная реликвия, которой не один век. Если внутри него все противится с ней расставаться, возможно, стоит прислушаться к его ощущениям. — Хорошо, — сказала Лили, чуть улыбнувшись. — Ты можешь свалить все на меня. — Правда? — недоверчиво спросил он. — Я повторю, что Дамблдор сразу поймет, что ты врешь, но — да, можешь сказать ему, что я не хочу расставаться с Мантией. — Я придумаю какую-нибудь правдоподобную легенду, — Джеймс ей счастливо улыбнулся. Торопливо повидавшись с Гарри, Джеймс оставил Лили сидеть с ним, а сам вместе с коробкой умчался на второй этаж, строго-настрого запретив подниматься. Пока Гарри увлеченно играл с плюшевым Бродягой, пытаясь отодрать ему хвост, Лили устроилась в кресле, взяв один из любимых романов Джейн Остин. Правда, погрузиться в переживательную историю не удавалось. То взгляд притягивался к Гарри — проверить, что у него все хорошо, то слух напрягался, пока Лили пыталась понять, чем занят Джеймс. Он опять вернулся довольный и взбудораженный — как и всегда после вылазок, даже самых коротких. Лили же практически круглосуточно заперта в их доме. Она старалась не думать обо всех своих лишениях, но мысли об этом все равно лезли в голову. Само по себе заточение — уже настоящая пытка. Да и перспектива стать матерью двоих детей в двадцать один год ее не сильно радовала. Сколько бы она ни утешала себя, что все это на благо, что дети — от любимого человека, но где-то внутри все равно иногда вспыхивали сомнения. Она могла бы приносить пользу обществу, реализоваться как колдомедик, достичь, может быть, и не высоких, но хоть каких-то успехов в работе. Роль домохозяйки совершенно не для нее. Единственное, что ее успокаивает в минуты сомнений — вечно уверенный во всем Джеймс, который всегда заверяет, что у нее все еще впереди. Он умудряется находить плюсы в ее ситуации — «обзаведемся детьми во время войны и в заточении, а после займемся карьерой». Джеймс и своим примером помогал ей поверить в это. Пожалуй, он упускает даже больше возможностей, чем она. Ведь целительство — это то, чем можно заниматься до глубокой старости, а карьера игрока в квиддич имеет весьма жесткие возрастные рамки. Но Джеймс и минуты сомнений не выказывает, упрямо верит, что у них все еще впереди. Он постоянно тренируется, каждый день летает, выполняет смертельные трюки и не теряет сноровки, и она, глядя на него, продолжает изучать Темные искусства, целительство, совершенствуется в зельях и чарах. Помогало ей и нечто внутри. Шел уже третий месяц беременности, у малыша активно развивались органы и формировалось магическое ядро, что сказывалось на гормональном и магическом фоне. И если поначалу у нее часто беспричинно скакало настроение, то с каждым днем ее расположение духа все больше и больше зависело от настроения и самочувствия Джеймса. Лили не всегда это нравилось — Джеймс слишком бурно реагировал вообще на все происходящее в округе, но она должна была признать — его незримая поддержка помогала не унывать. Правда, из-за столь крепкой связи бывали изредка и негативные моменты. Лили не мучали токсикоз и тошнота, только вот, стоило Джеймсу перепить медовухи собственного изготовления, и ее весь следующий день наизнанку выворачивало. Она еще пару дней ходила зеленого цвета, а Джеймс пообещал притормозить со своим новым увлечением. И все же, несмотря на его поддержку, ей катастрофически не хватало общения. Да, к ним часто заходил Регулус, бывал Сириус и заглядывала София. Лили и сама стабильно раз в неделю по выходных выходила из дома в пекарню за любимыми кексами и за короткой прогулкой с Джин Грейнджер. Но ей требовалось общение — с людьми, с коллегами, с друзьями и подругами. В чувство ее привел грохот наверху и приглушенная ругань Джеймса. Лили глянула на часы — прошел уже практически час. Не выдержав любопытства, Лили взяла Гарри на руки и вместе с ним устремилась на второй этаж. Только она поднялась на последнюю ступеньку, в нос ударил резкий запах краски. Догадавшись, что опять учудил любимый супруг, она ускорила шаг, приближаясь к приоткрытой двери. — Джеймс! — ахнула она, замерев на входе. — Лили, ты рано! Я не закончил! Немногочисленная мебель в комнате сдвинута в центр. Джеймс весь в пыли, рубашка и джинсы запачканы краской, в руках у него кисточка и палочка. Стены в комнате выкрашены в ядерный красный цвет, на одной из стен начал прорисовываться желтый контур льва. Ей хотелось зажмуриться от ярких цветов, Гарри на ее руках закапризничал. — Мы же договаривались, что еще обсудим это! Они уже как-то раз поднимали тему детских комнат. Единственное, в чем они единогласно сходились — спальням необходим ремонт. Только вот Джеймс, как и всегда, предлагал крайне смелые решения с безумной расцветкой, Лили же хотела в комнате младшего ребенка покрасить стены в нежно-персиковый цвет, а в комнате Гарри — в мягкий зеленый оттенок. Но Джеймс, когда только услышал про зеленый цвет, полдня с ней не разговаривал и ушел летать. С тех пор они об этом не говорили, а Джеймс, очевидно, решил все взять в свои руки. — Но ты посмотри, как круто выглядит! — воскликнул он. — С комнатой Гарри я уже закончил, она в бордовой расцветке. А у Флимоны будет красный с золотым. Не скрывая эмоций, Лили на него зло посмотрела, сурово сжав губы. Джеймса так и не покинула идея передать имя его отца ребенку, и он, будучи уверенным, что родится девочка, называл ее исключительно Флимоной. — Никакой Флимоны и никакого красного с золотым, — отрезала она. Показательно ее проигнорировав Джеймс указал на окна и произнес: — А вместо штор повесим гриффиндорские знамена. — Может, мы тогда и вместо кошки заведем настоящего льва? Фло, которая прибежала вместе с ними, подняла на нее голову и тонко вопросительно мяукнула. — Меня устраивает наша миниатюрная копия, — усмехнулся Джеймс, — но спасибо за предложение. — Тебе придется это переделывать, Джеймс, — строго перебила она. — Кто делает красные стены в детской?! — Я сам в красной комнате жил! Красный придает активности, между прочим! — Да, по тебе это прекрасно видно! — Да ладно тебе, Лили! — он вконец не выдержал. — Я все еще не отошел от потери Карты! Дай мне хотя бы так отвлечься! Она на него угрюмо посмотрела. Джеймс не знал, что такое «манипуляция», но он слишком часто стал оправдывать свои любые вольности и глупые решения тем, что все еще страдает от потери Карты Мародеров. — Хорошо, — терпеливо произнесла она. — Можешь развлекаться здесь как хочешь, хоть целую карту замка на стене нарисуй!.. — Потрясающая идея! — Но чтобы через шесть месяцев не было никаких красных стен. Не дожидаясь его ответа, она развернулась и вместе с Гарри и Фло направилась обратно вниз, краем уха услышав ворчание Джеймса: — Ну вот после такого я точно Дамблдору скажу, что ты забрала у меня Мантию и запретила отдавать ему.***
За окном давно опустились сумерки, в гостиной уютно горел камин и приглушенно играл Дэвид Боуи из граммофона. Лили ела уже второй внушительный кусок яблочного штруделя, поражаясь, откуда в ней проснулась такая любовь к яблокам. И еще больше поражаясь, как Джеймсу удалось уговорить ее оставить новые стены в детских комнатах. Но от утренней ссоры не осталось и следа. Она с бесконечным умилением наблюдала, как Джеймс, сидя прямо на полу, с любовью начищает метлу, полируя рукоятку и вычищая каждый прутик. Возле него Гарри, который пытался поймать двух маленьких бладжеров, что медленно кружили вокруг него. Лили и не вспомнит, когда последний раз у нее было настолько умиротворенное состояние. У нее слезы на глазах наворачивались от того, как ей было хорошо, в груди что-то приятно сдавливало — смешивалось воедино и ее счастье, и спокойствие Джеймса, занятого любимым делом, и радость и азарт Гарри. Отправив в рот еще одну ложку яблочного десерта, она встретилась взглядом с Джеймсом, который, отложив метлу, внимательно смотрел на нее. — Почему тебе не нравится имя Флимона? Лили тяжко вздохнула, прикрывая глаза. Спорить ей совершенно не хотелось. — Или тебе не нравится имя Флимонт? — Мне нравится имя Флимонт, Джеймс, — терпеливо произнесла она, оставив тарелку со штруделем на журнальном столике. — И я всегда уважала твоего отца, он действительно был замечательным человеком. Но… наши дети это совсем другие люди, и я хочу им дать их имена. Джеймс на нее долго и упрямо смотрел, ничего не отвечая. — Разве ты не считаешь, что Гарри идеально подходит его имя? — мягко спросила она. — Да, — нехотя признал он, — ему подходит. Взглянув на Гарри, Джеймс невольно улыбнулся. Но он тут же вновь поднял на Лили решительный взгляд: — Но если я согласился на Гарри, это не значит, что я соглашусь на какую-нибудь Мари! — Я ничего и не говорила про Мари, хотя… согласись, Мари Поттер звучало бы неплохо. — Нет, Лили. О, я придумал! — у него взгляд вспыхнул. Поднявшись, он прошел до кресла и протянул ей руку. — Нам нужно цветочное имя! Это единственное, на что я соглашусь поменять Флимону. Вложив ладонь в его руки и поднявшись ему навстречу, Лили предложила: — Как насчет Роузи? — Нет. — Жасмин? Вайолет? — Не то, — поморщился Джеймс. — Камиль? Камелия? — Не на букву «К», — отрезал он. — Почему? — недоуменно спросила Лили. Он безразлично пожал плечами. — Еще хочу, чтобы с именем Гарри сочеталось. Задумавшись, Лили предложила: — Мирта? Ирис? — Не подходит, — он мотнул головой. — Может, тебе тогда понравится имя Чистотел? Тоже цветок! Джеймс ей весело улыбнулся: — Оставим это имя прозапас. Но как тебе — Маргарет? — О! Внутри нее что-то с такой силой откликнулось, что слезы на глазах выступили. По телу острая, но приятная дрожь прокатилась, заставляя сердце сжаться. — Идеально, — прошептала она, зажимая рот рукой, лишь бы не разреветься. — Лили, ты что? — забеспокоился Джеймс. — Прекрасное имя, Джеймс, — всхлипнула она. Глаза жгло, по щекам текли крупные капли. В кончиках пальцев магия заколола. От волнения дыхание перехватило. Она сама не понимала свою реакцию — всем нутром чувствовала — это ее имя — оно нравится тому, что внутри нее, оно нравится Лили. Но у нее каждая клеточка тела горит, искрит, заставляет ее щуриться, плакать, задыхаться. Обхватив ее за плечи, Джеймс прижал ее к себе, поглаживая по спине, и нежно произнес: — Если ты из-за этого так переживаешь, мы всегда можем вернуться к Флимоне. Или Чистотелу. У нее истеричный смешок изнутри вырвался. Она еще теснее прижалась к нему, щекой прижимаясь к плечу. От его близости спокойнее становилось — от его близости голова кругом шла, по венам жар бежал вместе с потоками магии. Колени подгибались от шквала чувств, перед глазами серебристые точки мигали. — Лили… Лили, смотри… Она подняла голову, судорожно выдыхая. Вокруг них искрящаяся серебристая дымка. Даже Гарри замер, наблюдая за происходящим. Она сморгнула стоящие в глазах слезы, вытерла щеки ладонью, с удивлением обнаружив на пальцах мерцающие следы. — Лили, это Патронус… Серебристая лань плавно вышла из мерцающих вокруг них огней, потянулось мордой к ним. У Лили вновь слезы из глаз хлынули, все внутри сдавило в непривычно сладкой истоме. Джеймс протянул руку, пальцами касаясь лани — у Лили от того дрожь про телу прокатилась. — Это невозможно, Лили...***
Алиса Лонгботтом — Алиса, вы все еще не спите? — в детскую заглянула Августа. — Невиллу уже полчаса как положено спать. Алиса затылком почувствовала на себе строгий взгляд и поморщилась, пока не видит Августа. Подумаешь, увлеклись немного играми — Невилл с неподдельным интересом рассматривал и перебирал разноцветные склянки из набора «Юного алхимика», то и дело издавая удивленные возгласы. Игра была для детей лет пяти, а потому Алиса надеялась, что из Невилла в будущем вырастет зельевар. Ни к чему другому он такой интерес больше не проявлял. Но Августа всегда препятствовала их веселью, а нервы Алисы были натянуты до предела. — Убирайте игры, гасите свет и ложитесь, — властно произнесла Августа и прикрыла за собой дверь. Вообще-то, у них были довольно неплохие отношения. Особенно раньше, пока их не закрыли дома. Августа относилась к ней с уважением и добротой, хотя и проявляла это весьма скупо и своеобразно. Свое мнение, единственно правильное мнение у Августы было по любому поводу: как воспитывать ребенка, сколько ложек сахара лучше не класть в чай, как лучше одеться и какую стрижку сделать, даже о том, какую политику необходимо вести Министерству — Августа тоже знала лучше всех. Алиса старалась напоминать себе, что она таким образом лишь проявляет заботу, что это ее манера общения, но терпения хватало не всегда. Порой выть хотелось от очередных замечаний и наставлений. Алиса не могла найти от нее спасения. А когда их посадили под замок, стало совсем невыносимо. Августа Лонгботтом была женщиной консервативной и строгой, иногда до зубного скрежета какой прямолинейной — всегда честно прокомментирует, если Алису блузка полнит или она волосы неряшливо уложила. Она требовала неукоснительного соблюдения ее собственных правил, а от других ждала проявления силы духа и мужественности — на редкие капризы Алисы она всегда реагировала одинаково: «Если у тебя есть время на жалобы, пойди и займись уборкой. Физический труд всегда помогает при безделье». Она всегда появлялась, стоило в доме раздаться громкому смеху, кому-то нарушить распорядок дня или устроить чаепитие во внеурочное время — даже для еды были строго отведенные часы! Алиса могла стерпеть многое, но в один момент она окончательно не выдержала. Она всегда любила выпечку, даже мечтала о своей пекарне, готовка ее умиротворяла и дарила ощущение уюта и спокойствия. Тем более, взаперти мало чем можно было себя занять. Но на горку ароматных и свежеиспеченных пончиков Августа смотрела свысока и с презрением, отмечая, что это «пустые и бесполезные углеводы», а Алисе, как кормящей матери, надо правильно питаться. Алиса не собиралась потакать еще и этим глупым правилам, а потому практически каждый вечер готовила что-нибудь новенькое. Она ела выпечку в позднее время прямо в гостиной (даже не в столовой!) на виду у Августы, у которой традиционно было отведено время для изучения газет. Августа показательно даже не притрагивались к ее еде, продолжая настаивать на своем, еще и частенько себя приводила в пример — как она хорошо выглядит в свои преклонные года! Горячие споры продолжались около месяца, Фрэнк всеми силами пытался уладить конфликт. «Конфликт с пончиками» уладить не удалось, он попросту плавно перетек в «конфликт со шляпой». Августа была весьма крупной и высокой женщиной, и одевалась экстравагантно, привлекая к себе еще больше внимания. Она носила длинные и строгие платья, которые были на пике моды лет тридцать назад; на плечи всегда накидывала шкуру убитого животного — как правило, это был лисий палантин; на ногах — сапоги на невысоком каблуке, которые всегда очень громко стучали — для Алисы этот стук стал сигналом; образ она всегда дополняла огромной вместительной сумкой и остроконечной потертой шляпой с чучелом стервятника. Однажды, перед прогулкой, она зашла к ним в комнату, спросить, не нужно ли что-то купить. Невилл, увидев у бабушки чудище на шляпе, впал в истерику. Он еще пару недель начинал заикаться, стоило Августе приблизиться. И в очередной раз, когда она вновь начала подсказывать Алисе, как правильно воспитывать сына, она не выдержала. Это была мелочная и детская пакость, Алиса сама не знала, что ею руководило — любимую шляпу Августы она спрятала в чулане со всяким старьем, где этой шляпе было самое место. Правда, Августа сразу поняла, что это ее рук дело — на память она никогда не жаловалась, и отчетливо помнила, что «шляпку оставила на крючке в прихожей». После гневной тирады жуткую шляпу пришлось вернуть. Но именно тогда Августа всерьез на нее обиделась. Она не разговаривала с Алисой практически неделю. Алиса и хотела этому радоваться, но ее грызло ужасное чувство вины. Все же, Августа всегда старалась ради них, и о Невилле всегда заботилась. Пусть и подобное проявление чувств было Алисе совершенно непонятным. В попытке извиниться Алиса приготовила шоколадный кекс с черносливом. Тесто было крепко настояно на коньяке, и вслед за маленьким кусочком — «только попробовать», Августа в одиночку за вечер съела весь десерт. После этого в доме вновь наступило перемирие и бесконечные нравоучения. Ей было непросто с Августой. Но еще тяжелее с ней приходилось Фрэнку, хотя тот и не подавал виду. Алиса поражалась, сколько у него терпения и любви к матери. Он даже взглядом не давал понять, что что-то не так, но очень часто после вмешательств Августы в их жизнь, он брал метлу и уходил летать на пару часов. Алиса порой жалела, что у нее нет такой возможности — может быть, умей она летать, давно бы улетела отсюда. Когда Фрэнк возвращался, всегда заверял Алису, что как только кончится война, они переедут на другой конец Англии, или, возможно, даже на другой континент. — Уже спите? — шепотом поинтересовался Фрэнк, заглядывая в спальню. — Да, благодаря миссис Лонгботтом мы никогда не пропустим дневной сон, — улыбнулась ему Алиса. Пройдя в комнату и усевшись возле ее кресла на подставку для ног, он посмотрел на мирно спящего Невилла в кроватке. — Спасибо, что… терпишь ее, — Фрэнк на нее взглянул. — Знаю, мама очень непростой человек и… — Фрэнк, ты что! — шепотом перебила она. — Уж ты точно не должен за нее оправдываться. И… да, с ней непросто, но она и помогает во многом. Я это ценю. Слабо ей улыбнувшись, он добавил: — Она очень любит вас. И тебя, и Невилла. Просто… ее любовь вот такая — чтобы вы спали хорошо и обедали вовремя. А еще извини, что я мало помогаю… — Фрэнк, прекрати, — чуть более настойчиво произнесла она. — Я же понимаю, что ты важным делом занят. Он кивнул и вновь перевел взгляд на Невилла. Несмотря на то, что они были заперты под заклятием Фиделиус, Фрэнк все равно часто покидал дом. У них были не настолько большие накопления, чтобы позволить себе без работы вчетвером сидеть дома. У Алисы остался дом и небольшая сумма в банке от родителей, но Фрэнк настаивал, чтобы сейчас она это не тратила, по его словам, будет обидно, если они наследство ее родителей «спустят на еду». У Августы в целом имелась неплохая пенсия, но на четверых ее все равно не хватало, да и Фрэнк отказывался «сидеть на шее у матери». Поэтому он часто искал подработки, порой, не совсем законные, но хорошо оплачиваемые. Алиса, как гриффиндорец и мракоборец, иногда мучилась угрызениями совести, что любимому мужу приходится нарушать закон ради семьи, но еще больше она переживала, что ему приходится иметь дело с нечестными людьми, которых слишком много среди приспешников Волан-де-Морта. Но сколько бы раз она ни пыталась об этом заговорить, Фрэнк всегда пресекал эти темы. — Хочешь прогуляться? — спросил он вдруг. — В смысле? — Алиса от спинки кресла оторвалась, подаваясь ему навстречу и вглядываясь в его лицо. Он улыбнулся, глядя на нее: — Я посижу с Невиллом, а ты… навести Мэри или… в штаб загляни, там по вечерам часто кто-нибудь да бывает. — Это можно… — у нее от предвкушения голос дрогнул. — Но ты же знаешь, как Августа к моим «прогулкам» относится. — Мы ей ничего не скажем, а я тебя прикрою. Уговаривать Алису не пришлось. Попрощавшись в Фрэнком, поцеловав пухлую щечку Невилла и пообещав вскоре вернуться, она бесшумно спустилась вниз и выскользнула за дверь. Приятно хотя бы на вечер сбежать из дома. Сбежать от обязанностей мамы и надзора Августы. Алиса и хотела бы навестить Мэри, но та из-за напряженной обстановки в стране старалась придерживаться лишь маршрута дом-работа и обратно. К тому же, Алисе не хотелось подвергать ее лишней опасности и появляться где-то вместе с ней. Беременная Лили тоже практически не покидала дом. Да и Марлин, будучи Хранителем их Тайны, тоже скрывалась. А потому, оставалось лишь одно место, куда можно было пойти. Трансгрессировав в Блэкпул, она зашла за высокие кованые ворота. Заметив на первом этаже старинного дома свет в окнах, Алиса радостно ускорила шаг, стараясь особо не осматриваться по сторонам — в поместье Сириуса ей никогда не нравилось. Дом на самом отшибе, на высокой скале, к которой подход лишь с одной стороны — через старый и жуткий лес. Под скалами постоянно море шумит. И, что удивительно, если в Блэкпуле на Ирландском море стоял полный штиль, но стоит в ту же секунду переместиться к поместью — там настоящая буря — поднимаются черные волны, у острых скалистых камней бурлит пена. На стенах дома гаргульи и барельеф в виде сцен сражений. Внутри обстановка столь же «дружелюбная». Никакого уюта и светлых тонов, все в мрачном готическом стиле и темных цветах. Из некоторых окон в доме вид открывался на фамильное кладбище у подножия скалы. Алисе казалось вполне закономерным, что Блэки все странноватые — любой свихнется, если поживет в таком месте. Пару раз Алиса ненадолго оставалась одна в комнате, в тот же миг в камине затухал огонь, за тяжелыми портьерами она слышала чей-то шепот, ей чудился скрип лестниц в коридоре. У нее каждый раз мурашки бежали от неприятного чувства — казалось, будто кто-то стоит позади вплотную, она кожей ощущала чье-то ледяное дыхание. Ей каждый раз хотелось убраться оттуда. Но сейчас она радостно бежит навстречу мрачному дому. Оказавшись в холле, она сразу направилась в гостиную. В комнате Марти, Наземникус и Элфиас Дож. Не та компания, которую хотела видеть Алиса, но все же это лучше, чем сидеть дома. — Алиса! Здорово, что ты пришла! — радостно воскликнула Марти. Кажется, ей тоже было утомительно сидеть с Флетчером и Дожем. Она едва успела поздороваться с остальными, как Марти устремилась к ней навстречу: — Пойдем в столовую, кое-что покажу, — подхватив ее под руку, она сразу повела ее из гостиной. Закрыв дверь за ними, она усмехнулась: — Флетчера, конечно, лучше одного не оставлять — он без надзора по ящикам сразу лезет. У него это против воли получается. Но это проблема Сириуса. — Но там Дож остался. — Да он уснул давно. — С открытыми глазами? — скептически поинтересовалась Алиса. — У него такое случается. Усевшись за длинным столом, Алиса спросила: — Что ты хотела показать? — Ты когда-нибудь пробовала гоблинское вино? — она достала темно-зеленую бутылку из бара. — Вообще-то, своим вином славятся домашние эльфы — оно у них убойное, а гоблины делают потрясающий ликер. Но мы тут на днях гуляли с Леви по волшебным магазинчикам в Блэкпуле, и я не смогла пройти мимо. Алиса не пила алкоголь уже много месяцев, забыла его вкус. Ей хотелось порой вина, но Лонгботтомы никогда не держали дома алкоголь, если не считать крепких «успокаивающих настоек» Августы, которые подозрительно пахли хересом. — Не откажусь попробовать, — улыбнулась ей Алиса. С Марти они раньше никогда не оставались наедине и пересекались лишь на собраниях Ордена. Вообще-то, младшая Пазори ей симпатизировала, но Алисе иногда казалось, что ее слишком много, и всюду она успевают — какое бы происшествие ни случилось, Марти всегда будет замешана. Алиса слышала, что она не успела оправиться после какого-то секретного дела с Регулусом, как пострадала от рук оборотня. И той все нипочем. — Держи, — Марти протянула ей наполненный бокал и сама сделала глоток прямо из бутылки. — Неплохо, скажи? Отпив немного из бокала, Алиса непроизвольно поморщилась — на ее вкус, слишком крепко. Но послевкусие оказалось приятным — с терпкими ягодными нотками. Сделав еще медленный глоток, она с чувством его распробовала и улыбнулась: — Надеюсь, я смогу потом трансгрессировать домой. — Тебя Невилл наконец-то отпустил проветриться? — Да уж, точнее и не скажешь — отпустил! С ним остались Фрэнк с Августой. У Алисы вдруг внутри закралось нехорошее предчувствие — оно всегда появлялось, когда она уходила от дома дальше, чем на десяток метров. Разумом она понимала, что Августа с Фрэнком легко справятся с ребенком, но сердце все равно тревожилось за Невилла. Как он там без нее? А вдруг Невилл подавится или все ж таки доберется до «успокаивающих настоек» Августы? А вдруг на дом нападут? Они, конечно, были под надежной защитой Фиделиуса, но Алиса знала, что в округе несколько патрулей егерей и Пожирателей Смерти. Сделав еще один глоток, она постаралась выбросить тревожные мысли из головы. — Скучаю по миру, который был до всего этого, — отстраненно произнесла она. — Когда не страшно выйти на улицу… когда можно выйти на улицу. — Да, я тоже, — протянула Марти. — Хотя… это вам не повезло, сидите по домам. А у меня, в целом, мало что поменялось. Алиса на нее с удивлением посмотрела — ей казалось, после начала войны жизнь поменялась у всех. — А ты не скучаешь по дому? — Разве что по бабуле и сестрам, по друзьям некоторым, — улыбнулась Пазори. — По Америке — нет. Да и вообще думаю, что когда все закончится, я здесь останусь. В смысле, не в этом доме, а в Блэкпуле. Он на побережье, живет много волшебников, хватает развлечений. На главной улице классный бар с живой музыкой! Я уже даже присмотрела себе квартиру! И Леви тоже не против здесь остаться, несмотря на свою любовь ко Франции. О, и София всегда рядом будет! Ну, когда они переедут сюда после окончания войны. — Сириус с Софией собираются жить здесь? — недоверчиво спросила Алиса. — Ага, Софии здесь нравится. Да и Сириус, кажется, не против. — А мне здесь совсем не нравится… — Да, здесь жить — приспособиться надо, — мудро заметила Марти. — Я когда только поселилась в этом доме, вечно слышала чей-то шепот, на меня постоянно падали разные предметы, — понизив голос, проговорила она, вытаращившись на Алису, — эти сквозняки жуткие и двери, открывающиеся сами по себе. А из окон нашей спальни вообще вид на кладбище! Но я к нему уже привыкла. Каждое утро встаю и первым делом из окна машу всем почившим Блэкам. Даже ходила узнавала имена тех, кто поближе к нам «лежит». Вот и начинается каждое утро: «Здравствуйте, мистер Финеас! Доброе утро, госпожа Мисапиноя! Как прошла ночь, мисс Элладора?». После этого мне здесь куда спокойнее стало жить. Уже никто не тревожит и не пугает! Наоборот, стоит в комнате появиться, и камин сам собой вспыхивает, например. Алиса на нее ошарашенно смотрела, не понимая, шутка ли это. Ей и бы в голову не пришло «подружиться с почившими Блэками», но, очевидно, это и правда сработало. — Они мне еще помогли найти чулан с метлами! Сириус их потом пожертвовал на благо Ордена. — А ты хорошо летаешь? — спросила Алиса. — Не, — отмахнулась она. — Сижу на метле я ужасно, но квиддич люблю! Когда училась, всегда комментировала школьные матчи. — Серьезно? — ахнула Алиса. — Я тоже! Следующие полчаса прошли в бурном обсуждении, чьи команды лучше и кто из игроков лучше всех показал себя на последнем Чемпионате мира. Когда закончилась бутылка вина, было решено, что на следующий Чемпионат они обязательно отправятся вместе. Алиса уже и забыла, что это такое — беззаботная болтовня с подружкой, а Марти как-то совершенно незаметно и уверенно располагала к себе. — Мамочка-Стоун, распивающая вино у меня в столовой, — вот уж чего я точно не ожидал сегодня увидеть. Но Марти всегда найдет собутыльника — это ее волшебный дар. — Сириус? — Алиса, счастливо и пьяно улыбнувшись, взглянула на появившегося в дверях бывшего однокурсника. — Я и не знала, что ты тоже здесь. — Да, надо было кое-какие дела закончить, — уклончиво ответил он, усаживаясь к ним за стол. — Опять пытался вычислить, кто на Софию напал? — усмехнулась Марти. — И это тоже, — чересчур резко ответил он, взглянув на нее. — Кстати, тебя из списка подозреваемых я все еще не вычеркнул. — Я в ту ночь даже на ногах стоять не могла! — воскликнула Марти, впрочем, ничуть не обидевшись. — Как бы я на нее напала? И, между прочим, Франции я бы не стала вредить. — Стоун, а ты что думаешь? — спросил вдруг у нее Сириус. — Я?.. — растерялась она. — Во-первых, я уже не Стоун. А во-вторых… я не знаю! Я вообще никаких подробностей нападения не знаю. Вкратце пересказав ей события давней ночи, Сириус добавил: — Как думаешь, Питер мог? — Вряд ли, — с сомнением протянула она. — Он же безобидный совсем! Питер вместе с Фрэнком учился, и Фрэнк говорит, он очень хороший и добрый человек. Немного странноватый, друзей у него особо не было, но он точно не стал бы нападать на людей! — А Флетчер мог бы? — Он тебя до ужаса боится, у него бы рука на Софию не поднялась. — Кстати, — встряла Марти, — Назем сейчас там, — она указала на противоположную дверь, ведущую в гостиную. — Предлагаешь выбить из него правду? — Боже, нет! Просто… к слову пришлось. Но Сириусу даже вставать не пришлось, как открылась дверь и появился Флетчер, Дож и Пруэтты. — А мы принесли ужин для всех, — произнес Гидеон, выкладывая на стол несколько коробок ароматной пиццы. — О, это вы вовремя! — обрадовалась Алиса. — Алиса! — обрадовался Фабиан. — Вот это сюрприз! Если бы Марлин знала, что ты будешь в штабе, обязательно бы написала тебе письмо. Не успела она в подробностях расспросить Фабиана, как поживает Марлин, как пришли с работы Фенвик, Эммелина и Доркас, а следом за ними Питер и Карадок с дежурств. Алисе разорваться хотелось — хотелось обсудить с Фабианом его жизнь с Марлин; хотелось расспросить Гидеона о его новой подружке; хотелось послушать с Эмми и Бенджи о последней рабочей поездке Доркас в Египет; хотелось спросить у Питера про его будни и узнать, есть ли в их аптеке тематические игры для годовалых детей; она даже готова была послушать обсуждения Карадока и Дожа о новых способах использования каких-то камней; или же присоединиться к Сириусу и Марти, которые продолжали «расследование» нападения на Софию. Но в какой-то момент все разговоры переключились на нее. Алиса едва успевала отвечать на все вопросы. Но сейчас вся ее жизнь крутилась вокруг материнства, и она переживала, что другим будет скучно об этом слушать. — Наша сестра Молли беременна седьмым, — произнес Фабиан. — Каким?.. — Да, седьмым, — кивнул Гидеон. — У них уже шесть мальчиков, очень надеются, что летом появится девочка. — Ее кто-то заставляет? — невинно поинтересовалась Алиса. Она бы и под угрозой смерти даже на третьего не согласилась. — За нас всех отдуваются между прочим, — усмехнулся Фабиан. — Вы разве не слышали новую политику Министерства по повышению рождаемости? Скоро всех заставят рожать во имя Англии! Каждый семье по тройне! — Рожать во имя Англии? Надо будет Софи обрадовать, — улыбнулся Сириус. — Но… для чего? — недоуменно спросила Алиса у Пруэттов. — Сама понимаешь, из-за войны за три года население сильно поредело — кого убили, а кто и сбежал из страны. А ведь кто-то должен трудиться на благо родины и защищать ее, — ответил Фабиан. — Уже слушания проходят в Визенгамоте, — поддакнул Гидеон. — Рассматривают, как этот вопрос могут взять на контроль. — С недавних пор ужесточили контроль по продаже зелий для прерывания беременности, — произнес Питер. — В нашу аптеку еще месяц назад распоряжения пришли, мистер Малпеппер очень негодовал по этому поводу. — Это ужасно, — сказала Доркас. — Думаю, те, кто не желает заводить детей, все равно найдут способ избавиться от нежелательной беременности. Только вот это может привести к еще более худшим последствиям — будет расцвет незаконной продажи зелий, который лишь может навредить здоровью. — А мне кажется, классно, когда много детей, — заметила Марти. — Нас у бабули тоже семеро. Конечно, бывало трудно, сестры бывают невыносимыми, и я бы предпочла, чтобы у меня было шесть братьев. Но… чаще все же бывает весело. — Да, — согласилась Доркас, — но все же лучше, когда люди сами приходят к этому решению, а не вынужденно. — Интересно, а у Волан-де-Морта какая программа в этом направлении? — задумчиво произнесла Марти. — Морда тебя каждый год заставит по ребенку делать, — усмехнулся Сириус. — Будешь муниципальной роженицей, повышать демографию чистокровных. — Фу, — скривилась она. — Да-да, с пожирательской мразью спать придется, — продолжал Сириус. — И никакого тебе полукровки Кацмана, сразу можешь забыть. — Среди них только Эван Розье да Эдмунд Эйвери были ничего, — полным серьезности тоном произнесла Марти, — но один мертв, а другой сбежал. А остальные мне совсем не нравятся. — Вряд ли у тебя будет выбор, — насмешливо отозвался Сириус. — Выбирать, скорее, будут тебя среди других чистокровных кандидаток. — Хорошо, что я полукровка, — сказала Доркас. — Расслабляться все равно не стоит, — ответил ей Сириус. — Какой-нибудь ценитель экзотики вряд ли сможет пройти мимо тебя. А вот Эмми, например, подойдет для поклонников классики, — он на нее многозначительно глянул. — А Марти приглянется любителю дерзкой привлекательности. — Ты, вроде, и комплимент делаешь, а все равно звучит отвратительно, — прервала Алиса, пока очередь не дошла до нее. — Блэк как всегда противен, — поддакнул Бенджи. — Это же наши девчонки! Как ты можешь так рассуждать! — Так я же переживаю! — воскликнул Сириус. — И повышаю мотивацию наших девчонок активнее сражаться против морды! — Спасибо, а то нам ее не хватало, — отозвалась Доркас. — На самом деле, я считаю, что женщинам не место на войне, — без тени шутки сказал ей Сириус. — Точно, — мрачно усмехнулась Алиса, — женщина должна сидеть дома и рожать. — Я так не считаю, — веселье с Сириуса окончательно спало. — Но это все же лучше, чем рисковать быть убитой на поле боя. Алиса ему ничего на это не ответила. Потому что отчасти была согласна. Может быть, у нее все еще не пришли в норму гормоны, но она была счастлива проводить время с Невиллом, несмотря на все окружающие трудности. Ей нравилось сражаться, быть на арене боя плечом к плечу с Фрэнком, когда захлестывает азарт. Но это, скорее, была вынужденная необходимость, в которой она находила плюсы. Она совершенно не создана для боев, и ей куда больше по нраву мирная и спокойная жизнь. — Только вот без наших девчонок в Ордене мы бы в жизни не продержались так долго, — произнес Фенвик. — Одна Доркас чего стоит! Волан-де-Морт уже лично на нее охотится, потому что даже отряд Пожирателей не справляется! А Эмми! Ей же равных нет в наведении чар! И это я не говорю про сестер Пазори, которые в дуэльном мастерстве и тебе фору дадут! А еще у нас были Алиса, Лили и Марлин! И каждая из них если не сильнее, то точно не уступает в силе мужчинам. — Я и не говорю, что они уступают! — огрызнулся Сириус. — Но скажи, разве тебе было бы не спокойнее, если бы, к примеру, та же Эмми сидела дома и в безопасности? Не успел Фенвик ответить, встряла Марти: — Сириус лишь пытается сказать, что он рад, что София не участвует в войне. — Это не так, — резко заявил он. — Она участвует в войне, возможно, даже побольше некоторых. Но да, она не участвует в сражениях. И я ей этого никогда не позволю. — А я полностью поддерживаю подобный подход! — произнес Дож. — Да, считаю, что женщина именно дома и должна сидеть. И уж точно не участвовать в этой бойне. А еще лучше, должна заводить потомство. Молодежь нынче совсем расслабилась, — проворчал он. — Вот мы в свое время всегда с радостью заводили семьи, рожали детей! Судя по сомнению и даже откровенному недовольству на лицах присутствующих, с Элфиасом Дожем были не согласны, однако, учитывая его столетний возраст, спорить никто не спешил. — Дети — это огромная ответственность, мистер Дож, — миролюбиво произнес Карадок. — Возможно, у каждого бы за этим столом уже были дети, если бы не внешние обстоятельства. Война все серьезно усложняет. У меня двое маленьких детей, и я каждый день в ужасе живу, что не смогу их защитить. Алиса ему понимающе кивнула — пожалуй, это тоже был ее главный страх. — Никогда не будет подходящего времени! — сказал Дож. — Вам все время будет что-то мешать, то война, то карьера, то какой-нибудь переезд или простуда. Причина всегда найдется. А я считаю, что дети, семья — это самое главное в жизни, все остальное — пустое и проходящее. Вы воюете за свою свободу и право мирно жить, строите карьеру ради признания, денег и своих амбиций. Но кому после себя вы оставите свободный мир и свое звание в Министерстве, накопленное золото? Дети дают стимул покорять этот мир и приумножать свои богатства. Думаете, почему чистокровки так обеспокоены продолжением рода? Потому что в семье вся сила. Если у вас нет семьи, у вас нет ничего. Наверное, Алиса отчасти могла согласиться с ним. У нее семья появилась по воле случая, непроизвольно, но Фрэнк и Невилл для нее — самое ценное, ради которых она и мир покорять готова, и умереть за них. И все же, она считала неправильным зацикливаться на детях и продолжении рода. Самодостаточный человек может найти свое признание, оставить в этом мире след после себя и быть счастливым даже без наличия семьи. — Мистер Дож, а у вас есть дети? — поинтересовался Фенвик. — Конечно! У меня есть сын, трое внуков и одна правнучка. Но они уже пять лет, как живут в Канаде. — То есть, уехали, как начались первые беспорядки? — уточнил Фенвик. — Да, и не надо их за это судить! Я бы и вам всем советовал уехать, чем свою молодость на войну гробить, да Дамблдор мне этого не простит. Фенвик уже собирался что-то возразить, но в коридоре послышались шаги, а следом появилась и Айви. — Как вас много, — заметила она. — Те счастливчики, кто не на дежурстве, — улыбнулся ей Фенвик. — Присаживайтесь, Айви, — Дож выдвинул рядом с собой свободный стул. — У нас как раз интересная беседа. Пазори уже собиралась сесть, как вдруг замерла, напряженным взглядом окинув сидящих за столом. — Что такое? — полным скептицизма тоном поинтересовалась Марти. — Если я сяду, нас будет… тринадцать. Некоторые за столом молча переглянулись, только Сириус громко и презрительно усмехнулся: — И что? — Когда вместе обедают тринадцать человек, кто первый встанет, тот первый и умрет. — Мерлин, — Сириус глаза закатив, — ну и бред. Может, он умрет первый, но только через сто лет? Садись давай. Тем более, Назем вообще за человека не считается. Как и ты, кстати. — Ты как всегда любезен, Сириус, — заметила Доркас. Тем не менее, еще мгновение посомневавшись, Айви села. — Поразительно, что именно волшебники меньше всех верят в приметы, — сказала она. — А ведь они не на пустом месте появились. — А я верю в приметы, — подал голос Наземникус. — Ходят слухи, что недавно опять парочка егерей померли. А до этого они видели Грима! Причем совсем неподалеку отсюда! — Ужас какой, — прошептала Марти. — Да-да, говорят, на кладбище Блэков видели! — Смотри, как бы сам на Грима не наткнулся, Назем, — усмехнулся Сириус. Флетчер лишь тяжело сглотнул и отвел взгляд, ничего не ответив. — Я в приметы не верю, но ничуть не удивлен, что в этом стремном месте завелся Грим, — произнес Бенджи. — Это же призрак. Я как-то читал, что он зарождается там, где часто проводили Темные ритуалы. По сути, это сгусток негативной и злой энергии. И потом он бродит ночами по окрестностям, выискивает одиноких путников и пугает их. У Алисы мурашки бежали от ужаса. Ей вновь казалось, что позади кто-то стоит, смотрит на нее. Короткие прядки волос шевелились, будто от чужого дыхания. Она бы легко могла предположить, что здесь и правда завелся Грим. Она осторожно покосилась на Сириуса. Его Патронусом был внушительный лохматый пес. Все считали, что это обычная дворовая собака, но Мэри ей как-то сказала, что по очертаниям его пес — точь-в-точь как Грим на картинках. У некоторых волшебников Патронусы принимали облик волшебных существ — как феникс у Дамблдора или грифон у Фенвика, а потому Алиса считала, что и у Сириуса Патронус может быть в виде предвестника смерти. — Вас здесь никто и не держит, — с отчетливым холодком произнес Сириус, явно задетый нелестными описаниями его дома и Грима в частности. — А Грим — это наш с Софи комнатный песик в этом доме. В целом, если его злить не будете, можете не бояться. Кроме тебя, Назем, ты его, все-таки, лучше стороной обходи. И вы тоже, — он взглянул на Бенджи с Эмми, перевел взгляд на Питера и добавила: — Ну, и ты, конечно же, Пит. И вы обе, — он указал на сестер Пазори, — да и Кацману передайте, что пока с него подозрения не сняты, пусть тоже ходит и оглядывается. — Ну, опять началось, — проворчала Марти. — По-моему, даже не заканчивалось, — усмехнулась Айви. — Что ж, с вами весело, но мне пора, — Карадок поднялся из-за стола. — Кажется, ты первый и умрешь, — буднично произнес Фенвик. — Скажите спасибо, что взял эту страшную участь на себя, — посмеялся Карадок, прежде чем покинуть их. Разговор вновь вернулся к дурным приметам и обсуждению Грима. — Сириус, — позвала Алиса, — а твой Патронус… это обычный пес или Грим? За столом тишина повисла. Некоторые словно впервые посмотрели на Сириуса. — Точно же, — ошарашенно произнесла Доркас, — у тебя Грим… — Каждый видит то, что хочет увидеть, — вместо Сириуса ответила Айви. — Кто-то видит обычного пса, а кто-то — предвестника смерти. И каждый по-своему прав. Алисе не давало покоя, что ее вопрос так и остался без ответа, но Сириус выглядел раздраженным — уж она выучила все его «лица» за семь лет учебы и эта холодная маска значила одно. А потому решила не продолжать эту тему. — А кто какие самые необычные Патронусы видел? — спросила Марти. — Спрашиваешь? — усмехнулся Фенвик. — Мой Патронус — грифон! Да даже феникс Дамблдора отдыхает по сравнению с этим! — А как тебе предвестник смерти? — поинтересовался у него Сириус. Бенджи презрительно фыркнул: — Какая-то дворняга! А у меня крылатый лев с головой орла! — Вот именно, ничего внятного! То ли птица, то ли зверь. — Я однажды видела Патронус в виде флоббер-червя, — встряла Марти, прерывая спор. — Поразительно, конечно, как человек с таким тотемом вообще смог вызвать Патронус. — Флоббер-червь хотя бы полезен своей мерзкой слизью, а от грифона вообще никакого практического толку, — сказал Сириус. — Да? А какой толк от Грима? — с насмешкой спросил Фенвик. — Напугать до усрачки? Ну, иногда он с этим справляется, но больше толку от него было бы в цирке. — А я думаю, самый классный Патронус у Грюма, — произнесла Алиса — ей тоже не нравилось слушать спор Бенджи и Сириуса. — Разе можно найти более благородного зверя, чем гиппогриф? Обсуждение, а где-то и бурные споры по поводу самых лучших Патронусов заняло немало времени. Этот вечер уже не мог стать лучше, но в дверях появился и Грюм. Алиса даже с места соскочила, готовая радостно броситься навстречу любимому начальнику. — Мистер Грюм!.. — но она смолкла на полуслове, замечая его выражение лица. Не суровое и решительное, как обычно. В глазах растерянность. Грюм стянул с головы капюшон, с которого падали крупные капли — кажется, за окном начался проливной дождь. Столовая вмиг в тишину погрузилась, в воздухе повисло напряжение. — Мистер Грюм? — едва слышно спросила она. — Что-то случилось? — Эдгара убили… Алиса рот рукой зажала. Эдгар Боунс был их старше, он был умнее, опытнее, сильнее. Он половину Ордена собрал для Дамблдора, всегда знал, кому можно доверять, кому — нет; людей насквозь видел, ситуацию наперед просчитывал, всегда знал, как правильно поступить. Все в Ордене знали, что за ним идет усиленная охота, и все же, Алиса меньше всего ожидала услышать подобные новости. Ведь Боунс он... он умный, опытный и сильный. — Всю его семью, в их доме…