Трудности перевода

      «Песню мира запевает молоде-е-ежь, молоде-ежь, молоде-е-е-ежь! Эту песню не заду… (1)»       Что за древность лезет в голову?       Закончив выступление, я, стараясь не шмыгать пьяно носом в микрофон, передала «эстафетную палочку» Ли Хекдже. Забившись в плохо освещенный уголок дивана, медленно потягивала очередную баночку пива, периодически прикладывая холодный жестяной краешек к губам. В голове приятно шумело.       Танцор СуДжу выписывал такие пируэты, что вздумай я так скакнуть, то утро в реанимации мне обеспечено. Поломаться в нескольких местах, приземлившись на дурную голову — гарантия хореографии Суджу.       У ЕХО хорео попроще… М-да.       Вспоминая последний клип ЕХОшек, машинально крутила десертную вилку для фруктов в пальцах. Мягкое сидение рядом примялось, кто-то решил нарушить мое одиночество. Повернув голову и почувствовав, что в ней зашумело активнее, увидела улыбающуюся физию чингу.       Хену протянул руку и стукнулся банкой пива о мою баночку.       В ответ я указала на вертевшегося волчком Ли Хекдже:       — Либо убьётся, либо покалечится…       Чингу вздернул брови, а затем расслаблено затрясся в смехе:       — Опять твои штучки.       — Я только святую правду, — хихикнула и хлюпнула пивка, запрокинув голову.       — Остаешься после съемок? — Хену активно жевал фигурно нарезанный кусочек корейской дыни и ждал моего положительного ответа.       — Не, пойду байки. Завтра вставать вместе с соловьями.       Молодой человек вопросительно вскинул брови. И то верно, какие в Пусане соловьи? Почему-то сегодня хотелось лезть всем под кожу, пользуясь тем, что корейцы недопонимают.       — В роще пел соловушка та-а-ам в дали (2), — тихонько запела, ловя искры изумления в глазах чингу. Прервав песню так же резко, как и начала, потянулась, вскинув кулачки вверх. — То ли музыки и цветов хочется, то ли зарезать кого-нибудь. (3)       — Женщина, это уже игры с законом, — голос Хекдже раздался совсем рядом, танцор уже мостил попочку по другую руку от меня.       Хмыкнув, снова приложилась к жестяному краешку баночки.       — Сегодня я буду кутить. Весело, добродушно, со всякими безобидными выходками. Приготовьте посуду, тарелки — я буду все это бить. Уберите хлеб из овина — я подожгу овин… (4)       Нужно было видеть их лица!       Сдвинув брови, я сосредоточенно разглядывала надпись на бутылке, что успела ухватить со стола.       — Как? У вас нет овина? Скучно живете вы в своей Корее.       Отобрав алкоголь, Хекдже взял меня за ладонь, помахивая ей в сторону чингу.       — Хену-у-у, по-моему, нас с тобой разводят, как детей, — догадался он до обидного быстро, все-таки, соображала у СуДжу работает.       — Разводят тесто на водяной бане, — сарказм из меня так и лез. — Я просто шучу. Поднимаю, так сказать, градус настроения.       Ынхек во второй раз отобрал у меня бутылку, снова ставя ее на стол.       — И градус алкоголя заодно.       — Плаху, палача и рюмку водки. Водку — мне, остальное — ему (5), — скорчив «козью морду», я указала пальцем на СуДжу. Оценив новый ступор, настигший корейцев, я встала. — Вот оно — преимущество билингва! Пора посетить дамскую комнату. Отдыхайте, мальчики, я скоро!       Стараясь идти по прямой я, с трудом открыв массивную дверь, вывалилась в коридор.       Спина взмокла, напряжение рядом с СуДжу не смог снять даже алкоголь. Оглядевшись, в конце коридора увидела стеклянные двери. Дойдя до них, обнаружила небольшое симпатичное патио, дорожка от которого вела на пляж. Аккуратно прикрыв за собой створку, уже собиралась расслабиться в кресле возле резных перил, как периферийным зрением увидела Хекдже. Молодой человек, выйдя из музыкальной гостиной, направился в противоположную от меня сторону. Я продолжала следить за обтянутой черным пиджаком спиной СуДжу. Ынхек дошел до поворота, ведущий в уборные и остановился. Он явно кого-то ждал…       И тут меня прострелило: «Да ни кого-то он ждет, Лиза, а тебя!»       Захотелось заорать, разметать всю плетеную мебель на патио. Хекдже упрямо продолжал игру и был намерен использовать мое нетрезвое состояние.       «До какой еще низости вы дойдете, сонбе-нимм?»       Ноги сами понесли прочь от гостиницы. Шагнув на мощеную дорожку и пройдя к кромке океана, я только сейчас ощутила всю прелесть ноябрьского ветродуя. Тонкий кардиган и юбка продувались насквозь. Вдобавок захотелось в туалет. Ситуация идиотская, нужно возвращаться, но карта-ключ от номера и телефон остались лежать в клатче на столе в гостиной.       — Вот дура!       Обняв себя за плечи, я тщетно пыталась согреться. Сбоку в небо взметнулся сноп огненных искр, кто-то пускал салют, любимое занятие корейцев. Прислушавшись сквозь шум ветра, я услышала смех. Компания молодых людей отмечала чей-то день рождения.       «Всем весело, всем хорошо. Кроме тебя, Елизавета, — я привычно разговаривала сама с собой. — Нужно возвращаться. Ага! И как я заберу клатч из гостиной? Попросить Хену? А как я его попрошу, если телефон в клатче?!»       Стоит мне только появиться в коридоре, и меня тут же перехватит СуДжу, не свежим же воздухом он дышит, ерзая у туалетов. А что ему дальше в голову больную придет? Хрен его знает, если опустился до того, что собирается ловить меня возле уборных, значит деньги на кону действительно большие!       Тем временем ног ниже колен я уже практически не ощущала.       — Учитель?! — обрадованно-удивленно раздалось сбоку. Я вздрогнула.       Из темноты надвигалась высокая фигура, да просто огромная! Моментально позабыв и про СуДжу, и про игру, от ужаса с трудом вспоминая собственное имя, готова была уже стартануть в сторону гостиницы. Но меня перехватили горячие пальцы…       — Учитель, это я, Сонхо, не бойтесь! Почему вы раздетая? — раздалось шуршание, и на мои плечи опустилось легкое тепло. — Ну, же, посмотрите на меня. Узнаете?       Подняв глаза, я присмотрелась к «чудовищу». Спортивная высокая фигура в толстовке и мягких брюках. Взгляд скользнул выше, улыбка, неглубокая ямочка на щеке, пушистые ресницы… Я всегда завидовала его ресницам…       Боже! Кан СонХо!       — С-сон, — промерзшие губы отказывались слушаться.       К моему ученику подошли еще двое молодых людей. Попав под обстрел любопытствующих взглядов, я ухватилась за рукав толстовки СонХо.       — Что за малышка, Сохи? — густой баритон принадлежал щуплому парню.       «Они его друзья?» Я смутно вспоминала, что Сонхо вырос в Пусане.       — Повежливее, Толстый! Это моя учительница, обидишь, скажу родителям, чтобы тебя не кормили.       У родителей Кан Сонхо был свой небольшой ресторанчик корейской кухни… Информация всплывала в голове обрывками. Я отогревалась, закутанная в безразмерный черный пуховик, надежно укрывший меня до пяток. Соображалка заработала быстрее.       — Йая, Сохи, познакомь с девушкой, — высоченный, как Сонхо, парень присел передо мной на корточки, разглядывая: — Дюймовочка, а чего ты такая маленькая?       — В детстве болела! — пальцы сильнее сжали рукав мужской толстовки.       — Ух ты, языкастая, — довольно заржал верзила, поднимаясь с корточек.       — Джеун! — Сонхо, наклонился ко мне, заглянул в лицо, улыбаясь: — Мисс Лис. Они невоспитаны, тяжелое детство, рыбацкие артели, пьяная матросня…       Я хихикнула.       — Йая! Сохи! — снова раздался приятный баритон. — Я универ с президентским грантом закончил! Меня в Штаты учиться направляли!       Все трое молодых людей, подпрыгивая на месте, стали тыкать друг-друга в бок.       — А я!.. А я! — неслось в звездную высь. Смешно, как молодые барашки бодаются.       Закутавшись в огромный пуховик Сонхо поплотнее, с улыбкой наблюдала за моим учеником и его друзьями.       — Я есть хочу!       Кто это сказал? Я?! Пьяная твоя тушка!       Мальчишки, мгновенно перестав прыгать, замолкли.       — Дюймовочка, как ты относишься к традиционной корейской кухне? — Джеун (кажется так?) смело ухватил меня за рукав и потянул за собой. Отцепившись от толстовки Сонхо, я послушно пошла за парнем. Страх ушел. У моего ученика не могут быть в друзьях плохие люди.       — Так вот, — оглядываясь на меня сверху, вещал Джеун, — у этого звездулька СМ-овского, родные готовят вкуснейший чачжанмён… (6).       Сонхо быстро догнал нас, и поравнявшись, вырвал мой рукав из пальцев друга.       — Мисс Лис, а правда, здесь совсем рядом, пойдемте.       Вчетвером мы ввалились в небольшое уютное помещение ресторанчика «Теплый дом», в нос сразу ударил сонм запахов. Как только мы вошли в освещенное помещение из мрака улицы, рассеянного фонарным светом, на меня уставились любопытствующие взгляды друзей Сонхо. Принимая свой пуховик из моих рук, молодой человек улыбнулся.       — Они хорошие, мисс Лис, почти джентльмены, — и тут же отвернувшись, завопил. — Ма-а-ам, мы есть пришли!       На вопль сына откуда-то из недр кухни к нам вышла моложавая подтянутая кореянка.       — Я должна грохнуться и умереть от счастья? Или можно еще пожить?       Ух и язычок у этой аджумы! Теперь понятно в кого язва-Сонхо!       Заметив меня среди друзей сына, мама Сонхо остановила свой стремительный забег в нашу сторону.       — Сыночка, предупреждать надо, что у нас иностранные гости.       «Сыночка» прозвучало многообещающе и аджума, поравнявшись с сыном, развешивающим одежду на вешалке, цепко ухватила того за ухо.       — Ма-а-ам!       Стало смешно. Родители во всем мире одинаковы.       Друзья Сонхо, не обращая на суматоху внимания, вежливо кивнули аджуме и деловито стали раскладывать приборы по количеству едоков. Я была уверена, что подобные сцены они наблюдают не в первый раз.       Тщательно протерев салфеткой ложку и палочки, Джеун аккуратно расположил приборы передо мной.       — Так откуда ты, Дюймовочка? И откуда знаешь нашего Сохи?       Я знала, что парни Пусана жесткие и конкретные в словах, в отличие от обтекаемых речей сеульских молодых людей. У многих парней Пусана отцы и деды занимаются рыболовным промыслом, работа суровая, не терпящая сантиментов, выковывает характер. Воспитанные такими отцами мальчишки смотрят на жизнь реально, говорят прямо и резко, без политесов.       — Из России.       — Из Москвы? — «Толстый» (как его все-таки зовут?) поднял на меня глаза от изучения меню на стене.       — Из Новосибирска.       — Из Сибири значит…       Я моментально вскинулась:       — Ты бывал в России?       «Толстый» улыбнулся неожиданно миловидной улыбкой:       — Не то слово. Оттрубил год в Сочи в шорт-треке.       Сонхо вернулся, ставя передо мной огромную тарелку черной лапши, нос уловил сладковатый аромат густого соуса.       — Ендо у нас спортсмен, — молодой человек уселся рядом со мной. — Все разговоры потом, ешьте, мисс Лис.       Едва втянув в себя пару «макаронинок», я тут же задергала за рукав Ендо:       — А где еще бывал, кроме Сочи?       Джеун улыбаясь, кивнул Сонхо:       — Все, братишка, мы в пролете. Как всегда, — и со смаком стал всасывать лапшу.       — Сначала скажи, откуда знаешь Сонхо, — Ендо аккуратно постучал металлическими палочками по краешку тарелки Кан Сонхо.       — Я его учитель.       — А лет тебе сколько, Дюймовочка? — Джеун достал из общей тарелки листик салата и положил на краешек моей тарелки. — Ешь витаминки, может, вырастешь.       — Мне двадцать четыре, — я ждала неловкости, кряканий и ерзания на месте, а затем традиционной «нуна». Но ничего не произошло. Джеун и Ендо продолжали спокойно со свистом и чавками втягивать полосочки из теста.       — А чего ты напыжилась? Как была Дюймовочкой, так и осталась. Мне двадцать три, Сохи двадцать два, Ендо двадцать два. Мелкая ну-у-у-уна, дорастешь, буду звать «просто нуна», — Джеун деловито загреб немаленькую порцию лапши.       Вот нахал! Я в полном восхищении хлопала глазами на парня.       — Джеун! — Зашипели рядом.       Джеун поднял спокойный взгляд от тарелки и веско выдал:       — Хен. Джеун-хен.       Сонхо аж закашлялся и заставил меня похлопать по спине.       — Какой ты, нафиг, хен. Ты старше меня всего на пару месяцев!       Стало смешно. Я отогревалась душой возле этих пусанских мальчишек, забывая о СуДжу и СМ. Только сейчас я поняла, насколько устала «держать лицо». Улыбаясь совершенно по-идиотски, переводила взгляд с одного молодого человека на другого. Можно мне остаться с вами, ребята? Можно посидеть с краешку и погреться о вашу искренность?       — Кстати, — Джеун обличительно ткнул палочками в сторону Сонхо, — ты так и не взял нас с Толстым на съемки, а хвастался, что можешь провести…       Точно! Съемки. Быстренько затолкав в себя еще пару лапшинок, подскочила:       — Ребята, простите, но мне надо идти. Меня, наверное, уже потеряли.       — Дюймовочка! Точно, я вспомнил, где я тебя видел! — Джеун радостно хлопнул в ладоши. — «Путешествие по Корее», ты СуДжу нехило срубаешь!       Что делать? Встать, раскланяться во все стороны, поблагодарить киноакадемию (7) и семью, за то, что разглядели мой талант?       — Было дело в сорок первом… — я обернулась к Сонхо: — Проводишь? Я не знаю куда идти.       Сонхо с готовностью поднялся.       — Я сейчас, — и стремительно рванул в сторону кухни.       Джеун внимательно меня разглядывал:       — При чем здесь сорок первый? Эпизодов пока всего три, четвертый вы сейчас снимаете.       Ендо по-отечески обнял друга, закинув руку тому на плечи:       — Мисс Лис имеет в виду тысяча девятьсот сорок первый год, темнота, в России так говорят, когда хотят сказать, что что-то было, но очень давно…       Вот он, год проживания на российских просторах. Мастерство не пропьешь! Я с чувством протянула ладонь и пожала руку Ендо.       Вышла из гостеприимного ресторанчика закутанная в куртку мамы Сонхо, в руке несла подаренный контейнер с луковым кимчи. Я, тесно прижавшись плечом к руке Сонхо, размышляла о том, что очень хотела бы вернуться сюда еще раз. Я влюбилась в это место, в его запах, прямоту и искренность.       — Мисс Лис, можно я обнаглею?       Улыбка сама расползалась по лицу:       — Ну, попробуй.       — Погуляем? — Сонхо чуть зашагнул вперед, продолжая идти передо мной.       — Давай, только ты несешь тяжести, — я передала контейнер с кимчи в мужскую руку.       Болтая о всякой всячине, даже разбирая сложные места в учебе, мы добрели до кромки океана. Чуть сбоку виднелся освещенный корпус гостиницы, куда мне предстояло вернуться.       Плюхнувшись на песок, Сонхо затряс кистями:       — Ну, мама, она бы еще капустки дала.       Я, фыркнув, уселась рядом, вытянула ноги. Чужая куртка надежно закрывала попу, а вот коленки подмерзали.       — А чего, у нас контейнеры литров на двадцать пять стоят, во-о-от и вручила бы, чего мелочиться!       — Не ной, давай сюда свою руку, — я протянула вперед ладонь.       Сонхо с готовностью подал свою широкую ладошку. Ухватившись за нее двумя руками, я принялась разминать горячие пальцы:       — Сейчас разомнем, будешь как новый!       Сидеть в пол-оборота быстро стало неудобно, я поднялась на колени, повернувшись всем корпусом к парню.       — Я в музыкалке иной раз до того доиграюсь, что руки крючит. Так мне бабушка пальцы разминала.       Сонхо молчал. Тепло его ладони стало распространяться по моим рукам, я подняла глаза на его лицо. Он внимательно смотрел на меня и молчал.       Под влиянием алкоголя? Под магнитом темных глаз с пушистыми ресницами? От тоски по неподдельности? Меня потянуло к Сонхо…       Чуть приподняв руку, я кончиками пальцев аккуратно коснулась четкой линии бровей молодого человека.       — Такие брови и реснички только девочке носить. Везунчик.       Сонхо тихо выдохнув, чуть повернув голову, невесомо коснулся губами оголенной кожи на моем запястье.       — Лис, не ходи с ним, пожалуйста…       — И реснички длинные, пушистые, — я почувствовала, что меня не сильно притянули ближе.       Сонхо закрыл глаза, позволяя мне касаться ресниц. Моя душа тянулась к высокому черноглазому ученику, моя душа хотела отогреться возле него, возможно, если он позволит, остаться рядом чуть подольше.       Горячие широкие ладони прожигали спину даже через куртку. Сонхо сгреб меня и сильно прижал.       Я странно реагировала на его близость, растворяясь. Я как-будто дышала с Кан Сонхо одними легкими, жила в эти минуты одним с ним существом. Чувство чего-то цельного, настоящего заполнило меня, обнимая в ответ, зарываясь пальцами в мягкий мех на капюшоне его куртки, я закрыла глаза, легко выдыхая.       — Дурочка, какая же ты дурочка! Слепая, маленькая, дурочка. Не бойся, никого не бойся…       С рейда раздался пронзительный гудок. И я очнулась.       Выпутавшись из теплых объятий, осела на песок, прижав к губам задрожавшие пальцы.       — Господи, что я делаю. Что делаю…       Сонхо, сев передо мной на корточки, осторожно отнял мои ладони от лица:       — Лис, посмотри на меня.       Вспыхивая щеками, я заставила себя посмотреть на ученика и увидела… удовлетворенную улыбку.       Холод пробрал до костей. Боль хлестнула по глазам, заставляя стремительно вскочить на ноги:       — Ты в игре… — трясущейся рукой я указывала на мужскую фигуру у моих ног. — Ты тоже играешь!       Безысходность хлестала по мне, заставляя опускать голову и сутулить плечи, расстегнув пуховик, я скинула его прямо на песок.       — Да как вы можете? Вы что, животные?       Говоря все это, я пятилась от застывшего на месте парня, он что-то кричал мне вслед. Я уже ничего не слышала. Добежав до входа в гостиницу, задыхаясь, открыла двери. До музыкальной гостиной оставался центральный холл и короткий боковой проход.       Меня никто не искал… Никто не бегал в панике, названивая на телефон. Меня как будто не было, никогда не было… Кивнув удивленному моему виду администратору, опрометью пробежав ярко освещенный, богато обставленный помпезный холл, я юркнула в аппендикс, ведущий к музыкальной гостиной.       «Не верьте, никогда не верьте тому, что вы создали в своем воображении…»

***

      Когда мы с режиссером и командой сценаристов разместились в гостиной, душа режиссера-нимм захотела праздника. Девушек среди нас было маловато, даже включая красавицу Хеджон. Быстро переговорив с официантом, он сунул свернутую трубочку купюр тому в карман. Я уже догадывался, что через пару минут к нам придут девушки-консумация. Я не часто прибегал к консумации, но паршивое настроение никуда не делось, и я решил остаться.       Через час уже сидел, приобнимая миловидную девушку-европейку. Отель семейства Чхве высоко держал планку. Консумацией здесь занимались иностранки.       Режиссер-нимм свободно положил ладонь на открытую коленку своей сегодняшней пассии:       — Откуда ты приехала, милая?       Девушка широко улыбнулась:       — Из России.       С некоторых пор слово Россия вызывало у меня реакцию острого любопытства. Название страны заставило меня внимательнее вглядеться в проститутку. Каштановые кудри, кошачий взгляд, умелый макияж и точеная фигурка. Ничего общего с худенькой Горошкой, я криво улыбнулся. От тягостных мыслей меня отвлекла изящная ручка на вороте моей рубашки.       — А я тебя знаю, — девушка лукаво улыбалась, пальчиками водя по моей груди. Захватив ее ладошку, я мягко поцеловал пальчики.       — Для тебя я сегодня незнакомец, ты же понимаешь, милая?       Девушка согласно закивала головой, умной девочке не нужно было объяснять правила связи с айдолом. Она опытна в таких делах, и лишних вопросов не последовало.       Я подумал, что ослышался, когда, отвлекаясь от своей пассии, поднял глаза на двери. Голос Лис повторился, девочка напряженно вглядываясь в мужчин. Откуда она появилась?       Я обегал всю территорию: она растворилась в пространстве. Русская опять меня просчитала и обвела вокруг пальца. В красках представив себе, как Горошка сейчас хихикает у себя в номере, плюнув на поиски, я в сердцах завалился обратно в музыкальную гостиную, где набирала обороты корпоративная пьянка.       — Режиссер-нимм? — видимо уже не в первый раз обращалась она к режиссеру. — Разрешите мне забрать сумочку.       Видно, что ей неприятно здесь находится.       — О, Лиси! — режиссер-нимм пьяно радостно замахал руками. — Иди к нам, здесь твоя соотечественница.       Лис болезненно сжала губы.       — Не смею вам мешать отдыхать, режиссер-нимм. Прошу, можно мою сумочку, — и девушка указала на бежевый замшевый клатч неподалеку от режиссера.       — Да проходи, не ломайся, — вдруг раздался пьяненький голос «каштановой» девушки, что по-прежнему сидела возле режиссера.       Лис напряглась еще больше, и я увидел, как сжались ее кулачки. Она что-то ответила девице на русском, никто не понял, что именно.       — А почему не по-корейски, тебя не учили этикету? — проститутка не унималась.       — Послушай меня, красота, — Лис заметно побледнела, переходя на корейский язык, — это ты корейцам можешь рассказывать, что ты из России. У меня стопроцентный музыкальный и лингвистический слух, и по твоему акценту я ясно слышу, что в России ты если бывала, то проездом. А с какого ты аула одной известной страны, мне на хер не сдалось! — Глаза, полыхающие гневным огнем, перешли на режиссера: — Мою сумочку.       Что-то в ее глазах заставило режиссера подчиниться. Уже через мгновение Горошка, сжимая в побелевших пальцах добычу, легко наклонила голову. И под гробовое молчание развернулась к двери.       — Ты, нахалка! — уязвлено взвилась ночная нимфа. Режиссер остановил ее жестом, желая прекратить конфликт.       Возникло ощущение, что рыжая выхватит стакан со спиртным из рук сидящего с краю сценариста и запустит им в режиссера.       — Не смею мешать, — обернувшись, Лис еще раз слегка наклонила голову. Сколько было достоинства и скрытой неприязни в этом поклоне, я в который раз за сегодня внимательно вглядывался в девушку. Скользнув по мне равнодушным взглядом, она устало потерла пальцами висок и вышла. Она умела ставить на место зарвавшихся баб. Так шлюха или нет?       — Милый, ты где-то не со мной, — задыхаясь, малышка повернулась и посмотрела на меня через точеное плечико. Идеальна.       Женщина должна быть красива лицом и фигурой, больше меня ничего не интересовало. А разговаривал о жизни, поддерживал, дружил я только с теми, кого никогда бы не потащил в постель. Как-то само собой сложилось, а потом незаметно закрепилось правило: постель и близкое общение не пересекаются. Жарко хлопаясь бедрами о подтянутую попку сегодняшней пассии, что притащил в номер, сквозь марево похоти и голого плотского удовольствия я отчетливо осознал, что мне чего-то не хватает. И хотя девушка была красива, с тонкой талией и пышной грудью, и стонала она подо мной очень натурально, я впервые всерьез желал совсем другого. Худенькое, хрупкое создание с острыми локотками и коленками, маленькой грудью и колдовским огнем в зеленых глазах. Здесь, сейчас подо мной, чтобы задыхалась, извивалась и стонала на этих серых простынях.       Мысли подстегнули, достоинство отвердело с новой силой, проститутка начала глухо вскрикивать при каждом толчке. Похоже, действительно получала удовольствие.       Выгнав девицу из номера, как только закончил с ней, стоя в душе под горячими струями воды с отвращением оттирал мочалкой чужие прикосновения и запахи.       Лис — каннамская проститутка. Очень дорогая проститутка. Она сводила чеболей с ума, умно тягая с мужиков деньги… Мари, та стилистка, уверенно утверждала, что это так! Что она тому была свидетелем. Похоже ли это на правду? Я шагнул на теплый кафель из душевой кабинки. Мысли прыгали как яркие мячики, отказываясь складываться в стройную картину.       Но вместе с этим, сквозь туман залитого алкоголя и интересных таблеточек прокрадывалось ощущение, будто упускал что-то важное, уникальное. Оно уходило от меня, ускользало, не оставляя даже надежды, на то, что вернется.