Улыбка висельника

      Это было возмутительно в высшей мере! Из всех существующих мерок на шкале возмутительности данная ситуация побила все рекорды, заставив отметку улететь куда-то в стратосферу, не иначе.       Сигрид могла понять, когда ей отказывались продавать ножницы в магазине канцтоваров. Ради бога, это и в её времени на территории Великобритании до восемнадцати сделать вроде как было нельзя, что, кажется, даже стало тамблеровским мемом. Правило тупое, абсурдное, но в нём можно было разглядеть хотя бы зачатки здравого смысла!       Но зубная паста! Кому вообще может прийти в голову ставить возрастной рейтинг на зубную, мать её, пасту?!       Поход за покупками к школе, где пишут на пергаменте и на уроках буквально изучают, как можно кого-нибудь отравить, было решено совершать на следующий день, в воскресенье, совместно с ещё некоторым количеством обычных семей, которым (не) повезло столкнуться с ребёнком-магом. Был довольно жаркий и солнечный воскресный день, в который никому из взрослых не надо было идти на работу, что позволяло с чистой душой этот зачастую единственный выходной день на всей неделе посвятить толкучке среди шебутных магов и вливанию денег в магическую экономику и малый волшебный бизнес.       Началось всё с того, что было нужно вовремя приехать в указанное МакГонагалл место. Семья Сигрид жила в Ноттингеме, графство Ноттингемшир. При всей своей истории, уходящей корнями ещё в рассказы о Робин Гуде и короле Ричарде, похвастаться удобным расположением относительно культурных и производственных центров Англии этот город не мог. До Лондона ехать было почти три часа на довольно дряхлой и старой (исключительно по предвзятому мнению самой Юхас, для которой шестьдесят километров в час едва ли могло считаться быстрой ездой) машине, что, учитывая назначенное время общего сбора к одиннадцати утра, едва ли являлось удобным.       Отчима, то есть единственного человека, у которого в этой семье была лицензия (опять же — чёртовы семидесятые и мамино нежелание даже пытаться сдать на права), удалось успокоить только тем, что кому-то вообще нужно было добираться из Ливерпуля.       На Чаринг-кросс-роуд они прибыли вовремя. Сигрид бегло осмотрела собравшихся. Ещё три семьи, в общей сложности человек десять. Семейная пара довольно плотных и уже в возрасте людей с вытянутым вверх сыном, на лице которого цвела вся палитра возможных веснушек, стояла в стороне и обсуждала что-то своё с явственно выраженным тяжёлым ливерпульским акцентом. Мать от них аккуратно отошла в сторонку, заставив девочку закатить глаза. Этот снобизм был уже смешон…       Другая семья сильно напоминала Сигрид её собственную — бледные, зашуганные и с озирающимся по сторонам мальчишкой, под глазом у которого стоял впечатляющий фингал. По степени смущения и неуютности, транслируемых миру, его родители вполне соответствовали Терезе, которая с каждой минутой белела всё сильнее и сильнее. И в принципе, от матери можно было бы ожидать того, что она решит налаживать связи именно с этой семьёй, если бы как раз-таки не признак хулиганских наклонностей, синим цветом сияющий на лице мальчишки.       Так что оставленная в одиночестве (чему Юхас не могла нарадоваться вот уже минут пятнадцать с момента ухода отчима по своим лондонским делам) мать, за неимением других вариантов, начала светскую беседу о погоде с третьей и самой многочисленной семьёй.       Мужчина был высоким и рыжим. Цвет был очень насыщенным и, в отличие от светло-рыжих тонов, совершенно не добавлял этому человеку инфантильности или ребячества: наоборот, оттенок напоминал либо текущую из крана с плохой сантехникой ржавчину, либо засохшую кровь. Лицо обладало выдержанной суровостью, но аккуратные очки и некоторые тонкие черты, вроде длинноватого и необычно ровного носа, придавали его выражению налёт бросающейся в глаза интеллигентности. Фигура была довольно подтянутая и для человека мужского пола чуть-чуть субтильная, что только подсвечивалось льняным строгим костюмом, но в остальном по личным представлениям Сигрид мужик был явно выше среднего.       Его жена, ревниво отслеживающая заинтересованные взгляды проходящих мимо женщин и искорки любопытства, иногда мелькающие в глазах всех трёх собравшихся тут мамочек начинающих магов, обладала классическим примером типичной нордической внешности. Волосы у неё от природы наверняка были светлыми, если судить по косичкам стоящей рядом старшей дочери, но в угоду уже прошедшим пятидесятым и не иначе как в память об иконе эпохи Мерлин Монро были выкрашены в платиново-белый цвет и так же аккуратно уложены. Сама женщина явно старалась держать себя с почти королевским достоинством, и это привлекало внимание больше, чем довольно миловидная внешность, идеальная молочно-белая кожа и травянисто-зелёные глаза, подчёркнутые аккуратным макияжем.       Сигрид ценила умение людей правильным образом преподнести себя и произвести впечатление некоторой оторванности от общественных стандартов. Да, конечно, им всё ещё будет важно, что о них подумают соседи и прохожие, но первый шаг на пути к подлинной независимости и самодостаточности уже ими был сделан. Той же самой Терезе до этого было расти и расти (и, как подозревала Юхас, безрезультатно).       Ей нравилась эта семейная пара, чьи дочки выглядели наиболее разумными и сознательными среди собравшихся на небольшой площади одиннадцатилеток.       Своевременное появление МакГонагалл оборвало ещё не начавшееся знакомство. Подумав, Сигрид решила, что это к лучшему — мать может и была отдельной интересной личностью (в какой-то степени, если начать разговаривать с ней на строго определённые темы), но её катастрофическая и доведённая до апогея неуверенность в себе всегда портила любые её попытки сойтись с кем-то, чей интеллект позволял эту её черту замечать. За такой склад характера, очевидно, нужно было благодарить бабушку и дедушку.       И чёртовы семидесятые с их полнейшим отсутствием культуры заботы о своём психическом здоровье.       Косой Переулок пестрил разными красками, шумом и гамом базара в Шанхае с поправкой на непривычно одетых европейцев, чьи разнообразные мантии определённо мешали им в любом подобии толкучки. Непрактичность этой одежды сразу же бросалась в глаза, даже если не учитывать палящее солнце и жару в плюс тридцать, с чем наверняка можно было справиться парой взмахов палочкой.       При мысли о том, что магия может навсегда решить проблему слишком высокой и слишком низкой температуры, всегда разным образом доставляющих одинаковое количество неудобств и страданий, Сигрид ещё больше приободрилась. Её даже захламлённый паб-гостиница, через который осуществлялся проход в мир иной, не смутил. Это место даже внезапно показалось на удивление атмосферным и аутентичным, вписывающимся в это абстрактное безумие магического общества как нельзя удачно.       Вывески свисали, как на старинных европейских улочках, затерявшихся во времени. Везде пестрели надписи о работающих уже множество веков лавочках. Юхас не переставала озираться по сторонам, отмечая, куда она собиралась пойти первым делом после обмена валюты, и делая себе мысленные зарубки, что и где находится. Мать вцепилась в её руку заметно отросшими за последние пару недель ногтями, на что приходилось не обращать внимания — вокруг было слишком много интересного, чтобы отвлекаться на привычную и обыденную Терезу. — ЛОЖИСЬ!!! — детский вопль прогремел на всю улицу за секунду до того, как мимо пролетело странное нечто, смахивающее на гипсовые фигурки садовых гномов, которые бабушка Марго выставляла в своём саду. Сидело это нечто на маленькой метёлке и при этом злорадно заливалось ехидным смехом, проносясь над головами мгновенно реагирующих магов и чуть ли не врезаясь в нерасторопные макушки.       МакГонагалл отмахнулась от закладывающего пируэты в воздухе садового гнома (определённо живого, а не гипсового) взмахом палочки. Прутья метёлки (или даже скорее веника) вспыхнули, задымились, и неопределённый летающий объект подбитым немецким истребителем в сороковые года спикировал куда-то в сторону по довольно кривой дуге. За ним кинулась какая-то странная дамочка с почему-то зелёными волосами, совершенно кошмарным образом сочетающимися с такой же ядовито-зелёной мантией.       Сигрид была готова поклясться, что вопила она при этом что-то похожее на: «Мерлин! Миленький мой, не убегай от мамочки!», но разобрать отчётливее не удалось, как и рассмотреть продолжение этого циркового шоу, потому что ядовито-зелёная голова каким-то образом растворилась в толпе таких же ярких пятен — одеяния волшебников внезапно не отличались той почти пуританской сдержанностью, которую можно было наблюдать у профессора трансфигурации.       Сигрид моргнула. Судя по отсутствию хоть какого-то внятного удивления данной ситуацией на лицах всех окрестных магов, это не было чем-то необычным. В отличие от приведённых на экскурсию маглов, в данный момент явно крайне единодушно раздумывавших над тем, чтобы забрать своих детей и не пускать ни в какой Хогвартс, пусть они хоть Вестминстерский дворец своими выбросами подорвут. — Не волнуйтесь, — явно уловив напряжение любящих родителей, всё же соизволила предпринять попытку успокоить толпу взрослых МакГонагалл — Вам здесь ничего не угрожает.       Неубедительно, но она честно пыталась.       Гоблины точно-определённо-вне-всяких-сомнений не вписывались в концепцию «вам ничего не угрожает» хотя бы потому, что их острозубые улыбки, морщинистые рыхлые лица и длинные когти на пальцах могли служить идейными вдохновителями для персонажа Фредди Крюгера, до выхода фильма о котором было ещё лет пятнадцать. Иногда Сигрид испытывала жуткие неудобства из-за невозможности даже пошутить нормально, в привычном для выросших в двадцать первом веке русле. До первого «Чужого» ещё лет десять было. Никто не понимал её сравнений и отсылок — жизнь в этом времени едва ли могла стать лучше, пока на пороге их дома не появилась зам-директора Хогвартса с письмом.       И всё-таки, она бы хотела иметь возможность пошутить про старину Фредди с улицы Вязов и разрядить обстановку.       Чёртовы семидесятые. — Курс галлеона к фунту — один к пяти, — сухо объявила профессор, когда вся нестройная группка учеников и их родителей, как утята за мамой-уткой, подтянулась к одной из стоек со скрюченным жутковатым существом за ней. Юхас бегло окинула его не особенно впечатлённым взглядом и продолжила разглядывать обстановку самого неприступного банка Магического Мира, который, судя по её воспоминаниям, с шиком и пафосом ограбило три не окончивших школу подростка, заодно угнав и казённого дракона. — В целом, на покупки обычно уходит галлеонов пятьдесят-шестьдесят. Больше вам вряд ли потребуется.       В пересчёте получалось двести пятьдесят фунтов — на эти деньги можно было купить подержанную машину. Глаза всех родителей одновременно стали идеально круглыми, как у персонажей японской анимации. Сигрид моргнула, мысленно прикидывая, насколько большой скандал закатит мистер Хопкинз, когда мать расскажет, во сколько обошлась учёба в школе магии.       Нет, в среднем, если бы её отправили в ту школу, в которую Тереза собиралась всеми силами пропихивать дочь, то даже с учётом скидки по родственным связям и блату, по цене обучения в год вышло бы примерно столько же. Но тут действовал другой принцип: отчим уже успел распланировать, как он поменяет подвеску на своём стареньком форде на сэкономленные деньги, а мама — покупку новой шубы к зиме. Вряд ли они оба так легко смирятся с тем, что их желания внезапно снова окажутся неудовлетворёнными.       Юхас перевела взгляд на МакГонагалл. Интересно, она специально не сказала о том, сколько стоит покупка всего необходимого к школе изначально, или волшебникам просто не приходит такое на ум?.. — В случае, если семьи не располагают необходимой суммой, банк предоставляет услуги студенческих заёмов и кредитов на обучение. Условия и контракты обговариваются в индивидуальном порядке, — в наступившей тишине всё тем же высушенным от лишних эмоций тоном сказала она. — Деньги с магловских счетов можно перевести в Гринготтс в этом отделе, — женщина указала на стоящие в ряд стойки с занятыми своими делами гоблинами, не обращающими никакого внимания на небольшую толпу маглов.       Сигрид хмыкнула себе под нос. Нет, всё волшебники прекрасно понимали. И судя по всему, это было довольно прибыльным предприятием. Маглы могли не особенно хорошо разбираться в экономической подоплёке этого мира, а под влиянием момента — ещё и упускать важные детали. Наживались на них наверняка просто прекрасно.       «Плотная» семья, как её мысленно обозвала Юхас, и семья с пацаном-с-фингалом вяло и неохотно поплелись в сторону неприметной комнаты, где, очевидно, составлялись договоры о займах для обучения. Мать выглядела растерянной, очевидно, борясь с нежеланием лишаться шубы и спокойной домашней атмосферы, и нежеланием идти в какое-то мрачное помещение, чтобы обсуждать явно юридически-экономические детали наедине со странными существами. Как и обычно победило самое главное, взрощенное ещё её родителями — нежелание показаться несостоятельной и бедствующей.       В третьей семье рыжий мужчина мгновенно подобрался и уверенным шагом пошёл к стойке с гоблином, пока его спутницы остались в стороне осматривать обстановку. При них мать просто не могла заставить себя пойти оформлять кредит.       Сигрид устало вздохнула. Не то чтобы ей хотелось потом отдавать часть своего дохода банку после выпуска из Хогвартса (а система ученических кредитов обычно работала именно так), но всё же сомнений в том, что дома ей вынесут все мозги на тему того, как на неё потратились, не оставалось. — Мистер и миссис Эванс, миссис Юхас, — обратилась МакГонагалл к оставшимся родителям, когда с переводами было покончено. В руках Тереза держала небольшой кожаный мешочек (Сигрид только от души надеялась, что эта кожа раньше не принадлежала какому-нибудь неудачливому должнику банка; судя по зубастым ухмылкам гоблинов, подозрения эти были не лишены оснований), — …Пока Кларсоны и Дугласы занимаются оформлением всех необходимых бумаг, я предлагаю вам навестить лавку мистера Олливандера, которая находится сразу после банка. Обычно выбор палочки может затягиваться на очень длительное время, и, хотя по дням, когда я привожу в Косой Переулок семьи маглорождённых, мистер Олливандер и закрывается для всех остальных посетителей, но подбор палочек даже для четырёх магов может длиться часами. Я бы предпочла разобраться с этим побыстрее. В случае возникновения каких-либо проблем, пожалуйста, разбейте выданные вам ранее зеркала. Я пойму, что что-то случилось, и сразу же найду вас.       Сигрид удивлённо уставилась на мать, даже отвлекаясь от переваривания услышанного. Как она пропустила момент, когда профессор раздавала зеркала?..       Ах да, сразу после своего появления МакГонагалл отдала родителям письма из Хогвартса. Наверняка вместе с ними и передала. Юхас в этот момент разглядывала пыльный и грязный паб с очень сомнительным контингентом посетителей, в который они зашли сразу же после прихода профессора.       В своё оправдание она могла сказать, что это было слишком культовое место, чтобы просто так отвлекаться на разговоры взрослых.       Неизвестно, насколько Тереза поверила в слова МакГонагалл (лично Сигрид была уверена, что совсем не поверила), но воспротивиться общему движению не решилась, послушно следуя вслед за куда более уверенными Эвансами. Юхас же во все глаза рассматривала парочку девочек, теперь уже очевидно являвшихся будущими матерью и тётей главного героя той сказки, в которую, как теперь стало понятно, Сигрид попала. Петунья не выглядела особенно отталкивающе. По ней было заметно, что происходящее ей не просто не нравилось, а жутко бесило. Лили же смотрелась маленькой лесной феей, внезапно оказавшейся посреди шумного города и теперь искренне наслаждающейся каждой секундой.       Неудивительно. Совершенно неудивительно.       Лавка Олливандера смотрелась так же сказочно-аутентично, как и вся пестрящая всеми красками и играющая сотнями использованных в фентези-артах оттенками. Что было довольно странно, учитывая пыльные окна, покосившиеся стены и общий вид фасада здания. Ладно, Сигрид поспешила с выводами: если вся Косая Аллея была выдержана в согласии со сказочно-средневековым антуражем, то лавка с волшебными палочками скорее косила в стимпанк.       Первой туда забежала Лили Эванс, с которой почему-то пошли оба родителя. За Петуньей попросили посмотреть явно растерявшуюся от этого Терезу. Юхас наблюдала за этим с явственно выступающим на лице замешательством.       Ух ты. Теперь понятна эта жгучая зависть и почти ненависть вроде бы взрослой и состоявшейся женщины к младшей сестре, которую убили чёрт-знает-сколько-лет-назад ещё совсем девчонкой. — Ну и сумасшествие, правда? — вполголоса протянула Сигрид, подходя ближе к угрюмо прислонившейся к стене магазина девочке. Тереза пока что отошла в сторону, заинтересовавшись каким-то растянутым столом с кучей то ли амулетов, то ли просто бесполезных висюлек. — Можешь не тратить на меня своё время, я не из ваших и в Хогвартс не поеду, — гораздо более раздражённо, чем того требовала ситуация, огрызнулась блондинка, тут же поджимая губы и складывая руки на груди. Юхас хотела бы считать, что в последней части фразы было пренебрежение, а не жуткая обида и горечь, но это означало бы, что она не так уж хорошо разбирается в людях, как привыкла считать. — О, — она весело хмыкнула в ответ, демонстрируя, что ни капли не обиделась. Вряд ли одиннадцатилетний ребёнок стал бы пропускать мимо ушей такое откровенное недружелюбие в свой адрес, но Петунья вряд ли поймёт, что с её собеседницей что-то не так, и побежит жаловаться психологам. В любом случае, в волшебной школе в Шотландии теперь этих страшных личностей можно было не опасаться, что буквально развязывало Сигрид руки. Да здравствуют сложносочинённые предложения и нормальное взрослое поведение, которое всегда приходилось контролировать при всех более-менее образованных встречающихся людях. — Я не знала, что на нас теперь налагается запрет на общение с обычными людьми. Мне никто об этом не говорил. Меня могут наказать? Не хотелось бы попасть в тюрьму, если захочу купить шоколад в маркете…       Юхас была уверена, что её тон звучит достаточно несерьёзно и бодро, чтобы не понять иронию было бы просто невозможно. Петунья от такого ответа немного подзависла и явно растерялась. Нахмуренные брови чуть дрогнули. Девочка не знала, как ей реагировать: с одной стороны она определённо чувствовала необходимость улыбнуться (причём не из-за того, что собеседница сказала нечто смешное; просто в менталитете местных было вбито, что отсутствие реакции на чью-то шутку является плохим тоном), но с другой, собственные негативные эмоции мешали ей это сделать.       Сигрид чуть склонила голову набок. Ага, то есть этому ребёнку ещё и нельзя реагировать согласно собственным впечатлениям от ситуации. Мистер и миссис Эванс, очевидно, вбивали в её голову, что она должна быть идеальной и безупречной, а идеальные и безупречные не портят окружающим настроение, если у них самих оно по какой-то причине испорчено.       Одержимость «нормальностью» в будущем понятна. Тереза Юхас-Хопкинз, дубль два.       Видимо в Англии в это время всех рождённых первыми детей так воспитывали. Типа, первый ребёнок пускай будет безукоризненным восковым манекеном с идеальными манерами на радость общественности, а второго можно и для себя родить. — Зачем вообще таким, как ты, общаться с такими, как я? — подумав над ответом секунд двадцать, всё-таки выдавила из себя Эванс-старшая, мрачно и недовольно. Руки были сложены на груди, светлые брови чуть нахмурены. — Ну, — Сигрид хмыкнула. — Вообще, общение подразумевает обмен информацией с другим человеком, знаешь ли. Странно, но многие люди находят этот процесс фундаментальным для любой человеческой деятельности. Так что, если отвечать на твой вопрос, то, полагаю, можно сказать, что мне интересно получать от тебя некоторые сведения и делиться собственными.       Сложные предложения и научные термины всегда выбивали людей из колеи. Юхас знала, как она выглядела — мелкая одиннадцатилетняя троечница в стоптанных кедах и в большой джинсовке с кучей цветастых значков. Из её уст со стороны любого взрослого человека это воспринималось как попытка казаться круче и умнее, чем она есть на самом деле. Ровесники же всегда терялись.       Петунья смотрела на неё странно. Видимо не могла решить, это с ней что-то не так, потому что она одна из «этих», или просто сама по себе такая долбанутая. — И… — наконец выдавила она, — …Что ты хочешь знать? — Да мне без разницы, — махнула рукой Сигрид, растягивая губы в улыбке. — Можем обсудить погоду, притворяясь уравновешенными взрослыми британцами, а можем поговорить о чём-то более конструктивном. Например о том, почему ты считаешь себя хуже кого-то только потому, что тебе не придётся лучшие семь лет своей юности угробить на то, чтобы мешать лягушачью икру с ножками тараканов в вонючем котле.       Юхас уже изучила список ингредиентов для зелий, написанный в приложении к письму. Милое зрелище, одним набором букв способное вызвать тошноту и головокружение у кого-то впечатлительного. Кажется, она прекрасно понимала Поттера с его нелюбовью к Зельям — такое могло нравиться только человеку с большими внутренними проблемами и удивительной ненавистью к самому себе. Другой причины заниматься подобным в течение долгих-долгих лет в голову ей как-то не лезло.       Петунья моргнула, анализируя сказанное ей. Её глаза возмущённо округлились, а губы задрожали. — Тебе легко говорить! Ты-то едешь в этот чёртов Хогвартс! Будешь махать палочкой и гладить единорогов, пока такие, как я, будут решать дурацкие примеры и учить никому не нужные баллады, — с отчётливо звучащей в голосе злостью выплюнула она и с такой яростью покосилась на дверь магазина, что не понять, в чью сторону обращена эта обличающая речь, было невозможно. — Может быть, — равнодушно пожала плечами Сигрид, ничуть не впечатлённая. — Не буду врать: магия действительно кажется мне куда более привлекательной перспективой, чем разложение многочленов и написание сочинений в стиле «напишите ваше мнение», с оговоркой, что это мнение должно соответствовать общепринятым стандартам. И меняться с тобой местами я бы не стала, несмотря на то, что нас будут заставлять варить странные отвары из частей тела насекомых и слизи червей, которые, кажется, маги действительно пьют, — на этом моменте её собеседницу отчётливо передёрнуло. — Но, подумай, с твоей стороны это правда повод для того, чтобы спускать свою жизнь в унитаз? Да, ты не будешь махать палочкой и превращать жаб в миски для супа. Однако ты действительно хочешь провести всю жизнь с тенью младшей сестры под боком, задаваясь вопросом «А что если бы это была я, а не она»? Звучит довольно жалко, на самом деле, — безжалостно отрубила Юхас, видя, как у девочки напротив глаза наполняются слезами и явным желанием дать ей по морде. — Знаешь, чем победитель отличается от проигравшего? Пока проигравший ждёт хорошей карты и удобного расклада, победитель в это время обирает его до нитки с тем, что ему выпало.       Рецепт хорошей речи: немного честности, немного экспрессии, щепотка шутки и в самом конце, как вишенка на торте, эффектная и запоминающаяся фраза, которую можно заносить в вики-цитатник.       Прозвучало несколько пафосно, но дети обычно такое воспринимают довольно легко, в отличие от взрослых, которые бы тут же начали морщиться от переизбытка претенциозности.       Петунья моргнула и уставилась в лицо Сигрид разъярённым взглядом. Поджала губы и резко отвернулась, всем своим видом демонстрируя, что слова больше не скажет.       Юхас дипломатично сделала вид, что не замечает шмыганья и мелко дрожащего подбородка.       Девочки в двенадцать такие впечатлительные. Одно грубое слово — и уже глаза на мокром месте.       Спустя мучительных сорок минут ожидания под самым солнцепёком, оставшаяся часть семейства Эвансов таки вышла. При этом МакГонагалл с оставшимися подопечными до сих пор не появилась. Сигрид предполагала, что торчать в банке в такое время может быть не особо приятно. Но там хотя бы прохладно было. На улице же пекло.       Лили Эванс сияла. Ослепляла всех улыбками и яркостью волос. Сначала Юхас не обращала на неё особого внимания — ну девочка и девочка, ничего особенного, в одиннадцать лет всегда есть такие вот солнышки, затмевающие всех и вся. Но теперь она присматривалась к ней специально, всё-таки третий книжный персонаж, встреченный ею в непосредственной близости. Рыженькая, удивительно хорошенькая, с веснушками, ямочками на чуть пухлых щеках и с такими же травянистыми глазами, как у матери-блондинки. Очень яркая. Рядом с ней действительно было сложно не теряться.       Сигрид думала, что Петунье просто не повезло. У Лили Эванс была харизма, врождённая способность привлекать внимание окружающих и нравиться им. Если бы у тёти будущего Мальчика-Который-Выжил не было именно такой младшей сестры, то именно она была бы любимой дочерью, принцессой и солнышком.       Бывает. С этим нужно либо просто смириться и строить свою жизнь дальше, либо до конца дней своих гнаться за недостижимым идеалом в лице слишком яркой девочки. — Теперь ты, да? — мать появилась за спиной пристально наблюдающей за скованным и довольно сумбурным семейным воссоединением Юхас, заставив ту вздрогнуть.       Мысли о причинах, которые заставят Петунью вести себя как последняя стерва с Лили Эванс и будущим племянником, тут же испарились, оставляя вместо себя целый фейерверк из дикой какофонии смутных образов.       Палочка. Собственная палочка, возможность творить магию и волшебная школа. Ей было двадцать четыре, когда она умерла в прошлом мире. И ещё одиннадцать лет она была Сигрид Юхас.       Она любила смотреть на окружающих свысока и закатывать глаза, когда кто-то рядом в очередной раз вёл себя по-идиотски.       Но сейчас она как никогда раньше, ни в этой жизни, ни в прошлой, чувствовала себя настоящим маленьким ребёнком, дорвавшимся до самой настоящей сказки.       Сигрид ворвалась в помещение без стука, словно бунтующий подросток в свою комнату, чтобы отвязаться от надоевших предков.       Ей всегда казалось, что у подобных мест есть какой-то свой, отдельный, специфический запах; своя атмосфера; свой привкус и своя частота звучания. Старые дома, каждая досочка в которых исполняла роль части коллектива в давно сыгранном оркестре, уже наловчившегося исполнять моцартовский «Реквием» или бетховенскую «Лунную сонату», пыль в которых ложилась на все — не только горизонтальные — поверхности неровными пластами, а ещё создавала завихрения в воздухе, которые можно было разглядеть невооружённым взглядом на свету, с трудом просачивающемся сквозь узоры мутных разводов на старом оконном стекле. Тысячи и тысячи древних коробочек, в совершенно хаотичном порядке разбросанных по пространству пыльного и разваливающегося на отдельные составляющиеся магазинчика, смотрелись не менее чудно́, чем полузасохшее растение в самом дальнем и тёмном углу.       Сигрид ещё раз осмотрела помещение, вопреки всем постулатам арт-дизайна, внутри каким-то образом, несмотря на полумрак и захламлённость, кажущееся намного больше, чем снаружи. Она отметила про себя, что даже краски, наполняющие лавку, внезапно утратили свою привычную яркость, став на несколько тонов приглушённее. Словно за углом прятался режиссёр, приказавший понизить яркость и теплоту в кадре на компьютерах. Найти другого объяснения, почему лёгкая блуза матери красивого красноватого цвета оттенка благородной бургундии внезапно начала смотреться почти коричневой, она не могла.       Юхас сглотнула. Сказка начинала ощущаться как-то неправильно.       Несмотря на то, что в подобных зданиях издавать скрипы, стоны, хлопанья от настоящих хозяев таких мест — сквозняков — должно было буквально всё, сухое и хриплое покашливание за спиной заставило её вздрогнуть. Режиссёры не самых качественных, малобюджетных ужастиков обожали эксплуатировать этот эффект — когда обстановка вокруг героев накалена до предела, жуткая атмосферная тишина вкупе с затемнением экрана, на котором уже видишь собственное перепуганное отражение, заставляет подсознательно ожидать громких звуков и появления главного монстра или чудовища, но ты всё равно подскакиваешь на месте, когда страшное нечто всё же появляется, как и планировалось.       Сигрид знала, что Олливандер был здесь. Судя по всему, он не выходил из этого дома последние пару веков. И она знала, что он любит появляться неожиданно; преимущества послезнания типичного попаданца всё же работали не только в фанфиках. Но не дёрнуться в подобии испуга не удалось. — Так-так-так… — старик Олливандер был седым, блеклым, худым и почти полностью прозрачным существом, какое было гораздо легче принять за призрака, чем за полноценного человека. Юхас недоумённо нахмурилась, не понимая, как такое может быть: пространство, скрытое за тонким телом волшебника, почему-то не представлялось для неё ни малейшей загадкой, словно старик и правда просвечивался насквозь. Но проблема заключалась в том, что просвечивались в этом человеке только границы черепа, остро выступающие сквозь тонкую, как лист, дряблую кожу. Сам же он оставался вполне материальным существом, состоящим из плоти и крови. — Полагаю, здесь определённо будет либо липа, либо виноград… Скорее, всё-таки липа…       Сигрид помнила, как ей делали флюорографию. Ощущения от взгляда Олливандера довольно сильно походили именно на это.       Она успела только моргнуть перед тем, как ей в руку всунули длинную тёмную палочку.       И ничего.       Облом. Она ожидала более бурной реакции. Ну там небольшой ураганчик, искорки, взрыв какой-нибудь… — Значит эта подруга подойдёт кому-то ещё, — задумчиво изрёк старик. — Попробуем другую сердцевину…       О палочке он говорил как о давнем знакомом. Вряд ли люди для него казались стоящими внимания — его друзьями всегда были только бесчувственные деревяшки, в его мире наделённые сознанием и душами.       Сигрид взялась за ещё одну, которую отобрали через мгновение, как пальцы сомкнулись на рукоятке. Потом последовала ещё и ещё. Никакого эффекта, ничего необычного.       На девятой или десятой палочке, когда Юхас уже начала переживать и накручивать себя до мыслей «О нет, я не волшебница, раз ничего не происходит», внезапно последовала реакция.       Стоящую в углу вазу разнесло на кусочки.       Олливандер выглядел заинтересованным. — Хм… — выдавил он. — Что ж, видимо нужно попробовать менее очевидные сердцевины… Липа и перо феникса. Крайне самодовольная, самодостаточная и имеющая свои собственные представления о том, как нужно колдовать. Мне возвращали её тридцать раз, поскольку не могли справиться с её характером.       Отличная характеристика. Сигрид ухватилась за рукоятку и…       Это определённо было тепло. Лицо обдало жаром, как от приближения к горящему костру, над которым ты жаришь зефир в компании идиотов-друзей, травящих тупые пошлые штуки и пересказывающие сюжеты просмотренных накануне ужастиков.       Фейерверк красных искорок озарил мрачное, тёмное помещение тёплым светом.       В руке палочка отдалась нетерпеливой вибрацией. Резко захотелось взять и взмахнуть, сотворив какое-нибудь мощное колдунство и…       Юхас одёрнула себя. Так, колдовать нужно в Хогвартсе, под присмотром людей, которые смогут если что нивелировать возможный ущерб.       Никакого несанкционированного колдунства. По крайней мере, не здесь и не сейчас. — Надеюсь, вы сможете одержать верх над её строптивостью… — проговорил Олливандер, поглаживая подбородок. — Обычно её покупали уже взрослые маги, думающие, что смогут переломить её волю. Но не думаю, что это было правильным выбором методов. Вы, мисс?.. — он прищурился. — Юхас. Сигрид Юхас. — Да, вы, мисс Юхас, ещё ребёнок и обладаете более гибким мышлением. Попробуйте ужиться с этой упрямицей. И с вас восемь галлеонов.

***

      Сигрид устало вздохнула, наблюдая, как мать обменивается какими-то впечатлениями с миссис Эванс. Среди книг в магазине «Флориш и Блоттс» можно было потеряться, что Юхас и собиралась сделать, но тут их настигла МакГонагалл вместе с семьёй из Ливерпуля, и особо разгуляться теперь было невозможно.       Единственным, что Сигрид смогла купить сверх программы, была подсунутая между «Травологией и гербологией» и «Трансфигурацией для самых начинающих» брошюрка «О магическом мире для грязнокровок».       За этим не совсем запрещённым, но явно не одобряемым взрослыми занятием её застала Лили Эванс. — Что это? — недоумённо моргнула она, кивая в сторону торчащих под толстыми книгами листов бумаги. — Пособие для маглорождённых, — Юхас равнодушно пожала плечами. Рыжая вскинула брови. Некоторое недовольство, которое Сигрид заметила в предыдущем вопросе, моментально исчезло. Ой, а вот это уже интересно. — Но тут написано «грязнокровок». Профессор МакГонагалл говорила, что так называют маглорождённых волшебники-снобы и что это оскорбительно, — довольно спокойно высказалась она, но выглядела при этом скорее заинтересованной в ответе, чем в конфронтации и споре. — Мне кажется, что чтобы противостоять оппоненту с противоречащей твоим представлением позицией, нужно прежде всего эту позицию понять, — очевидное решение, почему-то всегда остающееся для людей откровением за семью печатями. — Взглянуть на мир его глазами. Понять, почему он думает так, сформировать своё отношение к предмету спора, основываясь на его данных, и решить для себя, соглашаешься ты с ним или нет. — Но как можно согласиться с тем, что тебя считают отбросом только потому, кем ты родилась? — Лили выглядела удивлённой. — Понимать и принимать — разные вещи. Когда ты не понимаешь человека, с которым споришь, а он не понимает тебя, это буквально получается разговор двух людей, стоящих по разные стороны бетонной стены и пытающиеся переспорить друг друга, при этом не слыша аргументов оппонента, — Сигрид забрала оплаченные матерью учебники со стойки и обернулась. — Все конфликты происходят от того, что люди не слышат друг друга.       Лили Эванс окликнули родители и получить какую-то внятную реакцию не удалось. Но и то, как быстро она перешла с недовольства на интерес и как легко это донесла до постороннего человека, уже было занимательно.       После учебников по программе было посещение магазина школьной формы. К нему подошла оставшаяся семья с мальчиком с фингалом. Сначала в ателье запустили Сигрид и Эванс-младшую, где мадам Малкин быстро сняла с них мерки, а потом с парней.       После МакГонагалл повела родителей закупаться ингредиентами для зелий, что Юхас предпочла пропустить — запах там стоял такой отвратный, что дышать было невозможно даже через рот. Так что раз уж мать захотела проучаствовать в её сборах в школу, то пускай она этим и занимается.       Сама Сигрид осталась на улице и, немного осмотревшись, заприметила небольшую лавку с занимательным названием «В кошели Морганы».       Собственно, возвращаясь к теме зубной пасты и отказа ей её продавать…       Это оказался магазин всяких забавных гигиенических штук. Шампуни, мыло, лосьоны, косметические принадлежности… Мимо отдела с магическими прокладками Сигрид прошла как мимо ожившего ночного кошмара. Нет уж, у неё ещё была пара лет до того момента, как эта фигня начнётся снова. Так что прочь-прочь…       Все эти штуки были занимательными. Не просто флакончики с мылом и шампунями; под каждым из них было подписано, что конкретно делает содержимое бутылочки. Сигрид с интересом прошлась мимо целой коллекции пузырьков, которые меняли цвет волос (под одним даже было написано, что он заменяет волшебную шляпу из Хогвартса, выкрашивая волосы в цвет подходящего факультета). Остановилась она рядом со стендом с зубными пастами.       Конечно, зубная паста со вкусом мясного пирога и порошок, после которого зубы переливаются радугой всю ночь, были забавными. Но особое внимание Юхас обратила на пасту с романтичным названием «Дыхание дракона», после которого, если верить инструкции, можно некоторое время дышать пламенем, как фокусники в фильмах.       Сигрид было двадцать четыре, когда она умерла. В теле этой девочки она жила уже одиннадцать лет. Но, естественно, когда перед ней открылось такое количество прикольных штук, удержаться было невозможно. Тем не менее, за стойкой оплаты её послали.       Это была молоденькая девочка, лет девятнадцати, наверное. На ней была болотно-зелёная струящаяся мантия и странный розовый бант, приклеенный справа на совершенно прямые и распущенные волосы. Лично Юхас понятия не имела, на чём и как он держался. — Я ещё раз повторяю вам, мисс, я не имею права продавать вам эту вещь, пока вам не исполнится семнадцать. Возьмите пасту «Плевок келпи», — с совершенно нескрываемым раздражением выговорила кассирша, которую Сигрид за последние десять минут умудрилась капитально достать.       В своё оправдание, ей действительно была нужна эта паста.       Опять же, кому вообще придёт в голову рисовать эти «17+» на упаковке?! — Это долбаная зубная паста. Не биологическое оружие, не рука славы, не алкоголь, не наркота, не статья по налогообложению! Зубная паста! Для того, чтобы почистить зубы! — Сигрид хотела эту пасту, чёрт возьми, и она должна была её получить. — Что за шум? — из неприметной дверцы в глубине магазина вышел представительный мужчина лет тридцати пяти. Высокий, подтянутый, с брутальной щетиной и пронзительными серыми глазами. Судя по тому, как сжалась девчонка-продавщица, это был владелец. — Мистер Лонгботтом, эта мисс хочет купить «Дыхание дракона» и отказывается принимать отказ! — незамедлительно пожаловалась ассистентка, пока Юхас изучала новое действующее лицо. — Потому что зубная паста — это не алкоголь, — тем же тоном, что и собеседница, проговорила Сигрид, складывая руки на груди.       Мужчина выглядел немного удивлённым и сбитым с толку.       Кстати…       «Мистер Лонгботтом» — это родственник ещё не появившегося на свет Невилла?       Колокольчик над дверью зазвенел. В помещение ввалилось два рыжих парня, сильно похожих друг на друга. Разнояйцевые близнецы, либо братья-погодки — тут же констатировала Юхас. — Здрась-те, мистер Лонгботтом! — жизнерадостно поприветствовал один. — Мы к Фрэнку. — Да, проходите, ребята, — растерянно отмахнулся мужчина, после чего обернулся обратно к Сигрид. — Видите ли, мисс, мы не можем продать вам эту пасту до совершеннолетия, поскольку в состав входит огневиски. Это магический алкоголь, причём довольно крепкий.       Ой.       Сигрид возмущённо покосилась на девушку-продавщицу.       То есть, раньше она сказать этого не могла? Нахрена было десять минут парить ей мозги? — Ладно, я возьму «Радужную улыбку», но только потому, что вы — симпатичный, — выпалила Сигрид, пыша праведным гневом.       Понабирают в штат непонятно кого, кто не может сказать, почему именно детям нельзя продавать продукты, содержащие алкоголь, а покупатели потом время теряют!