***
Очнулась я через два дня, как мне потом сказал сам красноглазый. Я подняла тяжелые веки. Вокруг полумрак, большая бордовая кровать, рядом со мной спал сам сын Сатаны. Точнее, это я спала рядом с ним. И это было впервые, когда я оказалась с ним в одной постели. На мне была какая-то шелковая черная сорочка. Я посмотрела на руки — бинты. Тело уже не болело. В целом, как и душа. Разве может болеть то, чего нет? Я оглянулась за спину. Не помню, как отросли новые крылья. Видимо, я была без сознания или в бреду. Они были красивыми… Черными. Невероятной синевы отлив напоминал мне о тех крыльях, что касались меня когда-то давно, в моей прошлой жизни. Маленькие аккуратные рожки были точными копиями массивных рогов Люцифера. И снова я где-то между ними двумя. И вновь не принадлежу себе. Я не понимала, как такое возможно. Почему мои крылья черные. Я не принимала сторону. Я должна была стать ангелом, чтобы не лежать в этой постели, чтобы не видеть того, кто лежит рядом. Меня пробрало мелкой дрожью. Я тихо встала, оглядев комнату. Я хотела сбежать. И уже даже не к кому-то, а просто сбежать. Увидев шкаф, я аккуратно открыла дверь, достав оттуда черную рубашку. Я быстро накинула ее, подавляя отвращение. Бежать по Аду полураздетой — самая плохая идея, а рубашка, даже пусть это рубашка Люцифера, — хотя бы походит на платье… Я тихо приоткрыла дверь и засеменила голыми ногами по длинному темному коридору. Я вообще не представляла куда идти. На душе было пусто и одновременно легко. Наверное, я оставила все свои эмоции в том чулане и на той крыше. Я даже не думала о Нем. Меньше всего в тот момент я думала о Нем. Я думала лишь о себе. Я сама должна спасти себя. Когда все отвернулись. Когда один на один с самым большим злом в своей жизни. Я — все, что есть у меня же. И то отняли. Коридор петлял, удлинялся, превращался в лестницу, ведущую то вверх, то вниз, я запуталась и заблудилась. Присев на ступеньки очередной лестницы, я шумно выдохнула, обдумывая, как мне сбежать отсюда. Я подошла к окну, распахнув его и поняла, что пейзаж абсолютно пустынный. Я не знаю, где я. Я продолжила путь и вновь петляла по странным коридорам. Петляла до тех пор, пока горячие руки не обняли меня сзади, а теплое дыхание шепнуло над ухом: — Я потерял тебя. А ты тут ходишь в моей рубашке. По коже прошлись мурашки. Я оцепенела. Телу стало жарко и холодно одновременно. Я не хотела вырываться. Зачем? Бежать все равно некуда. — Отведи меня домой, Люцифер, — голос не дрогнул. — Теперь это твой дом, разве ты не видела свои крылья? — демон провел рукой по моему оперению и развернул к себе. Красный омут был спокоен. — Почему они черные? — я задала вопрос, что волновал меня сейчас больше всего. — Отец признал тебя. Другого выхода не было, крошка. Иначе ты бы не выжила, — Люцифер повел меня куда-то по коридору. Я ничего не ответила. Мне было неважно ложь это или правда. Уже ничего не изменить. Люцифер завел меня в ту же комнату, из которой я пыталась сбежать. В его комнату. Он лег на кровать, подзывая меня к себе. Я села на край кровати, пристально смотря ему в глаза. Я не знала, что ожидать от него. — Завтра суд, — красные глаза вспыхнули всего на секунду, — Но не бойся, тебя не тронут, — привычная мерзкая улыбка озарила лицо красноглазого любовника. — Почему не тронут? — я не понимала, что будет дальше. Пару дней назад я хотела умереть и была к этому готова. Теперь пустота. И тьма. Виной новые крылья? Или старая боль? — Потому что ты принадлежишь мне, — демон расплылся в довольной улыбке и притянул меня за руку, укладывая рядом, — Никто не посягнет на собственность Сатаны и его сына. В этих словах вся суть наших отношений. Демон и его собственность. Это была первая ночь за целый год, когда Люцифер не мучал меня. Он просто позволил мне уснуть. С одним лишь условием: уснуть в его объятиях. И я спала. Я обнимала его. Крепко прижималась к его голой груди щекой. Гладила пальцами его руку. Я даже ответила на его поцелуй. На столько мне было все равно. Он добился. Сломал. И я сдалась и просто позволила случиться этим объятиям, этому поцелую. Мне больше некому было хранить верность. Я видела, как мой красноглазый любовник наслаждался этими минутами, как мурашки бежали по его коже от каждого моего добровольного прикосновения, как его красивое лицо приобрело непривычно умиротворенный вид. Я помню, как его горячие руки крепко сжимали талию и бедра, не причиняя боли коже, как губы не опаляли, а дарили тепло, помню его обрывистый вздох, когда я сама поцеловала его. Я целовала его пальцы, заставляя их быть нежными со мной. Целовала его губы, шею, заставляя легкие взволнованно наполняться горячим воздухом. Я целовала его глаза, чтобы они не покрылись опасной красной дымкой. Я целовала его щеки и видела как он улыбался. Неужели ты, Люцифер, жаждал моей любви настолько, чтобы стать всего на один короткий вечер таким, каким я бы хотела видеть совсем иного демона рядом с собой? Я подарила ему все это, чтобы после отнять. Так же, как он это делал со мной.СУД
Я стояла посередине круглого плато, которое окружили представители обеих сторон. Высокопоставленные важные черные и белые птицы прилетели, чтобы посмотреть, как сын Сатаны насиловал меня. И вишенкой на торте была собственная мать, смотревшая на меня и мои черные перья с презрением. Какой театр. Я стояла на коленях в самом центре. Таков закон. Если тебя унизили однажды, то унизят и после. Люцифер стоял немного позади меня с гордо поднятой головой и хищным оскалом, готовым разорвать любого, кто делал ко мне хоть шаг. Мое лицо не выражало ничего. Пустая маска. Я прошлась по всем этим лицам и не нашла того, что жаждала видеть. Он не пришел. Он и правда оставил меня. Бросил на съедение этим крылатым падальщикам. Бросил наедине с моим красноглазым любовником, что присвоил меня себе. Судья-Престол зачитывал долгую нудную речь. Их этому на Небесах обучают? Я не слушала. Мораль. Праведность. Целомудрие. Чистота. Бла. Бла. Бла. Я рассмеялась. Громко, заливисто, остервенело. Все взгляды устремились ко мне. И я начала перечислять все их добродетели вслух, поднимая алый взгляд, потянутый дымкой. Лицемерие. Подлость. Игнорирование. Злость. Попустительство. Я хотела перечислять дальше, но Люцифер остановил меня, больно сжав плечо. Но смеяться я не перестала. Мой красноглазый любовник вышел вперед, поднося судье пергамент, запечатанный особой бордовой печатью. Судья вскрыл его и зачитал. Из всей написанной чепухи самым важным было лишь несколько фраз: «Виктория Уокер принадлежит Люциферу, сыну Сатаны, свите великого Самаэля» и так далее и так далее. «Считается его нареченной и будущей правительницей Ада, связанной кровью и обетом с Люцифером». И еще сотня подобных развернутых предложений, смысл которых сводится всего к нескольким словам: «Виктория Уокер принадлежит Люциферу» Я видела горящие глаза матери. Она будто бы даже была счастлива. Меркантильная сука. Суд вынес решение. Никто не посмел перечить пергаменту, составленному самим Владыкой Ада. Люцифер с гордой головой встал на место позади меня. Для протокола ко мне вышло два представителя сторон: Адмирон Винчесто от демонов и Ангел Рагуил. Каждый из них просмотрел мою память дабы убедиться в моем согласии на данный акт. Подразумевалось, что я, будучи обещанной Люциферу, отдавалась ему добровольно в обмен на собственное будущее. Я не нашла логики в этих словах. Но я показала им. Показала им грязный чулан, вырванные ногти и крыло, кровь, сломанные ребра. Я показала все. Я услышала в голове голос, принадлежащий Адмирону, его рубиновые глаза въедались в мои, донося свои слова до моего сознания: — Я вижу твои мысли. Вижу, что ты задумала. — Вы поможете мне? — Ты уверена в своем решении? — Больше, чем в чем либо в этой жизни. Ангел Рагуил посмотрел на меня как на отребье. Адмирон же посмотрел на Люцифера с презрением и плюнул ему в ноги. Они доложили о незаконности акта. Но сыну Сатаны было плевать. Это ведь всего лишь формальность. Я подала голос. — Адмирон Винчесто, — демон обернулся ко мне, — Вы видели, что этот красноглазый ублюдок сделал со мной и кто я теперь, — я чувствовала гнев, что поднимался в демоне позади меня и видела как Адмирон кивнул мне. — Я, Виктория Уокер, признаю свою вину, — по залу прошелся шепот, я встала с колен, смотря прямо в глаза судье, — Я нарушила запрет. Я спала с Люцифером будучи непризнанной. Тишина. — И я хочу понести наказание. Гомон десятков голосов. Люцифер кричал на меня, на судью, тряс пергаментом перед его лицом. Ребекка Уокер практически блевала презрением. Адмирон единственный смотрел мне прямо в глаза, а я смотрела на него, полная решимости. Он единственный понимал. Судья ударил по столу колотушкой и все стихло. — Виктория Уокер, Вас уже приняли в свиту Сатаны. — Мне. Насрать, — я произнесла слова сквозь зубы, по залу вновь прошлись шепотки, — На Сатану. На вас всех. На Люцифера. На каждого. Я ненавижу каждого из вас. И больше всех в этом зале я ненавижу его, — я указала пальцем на красноглазого любовника, чьи глаза давно затянулись багряной дымкой, — И себя. Люцифер понял, что вчерашняя ночь была лишь игрой. Понял, что я обманула его. И поглощающая его злость становилась осязаемой. Он порывался ко мне, но демоны держали его по приказу Винчесто. Я смеялась. — Адмирон Винчесто, — я вновь обратилась к демону с глазами-рубинами, — Исполните мое наказание. Я подошла к нему, сев на колени. Все смотрели с замиранием, кроме Люцифера. Он кричал что-то о том, что я принадлежу ему. Закон гласил, что подсудимый, выразивший чистосердечное желание понести наказание имеет право на исполнение его воли вне зависимости от прочих условий. Адмирон поднял мое лицо своими ладонями, я улыбнулась ему, давая понять, что действительно хочу этого. Я передала ему несколько воспоминаний и мысленно донесла свою просьбу. Его лицо дрогнуло лишь на мгновение, а после... Он кивнул мне, погладил по голове отеческим жестом, даруя то тепло, которого я была лишена и, глубоко вздохнув, одним движением свернул мою некогда красивую, нежную шею.***
После была пустота. Небытие. И пустота говорила со мной. Мы провели множество времени в беседах. Из всех, кто окружал меня в моей бессмертной жизни, лишь Небытие оказалось мне другом. Когда бросил каждый, в кого я верила. Каждый, в ком я нуждалась. Когда любовь не защитила. Когда иная любовь убивала. Лишь пустота сопровождала меня ежедневно в этом пути. И я давно стала ее частью. Она приняла меня как мать, которой у меня никогда не было: ни при жизни, ни после смерти. Небытие дало мне шанс. Маленький шанс на черных бархатных крыльях, покрытых пыльцой ночных цветов. Я прилетала к Нему каждую ночь. Я видела Его отчаяние, Его боль. Видела, как Он винил себя за то, что не явился на суд, не увидел меня в последний раз. Я поняла, что Он тоже любил меня. Черным мотыльком я сидела на Его окне каждую ночь. Смотрела на Его разбитую жизнь, складывая и расправляя свои бархатные черные крылья. Я ждала. Я видела, как сам Он стал не более, чем тенью, когда Адмирон показал ему мои воспоминания, потому что я просила его перед смертью об этом. Он показал, как я любила Его. Показал, что я никогда не принадлежала Люциферу, а только Ему. Показал и тот злополучный день. Зачем? Я хотела, чтобы Он запомнил меня иной: любящей, сидящей на нашем обрыве под наши рассветы, с трепещущим сердцем и чистой душой. А не грязной и униженной ненавистным демоном в чулане. Я хотела, чтобы он знал, что даже тогда, я мысленно была с Ним. Я видела, как это растоптало Его. Уничтожило, оставив от Него лишь прах. Видела, как после, спустя множество выстраданных лет, боль и вина чуть притупились. Как он начал вспоминать меня иначе. Вспоминать так, как я этого хотела. А я все ждала. И тогда Он заметил меня однажды, когда разум Его прояснился и взгляд. Он, наконец-то, заметил маленького черного мотылька, что стучался к нему каждую ночь неслышимым стуком. Почти как при жизни. Он открыл окно, впустив меня и я села на Его руки. Он думал, что я простая бабочка, прилетевшая на свет Его комнаты. Но я не летела на свет, я летела к Нему. Он стал моим светом. И когда Он заметил, что я прилетала каждую ночь и садилась в Его руки, Он понял. И тогда я услышала Его такое нежное и тихое: — Вики..? И в тот миг нам открылась целая вечность.