Демоническое Причастие

      Я посадил Вики на свою кровать, зажег свет, запер входную дверь и достал из комода амулет, скрывающий энергию, чтобы красноглазый подонок не нашел ее. Я аккуратно надел его на нее, объяснив для чего. Вики все еще была не в себе, она будто была не здесь.       Взглянув на ее спину, я оценил масштаб поражения крыла. Все плохо. Часть крыла была выдрана с корнем, а часть еще оставалась внутри. Разрыв тканей — не беда для бессмертного, а вот разрыв энергии с крыльями так надолго — чревато последствиями.       Я достал из шкафчика зелье и дал его ей:       — Выпей. Это обезболивающее зелье.       Она бесстрастно взяла колбочку и выпила, так же бесстрастно вернув пустой пузырёк мне. Я понимал: она опустошена. Да и я чувствовал то же самое. То ужасное чувство, когда из тебя словно вынули все, что когда-то приносило радость и теперь вместо нее — пустота. Но у меня не было времени думать об этом. Крыло. Вики. Люцифер. — такова моя последовательность.       Я присел перед ней, привлекая ее рассеянное внимание, взяв ее ладони в руки:       — Вики. Я должен лишить тебя крыльев. Сейчас. Иначе ты не сможешь летать. Ты понимаешь?       Она посмотрела на меня, дернув целым крылом, затем уверенно встала и села на пол. На колени. А я встал позади.       Точно был ее палачом. Но ведь был им и вправду.       Моя глупая убежденность в ее отношениях с Люцифером, в ее предательстве, в ее добровольном отказе от меня сыграла со мной злую шутку. А ее — практически убила. Я точно юнец облачил свою боль в обиду, не замечая, что ей было больнее. И теперь, снедаемый чувством вины я вынужден вновь причинять ей боль. Доводить начатое им до конца.        Энуэмент раскаленной души.       Но как бы скверно сейчас мне не было, — это неважно. Ей хуже в стократ. Я погладил ее по голове, надеясь успокоить этим жестом. Показать, что эти руки могут дарить не только лишь боль.       Я положил ладонь между лопаток, направляя энергию, чтобы мышцы расслабились и позволили сломанным суставам проще покинуть тело. Почувствовав расслабление, я быстро положил ладонь на основание крыла и резко надавил, слушая хруст костей и треск тканей. А после проделал тоже самое и со вторым.       Крик.       Я отбросил ненужные крылья и сжег их дотла, оставляя на полу лишь пепел. По ее спине текла кровь, пачкая и без того грязное платье. Я провел рукой по ее спине, ощущая дрожь от слез и направляя в нее энергию. Успокоить. Новые крылья будут расти сутки.       Она обернулась ко мне с мольбой в глазах, как ребенок, что просится к родителю на руки.       — Иди ко мне, — я подозвал ее, садясь на кровать. Разве я мог отказать?       Вики села рядом и уткнулась мне в шею, шепча что-то несвязное и настолько тихое, что даже при всем желании — это было бы сложно понять. Я крепко обнял ее, избегая свежих ран и слушал ее щебетание. Я ненавидел всех в эту минуту. Каждого, кто был слеп к ее боли. И больше всех я ненавидел себя.       — Вики, прости за тот вопрос, что я должен задать. Он. Этот ублюдок. Он закончил… в тебя или нет? Если да, то я принесу тебе специальные травы, чтобы ты… — мое тело так напряглось от слов, которые я произносил сквозь зубы, что каждая его клеточка наполнялась гневом. Мне было противно от одной лишь мысли, что Вики может понести от этого чудовища. От подобной связи.       — Да.       Одно короткое слово, от которого мой гнев стал почти осязаем. Я еле сдержался, чтобы не сломать что-нибудь еще. Подонок не просто изнасиловал ее, он решил еще и оставить потомство. Гнев отступил, когда я почувствовал вновь едва ощутимое касание губ на своей шее. Оно отрезвило меня, вернуло в реальность. Я выдохнул и ушел все к тому же шкафчику.       Смешав нужные травы с вином, я принес напиток ей.       — На вкус должно быть неприятно, но выпить нужно все, — она выпила до последнего глотка, не поморщившись.       — Вики, пойдем, нужно смыть с тебя кровь, — я подал ей руку, ожидая ответа.       — Я справлюсь сама, — она вложила свою руку, поднимаясь, — Мне все еще плохо и гадко, но… — она положила голову мне на грудь, не обнимая, — Я не хочу, чтобы Вы смотрели на это.       — Если я буду нужен, ты лишь позови, — я чувствовал, как она слушает мое сердцебиение, что так медленно распространялось стуком в груди, словно пыталось и вовсе остановиться, — Я дам тебе рубашку.       — Я хочу эту, — тихий шепот и все же такой по обиженному просящий голос долетел до меня и я не сдержал улыбку.       Я отдам тебе все. Только возьми.       — Пойдем, — я отвел ее в ванную, попутно воспламеняя источники света, что моментально озарили печальный взгляд, устремленный ко мне. Я снял рубашку, отдавая ей. Она тут же сжала ткань в руках.       — Наверное, Вам неприятно касаться меня? После… после всего, что я показала и…сказала.       Глупая. Глупая Вики.       Я начал слушать ее мысли. Там вновь был сумбур.       «Как он может даже смотреть на меня такую»       Мне это неважно.       «Как он может касаться меня такой»       Я буду.       «Я противна себе»       Я люблю тебя.       Я не стал отвечать. Есть вещи, красноречивее слов. Сделав шаг вперед, я встал к ней вплотную, пальцем приподнял лицо и впервые поцеловал ее и получил ответ. Я слышал, как упала рубашка и почувствовал прохладные руки на груди.       Поцелуй с привкусом соли, железа и праха, — так я бы мог его описать. Я с сожалением рисовал в голове то, каким бы мог он быть, если бы все сложилось иначе. И я вновь ненавидел.       Отстранившись, я увидел улыбку. Слабую, скромную, счастливую. Подняв рубашку, я положил ладонь на ее щеку:       — Я могу и хочу смотреть на тебя. Касаться тебя. Ты мне не противна, — я увидел капельки слез в уголках ее глаз и смахнул их, не позволяя пролиться. Не позволяя ни одной слезинке коснуться ее щек.       Я посмотрел ей в глаза и озвучил намерение:       — Вики, мне нужно уйти. Прими душ и ложись спать. Ни о чем не думай. Дождись меня и…прошу, не делай глупостей.       — Но… — я ощутил прохладные пальцы на запястье, — Куда Вы?       Мне. Нужно. Уйти.       — Не волнуйся об этом. Просто дождись. Ты дождешься меня? — я вновь провел рукой по ее волосам, стараясь унять беспокойство. Ответом мне было молчаливое кивание. Я быстро поцеловал ее и остановился в дверном проеме, обернувшись:       — Ты ведь не сделаешь глупостей?       — Я дождусь.       Наспех накинув первую попавшуюся футболку и заперев за собой комнату на скрывающую печать, я решительно направился туда, где мой гнев найдет свой выход.       Я шел по темному коридору и с каждым шагом моя злость разрасталась все больше. Вновь и вновь прокручивая все те воспоминания, что сидели во мне мелкими кинжалами, я явно ощущал, как красная дымка ярости все плотнее застилала глаза.       Я всегда был против мести. Считал ее пустым делом, а тех, кто мстил — мелочными. Я думал, что месть — удел слабых.       Только теперь я понял:       Мне просто не за что было мстить.       Не за кого.       Сейчас я знал, что угощу своей местью сына Сатаны на ужин, а после — преподнесу его сломанное тело отцу.

***

      Дверь в комнату Люцифера открылась с таким стуком, что я мысленно представил, как было бы прекрасно, окажись между ней и стеной его голова. От этой мысли улыбка сама упала мрачной тенью на мое лицо.       Люцифер пил, когда я вошел в его комнату. Его удивление сменилось злостью, а после — мерзкой ухмылкой.       — Неужели, моя Уокер наябедничала тебе о нашей несдержанной любви?       Отребье.       Туман ярости застилал мои глаза, окрашивая все в кроваво-красный. В тот цвет, что станет для Люцифера колыбелью.       Я быстро подошел к нему, выбивая стакан из рук и хватая за горло. Его ногти впились в мою руку. Жалкий. Он ударил кулаком меня по лицу. Смешная попытка. Я отшвырнул его, расправляя крылья. Он поднялся и злобно посмотрел на меня:       — Что, уже придумал имя моему отпрыску? — наглая улыбка вседозволенности располосовала его лицо, оголяя всю грязь его души. Я быстро подошел к нему, ударив в челюсть. Он сплюнул кровь, распрямляясь и вновь улыбнулся, очевидно, ожидая, что так я спущу пар.       Я усмехнулся, схватив его за воротник рубашки и переместил нас в пустынное поле темно-серого цвета. Помню это место еще с моей…прошлой жизни. Здесь всегда пахло так же мерзко, как и сейчас: гнилью. Цитадель посреди пустоши все так же стояла и ждала, пока ее хозяин вернется.       И я вернулся.       Я силой втащил отбивающегося Люцифера в цитадель и бросил в камеру, впечатав в стену. Пацан смеялся. Заливисто. Громко. Он думал, наверное, что я дам ему в рожу и отпущу. Ведь он же сын, мать его, Сатаны.       Но у меня были на него иные планы.       Люцифер поднялся на ноги, встряхивая крылья от грязи клетки и посмотрел на меня с вызовом и ненавистью.       — Как бы ты ни хотел ее, я был там первым. И буду последним.       Его слова не приносили мне ровным счетом ничего. Я не слушал его бред. Перед моими глазами вертелись лишь ее воспоминания, подливая масло в рвущий стенки оболочки огонь.       И я поддался ему.       Один щелчок в моем сознании привел в действие механизм необузданной силы и я принял истинный облик, сбрасывая оболочку, что уже не могла сдержать мою ярость. Маленькие бесы повылезали из укрытий и темных углов, завидев хозяина дарованного им пристанища. Я слышал их мелкие смешки и грозное сопение, шипение сотен языков и блеск стольких же глаз. Каждый из них хотел угодить мне. Тому, кто дал им кров сотни лет назад. Они сами хотели порвать того, кто провинился передо мной. Я остановил их жестом.       Это лишь наша война.       Я видел в глазах Люцифера удивление, когда витиеватые огненные рога разорвали кожу, выходя наружу. Видел его смятение, когда крылья покрылись чешуйчатыми наростами, становясь похожими на щит. Видел его перекошенное лицо с дрогнувшей щекой, когда раскаленная кожа начала источать пар, вбирая в себя мощь самого Пекла. Я видел пропавшую с губ усмешку, когда хвост рассек воздух огненной плетью. Я услышал учащенное сердцебиение, когда он увидел, как менялось мое лицо, как обнажались острые зубы. Я почувствовал его страх, когда он увидел, как проявились металлические пластины брони, вживленные в кожу.       И я вкусил этот страх, осевший на длинном языке, выпуская горячий пар из увеличившихся лёгких. Бесы ликовали.       — А теперь повтори все, что ты пытался сказать мне. Юнец.       Люцифер понимал и осознавал четко, — если я захочу его убить, то сделаю это, не задумываясь. Но я не хотел его убивать. Я хотел, чтобы он жил. Жил в страхе. Так же, как жила она.       Он знал, что принимать облик, дарованный Пеклом, могут лишь высшие демоны и что он, — сам, сука, сын Сатаны, — до подобного ранга еще не дорос. А я и не уверен, что дорастет.       — Молчишь, мальчишка? — мой смех отпечатался у него на подкорке, отозвавшись смехом сотен голосов в ответ. Мои тяжелые шаги создавали вибрацию на полу моей цитадели под шипение бесов. Я приближался к нему. Он пятился. Так же, как она отступала от него тогда.       — Твоя жизнь для меня пустой звук, ты, отребье Сатаны. Неужели ты думал, что сможешь избежать расплаты?       — Ты не можешь убить меня, — его голос даже не дрогнул. Видно, собрал последнюю храбрость в кулак.       А там ты был смелее, ничтожество.       — Я. Могу, — моя улыбка хищно подтвердила ему эти слова, — А Сатана сделает нового выродка и будет прав. А ты, уж поверь, этого трона не достоин.       Мне надоела пустая болтовня и я спешно подошел к нему, на что он расправил крылья в боевой стойке. Что ж, тогда с них и начнем.       Я схватил его длинными когтями за середину крыла, выворачивая. Хруст костей полился прекрасной мелодией в мои уши под овации маленьких бесят. Люцифер ударил меня другим крылом, разрезав кожу на руке. Щекотно. Я схватил его крыло двумя руками, он начал вырываться, резал мою кожу заострившимся оперением, но я даже не закрывался крылом, настолько ярость сделала меня равнодушным к последствиям. Я потянул крыло двумя руками, надламывая у самого основания. Он рычал.       Нет, я не собирался лишать его крыльев. Я хотел, чтобы они навсегда потеряли подвижность. И потому я ломал. Ломал каждую кость у основания крыльев, выворачивал и скручивал так, чтобы при срастании они потеряли свою силу и стали не более, чем украшением. Я калечил под его вопли и яростное сопротивление.       — Ты ломал ей крылья, помнишь?       Люцифер кричал и вырывался, оставляя на мне кровавые следы своего протеста. Закончив с крыльями, я пнул его в спину металлическим ботинком, мельком обратив внимание на кровоточащие порезы. Я слышал, как от удара раскаленным металлом хрустел его позвоночник. Перед глазами вновь заиграла та же сцена воспоминаний. Я выдохнул горячий дым и подошел к нему. Он создал в руке огонь с явным намерением сжечь меня. Я рассмеялся.       — Неужели ты думаешь, что можешь сжечь демона, закаленного в Пекле? Глупец. Я купался в огне, когда ты еще даже не существовал.       Я раскинул руки, приглашая его попробовать осуществить свою угрозу. Он запустил в меня огненный шар, попав в плечо и оставив временный ожог, отчего я злобно оскалился. Он же воспользовался тем, что я отвлекся и побежал к выходу из цитадели. Бесы кричали, хватали его за одежду, замедляя. Он мог переместиться из этого места, но лишь с улицы. А я не хотел, чтобы он уходил.       Огненный хвост догнал Люцифера быстрее, чем я помыслил об этом. Старые рефлексы. Хвост точно хлыст поймал его за шею, стягиваясь как удавка. Он хрипел, а я наслаждался под восторженные вскрики бесов. Я слышал каждый его вдох, что он пытался вобрать в себя и упивался его болью. Я схватил его за волосы и потащил за собой.       — Ты так же тащил ее, помнишь? — прорычал я.       Люцифер рассмеялся в перерывах между глотаниями воздуха. Рваный, злобный смех пробрал меня до костей, поднимая воспоминание о том, как он смеялся, когда охотился за ней. Пора преподать ему урок. Я усадил его на стул и цитадель поняла меня с полуслова. Обжигающие раскаленным железом цепи щелкнули на его руках, ногах и шее.       Крик. Смех.       Не торопясь и получая удовольствие от его боли, я дошел до шкафа, встроенного стену и открыл его. Лезвия блеснули, отразившись на багряной дымке светом. Я взял ритуальный нож с грубым толстым лезвием. Небольшой, но весьма опасный.       — Ты трогал ее этими руками. Выбирай, чего именно ты сейчас лишишься. Кисти? Пальцев? Обеих рук? — я задумчиво покрутил ножом перед лицом, обдумывая, чего именно лишить сына Сатаны. Он злобно смотрел в ответ.       — Ты не посмеешь калечить меня!       — Я уже посмел.       Я почувствовал страх, что резонировал в воздухе. Его страх. Ты заставил ее бояться, помнишь? Я вновь повертел ножом и повторил вопрос:       — Выбирай, Люцифер. Я жду.       Он кричал, что отец убьет меня, кричал, чтобы я убрал руки, пытался вырваться, но цепи лишь сильнее врезались в кожу, заставляя его вопить от боли. Я решил не ждать ответа и разжал его кулак, распрямив на подлокотнике. Я занес ритуальный нож, проговаривая заклинание, которое не позволит регенерировать и оставит увечье. Он пытался вырвать руку. И, когда он понял, что я не шучу, а вырваться он не сможет, то через звон цепей я услышал выкрик:       — Мизинец!       И нож моментально опустился, лишая его сразу двух пальцев: мизинца, как просил он и безымянного, как хотел я. Истошный крик наполнил цитадель песней, которую она не слышала уже несколько веков. И я ощущал, как ее пол впитывал кровь, как стены дышали, насыщаясь ароматом страха. Я умыл свои руки в его крови.       Сняв цепи, я рывком прижал его к стене лицом, вдавливая его смазливую физиономию в шершавую стену, заставляя проехаться по ней щекой.       — Ты так же прижимал ее, — оттянув его голову за волосы я вбил ее в стену, разбив висок.       Зафиксировав его у стены, тяжелой металлической броней на ноге я нанес удар по колену, выбивая сустав, заставляя ногу стать надолго неподвижной. Крик. Я упивался его криком, смотря, как он оседает. Но нет. Я не позволю тебе просто так обмякнуть на полу, Люцифер. Удар по второму колену последовал незамедлительно. Я отпустил руку и он рухнул на пол, стараясь отползти от меня. Бесы хлопали в ладоши и вновь хватали его за одежду, не давая отползти далеко.       — Как же ты жалок, — я усмехнулся, смотря на это подобие демона.       Люцифер рассмеялся в ответ:       — Ты винишь меня, — он буквально выплевывал слова, смотря мне в глаза, — Но твоя вина еще больше моей. Именно ты позволил этому случиться. Именно тебя она ждала и звала каждый день, но ты добровольно отдал ее мне. Когда я целовал ее, она молилась тебе, но ты смотрел и не хотел ей помочь. Ни разу. Ты должен убить себя, а не меня.       От моего яростного рёва завибрировал пол, а бесы попрятались в тенях.       — Я без тебя знаю все о своей вине перед ней, мальчишка. Но не смей внушать мне и перекладывать свою вину на меня. Ты причинил ей боль. Ты заставил ее страдать. Ты изнасиловал ее, — я выпустил в него огненный шар, подпалив крылья.       — Ты никогда больше даже близко не подойдешь к ней, красноглазый ублюдок. Иначе, — я ударил его огненным хвостом, оставляя на лице рубец, что никогда не разгладится, — Я доведу дело до конца! — схватив его за шкирку, я поволок его за собой, не дожидаясь ответа.       — Идем, наведаемся к твоему отцу, — я видел как побледнело его лицо. Он боялся отца больше, чем смерти.       Я переместил нас прямиком в резиденцию Сатаны все в том же облике и вошел в его тронный зал, таща за собой его сынка. Глаза Сатаны моментально вспыхнули, он поднялся с трона с яростной гримасой. Я отшвырнул Люцифера в стену, отчего тот хорошо приложился головой. Ни один советник не рискнул подойти к сыну Сатаны, ожидая прямого приказа.       — Твой сын, Самаэль, совершил ряд ошибок. Я наказал его и пришел доложить тебе об этом. Как и доложить о том, что ты должен заняться воспитанием своего выродка, — пар, исходящий из моего тела поднимал градус в и без того излишне жарком помещении.       — Кто дал тебе право, Авидор?! — голос Сатаны сотряс стены, он приблизился ко мне.       — Месть. Кровь за кровь, Самаэль! — я сделал несколько шагов вперед.       — Как ты посмел калечить моего сына?! — Сатана принял свой облик, показывая, как сильно его злил мой поступок.       — Я взял ровно столько, сколько должен был! — я приблизился еще.       — Ты отрезал ему пальцы, Авидор! — его шипение распространялось по всему залу, разливая яд по воздуху.       — А мог отрезать руку или вырвать их обе! — я сделал еще шаг к нему навстречу.       — Ты обездвижил его крылья! Он не сможет нормально летать! — Сатана сделал шаг навстречу.       — А мог вырвать их с корнем! — я подошел к Сатане и передал ему все воспоминания Уокер, — Смотри же!       Сатана просмотрел все воспоминания, издав режущее шипение и повернулся к сыну, сужая глаза, затем вернул взгляд ко мне. Дальше мы вели мысленный диалог:       — Он посягнул на твое?!       — Он уничтожил. И я отомстил! Можешь наказать меня, я не жалею и повторил бы заново. Лишь из уважения к тебе я не убил твоего выродка. Ему никогда не стать таким же достойным правителем как ты, Самаэль!       — У него еще вечность впереди, чтобы научиться! А теперь! Он стал еще большим ничтожеством, чем был до того!       — Так воспитай, наконец, это ничтожество! Вылепи из него хоть что-то, напоминающее тебя! Никто из нас никогда не был таким, как он! Ни один из твоих приближенных, Самаэль. Мы были жестоки, были кровожадны, но всегда чтили закон, чтили силу и чужое право на жизнь. Мы старой закалки, а он — отребье, что упивается незаслуженной им властью и чужой слабостью. Он берет все, что захочет, наплевав на правила, уважение и наплевав на других. Ад падет при таком правителе!       Сатана издал грозное шипение и впился ногтями в мою кожу, пропуская в тело яд. Люцифер смеялся. Мы повернулись к нему синхронно и он тут же умолк. Сатана отпустил меня, сделав шаг назад и скомандовал своим советникам:       — Советник Родент! Адмирон! Уведите это ничтожество, — он указал на сына, — В тюрьму. Я приду позже! И, поверь, Люцифер, то, что сделал с тобой Авидор покажется тебе лишь детской игрой!       Люцифера увели и мы остались один на один. В руке Сатаны появилась огненная плеть.       — Пятьдесят ударов, Авидор! Готов понести свое наказание? — я кивнул и поднялся на ступень, после чего сел на колени спиной к Владыке Преисподней и поднял крылья вверх.       — Я готов понести наказание. Но не за твоего сына. А за нее. Зови их, — я стиснул зубы, готовясь к обжигающим ударам. Сатана призвал приближенных, чтобы запечатлеть наказание. И ударил. Затем еще. А после еще. И еще. Яд распространялся по телу, заставляя кровь шипеть сотнями змей. Он притуплял боль от плети. Таков был дар Сатаны мне за сына, что нарушает законы, подписанные самим Владыкой.       Сначала я молчал. Затем рычал. В конце — издавал рёв точно раненный зверь.       Эти шрамы останутся со мной на всю мою жизнь и будут напоминать о себе. Напоминать мне же о моей слепоте и глупости. Но я не жалел. Я готов был принять и сотню ударов и столько, на сколько меня бы хватило. И поступил бы так же, не отказался бы от мести. Когда Сатана закончил, пол подо мной был в крови. Не без труда я поднялся и посмотрел правителю в глаза. Наш немой диалог длился несколько секунд, я нарушил его:       — Он никогда больше даже близко не подойдет к ней. Иначе я доведу дело до конца, — Сатана сдержано кивнул.       После, я покинул его резиденцию, скинув свой истинный облик и приняв привычную мирную оболочку. Раны на спине зудели, кровь шипела от яда. Не помню точно, как я добрался до комнаты, из-за остаточных действий отравы разум был помутнен еще какое-то время.       Полностью отпустит к утру.       Я добрался до ванной. Нужно было смыть кровь. Его и свою. Я принял зелье, помогающее регенерации, чувствуя, как кровь начинает сворачиваться. Душ принес только больше мерзкой боли, прохладные капли обжигали кожу. Не хотелось показывать Вики последствия моих ночных похождений, но и футболку надевать было нельзя, иначе завтра придется вырывать ее вместе с зажившей кожей. Надев чистую одежду, я решил приглушить везде свет и остаться без футболки. Надеясь на спасительный полумрак.       Вики спала, съежившись комочком. Я сел перед ней на корточки, всматриваясь в лицо, умиротворенное сном. Погладив пальцем ее щеку, я убрал прядь, что упала на лоб и провел по волосам, опускаясь на плечо. Она медленно открыла глаза, вырвавшись из сна. Проморгавшись и поняв, что это я, Вики крепко обняла меня, от неожиданности я зашипел.       Она почувствовала пальцами свежие раны и отодвинулась от меня, испугавшись, я тут же обнял ее, успокаивая.       — Больше не бойся, Вики. Ничего не бойся, — она заглядывала мне в глаза, не решаясь спросить.       — Я знаю, какой вопрос ты хочешь задать. Не задавай, — она потупила взгляд, я снял с ее шеи амулет. Больше он не понадобится.       — Давай перевяжем твои ребра? Иначе они неправильно начнут срастаться. Погоди, я сейчас, — я подошел к тумбочке и потянулся за специальными фиксирующими бинтами, надеясь, что в полумраке комнаты она не станет рассматривать мою спину. Надежда не оправдалась. Она подошла ко мне сзади, коснувшись перьев, отчего я моментально развернулся, чуть не сбив ее с ног. Поймал.       — Не подкрадывайся, мышонок.       — Это Люцифер сделал? — я вновь видел слезы в ее глазах, которые начали катиться по щекам, я быстро поймал их губами, оставляя вместо слез поцелуй.       — У Люцифера нет надо мной подобной власти, Вики. Как теперь нет и над тобой, — я смахнул оставшиеся летящие кристаллики пальцами.       — Тогда откуда? — ее голос дрожал.       — Не думай об этом, — я поднял ее лицо, пристально смотря в глаза, — Завтра все уже заживет.       Она кинулась мне на шею, крепко обнимая и роняя слезы на мою оголенную грудь. Я начал слушать ее мысли.       «Это все из-за меня. Из-за меня. Что я наделала?»       — Не вини себя. Это мой выбор. И я поступил бы так же снова, — я буквально оторвал ее от себя, пытаясь успокоить улыбкой, — Не из-за тебя, а ради тебя, для тебя. Я никому не позволю больше обидеть тебя, слышишь? — убрав волосы с ее заплаканного лица, я поцеловал ее. Она ответила на поцелуй, делая его слишком страстным, слишком желанным.       — Тшш, спокойно, мышонок. Я же не умер. И ты рядом. Все будет в порядке, — я улыбнулся, забирая бинты с тумбочки, — Давай перевяжем.       Вики кивнула и начала расстегивать рубашку. Я следил за каждым ее нерешительным действием. Кто бы мог подумать, что всего несколько часов назад, мы были друг другу чужими, а я почти ненавидел ее. И теперь. Она стоит в моей спальне. В моей рубашке. Стоит здесь со мной.       Она расстегнула все пуговицы, нерешительно оголяя обнаженное тело под ней. Я видел, как она сжимала пальцы на ткани, боясь показаться мне «такой».       Какой же все таки ты ангел, Вики, — я улыбнулся своим мыслям. И она тут же наглухо закрылась рубашкой. Я покачал головой с улыбкой и мягко снял ее руки с рубашки. Она поддалась. До чего же скромная. Аккуратно распахнув ткань, я оглядел ее, все еще улыбаясь. И сказал, опережая ее сумбурные мысли:       — Синяки заживут, а мне не важно, будь у тебя хоть сотни шрамов, — я обвел взглядом кровоподтеки, оставленные красноглазым, мягко провел по ним пальцами, чувствуя как она дрогнула, но не от боли, — Ты все равно прекрасна.       Я мог поклясться, что видел ее румянец в полумраке. Скорее, дорисовал. Расправив бинт, я наложил повязку, замечая все ее переживания.       — Чего именно ты боишься?       — Снова остаться одной, — шепот настолько тихий и нерешительный, что я даже не сразу понял ее слова.       — Что я должен сделать, чтобы подобные мысли не лезли в твою милую голову? — я правда не знал. Я собирал ее по кусочкам, заодно собирая себя.       — Не знаю. Не прогонять меня отсюда? — она смотрела исподлобья, будто боялась озвучивать свои мысли.       — Моя маленькая, глупая Вики... — я не смог сдержать улыбки, — Неужели ты думаешь, что наступит утро и я выгоню тебя, забыв обо всем? Иди ко мне, мышонок, — я подозвал ее и она юркнула ко мне в объятия, касаясь обнаженным телом и стараясь не дотрагиваться до спины.       У меня нет никого ближе тебя.       Я тоже не хочу остаться один.       Больше не хочу.       — Я ведь сказал тебе. Я люблю тебя. И этого никто уже не изменит, — я уложил ее в кровать и лег рядом на бок, прижимая к себе аккуратно и накрывая сверху крылом, — Спи, мышонок. Спи.