Танец плоти, танец крови

Вампиры не спешили покидать альковы и ниши. Вообще не проявляли интереса к двум незваным гостям, занимаясь теми, кого привели с собой. Цинтия, однако, отдавала себе отчет — отогнать этих кровососов вспышкой света не выйдет. Стоит только высшему вампиру дать знак — его собратья растерзают ее и Бронислава за время меньшее, чем требуется для произнесения любого заклинания. Все выглядело так, будто она очень, очень переоценила свои силы. Что слепая вера в удачу привела чародейку на край пропасти. — Я никогда не скрывал, что из всех смертных маги вызывают у меня наибольшее раздражение. Вы убеждаете себя, что владеете силой и знаниями, в то время как ни тело, ни разум ваш не в состоянии их вместить. Ваше невежество идет рука об руку с жадностью. Жадностью бессмысленной, ибо вы не можете воспользоваться украденным. Бронислав слушал вампира молча, его бледное в отсветах Ока лицо выражало вселенскую скуку. Казалось, маг изо всех сил борется со сном, словно аколит на затянутой лекции. — Я убивал вас не для того, чтобы утолить жажду. Я избавлял мир от существ, несущих ему куда большую угрозу, чем мой род. И вот вы, двое самонадеянных глупцов, являетесь сюда даже не для того, чтобы отомстить за собратьев. Чтобы похитить и осквернить то, что принадлежит мне! А было ли вам известно, что книга Krivbekhnikh — это не магический фолиант, не скрижаль, полная тайн гоэтии, не ключ к неведомым тайнам? Это просто страницы и слова… наши слова. Полторы тысячи лет назад Великое сопряжение вырвало нас, плоть и кровь Tdet, Ammurun и Gharasham, из сумерек родного мира. Полторы тысячи лет мы вынуждены носить маски, притворяться и лгать, мириться с властью созданий, во всем нам уступающих! И то немногое, что попало в этот мир вместе с нами, почитается всем нашим родом как святыни. Пусть даже там, куда мы уже не вернемся, Krivbekhnikh была одной из сотен тысяч, книгой легкомысленных сказаний… Здесь она — величайшая реликвия! Не покидая укрытого тьмой балкона, не являя себя гостям, Лейф вещал громогласно и вдохновенно. Похоже, наличие слушателей стало для него поводом продемонстрировать ораторский талант, нетипичный для вампиров, которым человеческая речь обычно давалась не без труда. Впрочем, с каждой новой фразой поток слов становился все менее связным — за шелухой слов, надерганных Лейфом из театральных сценариев, проступала его настоящая манера речи — дисгармоничная, нечеловеческая, напоминающая серию щелчков и посвистываний огромного насекомого. — Я… Я! Сохранил ее, я отнял ее! У безумца-чародея и доставил сюда, в тень твердыни Tesham Mutna. Это было моим искуплением за столетия! Проведенные на западе, на Островах, в бессмысленном следовании за Кровавой… луной… Я заполнил пустоту власти. Теперь эта земля — моя вотчина! Сыны и дочери вашего рода — игрушки моих слуг!.. Страх — мое вино… — А курва — твоя мать, — выдохнул Бронислав, недобро усмехнувшись. И щелкнул пальцами. Начавший было гаснуть светящийся шар сжался, засиял и разделился на множество крошечных подобий себя. За пару мгновений они выстроились в воздухе ровным кольцом, а затем начали вращаться, расходясь по пещере сияющими спиралями, оставляя следы искрящегося тумана. Один из плюмардов, оказавшихся на пути белого метеора, вспыхнул, словно бумажная фигурка, и с громким клекотом врезался в потолок. Пламя, испепелившее тельце твари, не потухло — начало расползаться, теперь уже пожирая мрамор и стекло… А затем вся пещера потонула в какофонии воплей и удушливом дыму. Огненные шары врезались в тела вампиров и их жертв, прожигая плоть насквозь и словно бы напитываясь силой от чужих страданий, исторгая новые фонтаны белых искр и растекаясь жидким пламенем по колоннам и шпилям. Музыка наконец-то замолкла, костяные флейты гибли в клокочущем месиве. Лейф Алдерлинг зарычал — жутко, истошно, перекрывая визг и вой собственных слуг. Плюмарды, не обращая внимания на гибель собратьев, слетелись на балкон, своими телами закрывая книгу от искр. Через мгновение рядом с колышащейся массой покрытых мехом тварей вспыхнул огненный овал портала. Бронислав встретил бросившегося на него носферата выставленными вперед пальцами, которые превратились в тридцатидюймовые шипы из раскаленного металла. Цинтия окатила замешкавшуюся бруксу усиленным «кипятком», едва не оглохнув от визга твари. Телекинетический удар расшвырял верещащих плюмардов, сбил книгу с постамента… От рева Лейфа у чародеев чуть не разорвало барабанные перепонки. Вампир покинул завесу тьмы, материализовался за спиной Цинтии гигантской многорукой тенью. Костяные серпы когтей врезались в Щит Альзура — сфера выдержала, однако долго выстоять не смогла бы. Бронислав отвлек вампира на себя, снова выбросив вперед раскаленные шипы. Пронзив грудь Лейфа насквозь, они треснули у основания, покидая пальцы мага, а затем начали крошиться, вгрызаясь в плоть упыря вихрем осколков. Лейф завыл, ударил в ответ, но Бронислав ушел от замедленного болью выпада, исчезнув во вспышке транслокации. Словно живое существо, Krivbekhnikh задергалась, цепи лопнули, книга распахнулась. Письмена чужого языка, украшавшие страницы из толстой кожи, ожили, завертелись в танце. На мгновение Цинтия замерла, не решаясь сделать то, что должна была… Чернильное пятно расплылось по поверхности слабеющего Щита, миг — и чародейку окружила непроглядная темнота. Раздался скрежет — вампир пытался продавить барьер. «Остановись!» «Сдайся!» «Прикоснешься к книге — умрешь! Отступишь — будешь жить!» Цинтия зажмурилась, закусила онемевшую губу, сдерживая крик — Сила, казалось, наполняла ее вены расплавленным металлом. Выжигала изнутри, словно белый огонь. «Мне плевать на книгу. Я пришла сюда за тобой.» Поле Щита раздалось в стороны, вывернулось наизнанку — через мгновение оно уже окружало не Цинтию, а Лейфа. Вампир бешено забился, увязая в переплетении упругих силовых пут — ни дать ни взять, гигантский комар, угодивший на всем лету в паутину. Цинтия развернулась, выкрикивая формулу портала. В унисон с ней хрипло запел Бронислав, чертя в воздухе огненную фигуру. Один за другим по сторонам от плененного вампира открылись маленькие порталы — один, два, пять, семь, десять… Нестабильные, но мощные, они тянули каждый в свою сторону, засасывая в себя и одновременно приближаясь, смыкаясь вокруг твари, словно затягивающаяся петля. Алисия не помнила, как ее вели по улицам Боклера. Шок от двимеритовой блокады едва не лишил эльфку чувств. Крики и резкие команды, стук копыт, звон оружия слились в один неразборчивый гул, однако каким-то образом до ее сознания доходило услышанное. Эльфы в городе разгромлены, идет зачистка, а амфитеатр уже взят штурмом — захватчикам не хватило отваги держать осаду, даже прикрываясь заложниками, и они дали деру с награбленным. Об этом, кажется, говорил лысый широколицый человек на взмыленной лошади. Господин Дюранд де Саварин, чудом спасшийся от эльфских бандитов… В себя она пришла на узкой терассе — или же широком балконе. Несомненно, примыкавшем к одной из башен боклерского дворца. Помимо стражников, чьи арбалеты были наставлены на Алисию, здесь находилась какая-то черноволосая женщина с цепким взглядом фиолетовых глаз, и все тот же господин де Саварин… — Ваше Сиятельство, допущена ошибка. Алисия не имеет никакого отношения к зачинщикам! …а также, собственно, означенная Ее Сиятельство княгиня Анна-Генриетта собственной персоной. — Я тоже очень рада, что столь обожаемые тобой эльфы не перерезали тебе глотку! Очевидно, даже им не чуждо чувство благодарности. Но я вовсе не в восторге от того, что произошло сегодня! Я милосердна, но пролившие кровь должны заплатить кровью. — Алисия сама едва не заплатила кровью. Эльфы Киарана собирались казнить ее прямо на сцене Ока! — Дюранд, я знаю! Именно поэтому она стоит тут живая и здоровая. А вот к прочим это не относится. Никакого прощения тем, кто кусает руку дающего. Эльфка! Подойди сюда. Я хочу, чтобы ты полюбовалась на происходящее. Насладилась, так сказать, финалом представления! Алисия послушно обратила взгляд в ту же сторону, что и пристуствующие. С балкона открывался вид на залитые призрачным светом луга и черные шрамы оврагов. Справа горели огни амфитеатра, а прямо по центру, направляясь к Горгоне, двигался отряд всадников в знакомых Алисии обтягивающих костюмах. От Боклера за ними выдвинулась погоня — полдюжины рыцарей, чьи яркие плащи и украшенные гербами щиты казались темно-серыми в лунном свете. Казалось, что эльфам суждено легко уйти от погони. Их кони, позаимствованные у гостей амфитеатра, существенно превосходили в скорости рыцарских скакунов, обремененных броней. Кроме того, беглецы взяли порядочную фору. Однако с высоты башни Алисия разглядела движение в темноте зарослей, отделявших обрамляющие Око луга от предгорий Горгоны. Заметили его и сами всадники, но было уже поздно — ждавшие в засаде лучники выпустили десятки стрел, похожих с такого расстояния на крохотные черточки. Залп отнял не меньше полудюжины жизней — как эльфов, так и их скакунов. Выжившие развернулись, идя на запад в надежде достичь леса. Стрелы второго залпа нанесли куда меньший урон, однако наперерез беглецам уже выдвинулся покинувший засаду конный отряд. Это были, вероятно, не рыцари, а конные стражники или наемники — легко вооруженные, верхом на конях, защищенных только кожаными чепраками. Эльфы успели достичь темной массы деревьев, скрывших их от взглядов с башни. Но погоня вошла под сень крон буквально по пятам. Густой кустарник не давал ни беглецам, ни преследователям идти галопом, и через полминуты до ушей Алисии донеслись звуки разгоревшейся в лесу схватки. Когда отряд рыцарей подоспел к месту боя, все уже было кончено — навстречу латникам спокойным шагом выехали легкие кавалеристы, ведущие троих спешенных эльфов. Больше, видимо, никто из беглецов не выжил. Застекленные двери хлопнули, возвещая появление на балконе еще одной персоны. Седого как лунь мужчины, чья проклепанная куртка резко выделялась на фоне яркой одежды присутствующих. Он перекинулся взглядами с черноволосой женщиной, затем кивком ответил на приветственный кивок княгини. Алисия узнала этого человека, хотя бы потому, что неоднократно изображала на сцене его спутниц и подруг, воспетых в балладах одним небезызвестным поэтом. Но лично с ним никогда не встречалась. И тут же до нее дошло, что знакома ей и черноволосая женщина. — Мастер Геральт, вы чуть не опоздали. Вам следовало прибыть вместе с Йеннифэр. — Ваше Сиятельство, я не очень жалую порталы. Порталы смыкались вокруг твари, словно затягивающаяся петля. Вампир оглушительно выл, но в этом звуке не было отчаяния, не было осознания предсмертной агонии — боль, даже если он вообще мог ее испытывать, воспринималась высшим упырем как раздражение, требующее немедленного устранения причины. Не обращая внимания на треск суставов и брызнувшую из-под кожи черную кровь, он рванулся, освобождая затянутые в порталы верхние конечности. Захлопал изорванными крыльями, сдувая прилипшие к мрамору капли белого огня. Цинтия ударила телекинезом, отбрасывая Лейфа на голодные вихри порталов. Бронислав, выводя охрипшим голосом инкантации, плел вокруг балкона сеть следов новых фосфорных шаров, не позволяя вампирам прийти на помощь к своему господину. Но если брукс и катаканов мучительная гибель нескольких сородичей удерживала от необдуманных движений, то безмозглые плюмарды наседали, не обращая внимания на белое пламя, пожирающее их заживо. На каждых двух сгоревших приходился один пробившийся. Свистя и вереща, выжившие твари набросились на Цинтию и Бронислава, вцепились в волосы, грызли и царапались, пытались добраться до шеи и лица. Чародеи, не сговариваясь, одновременно сложили пальцы знаком Квен — сферы телекинетических щитов разметали беснующихся уродцев, не давая удержаться на одежде. Но Лейф воспользовался передышкой, высвободившись ценой потери трех конечностей и обоих крыльев. Порталы затухали один за другим, теряя силу. Как только поток вбираемого алыми овалами воздуха ослаб, вампир обратился облаком кровавого тумана, устремился к потолку пещеры, пройдя сквозь белый огонь без какого-либо вреда для себя. Цинтия предвидела такой поворот событий. Выкрикнув заклинание, она вызвала заранее приготовленную стеклянную сферу, которая поплыла по воздуху вслед за вампиром. Как только шар взлетел достаточно высоко, чародейка ударила точечным телекинезом. Стекло треснуло, высвобождая сияющее облако — смесь Лунной пыли и частиц гремучей ртути. Словно живой, переливающийся серебром туман устремился к багровому, переплетаясь и смешиваясь с ним, заставляя вампира снова изменить форму. И тут в середину облака врезался брошенный магом огненный шар. Фульминат ртути моментально воспламенился, чудовищный взрыв сотряс пещеру… Цинтия бросилась на пол, укрывая себя и рухнувшего рядом Бронислава усиленным Щитом, надеясь, что мощности поля хватит, чтобы погасить ударную волну. Как всегда, риск был велик. Как всегда, ей сопутствовала удача. Взрыв гремучего облака, перемешавшегося с только начавшей проявляться плотью упыря, превратил купол пещеры в месиво оплавленного камня. Удушливый смрад проникал даже сквозь фильтрующее поле, защищавшее лицо чародейки. Бронислав зашелся лающим кашлем, захрипел, но Цинтия не сомневалась, что ему тоже хватило времени закрыть слизистую от ядовитого дыма. Существо, известное миру как Лейф Алдерлинг, было уничтожено. Безусловно, не до конца — частички регенирурующей крови вампира разнесло по всей пещере. Пройдет несколько сотен, если не тысяч, лет — и бессмертный упырь восстанет из мертвых. Но здесь и сейчас история Лейфа завершилась. Бруксы и альпы, катаканы, носфераты, не говоря о плюмардах, — все вампиры, ставшие свидетелями гибели вожака, притихли, распластались по каменному полу. Несмотря на интеллект, порой превосходящий человеческий, упыри слишком сильно зависели от телепатической связи с предводителем. Подобно колонии кикимор, эндриаг или обычных насекомых, стая вампиров вырабатывала некое подобие коллективного разума, и гибель центрального звена вызывала ментальный шок, вгоняя тварей в апатию. Цинтия часто и неглубоко дышала, голову чародейки словно сжимал раскаленный обруч, глаза слезились. Но ей нужно было завершить еще одно дело перед тем, как истратить остатки Силы на обратный портал и забыть о произошедшем. — Бронислав, помоги. Эта сволочь весит пуда два… Маг прокашлял формулу левитации. Krivbekhnikh дернулась, будто бы сопротивляясь, но через пару мгновений все же оторвалась от пола. Казалось, Цинтию уже ничто не способно было удивить, но чародейка не смогла сдержать дрожь ужаса, когда рассмотрела следы от огня на книге. Из прожженных искрами дыр сочилась черная слизь, а на опаленной кожаной обложке багровели волдыри свежих ожогов. Вампиры смотрели. Десятки пар глаз, черных, алых, изумрудно-зеленых, разглядывали реликвию родного мира. Мира существ, ошибочно полагающих себя вершиной пищевой цепочки. «Твоей смерти недостаточно, кровосос. Мне сказали, что ты должен быть наказан. За то, что поднимал лапу на моих собратьев. На магов и гоэтов. На слуг того, кто даровал мне удачу. Ты сам сказал, что эта книга не имеет ценности для нас, но бесконечно дорога твоему проклятому роду. Значит, твой род ее лишится. Таков был договор. Ничего личного.» Пальцы чародейки сложились в знак Игни. Цинтия была уверена, что книга начнет молить о пощаде, угрожать, льстить, предлагать сделку. Что на страницах проступят слова понятного языка, сулящие власть и могущество, манящие ключами к запретным знаниям. Так нередко спасали свои жизни колдовские фолианты, избегая гибели на кострах у ног своих владельцев и обретая новых хозяев в лице их убийц, прячущих жажду тайной власти за маской благочестия… Но Krivbekhnikh приняла смерть молча, не унизившись перед своей губительницей. Книга горела долго, тяжело. Словно пропитанные водой, толстые страницы никак не хотели вспыхивать, но в конце концов магический огонь взял свое, обратив фолиант в корчащийся, исходящий кровью и слизью ком мерзкой плоти. А затем Бронислав, словно бы не в силах более смотреть на происходящее, облек останки книги в белое пламя. Смердя, ядовитый фосфорный огонь наконец-то покончил с существованием Krivbekhnikh. Цинтия ожидала, что гибель фолианта вырвет вампиров из состояния апатии, что они бросятся на убийц проклятой книги. У нее уже готов был телепорт. Но реакция упырей оказалась совсем иной. Брукса, находившаяся ближе всех к балкону, приподнялась и с силой вонзила когти обеих лап в собственную грудь, отворив фонтан темной жижи. Носферат рядом с ней обречено завыл перед тем, как размашистым взмахом распороть горло катакану. Один за другим вампиры убивали друг друга и самих себя. Кровь бежала потоками, пузырилась на оплавленных камнях, и казалось, что ее запах перебивает даже едкую вонь фосфорного дыма… Бронислав бесшумно зевнул. — Цинтия, напомни… Мы же собирались забрать книгу, а не уничтожить ее. — Нет, ты ошибаешься, — солгала чародейка. — Хорошо, — отозвался маг, — просто учти, если в твоем докладе господину де Ридо будет хоть тень намека на то, что книга погибла по моей вине, ты пожалеешь, что родилась на свет. Если что-то случится со мной во время обратной телепортации — тоже. Чародей произнес эти слова все с тем же безразлично-усталым спокойствием, но Цинтию словно окатило ледяной волной. Она отпрянула, еле сдержав визг. Замотала головой — наваждение прошло так же быстро, как и появилось. «Просто очень сильный стресс. Еще и не такое примерещится. А Бронислав, что ж, в своем праве, я бы на его месте тоже… Дьявол! Скорее бы ночь закончилась!» Вспыхнувший портал осветил десятки бездыханных тел в клокочущем багряном море. И, случись чародеям задержаться еще на пару минут, они бы увидели, как к потолку пещеры устремляются огромные, словно щупальца левиафана, кровавые смерчи. — Геральт, взгляни. Эту маску нашли при эльфке. — Ковирское стекло. Зачарованное. Хм-м-м… Для иллюзионистки — высокий класс. — Нет, работа не ее. Я пока не смогла разобрать алгоритм. Похож на имперский, но с модификациями. Это не так важно, главное — в городе минимум один неизвестный маг, и мы не знаем, на чьей он стороне. Портал окрасил мрамор балкона красным, в который тут же вплелись фиолетовые оттенки — Йеннифэр закрыла себя и княгиню силовым щитом. Ведьмак выхватил меч, стражники наставили арбалеты на появившиеся из портала фигуры. — На чьей? На стороне Великого солнца, как и полагается законопослушным магам в этой стране. Добрый вечер, госпожа Йеннифэр. И мастер Геральт. — Скорее, доброе утро, Бронислав. И… Цинтия? Да, я тебя помню. — По рассказам ведьмака, разве что. Мы не встречались. — Неважно. Полагаю, вам нужно будет объясниться. Перед Ее Сиятельством, разумеется. Объясниться они не успели. Двери снова распахнулись, на балкон вбежал запыхавшийся стражник в забрызганной кровью одежде. — Ваше Сиятельство! С трупами эльфов что-то неладное… Они через одного все полопались! В дым и пар кровавый! Словно придавая весу его словам, пятна на мундире вдруг ожили, брызгами спрыгнув с ткани на мраморный пол. Красные пятна замерли прихотливым узором, а затем с шипением обратились в струйки тумана. Кто-то завизжал. Алисия не знала, была ли то княгиня, одна из чародеек или она сама. Раскаты грома сотрясли дворец, словно удар осадного заклинания. Ярко-алые молнии расчертили небо, освещая лохматые громады клубящихся туч. В их прорехах еще можно было рассмотреть диск луны, из оранжевого ставший багровым. Под зловещий шелест, вскоре заглушенный криками ужаса, белизна мрамора и лиц расцвела сыпью крошечных красных клякс. Дрожащий от насыщавшей его энергии воздух наполнился жутковатым ароматом свежей крови. Багряный ливень окатил замерший в страхе Боклер, алые черточки сливались в потоки, капли стремились друг к другу, соединяясь и увеличиваясь в размерах. Кровь не впитывалась в землю и ткань, не оставляла следов на камне — легко, словно масло, сходя с любых поверхностей, она устремлялась в канавы и водостоки, утекала в реку. Мерцающие щупальца расползались по поверхности, идя против течения. — Вода в Seidhe Llygad… стала красной. Как… в день Резни… Когда Людовик приказал окончательно решить вопрос… Шепот княгини потонул в шуме кровавого дождя, но одно слово будто бы ожило, взлетело к черным тучам. — Людовик! Громыхнуло, но без вспышки молнии. Потому что это был не гром. Это был рев сотен глоток. — ЛЮДОВИК!!! На поле между амфитеатром и зарослями, там, где еще несколько минут назад колыхалась лишь трава, поднимались фигуры. Сперва бесформенные, они быстро обретали вид людей в меховых плащах и рогатых шлемах. К небу вздымались копья и тесаки. Рыцари и легкие кавалеристы заметили новую угрозу. Но не успели даже развернуть коней. Кровавые воины шквалом обрушились на них, смяли, вырвали из седел, впитали в себя. А из земли поднимались все новые и новые. — Что… Что это такое? — прошептал кто-то. — Смерть. Это смерть. Мертвые пляшут, — выдохнул де Саварин, и в отсветах молний Алисии показалось, что его лицо искажено ухмылкой безумца, — мертвые пляшут, и Ад поет! — Вас здесь четверо магов и ведьмак. Приказываю решить эту проблему. Иначе… — княгиня перешла с убийственно-серьезного тона на нервное хихиканье, отчетливо понимая нелепость угроз в этой ситуации, — иначе всем вам отрубят головы. Выслушав пересказ событий в логове вампира, ведьмак со свистом втянул воздух, сдерживая готовый вырваться поток брани. — Вы соображаете, что натворили?! Вас хоть чему-то в Нильфгаарде учат? Туссент — вампирская столица Континента. Если Незримый старец счел вашу выходку объявлением войны… Цинтия хрустнула костяшками, глядя мутанту в глаза. — Спокойнее, Геральт. Это конфликт между нами и стаей Лейфа. Если бы прочие стаи решили вмешаться, если бы Старец проснулся, поверь, мы бы уже были мертвы. — Мы будем мертвы очень скоро! Де Саварин заговорил спокойно и учтиво. — Господа и дамы, прошу мыслить конструктивно. Боклер осаждает воинство Людовика, это понятно. Мы видим его таким, как его пятьсот назад увидели эльфы из своих дворцов. Вопрос такой — это иллюзии? Или настоящая нежить? Ответила ему Йеннифэр. — Поднять и удерживать такую орду невозможно физически. Один-единственный мертвяк требует немало сил, от двух сгорит даже опытный некромант. Да, Боклер стоит на мощных потоках, сам дворец — один из сильнейших проводников магии на Континенте. Но армия такого размера — это уже Rag Nar Roog. Конец света. Я полагаю, что для него все же рановато. Геральт, год назад ты убил высшего вампира. Помню, ты рассказывал, что он создавал из своей крови копии себя… — Йен, я не убил его, это сделал Регис. Только высший вампир может прикончить себе подобного раз и навсегда. Полагаю, Цинтия, ты об этом знала. В общем-то взрыв мог его распылить на столь мелкие частицы, что регенерировал бы он где-то к приходу Белого хлада, если не позже. Но вы не учли, что Лейф направо и налево создавал одержимцев. Как это называется у вампиров, делал частью себя. Это редкий дар, я сталкивался сам лишь однажды. Синеглазка, проститутка из Вызимы, возжелавшая стать вампиршей. Разумеется, обратить человека в упыря невозможно, это миф. Но кровосос может передать толику силы, а через это жертву себе подчинить, сотворить из нее новое тело для себя. — И Лейф наделал их из эльфов Киарана, из «гостей» в своем логове. Хуже, из всех вампиров своей стаи. Это вообще невообразимо… — Как говорил Регис, у каждого высшего — свой талант. В общем, ставлю вас всех перед фактом — вот то воинство далеких предков госпожи княгини суть один вампир. Единый во множестве тел, созданных из крови его одержимцев. — Теперь осталось только решить, чем его уничтожить. Или хотя бы остановить. — Я бы предложил Огонь Мелгара. Усиленный фосфором, разумеется. — В городе? Издеваешься, Бронислав? — Ты-то в свое время разнесла пол-Ринды, гоняясь за джинном… — Заткнись. Я вижу тут пока что один вариант — все, что блокирует превращение. Серебро, Лунная пыль. Вампир же — метаморф, я верно понимаю? — Да. С серебром ясно. Но моего собрания мечей в Корво Бьянко как-то маловато, чтобы вооружить гвардию княгини. Что до Лунной пыли… — Геральт распахнул ставни, прищурился, разглядывая подробности происходящего. — Зараза! Вампир уже у Метиннских ворот! Из окна доносился звон колоколов, отрывистые сигналы рожков. Время, отведенное на совещание, таяло. Молчавшая до того Алисия прокашлялась, привлекая внимание. Помолчала, борясь с желанием снова сделать вид, что ее не существует. — Лейф не просто так выбрал образ Людовика и его воинства. Он не говорил напрямую, но я поняла со временем… Когда-то, века три назад, он лично знал Лаэрти. Они вместе путешествовали, сражались. Она погибла на Скеллиге, хотя хотела вернуться в Туссент. Как и он. — И что с того? — Господин Дюранд поправит меня, если я ошибусь. За два дня до битвы у Ока произошло то самое предательство. Лаэрти дезертировала, хотя должна была возглавить отряд гвардии своего отца. Вроде бы у нее было видение, в победу она не верила. Но Лейф считал, что себя она за это не простила. Якобы поэтому искала своей смерти. И он собирался это переиграть. Как-то сделать так, чтобы победа осталась за эльфами. Меня он хотел видеть в образе Лаэрти. Говорил, что сам готов сыграть ее врагов, всех до единого. Я тогда не представляла, как он это сможет, но вот сейчас, сами видите… Первой молчание нарушила Цинтия. Выругалась так, что переглянусь Геральт с Брониславом. Затем продолжила, шипя, как рассерженная кошка. — Что за бред я только что услышала… Алисия, ты что, не напрыгалась с голой задницей на сцене? И предлагаешь нам всем сейчас нарядиться эльфами? Чтобы потешить твоего недобитого любовничка-вампира? Боги Севера и Солнце великое! Алисия ответила так спокойно и вежливо, как смогла. — Я предлагаю свою помощь как иллюзионист. Смогу создать десятка два качественных миражей, которые вы, господа маги, усилите через реверс Касания Нехалены. Эффект серебра, кажется, делается Перевернутым треугольником Альхаза, хотя я могла отстать от жизни. В общем, это не гарантия победы, но они отвлекут внимание на себя и выдержат довольно долго — вампир не умеет рассеивать магию. Цинтия прищурилась, оглянулась на Йеннифэр и Бронислава. Черноволосая чародейка усмехнулась. — Звучит немного лучше, чем я ожидала. Двадцати будет маловато, но если использовать Лернейский множитель… Бронислав, Цинтия, надеюсь, вы его тоже знаете. Еще у кого-то есть какие-то соображения? Нет? Отлично. Итак, план действий… Игла вошла в вену гладко, почти без боли. Цинтия закрыла глаза, позволяя содержимому шприца наполнить ее кровь чистой энергией. «Кочерга дьявола» из запасов Бронислава — популярное средство восполнения запаса Силы у наемных магов, не имеющих возможности ретироваться для медленной и безопасной медитации. Запах декоктов, масел и эликсиров щекотал ноздри. Трое магов, иллюзионистка и ведьмак готовились к бою. — Алисия, если позволите… Госпожа Цинтия просила вам передать. Широкое и невыразительное, как у кмета, лицо де Саварина, излучало доброжелательность. Алисия подумала, а уж не привиделась ей та жуткая ухмылка. На ладони Дюранда белела крохотная горошина пилюли. — Интересно. Лейф-то еще жив. Я еще не отработала противоядие. Де Саварин пожал плечами. Придирчиво осмотрел обруч на голове эльфки, поправил брошь, скрепляющую плащ. Обруч и брошь королевской гвардии Дивертхафа были подлинниками из коллекции Общества Друзей истории, и они прекрасно дополняли переработанный костюм Лаэрти. Похоже, Дюранд был единственным, кому пришлась по душе идея Алисии, в которую, по чести, она сама не верила. — Вот, запейте. Это отвар вербены, помогает концентрации. — Что за жуткий кубок? — Мы его прозвали Чашей скорби. Да, это человеческий череп. Находка уникальная — получается, эльфы еще до прихода орды Людовика воевали с людьми. И не брезговали брать вот такие трофеи… «…до рассвета изопьешь ты из чаши скорби, и поднесет ее один из троих!» Алисия фыркнула, поперхнувшись отваром. Дюранд вопросительно поднял бровь. Эльфка покачала головой, не собираясь делиться мыслями. «Будет забавно, если предсказание Лаэрти не сбудется. Мое-то не сбылось. Вот, из чаши скорби я отпила вполне буквально. Да только поднес ее мне вовсе не Бронислав, не Цинтия и не Лейф…» — Я замечу, что речь шла не конкретно о Лейфе. Просто о ком-то, кто не отражается в зеркале. Дюранд Фоше-Пламондон де Саварин улыбнулся. Разведя в стороны четыре жвалы, оканчивающиеся крючковатыми клыками. Алисия застонала. Она уже не могла сказать, кончится ли когда-нибудь эта ночь. — Спасибо, что сдержали себя. Ведьмак и так знает, остальных это не удивит. Как и Лейф Алдерлинг, я — высший вампир. Туссент был завещан нашему роду. Вашим королем Диветхафом. Полагаю, он считал это местью ненавистным dh’oine, но лично я склонен видеть в этом прекрасный жест щедрости. И с некоторых пор прилагаю все усилия, чтобы отплатить добром за добро. — Для чего… ты все это говоришь? — Чтобы вы знали, к кому обратиться, когда все будет кончено. Алисия… — Алисия! Она открыла глаза, с трудом разлепив тяжелые веки. — Алисия, взялась помогать — не спи на ходу! Бронислав, вколи ей «кочерги». Нам сейчас нужна каждая крупица Силы… Скажешь, как будешь готова чаровать. Они наступали, и страх предшествовали им. Опьяненная близостью развязки, орда захватчиков катилась по центральной улице. Сотни глоток орали, выли, улюлюкали. Зажатые в волосатых лапах копья и тесаки вздымались к нему, грозя белому мрамору дворца, еще не обагренному кровью защитников. Мостовая задрожала. Топот обутых в грубые сапоги ног утонул в грохоте подкованных копыт. Всадники появились из ниоткуда. Материализовались посреди моста, ведущего ко дворцу. Серебряные латы светились, словно впитав сияние звезд. На остриях копий отражался лунный свет. Сверкающей лавиной конная гвардия Диветхафа обрушилась на черно-алое воинство Людовика. Изогнутые мечи опускались и поднимались синхронно, как в театре теней, и каждый взмах отсекал голову или сжимающую оружие руку варвара. Кони не обращали внимания на кровь и вопли, проносясь сквозь ряды дикарей подобно призракам. Копыта выбивали искры из булыжником мостовой, и искры эти прожигали врагов насквозь. Во главе конников сражались пятеро. Черноволосая фурия, на пальцах которой плясали фиолетовые молнии. Седой воитель, вооруженный сияющим мечом. Хохочущий демон, объятый белым пламенем. Безликая златокудрая женщина, плетущая сеть огненных нитей. И Лаэрти аэп Диветхаф, дочь короля, облаченная в серебряную кольчугу и белый плащ, сжимающая одной рукой верный сигилль. Все, кто стояли у них на пути, были сметены. Обратились в дым и алые брызги. И когда туманное утро наконец-то пришло на смену кровавой ночи, о кошмаре напоминали лишь багровые лужи на мостовой. Они шипели, пузырились, испаряясь на глазах. Впитываясь в камень и землю. Призрачные всадники остановились на поле у Метиннских врат, отсалютовали башням дворца и растаяли без следа.