***
Вечером, когда административно-хозяйственные дела были завершены, и Масамунэ, расположившись на террасе дома, ел сладости и изредка прислушивался к доносящимся из сада приглушённым ветром звукам боя, к нему подошёл Катакура, как всегда неприступно серьёзный. Решение господина оставить гостя без присмотра и дать ему полную свободу действий, беспокоило Кодзюро, чувствующего себя ответственным за благополучие клана Датэ и его главы. Элемент неизвестности, каким являлся доставленный в Осю мальчишка, тревожил его и заставлял ни на мгновение не ослаблять бдительность. — А где ваш найдёныш? — спросил Катакура. — Отправился гонять Нико и Ичимару. Масамунэ указал своему Правому Глазу на место рядом с собой, и Кодзюро, повинуясь, присел на террасе, жестом отказываясь от предложенного ему лордом сладкого. Присутствие в замке постороннего Датэ, по всей видимости, нисколько не смущало, даже скорее наоборот — заводило. Что мальчишка сумеет вызнать? О чём поведает своему господину потом? Чем из узнанного Санада решит воспользоваться? Как опасный гость попытается умертвить его самого? Эти вопросы будоражили жадное до сражений сердце владыки Осю и подогревали его интерес к случайно попавшемуся в его руки синоби. Он даже девчонку-жрицу перестал вспоминать. — Вижу, вам весело… Катакура был искренне рад, что его господин смог развеять свой сплин, однако избранный им способ был весьма неоднозначен. Впрочем, как и всегда… Масамунэ от души усмехнулся. Дразнить не в меру вспыльчивого, дерзкого, почти по-детски непосредственного и — как успел заметить Одноглазый Дракон за время их краткого близкого знакомства — поразительно непоследовательного в некоторых вопросах юнца оказалось забавно. Нрав случайного гостя Аобы был совершенно непредсказуем и этим привлекал эксцентричного даймё, который, имея возможность несколько раз видеть Ветер Санады в бою и столкнувшись с ним теперь лично, не мог не заметить в его характере пару схожих с его собственными черт: неугасимую жажду битвы и склонность не подчиняться здравомыслию. Испытывая к гостю нечто вроде симпатии на фоне некоторой схожести, Датэ относился к нему снисходительно и несколько покровительственно, позволив ему даже обращаться к себе с вопиющей фамильярностью, чего любому другому, не входящему в его ближний круг, с рук никогда бы не сошло. — Ма-са!!! Внезапно вечернее пурпурно-алое пространство прорезал ледяной порыв мощного ветра, и сверху, с крыши дома, у которого расположились Одноглазый Дракон и его ближайший соратник, прямо к не шелохнувшемуся главе клана Датэ спрыгнул, замахиваясь своим жестоким оружием и издавая заразительно-задорный вопль, Каманоске, явно настроенный реализовать своё обещание лишить противника головы. За доли секунды сообразив, что его господин предпринимать что-либо против набросившегося на него синоби не собирается, Катакура молниеносно обнажил меч и мгновенно блокировал направленный на Масамунэ смертельный удар. Легко остановленный сильной рукой мастера-мечника, Юри отступил и спустя некоторое время вновь изготовился к нападению. — Как ты посмел обратиться к господину так пренебрежительно, мальчишка! — сурово отчитал Катакура скривившего недовольную гримасу Каманоске. За внезапное нападение на своего лорда отчитывать гостя Кодзюро не видел смысла: всё же Масамунэ сам предоставил вражескому синоби все условия для внезапной атаки и даже, можно сказать, благословил его на это. — Оставь, Кодзюро! — в предвкушении волнующего кровь веселья хищно оскалился Датэ. — Это он мстит мне за то, что я назвал его Кама. Лучше принеси мне мой нодати. Зная, что господин не отступится и развлечения ради вступит в схватку с таким же своенравным воином, как и он сам, Катакура покорно отправился выполнять приказ. Чем бы дитя ни тешилось… А владыке Осю, и правда, было весело. И в этом веселье Датэ Масамунэ не доставало только одного — Санады Юкимуры…***
Стоило только Юри добраться до отведённой для него комнаты, как он тут же выронил из рук верную кусаригама и рухнул на футон. За день, сражаясь с кем только можно и с кем нельзя, он сильно вымотался. Особенно после боя с Датэ, который, несмотря на то, что не имел намерения ранить или убить противника, отнёсся к нему серьёзно, сражаясь так, как подобает драться с тем, кто вознамерился лишить тебя жизни. Это подкупало. Каманоске ненавидел, когда в нём не видели соперника и воспринимали его, как неумелого ребёнка, с которым не достойно скрестить оружие. А Масамунэ, хоть и позволял себе вольные высказывания в сторону Юри, но ни разу пока не оскорбил его как воина. Хозяин Осю развлекался за его счёт, Каманоске это уже понял. Но это его не заботило. Он и сам за счёт своевольного Дракона немало развлёкся. Единственное, что его раздражало в ситуации, в которой он оказался — это то, что он так и не смог заполучить заветную белогривую драконью голову. Здесь было не так уж плохо, как обрисовывало северную провинцию воображение его и его товарищей, которые фантазировали, будто в Осю царит жёсткая тирания, а господин этих обделённых покоем земель каждую свободную минуту измышляет новые способы поизмываться над своими подчинёнными. Датэ Масамунэ хоть и не был подарком, но настолько извращённых наклонностей за ним случайный шпион не заметил. Но, хотя Каманоске быстро почувствовал себя на чужой земле раскрепощённо и вольно, стоило ему закрыть глаза и поддаться усталости и ночной дрёме, его внутренний взор начертал перед ним образ места, которое он смог назвать своим домом, его густых лесов, надёжно прятавших поместье хитрого старика Юкимуры, и вечно ворчащего Сайдзо, отмахивающегося от его бесполезных попыток навязать битву… Некто, подверженный сентиментальности, возможно, назвал бы это тоской. Ночь была тёплой и лунной. Мягкий шелест древесной листвы и шорох ночного зверья действовали усыпляюще, так что Юри, удостоверившийся, что ему действительно позволено всё и опасность ему не грозит, скоро забылся крепким сном… — Поднимайся, парень! Когда над его ухом настойчиво зашептали, Каманоске лишь недовольно промычал, не осознав, что зовут его наяву. Когда же тот, кто столь настырно старался его пробудить, стал твёрдо трясти его за плечо, он машинально дёрнул рукой и неохотно приоткрыл глаза, но первые несколько секунд не мог ничего различить в почти кромешной темноте. Была глубокая ночь. Луна скрылась за облаками, и Юри потребовалось время, чтобы привыкнуть ко мраку и узнать человека, прокравшегося к нему в такой поздний час. — Вставай, мы едем в Уэда, — тоном, не терпящим возражений, заявил Датэ. Навязчивая мысль о нехватке в его веселье одного важного элемента весь вечер не давала Дракону Осю покоя, так что заснуть он не смог и решил не откладывать на утро то, что можно совершить и посреди ночи. Каманоске некоторое время изумлённо изучал тёмный силуэт Масамунэ заспанными глазами, потом возмутился, не согласный с единоличным решением самовластного даймё, который нарушал его планы: — Я никуда не поеду! Я ещё не раздобыл твою голову! Датэ резко шикнул на него, а затем насмешливо успокоил: — Не волнуйся. Я не собираюсь оставлять свою голову в Осю. Она поедет в Уэда вместе с тобой и остальным мои телом. Не оценив специфический юмор Датэ, Каманоске демонстративно вновь завалился на футон и удобно завернулся в одеяло. — Поднимайся, Кама! — уже угрожающим шёпотом велел Масамунэ. — Или наша перебранка сейчас разбудит Кодзюро, и моя голова достанется не тебе, а ему… Как ни странно, но такая угроза возымела действие на упрямого парня. И ещё — прозвище, которым он не позволял себя назвать, пробудило его эффективней, чем это сделал бы самый грандиозный взрыв Бэнмару. — Ладно! — заносчиво заявил Юри, тоже постаравшись приглушить свой звонкий голос. — Я убью тебя по дороге домой! Датэ про себя посмеялся над самоуверенностью парня, но, не желая себе создавать лишних препятствий в осуществлении задуманного, коим мог стать его сверхбдительный соратник, никогда бы не допустивший, чтобы его господин в компании только лишь вражеского синоби отправился невесть куда посреди ночи, промолчал. Воспринявший его молчание как знак смирения со своей судьбой, Каманоске, споро собравшийся, нагнал бесшумно и быстро проследовавшего к конюшням Дракона и, откровенно наглея, выставил предстоящему попутчику ещё одно условие: — И ты будешь играть со мной в пути! — Так ты играться со мной хочешь или всё-таки убить? Осознав, что одно его желание не совсем совместимо с другим, Каманоске с чувством чертыхнулся, но, не зная, с чем ему предпочтительнее определиться, воскликнул: — Потом решу! Оказалось, что побег Масамунэ вовсе не был спонтанным и непродуманным. Он заранее приказал стражникам замка раздобыть паёк и запасти воды на двоих на несколько дней, держать наготове самых быстрых лошадей и самое главное — ни о чём не говорить Катакуре, который со стопроцентной вероятностью принялся бы увещевать своего лорда не совершать никаких безумств. Наутро Датэ распорядился доложить обо всём Кодзюро и передать ему запечатанное письмо, в котором Масамунэ строго повелевал не наказывать своих пособников за содействие в его выходке. Остаток ночи и утро сообщники провели в седле, почти до полудня гоня лошадей прочь от суровых северных гор. Такая яростная скачка с недолгими перерывами на отдых и сон продолжалась до тех пор, пока путники не достигли границ Уэда, будто Одноглазый Дракон всерьёз опасался, как бы его первый соратник, единственный в своём роде имеющий огромное влияние на своего даймё и пользующийся у него авторитетом, не нагнал беглеца. Или это был ещё один способ развеять скуку — в компании парня, который то и дело прямо на скаку раскручивал кусаригама и пытался ранить своего попутчика. Впрочем, Масамунэ тоже был не прост, и попытки Юри использовать преимущество, нападая из слепой зоны Дракона, успехом не увенчивались. Датэ в таких случаях смеялся, что после беспощадных уроков от своего Правого Глаза он интуитивно научился распознавать опасность, грозящую ему из темноты. Для Юри путешествие из Осю в Уэда казалось улучшенной версией его поездки из Уэда в Осю. Оно было таким же поспешным, диким и происходило в странной компании, только в этот раз он был свободен и чувствовал себя превосходно. Тем более что никто не пытался сдерживать его безумные наклонности. Каманоске даже не стыдился того, насколько быстро он поладил с главным врагом своего господина. Впрочем, чрезмерное свободолюбие юного синоби не ограничивало своего носителя никакими рамками. Он делал то, чего сам желал. А сейчас он желал доставить Дракона в Уэда, даже если тот и останется живым. В течение их совместного путешествия Юри, наконец, определился: играть с неординарным лордом ему было веселей, чем просто лишить его жизни. По землям Уэда они ехали уже без спешки. Время от времени Каманоске звал Саске, но лесной ниндзя, по-видимому, был достаточно далеко и не слышал зова товарища, потому как появляться не торопился. Зато вместо Сарутоби навстречу путникам из зарослей можжевеловых кустарников степенно и неторопливо вышел человек, одетый в неприметное тёмно-серое одеяние, и остановился в двух десятках шагов от Датэ и его спутника, вынудив замереть лошадей и самого Дракона. — Датэ Масамунэ-доно, — начал почтительно мужчина так, словно хотел обратиться к даймё с просьбой. — У меня для вас послание. Каманоске с недоумением глянул на поведшего себя странным образом Масамунэ, который хмуро и безотрывно смотрел на мужчину, молча, не шевелясь, словно пригвождённый к месту и завороженный чем-то, что в облике незнакомца привлекло его взор. Чем-то, что заставляло бессловесно и покорно слушать предназначенное ему послание. А серый с невыразительными чертами лица мужчина шипящим голосом выплюнул с ненавистью: «Ты отвратителен!» — и выстрелил в того, кто, ослеплённый властью внезапного посланника, не заметил даже приготовленного для него оружия. Пуля предназначалась для сердца Дракона. Только тот, на кого гипноз незнакомца не действовал, сработал быстрее: яростно раскрученная цепь с грузом со скоростью вихря оплела запястье мужчины, и прогремевший выстрел пронзил тело Датэ несколько выше, так что злополучная пуля впилась ему слева под самой ключицей. Светлые одежды быстро намокли от крови… Каманоске соскочил с лошади и бросился было вдогонку за ловко сбросившим стальные путы убийцей, посмевшим хозяйничать на чужих землях, но грозный хриплый окрик заставил его возвратиться. — Не преследуй его! — сквозь сжатые от боли зубы злобно велел Масамунэ. Его левый глаз стал ещё темнее и полыхал настолько люто, что Юри непроизвольно сделалось жутко. Датэ, тяжело спустившийся со спины животного, осел на траву, зажимая правой рукой рану. Перед глазами начинало расплываться от кровопотери, а в сознании намертво отпечаталась последняя брошенная ему незнакомцем фраза. Растерянный, Каманоске собрал все свои силы и, вложив их в свой громкий звонкий голос, вновь окрикнул Саске, зная, что если его не услышит сам Сарутоби, то клич его до синоби донесёт его зверьё. Если кто и был способен вытащить раненого из-за смертельной грани, то только он… Пока же помощь не подоспела, Юри, испытывающий чувство негодования от того, что Датэ, который всегда без труда пресекал все его попытки убить, так легко был подстрелен каким-то проходимцем, уселся, скрестив ноги, подле Дракона и окрасил свои ладони в его горячей крови, препятствуя её побегу из раненого тела. А Масамунэ, похоже, уже не осознавал действительность. Он незряче рассматривал ставшее серым утреннее небо, а с губ его, скривившихся в горькой усмешке, сорвался тихий, отчаянный выдох: «Отвратительный…»