Глаз сердца

Исчезать на некоторое время для Каманоске было в порядке вещей. Иногда это происходило спонтанно, просто как дань его свободолюбивой, вольной натуре, которой претили статичность и однообразие. Ведь ветер — суть движение, то, что не поддаётся ни ограничениям, ни порядку, ни запретам. Подолгу находиться в состоянии покоя было выше его сил, и Юри либо создавал неразбериху в уютной юдоли Юкимуры, либо сбегал куда-нибудь подальше — развеяться и отвлечься. Чтобы затем снова вернуться. Бывало, Каманоске исчезал назло, затаив обиду на бестактно подшутивших над ним или ненароком глубоко задевших соратников, и, отбушевав в одиночестве, которое в порыве возмущения и досады представлялось совершенной благодатью, спустя время возвращался — чтобы увидеть, что его ждали. Чтобы в очередной раз убедиться, что от него здесь, в месте, которое он сам упрямо воспринимал лишь как временное пристанище, никто не собирается отказываться. Даже Сайдзо, который зачастую и становился для парня причиной побега. Но на сей раз — после злополучной попойки — Каманоске вовсе не сбегал. Он просто испарился. И то, что в этом ему кто-то помог, только вселяло больше тревоги в мысли так и не отыскавшего своего младшего товарища Киригакурэ, который ощущал себя в некоторой степени виноватым в происшествии с, по всей вероятности, насильственным исчезновением Юри. Последовавший в сторону, где в последний раз слышался возмущённый возглас юноши, Сайдзо обнаружил только примятую его телом траву, как будто тот без чувств рухнул наземь, и ещё — лёгкие, торопливые следы чужаков вкупе с взрыхлённой лошадиными копытами землёй. Понять, что оказавшийся в беспомощном состоянии парень был без труда похищен неизвестными злоумышленниками, оказалось несложно. И хотя похитители действовали достаточно аккуратно и споро, вместе с тем, излишняя спешка не могла не оставить по пути их следования опознавательных знаков, по которым становилось возможным отследить внезапно объявившихся врагов. По лошадиным следам, по надломленным веткам кустарников Киригакурэ пытался обнаружить и нагнать дерзко вторгшихся на чужую территорию лазутчиков и отвоевать у них то, что они посмели присвоить. Только искусное ворьё явно предусмотрело вероятность преследования и действовало чрезмерно быстро, не позволяя себе расслабиться и отдохнуть. Сайдзо их так и не нагнал… Уставший, раздражённый, раздосадованный и обеспокоенный, он вынужден был возвратиться в Уэда. Если бы он не прятался от Каманоске… Если хотя бы осторожно, незаметно проследил за ним, Юри не попался в ловушку сумасшедшего Дракона… Киригакурэ не мог с уверенностью заявить, что именно Датэ был причастен к столь нахальному похищению одного из его товарищей, но маршрут преступников, смело проследовавший прямиком в Осю, слишком настойчиво наводил именно на такую неприятную мысль. Собственно, поэтому Сайдзо и пришлось вернуться ни с чем. Датэ Масамунэ был проблемой чересчур щекотливой, чтобы очертя голову вторгаться в его владения и предъявлять какие бы то ни было обвинения без согласования таких радикальный действий с Санадой. Отношения между этими двумя чудаками — будто они балансировали на протянутом над бездной канате, пытаясь сбросить один другого, а в самый опасный для противника момент протягивали ему руку и вновь возвращали устойчивость на шаткой ненадёжной поверхности — для Киригакурэ оставались вне понимания. Загадкой для Сайдзо осталось и то, что цель северного даймё внезапно сменилась с Исанами на Каманоске… Если, конечно, он не просто присвоил себе того, кто был уязвим… Весть о похищении своего Ветра Юкимура воспринял более чем спокойно. — Если это и правда наш знакомый Змей решил приветить мальчишку в своём замке, то нам волноваться совершенно не о чем, — убеждённо заявил Санада, и Киригакурэ готов был поклясться, что различил во взгляде своего господина пугающую лукавую искру. Будто не Датэ украл у Санады члена его своеобразной семьи, а Юкимура сам подбросил Дракону презент в виде неугомонного парня. На попытку лидера Храбрецов привести аргументы против мнения господина, тот возразил: — Наш Каманоске, в случае чего, сумеет постоять за себя. Или ты сомневаешься в нём? — Нисколько, — сухо ответил Сайдзо. От вкрадчивого тона Санады, которым был задан этот вопрос, его слегка коробило. Он словно доподлинно знал, что думал насчёт Юри Киригакурэ, и нарочно ворошил в его душе тревогу и смятение. Не то чтобы Сайдзо сомневался, что Каманоске достаточно силён и способен, но этот вспыльчивый юнец был слишком импульсивен и склонен бездумно рваться в битву, не заботясь об оценке возможностей своего противника. Это делало его уязвимым. Киригакурэ видел в этом слабость Юри. Фатальную слабость… — Гораздо хуже, если Каманоске попал в руки к тому, кого мы совершенно не знаем, — между тем, продолжил Санада. В просторной комнате было практически пусто. На скромном экстренном собрании присутствовали, помимо хозяина Уэда и лидера Храбрецов, только Сарутоби и Рокуро, неизменный спутник своего господина. Остальные Храбрецы, когда Сайдзо принёс недобрую весть, в поместье отсутствовали, занятые повседневными делами. — Поэтому я, пожалуй, попрошу вас двоих наведаться во владения моего чешуйчатого приятеля. Услышав это и увидев, как Санада небрежным движением сложенного веера указал сперва на него, затем на сидевшего напротив господина Саске, Сайдзо, словно только и ждал такого приказа, решительно оторвался от опорного столба, на который до этого облокачивался, и направился на выход из комнаты. — Пойдём, Обезьянка! — хмуро велел он, проигнорировав брошенный на него гневный взгляд товарища. Вернее, Киригакурэ его даже не заметил. Как и то, что ненамеренно назвал Сарутоби обидным прозвищем. Бесполезно потраченное время и собственное бессилие делали его раздражительным и грубым, а исчезновение Каманоске порождало в его душе навязчивое чувство вины. И беспокойства — о том, что слабость Юри взаправду приведёт его к фатальному финалу… — Подожди! — Сарутоби окликнул Сайдзо. — Я захвачу сумку с лекарствами. Кто знает, что может случиться… Саске скрылся в переходах комнат, а Киригакурэ, точно пронзённый стылым шквалом ветра, замер. Слова Сарутоби мучительно резанули прямо по сердцу. — Дьявол! — яростно прорычал Сайдзо и, наткнувшись на вопросительный взгляд возвратившегося напарника, сказал, кивнув на сумку, переброшенную через чужое плечо: — Надеюсь, это нам не понадобится… Выступили они, когда солнце уже клонилось к горизонту, но решили продолжать путь всю ночь, сделав недолгий привал только с наступлением рассвета. От путешествия верхом синоби отказались, предпочтя скорости и удобству передвижения мобильность и скрытность. На их территории привольно промышлял враг, поэтому, предполагая вероятность возвращения самоуверенных преступников на земли, на которые они единожды имели смелость покуситься, Сайдзо и Саске предпочли таиться даже в пределах границ Уэда. Задача разоблачить противника, могущего дерзнуть совершить рецидив, была важна не меньше, чем вызволение захваченного ими пленника. Молчаливые и собранные, Киригакурэ и Сарутоби петляли сквозь массивы деревьев, отрешившись от всего, что могло негативно отразиться на внимании и восприятии: от пустых разговоров, от лишних движений и — от эмоций. Беспокойство за пропавшего друга осталось позади, заточённое в границах приветливых стен поместья Санады. За всю ночь они не обнаружили ничего подозрительного. Уэда, словно сюда совсем недавно вовсе не вторгались нахальные пришельцы, хранила умиротворение и чарующую тишину, разбавленную лишь естественными звуками живого леса. В отдалении, словно морочащий путников враждебный дух, ухала неясыть. Колдовство её усыпляющего контральто преследовало путников до самого рассвета, пока не рассеялось в просветлевшем утреннем небе. После небольшого отдыха на приятие пищи и короткий сон, синоби продолжили путь к границе принадлежащей роду Санада территории. Они спешили преодолеть значительное расстояние до неприятельской северной провинции в рекордно сжатые сроки, игнорируя не благоприятствующую им погоду. С посеревших тусклых небес раздавался приглушенный ропот далёкой пока грозы… Внезапно оба путника остановились и прислушались. Где-то в отдалении, похожий на громовой раскат, раздался резкий звук, бездушно ранивший тишину утреннего леса. Перекрикивание вспугнутых неестественным грохотом птиц слилось в потревоженном пространстве с требовательным, раздражённым зовом — звонким, сильным и знакомым. Сайдзо и Саске переглянулись. — Каманоске… — уверенно обратился к напарнику Киригакурэ, и Саске тихо кивнул, соглашаясь. Оба мгновенно бросились туда, откуда раздался зловещий выстрел и зовущий на помощь крик.

* * *

То, что сразу бросилось в глаза — это россыпь длинных белоснежных волос, разметавшихся по коленам Каманоске и высокой траве. Юри сидел спиной к подоспевшим товарищам и удерживал на руках раненого человека. Бессознательно душу Киригакурэ обожгло безудержно вспыхнувшим гневом. Он узнал Датэ Масамунэ. — Почему так долго?! Вместо приветливой радости Каманоске встретил товарищей нетерпением и раздражением. Его руки были измазаны в чужой крови, которую он безуспешно пытался остановить, упрямо вцепившись в насквозь вымокшие одежды бессознательного Дракона. Сарутоби без лишних слов принял Датэ из рук Юри, уложил его на землю и, разрезав мешающие одежды, осмотрел рану. А Киригакурэ как-то отстранённо подумал, что лекарская сумка им всё-таки понадобилась. Только не для друга, а для самого опасного врага, смерть которого, однако, они не могли допустить. Оба, и Саске, и Сайдзо, понимали, что если Датэ Масамунэ умрёт здесь, на территории семьи Санада, это может стать очень веским поводом для вторжения в Уэда. И при этом до истинной природы вещей, может статься, никому не будет никакого дела. — Молодец, что не стал его перемещать, — мягко похвалил Сарутоби Юри, который, не вставая с колен, с напряжённым ожиданием наблюдал за его действиями. — Он ведь не умрёт, да? — подозрительно прищурившись, так что его красивое лицо приобрело несколько угрожающее выражение, спросил Каманоске. Он словно не признавал приемлемым никакой другой ответ, кроме того, в котором не побеждённый его рукою Дракон остаётся в живых. Сайдзо кинул на Юри, чья забота о враге показалась ему крайне подозрительной, хмурый взгляд и, крепко схватив парня за плечо, заставил его подняться, затем внимательно осмотрел его всего, не обращая внимания на нацеленное на него удивление с долей любопытства, глубоко вздохнул и велел: — Пойдём-ка со мной. Здесь недалеко ручей. Умоешься. Каманоске был цел. Это было главным. А с Датэ, решил Киригакурэ, пусть старик Юкимура сам разбирается. Саске, обработав кинжал, погрузил его в зияющее кровянистой чернотой ранение, стараясь подцепить засевший в плоти металл, и произнёс: — Можно сказать, ему повезло. — Несмотря на оптимистический окрас слов, уверенности в голосе синоби-врачевателя не было. — Пуля не задела артерию. Но крови он потерял достаточно. — Сарутоби поднял на Юри виноватый взгляд. — Многое будет зависеть от его собственных сил и выносливости. Яркую зелень глаз юноши заволокла тусклая тень обиды. У него будто надежду отняли — осторожно, но категорично. — Цел будет этот бессмертный Дракон! — в свойственной ему грубоватой манере пробормотал Сайдзо, нисколько не сомневаясь в своём пророчестве. — Пошли, Кама! Киригакурэ побрёл через густые заросли мисканта, не оборачиваясь. Он слышал позади себя лёгкие шаги Каманоске, который последовал за ним удивительно безмолвно, даже не возразив, что желает остаться со своим неожиданным раненым попутчиком. Идя, опустив голову и украдкой бросая взгляд в спину товарища, Юри безуспешно пытался совладать со своим непокорным сердцем. То, что сказал Сайдзо, было искренней поддержкой. Сайдзо хотел его подбодрить. Такое отношение к себе Каманоске всегда приводило в смятение, и он, эгоистичный, дерзкий и непредсказуемый… смущался. — Кто это сделал? — спросил Киригакурэ, когда они вышли на прогалину, пересечённую шумным чистым ручьём. Юри присел у родника и опустил в воду руки, смывая чужую уже подсохшую кровь. — Не знаю. Мужик какой-то жуткий, — отозвался Каманоске, пожимая плечами. — Маса запретил преследовать убийцу… Вроде, он узнал его. Когда Юри так фривольно назвал имя владыки Осю, Сайдзо удивлённо вскинул бровь. Его раздражало то, что Каманоске так по-приятельски ведёт себя с их противником. — Что Датэ вообще здесь забыл? — проворчал Киригакурэ, скрестив руки и привалившись спиной к старой раскидистой магнолии, усыпанной бело-розовыми цветами. Вдалеке снова раздался долгий громовой раскат. Каманоске склонился над прохладной водой, сделав несколько крупных жадных глотков, потом ответил непринуждённо и с не разделённым его собеседником энтузиазмом: — Он домой меня провожал. Растолкал ночью, мол, поедешь со мной обратно к Санаде. Хотя я ему говорил, что не хочу уезжать… — Так, стоп! — прервал словоизлияния парня Сайдзо, у которого от сюрпризов своего бесшабашного товарища начинала болеть голова. — Давай пока опустим эту часть с твоим братанием с этим Змеем… — То, что он сам отчасти был виновен в том, что Каманоске был вынужден поближе познакомиться с их северным врагом, Киригакурэ также настроение не поднимало. — Значит, целью был Датэ? — Ага, — кивнул Каманоске, поднимаясь. — Отвратно… То, что на Датэ совершили покушение на территории Уэда, только добавляло проблем. Чужаки действовали у них под носом, как у себя дома: сначала устроили похищение, теперь едва не застрелили одного из самых влиятельных даймё в стране. И было совсем не ясно, какие цели преследовали те, кто организовал нападение. Если это личные враги Дракона, желающие лишь его смерти, то это полбеды. Если же это политический ход, тогда дело действительно скверно. Даже сам факт нападения, не приведший к гибели владыки Осю, может быть использован против Санады. Глупо, конечно, разменивать такую крупную фигуру, как Датэ Масамунэ, но кто разберёт этих властолюбивых интриганов? Для Киригакурэ все эти крупные землевладельцы были глубоко отвратительны и темны. Когда Сайдзо и Юри возвратились, Саске уже заканчивал перевязку. Повязка была наложена плотными слоями, однако кровь всё равно продолжала проступать, хотя и не так интенсивно. — Нужно смастерить носилки, — сообщил Сарутоби. — Мы не можем перевозить его верхом. Ему нужен покой. Тряска с такой раной будет слишком опасна. Киригакурэ понятливо кивнул. Бледный, неподвижный Масамунэ выглядел действительно скверно. Из двух крепких сучьев и одного из одеял, которые взяли с собой из Аобы Датэ и Юри, синоби соорудили носилки и осторожно переложили на них раненого. Решено было, что Каманоске верхом на одной из лошадей поскачет вперёд, чтобы оповестить о случившемся Юкимуру и получить от него указания, как поступить с Одноглазым Драконом. — Не вздумайте его угробить! — бесцеремонно бросил напоследок Каманоске, прежде чем уехать и оставить раненого на попечение своих товарищей, утомлённо закативших глаза от вполне себе обыденной выходки парня. Он просто не мог сказать, что доверяет им. Непривычный к тёплым человеческим чувствам, Каманоске стыдился их. Надерзить было спокойней и легче… — Вот же засранец, — беззлобно проворчал Сайдзо и невольно отметил, что небо над ними прояснилось. Гроза так и не разразилась. Она, отбушевав где-то в стороне, прошла мимо Уэда…

* * *

Когда Каманоске домчался до поместья, уже близился вечер. Едва только он спрыгнул со спины взмыленного из-за беспрерывной скачки животного, как начал кричать: — Эй, старик, ты где?! Продолжая звать Юкимуру, Юри пробежал вдоль коридора дома и, не церемонясь, ворвался в покои своего господина, резко распахнув сёдзи. — Почему не отзываешься?! — рассержено воскликнул Каманоске, увидев, что Санада, прекрасно, между прочим, его слышавший, безмятежно попивает чай, но, уловив на себе строгий взгляд находившегося здесь же Рокуро — пожалуй, единственного человека, с которым Юри не решался вступать в конфронтацию, — умолк. — О, так с тобой всё в порядке! — воодушевлённо произнёс Юкимура. — Выходит, Дракон хорошо о тебе заботился. Каманоске недоверчиво глянул на подозрительно ухмыльнувшегося господина, но замечаний делать не стал. Вместо выяснения причин осведомлённости Санады о его путешествии в Осю, Юри поспешил пересказать ему о том, как он провёл время в Аобе, как играл с хозяином замка, как Датэ заставил его ехать в Уэда среди ночи и как на него напали… Юкимура слушал своего Храбреца молча и с удовольствием. Похождения Каманоске показались ему забавными и познавательными, представляя одну известную ему личность в весьма непривычном свете. Когда рассказ дошёл до эпизода с ранением, по лицу Санады скользнула едва заметная тень, которая тут же сменилась азартной ухмылкой. Выслушав Юри, хозяин Уэда звонко хлопнул себя по колену и, приняв решение, обратился к всегда находившемуся подле него мужчине: — Рокуро, приготовь гостю комнату. — Господин, — Унно, никогда не позволявший себе оспаривать приказы господина, на этот раз возразил. — Разве это разумно? Не лучше ли будет отправить Датэ Масамунэ в ближайший храм? Рациональный и бдительно оберегающий своего господина, Рокуро не видел ничего хорошего в том, чтобы оставить в сердце Уэда опасного и непримиримого врага. Он наперёд знал, что эта затея обернётся для всех них крупными неприятностями. Каманоске, услышав слова Рокуро, недовольно насупился и напряжённо уставился на усмехнувшегося Юкимуру, ожидая его вердикта. Санада же, хитро взглянув на своего слишком благоразумного спутника, добродушно спросил: — А ты думаешь, разум заставил его мчаться сюда с нашим Каманоске в попутчиках? — кончиком сложенного веера Юкимура, словно невзначай, коснулся груди своего самого верного слуги — слева, в том месте, где билось его сердце. — И потом, — глубокомысленно изрёк Юкимура, — я давно хотел попробовать пригреть змею на груди… Будто совсем не удивлённый, Рокуро лишь молчаливо встретил взгляд господина и укоризненно покачал головой. Санада загадочно улыбался…