***
Я играю в шахматы с роботом-воспитателем, сидя на полу своей комнаты на пушистом сиреневом коврике. Его название — Educator двадцать восьмой модели, и сокращённо я звала его Е-28. На его лицевом дисплее глаза-объективы внимательно следят за каждым моим движением, и он сосредоточен лишь на поставленной задаче, просчитывая комбинации выигрышных ходов. Только что я просила поиграть со мной отца. — Нет, детка, не сейчас, папа занят, — не выходя из своей лаборатории на втором этаже, бросил он. — Моя тестовая усовершенствованная модель робота-воспитателя показывает отличные результаты — она поможет всем занятым родителям в мире, так что оставим шахматы на потом. Я просила поиграть со мной маму. — Эми, я же говорила тебе, я не могу, — почти раздражённо вздохнула она. — Мне нужно провести перерасчёт расходов металла на комбайны. Ты ведь умная девочка и всё понимаешь, не так ли? — Угу, — кивнула я и пошла в свою комнату. Я уже не понаслышке была знакома с темой расхода финансов — иногда мы с E-28 решали задачи на расходование бюджета крупными предприятиями. Роботы всегда уместны. Роботы не плачут, не грустят, не скучают и ничего не требуют, только методично выполняют свою задачу. Непреклонно, неустанно. Я хочу быть как робот. — Я возьму немного печенья? — спрашиваю я после продолжительной шахматной партии, когда в его сопровождении спускаюсь на кухню. — Объект не в вашем распоряжении, — повторяет въевшуюся в память фразу робот. — Чтобы воспользоваться объектом, назовите кодовое слово. — Пожалуйста. — Кодовое слово верное. Можешь взять печенье, Эми, — невыразительно произносит Е-28, его глаза-объективы, увеличивая разрешение, будто неспешно моргают. Он анализирует мою мимику. — Что надо сказать, когда тебе разрешили пользоваться объектом, не являющимся твоей собственностью? — Спасибо. — Молодец, Эми, — робот протягивает ко мне руку и поощрительно похлопывает по голове. — Какая хорошая девочка. Я улыбаюсь. E-28 тратит секунду на высчитывание моей реакции и улыбается тоже. Машинально, однообразно, его губы-металлические пластинки с механическим звуком складываются в имитацию человеческих движений. Но он улыбается, хвалит меня, разговаривает со мной, пусть это всего лишь его программа. И мне это нравится. Зато я точно знаю, что он никогда не будет занят.***
Поток воспоминаний стал неконтролируемым, сдавил грудную клетку железными тисками, затуманил разум, и я, стоя в душевой перед раковиной, неподвижно глядела на своё отражение в зеркале и погружалась в один из самых запретных файлов в своей памяти.***
— Не надо, мамочка, пожалуйста! Я не хочу в интернат! — захлёбываясь слезами, кричала двенадцатилетняя я, парализованная страхом. — Я хочу остаться дома, с тобой и с роботами! Обещаю, в Пеории я буду учиться лучше всех, только не отправляй меня сюда! Перспектива жить в чужом месте, окружённой другими детьми, меня шокировала. Из своего замкнутого домашнего мирка, хоть и одинокого, но предсказуемого и привычного, меня кинули в сумасшедший водоворот из незнакомых людей, бурных событий и строгого школьного режима, и почва уходила из-под ног. Тогда мне казалось, что меня бросили за что-то. Отвергли. Это было не наградой за мои заслуги на домашнем обучении, а проклятием. И я уже тогда прекрасно понимала, что так моим родителям было легче — ведь они заняты. Всегда заняты. — Это ради твоего же блага, Эми, сколько раз я должна повторить? — поджала губы мама и дёрнула меня за руку, заставляя поспевать за ней в приёмный кабинет директрисы Карсон. — Здесь тебе дадут должное образование. Богатые дети должны учиться в элитном заведении. К тому же тебе нужно уметь ладить со сверстниками. Ладить со сверстниками… Сколько персональной боли для меня было в этой фразе. В последний раз до интерната мне доводилось встречаться со сверстниками на игровой детской площадке торгового центра в Финиксе, куда мама взяла меня с собой на шоппинг. Какой-то мальчик попросил меня вернуть ему его машинку, я потребовала с него кодовое слово, а он почему-то заревел. Я прошла ближе к директорскому столу и взглянула на миссис Карсон. Эта женщина с серебристой проседью в волосах и округлым, мягким лицом, с которым так не сочетался её строгий костюм, выглядела дружелюбно. Но её расположение не могло унять бурю из обиды, страха и печали, бушевавшую в моей груди. — Здравствуй, Эми! — директриса посмотрела на меня из-за стола. — Я знаю о твоих успехах, ты большая умница. Не бойся, у нас хорошо. Наша школа позаботится о тебе. Краем сознания я понимала, что всё это вопиющая неправда, но старательно давила из себя неуклюжую перекошенную улыбку, а в глазах стояли слёзы. — Постарайтесь создать ей как можно больше условий для общения, — наказала мама перед тем, как уйти из кабинета своей обычной, деловито спешащей походкой. — Поселите с соседками, записывайте на конкурсы и мероприятия. Я хочу забрать домой светскую звезду, а не нелюдимую затворницу. — Должна сказать вам, что дети не всегда получаются такими, какими мы бы хотели их видеть, но мы попробуем развить социальность вашей дочери, — ответила миссис Карсон. — У нас индивидуальный подход к каждому ученику. — Хоть бы и так, — хмыкнула мама. — Она настолько не от мира сего, что с ней нельзя выйти в люди. Мама не понимала одного — я не могу переделать свою сущность. Я видела, что она хочет, чтобы я была другим человеком, но как я могла изменить своё «я»? Почему она наказывает меня отвержением? Это несправедливо… — Мама… Не уходи… — всхлипнула я и жалко протянула руку вслед удаляющейся маминой спине. — Мама… — Мисс Парк, прошу вас подняться в директорский кабинет, — сообщила директриса кому-то по телефону и снова обратила внимание на меня. — Не переживай, Эми. Сейчас к тебе придёт куратор и всё расскажет. — Кто тут у нас? — спустя несколько минут на пороге показалась коротко стриженная молодая женщина в чёрном сарафане и полосатых цветных колготках. Она, как и директриса, не внушала опасности, но мне всё равно было неуютно, и, когда она низко наклонилась ко мне, окутывая облаком цветочного парфюма, я старалась не смотреть ей в глаза. — Какая прелестная девочка! Ты к нам в шестой класс, милая? Как дела на домашнем обучении? Ты уже умеешь складывать дроби? Это была прямая обида. И я не преминула её показать. — Вы что, издеваетесь? — нахмурилась я. — Как по-вашему решить дробно-рациональное уравнение без дробей? — Да, ты и правда не теряла времени зря. Идём со мной, Эми, — мисс Парк мягко улыбнулась. — Я покажу тебе твою комнату. Я послушно вышла в коридор вслед за ней, везя с собой багажную сумку на колёсиках и предчувствуя начало своего конца. Как я и предполагала, вопреки маминым надеждам, со сверстниками не заладилось в тот же день. Вся Вселенная будто сузилась до размера моих зрачков, когда я шагнула в комнату, которую мне назначили. Стоял вечер позднего августа, и, хоть на улице ещё было достаточно светло, в комнате уже горел свет. В обрамлении нежно-персиковых обоев на стенах и длинного ряда окон от пола до потолка, за которым шумела влажная тропическая растительность Флориды, стояла простая деревянная мебель, и три незнакомые девочки сидели всей гурьбой на чьей-то широченной кровати, самой высокой и большой из трёх, которые там находились. Оглядывая новое жильё, я встала у зеркала, бросив взгляд на собственное испуганное и взлохмаченное отражение. Что делать с девочками двенадцати лет, я не знала. Занимаются ли они точными науками, как я? Сделали ли уже свои первые научные открытия? Вдруг они играют в шахматы лучше меня? — Привет… — боязливо произнесла я, обращая на себя внимание всех присутствующих. — Привет! — откликнулась одна из девочек, с головы до ног одетая в розовый — короткая юбка, гетры, кеды, майка и даже ободок на её голове составляли один розовый ансамбль, который меня почему-то насторожил. — Ещё одна новенькая! — обрадовалась вторая, во внешности которой угадывались азиатское происхождение. — Проходи сюда, — царственно велела третья, с длинными светлыми волосами. На её лице сияла белозубая, но холодная и неприятная улыбка. Я не слишком разбиралась в одежде, но количество брендовых вещей в её наряде могло бы потягаться с парадным облачением моей мамы, когда она собиралась на светский раут в Финиксе. — Что здесь происходит? — неуверенно спросила я. — Вы вместе делаете домашнее задание? Можно мне с вами? — Домашнее задание? — хохотнула блондинка. — Это такая шутка? Ещё бы устраивать ради него посиделки! Мы же не какие-то зубрилки. — А что в этом плохого… — пробормотала я, взволнованно теребя рукав своей кофты. Мне не ответили, и я присела на свободную необжитую кровать, разбирая свои вещи. Девочки не прекращали болтать между собой, и их разговоры постепенно повергали меня в шок. Они говорили о песнях своих любимых поп-групп, тексты которых были примитивнее детских стишков, о любимых актёрах со смазливыми лицами, о косметике и нарядах, о том, кто кому нравится, и кто с кем хотел бы встречаться… Вывод напрашивался сам собой: они все невероятно глупые. Настолько глупые, что я не могла себе и представить… Они не занимаются наукой, презирают тех, кто занимается, а свободное время посвящают всякой ерунде… И мне предстоит с ними жить! Что за кошмарную участь мне приготовили! Этого не может быть, это кошмарный сон, заберите меня отсюда… По ходу их беседы я узнала, что Джу, девочка с азиатскими корнями, живёт не в этой комнате — она из соседней, и заходит в гости, потому что дружит с Арьей, той, что без всякой меры любит розовый цвет. Это объясняло, почему одна из кроватей была нетронута. Блондинку с белоснежной холодной улыбкой звали Беатрис, и, хоть я не понимала всех этих взаимоотношений между людьми, если обращаться к базовой зоологии, она была кем-то вроде альфы в этой стайке молодняка. — Давайте сыграем в правду или действие! — неожиданно предложила Арья. — Во что? — не удержалась я, удивлённо моргнув. Про такую игру я слышала впервые. В следующий миг я пожалела о том, что подала голос. Все трое обернулись на меня, а я, боясь встретиться с ними взглядом, тут же опустила голову и принялась рассматривать свои ботинки. Мой внешний вид их, кажется, отталкивал. Я затруднялась сказать, чем именно — растрёпанными волосами, напоминающими птичье гнездо, пятнами, которые я совсем недавно посадила на кофту, перекусывая в такси, или тем, что у меня на шее висел громоздкий отцовский геолокатор с встроенной функцией пожаротушения, очень напоминающий ошейник… С тех пор как я сделала из купленного мне водяного пистолетика огнемёт, и он взорвался на заднем дворе, родители надевали его мне, чтобы всегда знать, где я нахожусь, и в случае очередного пожара сразу устранить источник опасности. Не сказать, что я часто устраивала взрывы — пару раз в неделю считается частым? Всё во славу науки. — Серьёзно, ты не знаешь? — Беатрис скорчила мину с неопознанным мной чувством, больше всего похожим на брезгливость. — Ты что, из деревни? — Я была на домашнем обучении раньше, — честно ответила я. — И что за штука у тебя на шее? — поинтересовалась Арья. — Это геолокатор с системой пожаротушения, — пояснила я. — А вы разве ничего такого не носили?.. Лица девочек странно исказились. Они принялись переглядываться между собой, а я растерянно смотрела на них, не зная, чем исправить положение. Эта чуждая мне среда проявляла враждебность при малейшем взаимодействии. И она отторгала меня как иммунная система отторгает чужеродный элемент — аллерген, бактерию или вирус. — Ладно, зубрилка. Садись с нами, — наконец решила Беатрис и покровительственно похлопала по матрасу рядом с собой. — Придётся сделать из тебя нормальную. Повинуясь негласным правилам стаи, я послушно взгромоздилась на её высоченную кровать, и приготовилась слушать. — Расскажи нам один свой секрет, — повелела Арья. — Иначе тебе придётся выполнить действие! Звучало угрожающе. К тому же я очень хотела им понравиться, и старалась не разочаровать. — Хорошо. Как-то раз я баловалась с созданием глобальных сетевых вирусов и случайно вывела из строя мировой интернет, — честно призналась я. — Только никому не рассказывайте, мне от мамы попадёт, если правительство меня вычислит… — Так это из-за тебя по всей планете на три дня пропадал интернет?! — вытаращилась на меня Беатрис, будто на космического монстра. — Это же невозможно! — Ну… я сделала вирус, который преодолевает барьер между независимыми частями сети, а потом нашла как его уничтожить, — предчувствуя неладное, я пыталась быть предельно откровенной. Робот-воспитатель учил меня, что лгать плохо, а опираться я могла только на его курсы этикета. — Я была в Лос-Анджелесе на каникулах, и даже не смогла провести видео-трансляцию с моста Винсента Томаса! — подхватила Арья. — А могла бы собрать столько лайков… — Извините… — пробормотала я, испуганно пряча взгляд. — Хватит, это всё очень странно, — настороженно перебила меня Беатрис. — Вот тебе следующий вопрос — что ещё такого ты делала? Я не хотела рассказывать, что разбудила древнюю болезнетворную бактерию из вечной мерзлоты Аляски, пытаясь с ней поиграть, и облучила уранием соседскую клумбу, побоявшись в этом признаться. Это было уже чересчур. Мама бы меня убила. — А какое действие нужно выполнить? — осторожно спросила я. Беатрис на секунду задумалась, и в её глазах промелькнула какая-то озорная искра, которая мне не понравилась. — Незаметно проберись в соседнюю комнату мальчиков и оставь им записку, — она подобралась к прикроватной тумбочке Арьи и достала оттуда свёрнутый вчетверо листок бумаги. — Ты же хотела этого, Арья? — Да! Клёвая идея! — подпрыгнула на матрасе та и заговорщицки захихикала. — Ладно, — согласилась я. — А что за записка? — Это секрет, — пояснила Беатрис, а Арья взбудораженно заёрзала, потирая ладони в предвкушении. — Что ж, — я пожала плечами. — Если это такой обряд иницации, я его пройду. — Что? — прищурилась Беатрис, и по её лицу было видно, что она и слов таких не знает. Но прийти к решению поставленной задачи я как всегда захотела оригинальным путём, и вместо того, чтобы выйти в дверь, прошла вглубь комнаты. — Эми?! — Беатрис начала паниковать, глядя на то, как я беру у неё записку, подхожу к окнам, оцениваю расположение соседней комнаты, вхожу на балкон и закидываю ногу на перила. — Что ты делаешь?! — Незаметно проникаю в соседнюю комнату, — сосредоточенно отозвалась я. — Их балкон открыт, так что пройти через окно будет удобнее, чем через дверь. — Стой! Не надо! — воскликнула Джу. — Ты оттуда упадёшь! — Это вряд ли, — я уже встала на балконный поручень обеими ногами и балансировала на тонкой металлической балке как на цирковом канате. — Мне часто приходилось вылезать из окна у себя дома, когда я была под домашним арестом за взрывы на заднем дворе… — Да что с тобой не так? — выразительно спросила шокированная Беатрис, Джу ахнула, прижав ладони к щекам, а Арья следила за моими акробатическими трюками, в изумлении открыв рот. — Всё нормально, я сейчас покажу, — заверила её я, аккуратно переставляя ногу на поручень соседнего балкона. Координация немного подвела, и я опасно пошатнулась, едва не сорвавшись с высоты четвёртого этажа. — Эми! Прекрати! Я передумала! — взвизгнула окончательно напуганная Беатрис. — Не бойся, что я не смогу, — ответила я. — Я смогу! Я очень хотела с ними подружиться, очень хотела, чтобы меня приняли за свою, несмотря на колоссальную разницу в интеллекте, и считала, что через идеальное выполнение задания докажу, что чего-то стою и могу войти в их круг. Оказавшись на балконе соседней комнаты, я притаилась в углу, за шторой, отодвинутой к стене, и по-шпионски высунула из-за неё голову, разведывая остановку. В мальчишеской комнате было пусто. «Проще простого» — подумала я, улыбнулась про себя и вышла из балкона. Но не успела и приблизиться к чьей-нибудь тумбочке, как моей конспирации пришёл конец — дверь отворилась от пинка ногой, и в комнату зашёл худощавый челкастый мальчишка с красной прядью на тёмных волосах, в футболке с названием популярной рок-группы, небрежно спрятав руки в карманы брюк. Я замерла на месте, раздумывая, что предпринять. Мы встретились взглядами. — Ты кто такая? Что тебе тут на…? — хозяин комнаты и спросить не успел. Маниакально вперившись взглядом в его лицо, как в заветную цель, я стремительно метнулась в его сторону. Недолго думая, тот испустил нечленораздельный крик и побежал от меня по направлению к двери, но я оказалась быстрее, и, догнав его, всем весом повалила на кровать. После нескольких минут упорной борьбы — мне мешала записка в руке — я смогла закрыть ему глаза подушкой, и, пока он ничего не видит, сунула послание Арьи в чью-то прикроватную тумбочку. — Отстань! Уйди! — мальчик пытался стряхнуть меня с себя и вырваться из захвата, но, когда подушка наполовину накрыла его лицо, полностью поддался ужасу. — ПОМОГИ-И-ИТЕ-Е-Е! — Не волнуйся, я не перекрою тебе кислород, ты нужен мне живым, — успокоила его я, но после этих слов тот почему-то заорал вдвое громче. — В смысле, я вообще не собиралась, просто ты… Меня отвлекло многоголосье чьих-то тревожных переговоров. Тут-то я обратила внимание на распахнувшиеся двери в комнату. На пороге стояла толпа моих будущих одноклассников, прибежавших на переполох. — Беатрис, Арья! Я смогла! Я выполнила задание! — найдя среди собравшихся двух своих соседок, обрадовалась я. — Никто ничего не видел! — Ты чокнутая! — истерически завопила Беатрис, тыча в меня наманикюренным пальцем. — Почему? — удивилась я. — Я же выполнила задание! — Не трогай его, чудила! Ты какой-то монстр! — крикнула Арья, и я слезла со своей случайной жертвы, которая глядела на меня с неприкрытой ненавистью. — Отвали! — отпихнул меня наконец мальчуган. — Ты что, бешеная?! — Но… но… — пробормотала я, не понимая, почему от меня так резко и грубо отвернулись. Я вообще слабо понимала, что происходит. Разве не они сказали мне положить в комнату записку так, чтобы никто не видел этого? — Чокнутая! — Бешеная! — Ненормальная! — Психанутая! — послышалось из толпы окруживших меня подростков. Меня никогда раньше не оскорбляли, и я не понимала даже, что я чувствую и что должна чувствовать. Но слёзы сами собой навернулись на глаза, и я, пробившись сквозь толпу, умчалась в коридор. Там меня поймали всполошённые кураторы, которые видели с улицы мой номер с перелезанием на чужой балкон, отчитывали долго и тревожно, и в конце концов повели к директрисе Карсон, а та в свою очередь прочла мне серьёзную лекцию о правилах поведения в школе. Её тон звучал измученно. Наверное, она, как и я, понимала, что это будет тяжёлый учебный год. Первый учебный день прошёл ужасно. На уроках одноклассники то и дело перешёптывались, глядя на меня, и почему-то хихикали, а на переменах кто-то делано отшатывался, когда я проходила мимо, кто-то кричал вслед обзывательства, а в спину летели мятые комки бумаги, ластики и карандаши. Я много плакала в туалете на переменах, оттого, что ничего не понимаю в поведении людей и не знаю, как разобраться в этом, оттого, что хотела домой, от одиночества, оттого, что разочаровала маму и что она оставила меня здесь ни о чём не предупредив, но ещё больше я злилась. На всех. На себя, за отсутствие социального чутья, на других одноклассников, но сильнее — на Арью и Беатрис, двух неразлучных звёзд класса. Я съехала от них в другую, пустую комнату, но всё равно слышала, как они рассказывают другим подробности знакомства со мной, не стесняясь осуждать всё, от моего внешнего вида до поведения, и щедро сдабривая осуждения насмешками, и другие люди будто перенимали их отношение. Бушующую внутри злость и обиду надо было как-то унять. Они мешали учиться. И очень скоро я придумала, как выместить эти новые для меня негативные эмоции. На празднике в честь начала учебного года, когда комнаты гарантировано пустовали, я пробралась к тумбочке Беатрис, взяла оттуда прозрачный лак для ногтей, и покрыла им штепсели всех электрических шнуров во всех комнатах своего этажа кроме моей. Зарядные кабели от ноутбуков и телефонов, чайники, фены, настольные лампы — всё пало жертвой моего ответа школьной травле. Лак служил хорошим диэлектриком, и, намазанный на штепсели, здорово мешал прохождению тока. Я вдоволь успела насладиться криками одноклассников, обнаруживших неработающие электроприборы и искры, сыплющиеся из всех розеток при попытке включить гаджет, но раскусили меня достаточно быстро, когда вызвали школьных электриков. Это был мой второй вызов к директрисе Карсон. А затем жалобы на моё поведение посыпались одна за другой, нескончаемым потоком, их было столько же, сколько обид я претерпевала от сверстников, и эта цепочка обид, отмщений, и новых обид за отмщения постепенно соединилась в замкнутый круг. Пусть я сперва не внушала никому опасений, но очень скоро все поняли, что могут мозги вундеркинда и пять футов чистой злости, составляющих мой рост. Меня ненавидели, меня проклинали, зато боялись, и травля из явной переросла в скрытую, уже не доставляя столько проблем. Всё же потом я должна была признать — в школе-интернате есть своя прелесть. Когда я предоставлена сама себе, у меня не возникает иллюзии, что это бывает не так.***
Очнувшись, я помотала головой, прогоняя прочь старые воспоминания. Не стоило заново их ворошить, всё равно они не приносят ничего, кроме боли и стыда. Я вышла из ванной в расстроенных чувствах, но не подавая вида. Вспомнились последние мамины слова, брошенные вместо родительского напутствия. «Ты пожалеешь, Эми. Ты сильно пожалеешь.» Ха и ещё раз ха! Да это лучшее место, в котором я когда-либо бывала! Даже одного дня, проведённого в Галакси Хай, достаточно, чтобы понять, что здесь мне лучше, чем дома. Лучше, чем где-либо ещё…