Отпусти меня

      Как часто может биться сердце? Какой предел у пульса? Можно ли испытывать настолько сильное волнение, что сердце просто разорвётся и разольётся кровью по всему телу, умерщвляя его? Виски пульсируют, отбивая похоронный марш в голове Мишель. Под ногами плавится от палящего солнца асфальт, едва ли не превращаясь в противную чёрную жидкость, каким он был изначально. Ещё пара секунд, и она сядет в раскалённое кресло автомобиля, стараясь не обращать внимания на обожжённую от ручки машины руку. Дыхание сбивается, превращаясь в беспорядочный поток воздуха, который определённо точно выдаст её тревогу. А потом польются многочисленные вопросы, похожие на допрос особо опасного преступника.       Нет, нужно справиться и с дыханием, и с дрожащими руками, и со вспотевшими ладонями. Она ведь не знает наверняка, видел ли он то, чего не должен был видеть.       — Привет, не ожидала тебя здесь увидеть. Давно ждёшь? — голос, предательски дрогнувший на последней фразе, она готова проклясть и обменять на что-то более ценное, что-то, что не подведёт никогда.       — С работы ушёл пораньше. Без меня справятся. Решил отвезти тебя в торговый центр, побаловать, — сухой ответ, лишь намёк на улыбку на губах и холодные голубые глаза. Боже, неужели она пропала? Но Мишель ни за что не покажет ужаса, который пробежался по её спине леденящими мурашками. Она улыбнётся, поцелует любимого в щёчку и поблагодарит за приятный сюрприз.       — Как прошло занятие? — как будто бы невзначай спрашивает Брэндон, не поворачиваясь в её сторону, несмотря на то что они стоят на светофоре и можно хотя бы ненадолго, украдкой взглянуть на девушку. Она бы точно так сделала. Но сейчас её каждую секунду терзают сомнения, мысли, тревога, непрошеные «а что, если?» и упрёки самой себе.       — Всё хорошо, девушка способная, готовится к соревнованию, ещё два занятия, и я уверена, что она порвёт зал и заберёт первое место, — ложь, так легко соскользнувшая с её губ. Хотя, если подумать, то так можно сказать и про парней, так что можно ли посчитать это за ложь? Она и впрямь думает, какие талантливые ей попались ученики, желает им искренней победы. В голове мелькает лучезарная улыбка Орландо, к которой всегда притягивается её взгляд во время тренировок. Даже если он измучен, хочет поскорее собрать свои вещи и прийти домой, чтобы расслабиться в горячей ванне, он всегда улыбается. И как же приятно было почти физически ощущать это эфемерное чувство счастья и жизнерадостности, исходящие от энергичного итальянца. Да, Мишель готова была поклясться, что этот амбициозный танцор родом из страстной страны под солнцем, окончательно удостовериться в этом ей помог тот самый фильм с его участием.       Она улыбается кончиками губ, пока Брэндон не видит, вспоминая, как нежно и аккуратно он дотрагивался тонкими длинными пальцами до кожи героини, прежде чем мягко и чувственно поцеловать её. Почувствовать бы эти касания на себе, согревающие, заботливые, позволяющие огню в её сердце вновь воспылать чистой и страстной любовью. Она уже и позабыла, когда в последний раз так жадно предавалась этим сладострастным чувствам, готовая отдать себя на растерзание тому, кто так пылко любит.       Но перед глазами снова тот бесчувственный взгляд, впивающий в грудь тысячу осколков льда. Мишель не сомневается: Брэндон чувствует что-то неладное, а потому стал таким осторожным. Она уверена, что эта поездка вовсе не жест доброй воли, не желание порадовать любимую девушку её любимыми вещами. Нет, это — кипящая ревность, которая вот-вот зальёт обжигающей водой всё вокруг и заставит страдать всех.       Девушка вжимается в нагретое, почти раскалённое сиденье автомобиля, позволяя боли отрезвить её от ужасных мыслей. Она не должна думать о другом, сидя в машине одного и даря ему свою любовь.       Любовь? Даже звучит смешно.       Мишель нащупывает подушечками пальцев синяк на животе, один из самых болезненных, который она только получала. Тонны тонального крема ушли за эти годы, чтобы скрыть следы жестокости и необоснованной ревности её избранника. Вот они, следы «любви». Что ты на это скажешь?       Мучительный диалог в её собственной голове Мишель вынуждена прервать, когда понимает, что они на месте. Осознание того, что за всю поездку он не произнёс ни слова, больно ранит её, но она настраивает себя на счастье, которым должна благоухать на протяжении следующих двух-трёх часов.       Она ведь никогда не любила походы по магазинам, да и сейчас не испытывает того будоражащего предвкушения от прикосновения к понравившейся одежде дорогих брендов. И зачем она только так старательно делает вид, что это доставляет ей невыразимое удовольствие? Чтобы понравиться ему? Такие, как он, любят ведь девушек, помешанных на шмотках, но Брэндон знает, должен знать, что ей это не по душе.       Сердце пропускает один удар. Показалось, что ли? Нет, его кристально-зелёные глаза она помнит наизусть, столько раз они пересекались взглядами. Столько раз она ловила их на себе в зеркало. Но с кем это он?       — Ты сейчас себе шею свернёшь, кто это там прошёл? — слышится недовольный голос Брэндона, который приводит её в чувство.       — Никто, просто платье у девушки понравилось, — лепечет Мишель, сталкиваясь с подозрительностью светлых глаз. Всё в них отталкивает девушку, ей хочется сбежать от них и взглянуть в мягкие, очаровывающие зелёные, всегда смотрящие на неё с непозволительной нежностью.       — Пойдём купим тебе такое же, — скучающе произносит Брэндон, лишь скользнув взглядом по толпе сзади них.       — Нет, тогда у нас будут одинаковые, я так не хочу, — Мишель включает избалованную дурочку, стараясь поскорее перевести тему, чтобы Брэндон не понял, на кого она так засмотрелась на самом деле. Но кто это был с ним? Сестра? Подруга? Давняя коллега по съёмкам? Жена, подарившая ему двое детей? Мишель всегда хотела именно двоих, особенно после гибели сестрёнки. Именно тогда это желание обрело больший смысл. Обречь единственного ребёнка на незнание сестринской или братской любви? Нет, она не смогла бы поступить так жестоко.       И кто же всё-таки эта девушка?       — Я страшно голоден, возьмём пиццу? — из раздумий Мишель вырывает голос Брэндона, и она дёргается от испуга. Повернувшись к нему, она замечает ухмылку на его гладком лице. — Ты в облаках, что ли, витаешь? Мечтаешь о своих покупках? Потерпи, скоро приедем домой, всё примеришь. А на днях выберемся с тобой на какой-нибудь приём. Покрасуешься перед всеми.       Последние слова прожигают сердце холодом. Едва заметная едкая вкрадчивость, с какой была произнесена эта фраза, бросает в пот и в жар, а затем и в холод, чтобы окончательно добить истощённый вечными ссорами и побоями организм Мишель. Нет, такие слова Брендон никогда бы не произнёс серьёзно. Паника, подкашивающая ноги, кричит о том, что нужно бежать, прятаться, укрываться.       Укрываться. От человека, с которым она живёт. С которым делит постель, которого когда-то искренне и нежно целовала каждое утро. Когда-то. Когда-то терпела побои, издёвки и упрёки, возникшие из пустого места, но с каждой секундой в Мишель крепнет мысль о том, что это неправильно, что нужно скорее разорвать эту связь, эту зависимость, пока не стало слишком поздно. Но как?       Натянув улыбку, Мишель идёт дальше, вслед за Брэндоном. Люди расплываются в глазах словно в тумане, мир смешивается в один цвет, неестественно белый, слишком яркий, слишком слепящий, слишком въедчивый. И только тело послушно идёт вперёд, спасая от неминуемого в таком состоянии обморока.       Она довела себя до нервного истощения. Постоянные навязчивые мысли колючим терновником заволокли разум, и куда ни пойдёшь, всюду натыкаешься на острые шипы, при любой возможности пускающие кровь.       — Ты почему не ешь? — невнятная речь, смысл слов которой Мишель понимает не сразу. Она моргает несколько секунд, пытаясь понять, как добралась до пиццерии в другом конце торгового центра, как села на стул и взяла себе кусочек Пепперони.       — Ты же знаешь, я не люблю острое, — Мишель благодарит себя за найденный в такой коротки срок подходящий ответ. Она и впрямь не любительница такого вида пищи в отличие от Брэндона. Но, конечно, он всегда об этом забывает и заказывает то, что по вкусу лишь ему. Горечь во рту после внезапно озарившей её мысли неприятно скапливается обильной слюной. Хочется выплюнуть эту догадку, растереть и забыть о ней.       Но разве можно выбросить из головы такое?       — Прости, всё время забываю, — неискренне, фальшиво. Мишель знает, что на следующий день он и не вспомнит об этом. — Хочешь, закажу другую? — безразличный голос проникает в самую душу, распространяясь там кипящим зелёным ядом. Голос человека, которому не только всё равно, сколько стоит еда, но и то, какие предпочтения имеет близкий человек. Мишель снова хочется сбежать. К тому, кто не наплевал бы на то, что нравится ей. Перед глазами всплывает недавний поход в кафе с Орландо. Он не стал настаивать на том, чтобы угостить её, хотя настойчиво рекомендовал взять его любимое блюдо.       Он не забыл бы о такой мелочи, как нелюбовь к острому.       — Нет, спасибо, не нужно, — снова вымученная улыбка. Кажется, Брэндон не заботится о том, что эта улыбка и все эмоции девушки выглядят наигранно, она и сама не старается это скрыть, зная о том, что ему безразличны её чувства.       Но почему сейчас ей кажется, что что-то изменилось? Взгляд тот, что и прежде, слова такие же колкие и ледяные, ухмылка, явно обозначающая желание показать, кто здесь главный, кто владеет ею. Что же не так?       — Я готов, поехали домой.       Раньше она любила класть ладонь на его колено во время долгих поездок. Прикрыть глаза, ощущая тепло любимого мужчины рядом, представляя их идеальную совместную жизнь. Сейчас его тело ощущалось глыбой льда, колючим кустом роз, прикоснуться к которому означает смерть.       Почему он опять молчит? Почему не произнесёт хоть слово? Мучительная тишина, рвущая душу на части и поджигающая остатки. Мишель не помнит, когда впервые ощутила эту тщательное выстроенную стену между ними. Не помнит, когда впервые он позволил себе причинить ей боль, не помнит первых извинений и были ли они вообще. Одно она понимает точно: с каждым разом эти пытки становятся всё изощрённее, а схема, строившаяся годами, остаётся такой же: выплеснуть весь яд, скопившийся за долгое время или образовавшийся в результате какого-то неправильного действия с её стороны, страшные крики, угрозы, оскорбления, чего только она не услышала за всё время!       А затем всегда приходят пытки физические: удушение, которое, впрочем, происходит редко ввиду слишком заметных следов и невозможности хорошо скрыть их; удары различной силы в живот, спину, бока; выворачивание рук и прижимание лицом к полу, пока она не закричит, не в силах сдерживать слёзы от нарастающей боли; пощёчины, они были чаще всего, потому что никаких следов от них остаться не может. Мишель знает это всё наизусть, может предугадать план действий заранее, но никогда ещё ей не удавалось подготовить себя к этому.       На следующий день — многочисленные и всяческого рода извинения. Букеты роскошных и редких цветов, одежда из элитных бутиков, золотые украшения от частных ювелиров, реже всего — извинения, казалось, искренние, произнесённые словами, объятиями, поцелуями. Редкие, но самые опасные, потому что они заставляли прощать, заманивали в свою сеть, заматывая крепкой паутиной и утаскивая глубоко в своё гнездо. В беспросветное гнездо вечного унижения. Но сейчас в Мишель растёт сила, и сила эта наконец освободит её, она чувствует, что скоро всё встанет на свои места.       Брэндон небрежно бросает ключи от машины на тумбочку в прихожей, разувается и закрывает за ними дверь. Сердце пропускает удар. Нижний замок, который можно открыть лишь одним ключом, и тот тут же оказывается в кармане чёрных брюк. Но не её. Едкий голос заполоняет всё пространство, укутывая вновь в непроглядную тьму.       — А ты решила повысить ставки. Одного мало, захотела с шестерыми поиграться?