Сказ о человечности

Грязь была везде. Густой запах сырой земляной каши облаком повис в воздухе. Чавкали под лапами мыльные листья, цеплялись к шерсти, застревали между подушечками лап. Земля, испещрённая потёками грязевых ручьев, мягко проминалась под поступью. Влажно блестели чёрные корни. Переливались в свете уходящего дня бусинки влаги на паутине. Склоненные под тяжестью капель листья чистотела и крапивы изредка распрямлялись, сбрасывая свою ношу. В вышине почти неслышно пересвистывались птицы. Лес благоухал, умытый дождём. Ароматы листвы и намокших трав смешивались, приправленные тяжёлым земляным духом. Жирный, насыщенный запахами воздух вливался в лёгкие вязкой массой. Всё вокруг шептало, шуршало, трепетало и радовалось пролившемуся дождю. Изредка попадающиеся лужи тускло отражали мозаичный потолок зелени и пестреющего облаками тёмного неба. Рваные клочки туч нехотя расходились под резкими порывами ветра. Холодало. Волк шёл по вязкой грязи и листве, изредка стряхивая с шерсти капли воды. Запахи живых существ, выманенных из укрытий закончившимся дождём, кружили вокруг. Мыши. Пробежавшая не так давно лиса. Белка, выскочившая почти из-под самых лап. Человек. Мягкая ниточка запаха человека вилась чуть впереди, усиливаясь у веток боярышника. Не резкий запах мужчины с привкусом гари и древесины. Не аромат женщины с ноткой выпечки и реки. Запах человеческого ребенка, горчащий от страха. На обломанных боярышниковых пальцах виднелись волокна ткани. Повреждённые ветки торчали в разные стороны, словно кто-то ломал их всем телом, в ужасе прорываясь вперёд. Кое-где были пахучие капли крови. Нос волка замер у ветви, на которой висела длинная нитка. В затрепетавшие ноздри ударила дикая смесь страха и пота. Зверь глубоко втянул воздух, чтобы через мгновение уверенно шагнуть в заросли. Лапы сами вели волка вперёд. Запах человека петлял, то слабея, то становясь сильнее. На листе клёна, на остром обломке упавшего ствола дерева имелись отметины в виде крохотного кровавого пятнышка или нитки. Мокрая земля пестрела смазанными следами ног, в одном месте даже сохранив отпечаток ладони. Неизвестный в испуге нёсся, не разбирая дороги, падая, сдирая кожу до крови о корни и ветки, оставляя за собой шлейф ужаса загнанной жертвы. Что-то перепугало детёныша до смерти. Волк, впрочем, просто шёл, ведомый таким ярким запахом. Ещё никогда прежде он не преследовал людей, в последний момент отворачиваясь от людского аромата. Однако сегодня уйти прочь от тревожащего следа было совершенно невозможным. Была ли виной этому абсолютно круглая луна, призрачной тенью повисшая над горизонтом, или острая нотка крови в следе человека? Лапы волка неотвратимо следовали за источником запаха. Серебристые глаза ярким бликом сверкали, когда волк поднимал от земли вытянутую морду. Нюх безошибочно вёл зверя вперёд. Скользкая чёрно-бурая грязь темнела, вбирая сгущающуюся вокруг черноту. Закатная мгла дышала первыми звёздами на пушистое ухо, а шорохи становились вкрадчивее. В рыхлом чернозёме под лапами стали попадаться глиняные проплешины, а запах человека усилился. Волк жадно вдохнул воздух, отведя голову подальше от хлестнувшей по морде ветке. В нескольких прыжках от зверя темнел провал оврага. Длинная полоса вырванной травы, тянущаяся по краю обрыва, была пропитана человеческим запахом. Волк застыл у развороченного дёрна, переминаясь с лапы на лапу, а после смело прыгнул в овраг. Мгновение полёта - приземление, потом снова возникшее напряжение в перекатывающихся под густой шерстью мышцах и очередной прыжок. Под спружинившими о землю лапами влажно чавкнула болотистая земля и лиственная гниль. Серые глаза светились в темени лесного провала. Глотка сама издала тихое порыкивание, когда источник манящего запаха, пропитавшего склон, обнаружился перед волком. Небольшое тело лежало у подножия крутого обрыва, с которого и спрыгнул волк. На тонкие бледные руки, перепачканные в земле, была бессильно уронена голова. В растрёпанной длинной косе торчали листья, маленькие сучки и трава. Чуткий слух уловил неровное дыхание, с посвистом вырывающееся из груди. Человеческий ребенок пах изумительно. Внутри волка заворочалось что-то тёмное, побуждающее подойти ближе и принюхаться ещё к этому аромату, вкуснее которого, казалось, не было ничего. Зверь сделал бесшумный шаг вперёд, приоткрыв пасть. Шаг. Шаг. Шаг. Тело простёрлось почти у самых лап. Теперь и зрение улавливало едва заметное шевеление боков человеческого детёныша. Порванная во многих местах ткань одежды не скрывала царапин и ссадин на бессознательном теле. Металлическая нотка крови в запахе стала сильнее. Чужое дыхание замерло, а затем стало чуть ровнее. Человек зашевелился. Волк застыл на месте. Голова приподнялась с дрогнувших рук, а детёныш издал поскуливание. Глаза на перепачканном лице медленно открылись, некоторое мгновение бессмысленно глядя в землю, после чего ребёнок (самка?) поднял голову. Взгляды волка и человека встретились. Секундное осмысление, и от девочки плеснула волна страха. Она отшатнулась, широко распахнув голубые глаза, и вскрикнула от неожиданности. Волк зарычал и напрягся. Увидев это, детёныш окаменел и перестал шевелиться. Лишь грудная клетка мелко вздымалась от частых вдохов. Напряжение в позе зверя не исчезло. Он замер так же, как и человек, скаля в угрозе клыки. Биение чужого сердца было таким громким. Оно трепетало, качая кровь гулкими ударами по телу и вторя ударам в волчьей грудине. Запах сводил с ума всё сильнее, клыки жаждали сомкнуться на тонкой шее и прервать ток жизни в теле. Никогда искушение не было таким большим как сейчас. Ухо волка дернулось от тихого шепотка, неожиданно-неуместного в столкновении с добычей. "Еда... Кровь... Дай..." Глаза девочки расширились, а взгляд, в котором проскользнул тот самый ужас, пропитавший насквозь весь след, медленно обратился в вышину. В изломанных ветвях деревьев, прежде распростертых защитным навесом, теперь читалось нечто недоброе. Вязкая мгла крутилась, извивалась, капала сгустками чернил с листьев, не достигая земли. Хихиканье, мерзкий посвист обволакивали куполом тьмы овраг. По щеке ребенка скатилась слеза. Сжавшись в комок, девочка не отрывала взора от мечущихся наверху теней. Во взгляде сквозила обречённость. Тьма же насмехалась и наслаждалась волнами страха. Чем больше сопротивляется жертва, тем слаще охота. А сегодняшняя жертва была хороша! Сладкая дорожка из ужаса и капель крови убегающего человека растравила аппетит. Главный приз же сейчас внизу. Вкусно, как вкусно! Трапеза обещает быть превосходной! С губ девочки сорвался громкий судорожный всхлип. Шерсть замершего волка пошевелил порыв ветра. Спусковой крючок щёлкнул. "Дай!!!" Выпущенной стрелой вниз метнулись тени, метя копьём из тьмы в человека. Первый из чёрных сгустков мазнул по плечу девочки. Воздух прорезал истошный крик, а в ноздри загипнотизированному волку ударил усилившийся во сто крат запах крови. Тени метались бритвенными лезвиями, калеча человека небрежными касаниями. Раскатистый рык не прервал смертельной чехарды тьмы, но стремительному броску сделать это удалось. Волк с остервенением рвал и трепал казавшуюся бесплотной прежде тень. Чёрные призраки ошеломлённо застыли, позабыв даже о терзаемом ребёнке, а затем загомонили и зашипели. Отвечал им яростный рык не успокаивающегося волка, впавшего в безумную злобу. Никто не желал уступать добычу другому. Волк неистовствовал и бился, впервые открыто выступая против монстра этого леса. Зверь внутри требовал атаковать до последнего, но не отдавать человека теням. Он хотел самолично разорвать это теплое мясо, испить кровь, которая лишь своим запахом приводила в экстаз. Безумие захватило, пало алой пеленой на глаза, и лишь инстинкт убийства сейчас имел значение. Моё. Её последний вдох мой. Эта дичь принадлежит мне. Орда теней оскорбленно взвилась. Наглая шавка! Как смеет он... ...Он смеет. Бьётся за свою добычу. Первую человеческую добычу. О, вот оно что! Исчезновение тёмных сущностей было таким же неожиданным, как и их появление. Вот чернильные тени ещё кружат рядом, а потом последняя из них истаивает туманом, и в то же мгновение в овраге остаётся лишь волк и ребёнок. Свирепый блеск во взгляде волка чуть поутих, но всё равно яркое сияние серебра его глаз было будто сковано льдом. Собственническую суть обдало удовлетворением. Победа осталась за волком. Первенство добытчика доказано. А значит... Резкий поворот тела в сторону притихшей добычи. Девочка так и замерла на месте, тяжело дыша и беспомощно глядя на хищника. Тело, и так до этого пострадавшее от погони и падения в овраг, сейчас было в ещё более плохом состоянии. Глубокие порезы обильно сочились кровью, благоухающей и манящей. Ещё один порыв ветра донёс новую волну запаха. Настала пора трапезы. Прыжок мгновенно сократил расстояние между охотником и жертвой до предела. Удар сильных лап в грудь повалил девочку на землю. Оскаленные зубы оказались прямо перед лицом ребёнка, который в крайнем отчаянии последнего мига жизни посмотрел в глаза своей смерти. Из голубых глаз лились слёзы, стекая по измазанным кровью щекам и теряясь где-то в рыжеватых волосах. Грудная клетка под лапой заходилась в частых вдохах и дрожи. - Нет... Нет... Исступлённый шёпот словно сам собой срывался с обескровленных губ. Изнутри поднялся недовольный рык собственной сути. Что ты медлишь?! Пасть сомкнулась на шее почти нежно, но усилившийся нажим зубов дал ощутить частое биение пульса. На язык попала одна из солёных капель крови, сочившейся из многочисленных порезов. Пасть обожгло насыщенным вкусом. Это было лучше любой съеденной прежде добычи! От одной капли крови внутри всё переворачивалось и горело. Ещё, ещё! Клыки сжали шею сильнее. Кровь стала идти обильнее. Наслаждение было столь велико, что чуткий слух не сразу уловил хрип тела, распростёртого под волком. Напрягшиеся руки подрагивали, пальцы скребли землю, а грудь под лапой выгнулась в тщетной попытке отстраниться. В разум словно вонзилась ледяная отрезвляющая игла. Хватка зубов мгновенно разжалась, а волк резко отшагнул в сторону от судорожно закашлявшейся девочки. Суть волка жаждала довершить начатое, сводя с ума волнами дикого голода и яростной дрожью в лапах. Но что-то тонкое, неуловимое стучало молоточком в разуме, не давая продолжить. Невыносимая двойственность разрывала. Волк шагнул вперёд, чтобы тут же отступить, зарычав от непонимания и боли. Ярость зверя, обрушившаяся прежде на теней, теперь обратилась на него. Голод внутри выл, разрывал когтями органы и призывал немедленно вернуться к добыче. Из горла вырвался тонкий скулёж. Взор волка пал на ошеломлённое лицо девочки, неверяще трогающей дрожащей рукой кровоточащие ранки на шее. На хрупкой, тонкой, как у волчонка шее. Это стало последней каплей в противостоянии схлестнувшихся сторон внутри. Волк гулко рыкнул и рванул прочь. Несколькими прыжками выбравшись из оврага, он понёсся по лесу, ломая сильной грудью ветви так же, как делал до этого ребёнок. Всё тело охватил огонь. Чем дальше был источник сводящего с ума запаха, тем сильнее сковывал мышцы яростный протест, но какое-то внутреннее упрямство не давало развернуться. Сильная судорога свела переднюю левую лапу, и бегство окончилось падением у куста чертополоха. В глазах всё плыло. Желудок, казалось, пожирал самого себя, а в уши, спину, хвост впились острые зубы чего-то незримого. В нос бил сильный запах крови человека даже несмотря на то, что ребёнок остался далеко позади. Всё внутри звало назад. Но это же всё не давало сдвинуться с места. Боль. Ярость. Голод. Мука. Волк убивал самого себя. Прерывистый вой, больше похожий на скулёж, вновь родился где-то внутри. Зрение окончательно отказало. Слух, на краткое мгновение обострившийся до предела, прежде чем исчезнуть, уловил знакомый свист чернильных сущностей. И шаги. "Прочь". Сознание померкло насовсем.