Wildest Dreams

Ханок – это экологически чистое жилище. Все опорные конструкции в нем были деревянными, стены выложены кирпичом, который делали самостоятельно из смешанной с травой спрессованной земли. Пол был разным в помещениях разного назначения – в жилых комнатах деревянный, и земляной или каменный в хозяйственных помещениях. Окна и двери оклеивались рисовой бумагой ханчжи, которую также стелили на пол. Спали в таких домах прямо на полу, благодаря одной удивительной особенности – в домах ханок в древности существовала уникальная система обогрева "ондоль". Конструкция включала в себя проложенные под полом трубы, по которым до жилых помещений доходил горячий воздух от очага на кухне, таким образом обогревая их. (не кидайтесь тапочками) спасибо)) *** Чонгука будит Тэхён, который залез на него и без зазрения совести тормошит за плечи ранним утром. – Чонгук. Вставай. Уже готов завтрак. Давай быстрей. Я тебя жду, уже все за столом, – и видя все ещё заторможенный, сонный вид, кричит на ухо, – вставай! Нужно поесть и уезжать. Уже все собрались. Ждем только тебя. И оденься тепло, на улице ужасно холодно. – И встает с друга довольный, справившись с миссией, когда Чон открывает глаза. – Встаю, – приподнимается на локтях и первым делом осматривает комнату, чемодана Юнги нет, как и его самого. – А где Юнги? – Уже за столом, – говорит немного удивленно, потому что где же Юнги быть, уж точно не в комнате Чона. – Говорю же, ждем только тебя! – Чёрт. Чонгук подрывается с кровати, напугав тем самым друга, и хватает свои волосы, сжимая до боли. До него доходит. Вчера он поцеловал хёна. Видимо, шампанское хорошо ему ударило в голову, потому что смелости у него вчера было хоть отбавляй. И глупо было надеяться, что Юнги проснётся вместе с ним в одной кровати. Он всегда был мастер убегать. В этот раз тоже себе не изменил. Только вот становится все уже немножко тяжелее. «Что думает Юнги? Видимо, если его нет, то ничего хорошего. Пиздец, господа.» – Чонгук, с тобой все хорошо? – осматривает взволнованного Чонгука с ног до головы Тэхён. – Я вчера с ним спал и поцеловал его. – Что ты сделал? – в шоке таращится на друга с открытом ртом, застывая. – Ну, спал, но не в том смысле, ну… Ну, он должен мне был одно желание. И… и я... сказал, что хочу его поцеловать, и он, мне кажется, даже отвечал на поцелуй, а потом, потом мы уснули, – тараторит Чонгук какой-то бред сумасшедшего, видя удивленное лицо Тэхёна. Да, он так и не научился нормально все разъяснять в стрессовой ситуации или он так только с Тэхеном?! – Вот блять. Ты должен был просто с ним сблизиться, а не лезть сосаться! – Я опять херню сделал? Это пиздец? – говорит с такой мольбой в глазах услышать отрицательный ответ, но слышит совсем другое. – Ты только успокойся. Сейчас быстренько примешь душ, придёшь в себя. Мы все поедим, а потом ты с ним дома поговоришь. Спокойно и без всяких дурацких, напористых действий. Хорошо, кролик? – спокойно, держа себя в руках, говорит Тэхён, но с глупой улыбкой, будто Чонгук психопат или бомба замедленного действия, один неправильный ответ и взорвётся к чертовой матери. – Ты не ответил на вопрос! Насколько все плохо? – истерично шипит Чонгук, добиваясь ответа. – Пиздец был бы, если бы ты просто его обнял. А тут, – видя, как глаза Чона ещё больше расширяются, – успокойся. Ничего страшного. Все будет хорошо. Мы справимся. – Ты что, меня успокаиваешь? – А что мне ещё делать?! – пищит Тэхён не своим голосом, сам скоро сорвётся от этих корейских горок. – Ты же сказал, что все хорошо! – Возьми себя в руки, а то сейчас плюху от меня получишь, – а потом сам срывается, хватая Чонгука за плечи, – Да! Ты наделал делов! Вы же пили! И у него, наверное, сейчас миллион мыслей, зачем ты это сделал. Ты же для него не гей! Нужно было сначала открыться, а не сосаться сразу же! Ты все наоборот сделал! – Ну я же… – Сейчас нет времени. Потом поговорим. Только успокойся, пожалуйста. Веди себя как обычно. А когда будете вдвоем, просто объяснись. Или не знаю… – Я даже не знаю, что говорить. – У нас шесть часов будет в дороге. Придумаешь. Я тебе помогу. А сейчас давай, быстро, мы через тридцать минут уезжаем, – и шлепает его по заднице, направляя в ванную комнату, а сам собирает чемодан Чона в спешке, немного в шоке, честно говоря. Как это язык Чона попал в рот Юнги? Или без языка? «Нужно потом все нормально расспросить» Через пятнадцать минут Чонгук и Тэхён приходят в гостиную в главном доме, на дворе очень холодно, поэтому они даже не рассматривали такой вариант, лучше напоследок погреться. Приветствуя всех, садятся кушать с поникшими головами. Да, Чонгуку не то чтобы стыдно, но немного, да, и даже непонятно ничего, Юнги убежал, потому что... Потому что "что"? Вот с этим и нужно разобраться, а Тэхёну немножко тревожно за друга и ситуацию. Чонгуку вот прям кусок в рот не лезет, но он пихает через силу, дорога не близкая, нужно поесть, любовью сыт не будешь, к большому сожалению. Ему так стыдно поднять глаза на Юнги и посмотреть, впрочем, кажется, Юнги тоже даже в его сторону не глядит. Чонгук ни о чем не сожалеет. Он этого хотел, всем сердцем и душой, он уже давно грезит, чтобы этих губ коснуться. Но вроде Тэхён правильно сказал, может быть, просто не надо было лезть сосаться, и тогда все бы шло постепенно. Даже если он это и сделал без разрешения старшего, на что тот, наверное, сейчас дико злится и захочет выставить Чонгука прочь из квартиры. «Только не это,» – думает Чонгук. Тогда точно будет все. Ну они же не малые дети, Юнги должен понимать, что Чонгук к нему полез не просто целоваться, а выразить свои чувства таким образом. Да нет, тут хрен поймешь. Ему точно конец, Юнги будет его избегать до конца своих дней. – Хён, спасибо тебе за такие выходные. Я весело провел время, – допивая кофе, делится своими впечатлениями от отдыха Чимин. – О! Спасибо, Чимин-и. Я очень рад, что мы все собрались здесь и что познакомились с Чонгуком, – тот, как слышит свое имя, поднимает голову и мило улыбается, – а то Тэхён уж слишком долго прятал его от нас, такого красавчика, – смущая младшего, одобряюще смеётся Джин и не прекращает говорить об отдыхе, а Чимин только и пользуется ситуацией. – Хён, а кто тебя надоумил поехать сюда так скоро, ты ведь хотел позже? – слишком радостно и неожиданно говорит Чимин, сверкая глазками, не давая подумать Сокджину. Словно игра, где нужно мгновенно ответить и Джин попадается. – Тэхён! – выпаливает Джин, не подумав. «Блять» это вроде бы был секрет или просто никому не нужно было знать, что в этом замешен Тэ. Как только Юнги слышит это имя, он поднимает голову и всматривается в глаза напротив сверлящим взглядом, который Тэхён не выдерживает и опускает голову, сидящий рядом Чонгук тоже замечает этот взгляд. Вроде что-то вырисовывается. Можно уже сложить два плюс два. Он всегда был сообразительный. Только вот интересно, прав ли Юнги, думая, что Тэ с Чонгуком что-то замышляют вместе. Намджун под столом толкает коленку Юнги, чтобы тот повернул к нему голову и прочитал в его глазах немой вопрос: «Ты чего?» И также молча получает, кажется, злостное: «Ничего, кажется, кого-то я недооценил. Например, Тэхёна.» – Я просто хотел хорошо провести время и познакомить всех с Чонгуком. Классно же отдохнули! – защищается Тэ непонятно от чего, точнее от кого. Хотя, если честно, то от взгляда Юнги. Потому что если он догадается, что Тэ помогал Чонгуку, то ему точно пиздец. – И это была отличная идея, Тэхён. Ты молодец, – подбадривает его Намджун. Отдых ему чертовски понравился. Как и смотреть на старшего, который тек от Чонгука. Это было, пожалуй, самое веселое. А ещё он смог быть близко к Тэхёну, часто видеть его незабываемую, квадратную улыбку. – Ну что же, пора ехать. Чимин, помоги мне помыть посуду, а вы, ребята, грузите чемоданы и сумки в машины. Думаю, к четырём часам мы будем в Сеуле. Когда Джин с Чимином ушли мыть посуду, Тэхён и Чонгук остались прибрать со стола, а Намджун с Юнги отправились грузить вещи в машины. – Чонгук! Почему-то мне страшно, – убирая уже скатерть со стола, тихо говорит Тэхён, чтобы только Чон услышал его, и ничего не донеслось на кухню. Юнги уж точно не выглядел как добрый котик. – А у меня коленки дрожат. Думаешь, это подозрительно? – Думаю, что не нужно паниковать. Он ничего не знает. Так что на любой вопрос просто лги. – Кажется, я только этим и занимаюсь. Чёрт. – Чонгук уже себя просто ненавидит. Ведут себя как дети, а нужно взять и в лоб признаться. Ага, легко сказать, когда нечего терять, а тут целый груз весом в пятьдесят четыре килограмма, Юнги, наверное, больше и не весит, худенький совсем. Тем временем Намджун и Юнги погрузили все в багажники, опёрлись об машину и, вытащив сигареты, ждут остальных. – Вчера что-то было? – интересуется Намджун, поглядывая из-под черной любимой кепки. Нельзя было не заметить напряжение и смущение за столом, а также румяные щеки Чонгука, который, кажется, едой давился и не мог взгляд поднять от тарелки, будто его завораживали, но нет, это были самые обычные белые тарелки и белый рис. Странное и взволнованное выражение лица Тэхёна, когда он вернулся от Чонгука. Напряжённого и непонимающего, косящего взглядом Юнги. Намджун всегда был мудрым, проницательным и сообразительным. А взгляды Юнги уже научился читать на раз-два, тот даже и не старается перед Намджуном носить фальшивую маску. – Только то, что я допустил ошибку, – выдыхая дым, загадочно отвечает Юнги, смотря прямо на двери главного дома, будто надеясь избежать разговора, чтобы все уже вышли и они спокойно уехали в Сеул и побыстрее. Он не хочет вспоминать вчерашнюю ночь и трепещущее сердце. Может это все просто недотрах. Он разберётся с этой проблемой. Раз и навсегда, но свое сердце он не заставит снова ломаться в конвульсиях, а после вытягивать его из глубокой, колючей темноты бездны. – С чего вдруг ошибка? – ухмыляется Намджун. – Я вот думаю, ошибка – это то, о чем ты сейчас думаешь, Юнги. – Да? – проводит языком по верхней губе от нервов. Все, что касается Чонгука, пробуждает в нем смятения и противоречивые чувства. Его будто бросает то в холод, то в жар. Он не знает, как уже вести себя с младшим, ему хочется держать его при себе и одновременно сбежать, чем дальше, тем лучше. Поэтому будет правильно сделать так, чтобы младший сам от него бегал. – И о какой ошибки я думаю? – Левый секс никому и никак не помог, Юнги. Твои чувства он не заглушит. Как бы ты не старался скрывать их, – уверенно говорит Намджун. Об его тон можно порезаться. Юнги цепенеет. Было глупостью думать, что Намджун не догадается. Но слушать это, как серпом по яйцам. Он так и застывает с сигаретой в руках, тяжело дыша. Отнекиваться или оправдываться перед Намджуном – это все равно, что рассказывать, что Санта-Клаус существует. Он молча выбрасывает сигарету и видит, что ребята выходят из дома. Они быстро прощаются друг с другом, Джин с любовью всех обнимает, как и его в ответ, странно, потому что они будут видеться, и даже может уже через день, а прощаются, будто год не будут. Ну что поделаешь, старший любит обнимашки, а отказать ему – это смертный приговор. Даже злющий Юнги обнимает. – Так что, Чонгук, буду рад тебя видеть в своем пабе. Заходи, пропустим по стаканчику. – Обязательно, хён. Спасибо. Да, Чимина тошнит от этого, но он сдерживается. Подходит к Юнги и обнимает, и тихо шепчет на ухо, конечно, на зло наблюдающему эту картину Чонгуку с кислой рожей. – Я за тебя, хён. Что это должно значить для Юнги – хрен пойми. Разбирайся сам. Ну может быть, то, что он против Чонгука? И идет садиться в машину к Джину, где уже на переднем сидении расположился Намджун и отсалютовал через открытое окно Юнги, а тот в ответ только ухмыляется и показывает средний палец, конечно, по-дружески. Намджун от этого жеста только улыбается. Когда Джин уже садится и выезжает первым, Юнги стартует за ним. Тэхён снова уселся позади Юнги, чтобы не видеть его испепеляющего взгляда в зеркале, и смотрит в левое окно, любуясь видом. Чонгук спереди, как и в прошлый раз, пальцы покалывают что на руках, что на ногах. Дыхания его прерывистое и приглушенное, как будто если он задышит громче, его сразу же выкинут из машины. Он исподтишка, хорошо, что челка длинная – не спалиться, смотрит на старшего. Юнги стучит по рулю время от времени, не давая себе в этом отчет, злится, может быть. Взгляд прямой, направленный только на дорогу. Чонгук тянется к радио и включает его. Может, музыка хоть немного разбавит это напряжение. Шесть часов. Шесть часов дороги в напряжении Чонгук не выдержит. Он сам выпрыгнет из машины. Тэхёну тоже не по себе, мечтает быстрее доехать и зарыться в своей большой кровати с мягкими подушками. Чонгуку сейчас он не поможет, даже если бы хотел. Чонгук не знает, что говорить, он боится даже рот открыть. Это даже смешно. Он больше и выше Юнги, определенно сильнее, но страх Юнги наводит дикий. «Это ж надо было так обломаться,» – думает Чонгук и уже чуть не воет. Хорошо, осталось три часа до Сеула. Тэхён спит, прикрыв лицо береткой. «Хорошо засранцу,» – думает снова Чонгук, а он заснуть не может, как закрывает глаза, те сразу открываются, будто против Чона. Переводит взгляд на Юнги, все так же, закушенная губа и прямой взгляд на дорогу. Чон сжимает руки в кулаки и собирается с силами. – Хён? – Как всегда, сначала обращение, а потом молчание. Не будь Юнги сейчас так зол, он бы улыбнулся. Чонгук думает, что ему просто не ответят, а дома вообще отпиздят и прогонят. – Что? – будничным тоном спрашивает Юнги, не отрывая взгляда от дороги. «Спасибо, что ответил,» – мысленно ставит галочку. Его хён хороший, злой немножко, но хороший же? Он так не поступит с Чонгуком. «Неужели поцелуй может так испортить отношения?! Знал бы, держал бы свой рот при себе, тупица Чон! Как ты вообще собираешься компанией управлять, если даже не можешь к себе человека привязать!» – Если ты устал, я бы мог повести, – предлагает Чон, хоть уже знает ответ. Но так хотя бы словом перекинется с хёном. – Боишься? Так. Такого ответа он не ожидал. Он ожидал сухое и лаконичное «нет». Значит, хён не так сильно сердится, как думает себе Чонгук. – Нет, – выкрикивает Чонгук, – то есть, чего мне бояться? – Он смущенно смотрит на Юнги, не отрывая от него взгляда. «Боже, мне двадцать один, а виду себя хуже школьницы. Спасите!» Кажется, Корея меняет людей, а точнее Чонгука, а ещё точнее – его меняет Юнги. Переворачивает все вверх дном. – Может, для тебя я плохо ввожу? Или ты боишься, что кто-то водит? – предполагает Юнги. – Когда мы ехали сюда, ты мне то же самое говорил! – Нет, хён, – а потом тише, – мне нравится, когда ты водишь. Я просто беспокоюсь за тебя. Поэтому предлагаю помочь, дорога долгая, может, ты хочешь вздремнуть. Извини, если я тебя обидел. – Не обидел, – чёткий ответ без грамма чувств. Вроде положительный, но Чонгук чувствует такой холод, до мурашек по коже. Тэхён не спит уже, хватило ему два часа подремать в этом аду, и теперь ехал с закрытыми глазами, чтобы его никто не трогал. Слышит пустой разговор и хочется просто обнять и успокоить сердце Чонгука. Кажется, не Юнги разбивают сердце, а наоборот. Его кролик такого не заслужил. Угораздило же его влюбиться в Мина, тут не позавидуешь. – Приехали, – говорит старший вроде спящему Тэ, который открывает глаза и ему тут же хочется послать все на хуй. Он возле общежития, нет ну спасибо, но только, мать вашу, он не здесь живет, а ещё добираться до дома с тяжелым чемоданом и сумкой. Плакать хочется уже. Он точно вызовет такси, но переться в автобусе он не будет. – Спасибо, хён, – он выходит из машины, и Чон помогает ему достать багаж – Удачи, звони если что, – обнимает и тихо шепчет Чонгуку в ухо. Сейчас он ему точно ничем не поможет. И кричит Юнги на прощение: – Пока, хён, – на что получает просто кивок. Чонгук садится на место и молчит, думает о разговоре, который случится дома. Они доезжают за пятнадцать минут и вот уже стоят около дверей, Юнги спокойно вводит пароль, и Чонгук закрывает за собой дверь, тоже снимает обувь, как и старший. Время настало. Чонгук решается. – Хён. Я хочу поговорить с тоб… – Пожалуйста, я очень устал, Чонгук, – раздраженно и устало говорит Юнги, даже не дает закончить младшему и уносится в комнату с чемоданом и сумкой. Чонгук стоит все еще в коридоре и слышит хлопок его закрывающейся двери, а ощущение будто по лицу. Больно. Чонгук знал. Ничего другого и не ожидал, просто не думал, что будет настолько неприятно. Юнги действительно злится на него. Но почему? Он знает, что, может быть, перегнул палку, но ведь не первый поцелуй украл-то?! Ну да, без разрешения полез целоваться, но все же им не десять, блять, лет, а старший ведет себя так, словно он совершил большой грех. Тогда почему же он ему отвечал, если так не хотел? Виной всему желание Чона? Да вряд ли, он бы просто мог ударить Чонгука кулаком в челюсть, если бы ему было так неприятно, и, честно, так было бы намного легче, потому что неизвестность в отношениях намного больше пугает и бесит, чем что-либо. Так бы он точно знал, что не нравится, что ему пофиг на него и так далее, и он бы смирился. Нет, черта с два он бы смирился, но, по крайней мере, бы знал и разработал бы с Тэхёном другую тактику. Чонгук громко вздыхает, вешает куртку на вешалку, взлохмачивает волосы и берет чемодан в руки, плетётся в комнату. Настроения нет, оно убито. Он ходит по своей комнате туда-сюда, сильно, конечно, тут не расходишься, но все же. Чон открывает окно, проветривает помещение и мозги заодно, и, возможно, что-то прояснится. Он чувствует злость, бешеную злость. Он сталкивается с таким впервые в жизни. Да блять, от него все девки текли, ну, может, и не все, но многие, а тут бегают от него, как от огня, лучше думать об огне, чем о говне, от этого ещё противнее становится. Да, они мало знакомы, может, не очень хорошо знают друг друга, но чувства сами вспыхнули, он с этим ничего не может поделать. Он не выбирал, просто увидел и всё. Юнги заполонил его сердце, его душу, его тело. Скорее всего он думает, что Чонгук не по мальчикам, в принципе, так и есть, он по Юнги. Может, если он объяснит ему, что это не алкоголь и не интерес играли в его крови, хён послушает его, и что тогда? Чонгук будет ждать, когда его, что? Прогонят?! Нет, с этим он не смирится. Он влюбит в себя Юнги, чего бы ему это не стоило. Он докажет ему, что он не такой, как все, он не разобьёт ему сердце и не променяет на деньги, как тот бывший. Ну, в это очень хочется верить. Но разве любовь бывает легкой и идет так просто в руки?! Нет, ее нужно добиваться, заслужить и он это сделает. Хочется ещё сказать, что будет честным и верным, но с первым пунктом не очень-то и выйдет, но со вторым – да раз плюнуть. Он уже и так ни на кого не смотрит, да он кроме Юнги и никого не видит. Чонгук переодевается в свободную домашнюю одежду, – спортивные штаны и футболку, и ложится на кровать. Думает, гадает, разгадывает головоломку по имени Юнги. Да он готов поспорить, что сам бы Шерлок не взялся за такую работу, ну, хорошо, он немного переборщил, но все же, ответов нет, говорить с ним не хотят и слушать, наверное, тоже в этом списке присутствует. За своими мыслями Чонгук не улавливает, как его глаза закрываются, и он вырубается, мило посапывая в подушку, крепко засыпает. Юнги в самом деле чертовски устал. Ночью он так и не уснул тогда, как бы не старался, не мог. Сердце дико колотилось, то ли разбивалось полностью, то ли рассыпалось пеплом. Больно. Как только встало солнце, Юнги вместе с ним, без всяких промедлений. Нужно было бежать, а не засматриваться на мило сопящего Чонгука под боком, который ночью даже его обнял, может быть, неосознанно. В голову приходит только нехорошее, тысячи мыслей и только один вопрос «зачем», зачем Чонгук его поцеловал. Мысли ничего путного не говорят. Юнги всю ночь думал, как так произошло. Интерес! Точно. Если Чонгук так хотел поиграть, то это не смешно. Наверное, ему стало интересно, как это целоваться с мужиком, и решил сыграть на добрых чувствах Юнги, использовал дурацкое желание и поцеловал. Может, ему уже мало девочек и захотелось чего-то нового? Или, может, он просто поспорил с Тэхёном и проиграл? Потому что утром они оба были ниже травы, тише воды, с опущенными головами и точно в чём-то раскаивались. Стыдно стало? Ну нет же! Чонгук не такой. Он же воспитанный и милый парень, и Тэхён не плохой парень. Но, в принципе, Юнги не так уж много о нем знает, о его жизни, о его интересах, и виноват, ясное дело, он сам. Но Чон всегда ведёт себя очень хорошо, сдержанно и вежливо по отношению к нему. Чёртово желание. Юнги до сих пор себя проклинает, что тогда открыл свой поганый рот и выдал такое. Но честно, он не думал, что Чонгук такое придумает и сделает. Да где это видано?! А тот случай за фортепианном. Он вроде тоже хотел этого, и если бы Юн не ушел тогда, он бы тоже это сделал? Или Юнги окончательно рехнулся?! Он не может нравиться Чонгуку. А если так, тогда что? Алкоголь! Точно. Они праздновали день рождения Чимина и не мало так выпили, вот и пацан что-то попутал. Поэтому ему утром было так стыдно. Но целуется, мать вашу, он как бог. Его нежные и ухоженные губы без трещинок, не то что у старшего, без слез не взглянуть. И Чонгуку захотелось его поцеловать? «Ну, там же темно было, не видел.» «Так, харе, ты себя ещё и с мусором сравняй!» «Ну а что тогда? Он же не гей!» … «Или да?» Юнги просто лежит и бьётся головой об подушку из-за своих мыслей, хорошо, что она мягкая и совсем не больно физически. Хоть, наверное, ему нужно пару раз было приложиться, чтобы он так не убивался и не прятался. А его слова «Хён. А я могу сделать тебя счастливым?», что это, блять, было? И почему он поддался поцелую? Да понятно почему, он не может, его тянет к Чонгуку, как к жизненной энергии, как море к берегу. Когда он выспится, то первым делом поговорит с Чонгуком как взрослый мужик, он не будет убегать. Они все-таки живут в одной квартире, а здесь не так много места, чтобы прятаться и не видеться. «А что я ему скажу?» «Может, дождусь, чтобы он первый мне сказал?» «Просто замолчи, Юнги!» С мыслями там точно не в порядке, психолог плачет и больничка тоже. Он ещё раз все пересматривает и думает, что играться с собой не даст. Он не будет долбанным экспериментом Чонгука, даже если он ему очень нравится. Его сердце и так уже болит, а это был почти пустяк, из-за которого он не может прийти в себя. На этот раз он не сломается. Он закалился после первого раза, когда обжегся своей же любовью. На этот раз он не поддастся. Он не готов снова умирать. «Но ведь Чонгук не мажор какой-нибудь. Он тебя на деньги не променяет, он простой парень» «Но простые парни тоже могут разбить сердце!» «Какой же ты трус, Мин Юнги!» – Все, закройся! – кричит Юнги сам себе в подушку и после долгих, изнурительных, мучительных мыслей, засыпает. Ему хватает четыре часа, чтобы выспаться. На часах высвечивается восемь вечера. Он пробуждается, но голова все равно трещит как ненормальная, и он вытаскивает из тумбочки таблетку обезболивающего и заглатывает на сухую, без воды, молясь, чтобы не подавиться. Успех. Он поднимается с постели и плетётся в душ, моется, чистит зубы и сушит волосы, всматриваясь в свое отражение. Худой, бледный, синяки под глазами, прям парень мечты. Самому смешно. Он одевается в черные джинсы с дырками на коленках, все равно, что на дворе холод собачий, и он замерзнет, ну и хер с этим, надевает чёрную футболку и черную широкую тунику, сама смерть ваша, и выходит из комнаты. Решается. Стоит перед дверью Чонгука, а сердце чуть из груди не выпрыгивает, слегка стучит в дверь, никто не отзывается и не открывает. Он сам приоткрывает дверь и видит спящего Чонгука в позе эмбриона. В комнате холодно и темно. Окно открыто нараспашку, и Юнги, беспокоясь, чтобы младший не застудился, быстро подходит к окну и закрывает полностью. Наверное, младший уснул и забыл закрыть, совсем с башкой не дружит, он же может простудиться. «И это ты ему говоришь? На коленки посмотри! На улице семь градусов от силы!» Но когда это Юнги слушал свой внутренний голос. Да. Никогда. Он становится около младшего, любуется им, как тот мило спит, как слюнки стекают с его приоткрытого рта на подушку, и как странно, что его это не одергивает, он даже умиляется с этого мачо, мать вашу. Милый ребёнок, ей богу. Он поправляет одеяло, накрывая младшего полностью, и чем дольше смотрит на него, тем больше думает, что ничего не может ему сказать. Он просто забудет все слова, когда Чонгук к нему подойдет, когда заговорит, когда прикоснётся, он растает, он не выдержит, он разломается на мелкие куски. Нет. Этого позволить он не может, он долго отходил от первого раза, от другого не сможет, потому что Чонгук уже глубоко внутри. Ему нужно подумать. Но решает для себя, что он не будет экспериментом, хоть, кажется, уже им стал, даже если Чонгук, может быть, к нему что-то и чувствует. Но поверить в это невозможно. Поэтому он совершает самый настоящий мужской поступок. Он выходит из комнаты Чонгука, направляется в свою, собирает сумку и выходит, как мышь, боясь быть пойманным. Надевает кожаную куртку, обувает кеды и берет ключи от машины с тумбочки в прихожей, поворачивает голову, чтобы ещё раз взглянуть в пустоту и выходит, оставляя за собой тишину. Чонгук просыпается спустя тридцать минут после ухода Юнги, вытирает слюнки и сам же от них морщится. – Юнги, – просто в темноту, как молитва. Он подрывается с кровати и летит на всех парах прямо в комнату старшего и даже не стучится. Почему? Потому что он знал, но все равно отчаивается ещё больше. Маленький огонек надежды гаснет. – Так и знал, что ты уйдешь, – в пустоту. Больно. Он возвращается к себе в комнату, смотрит на закрытое окно и так и засыпает до утра угнетённый. Даже есть не хотелось. *** Прошло три дня. Без Юнги. – Так. Успокойся. Тэхён ходит по гостиной туда-сюда и массирует виски. Чонгук приехал к нему полчаса назад и, лежа на диване, смотрит на ходящего Тэ, который пытается его успокоить, самого бы кто успокоил. Вид у Чонгука никакой, побитая бродяжка, только учеба отвлекает немного. У Кима вид вроде не лучше. – Успокойся! – Ты сам успокойся! – кричит на него Чонгук, о чем тут же сожалеет, вырвалось, и сразу смягчается, прося прощения. – Где он может быть? – Я не знаю, я звонил Джину, он сказал, что Юнги взял еще отгул. Так что его там нет, и он не знает, где он. Звонить Намджуну – это вообще провальный план, точно не скажет. Чимину – без шансов. Хосок вообще в другой стране. Так что, пиши ты! – Чего? – приподнялся Чонгук, удивленно взглянув. – Ну а что? Вы же живете вместе! Вот и напиши ему. – Ты думаешь, я бы сам не догадался до этого? – пыхтит Чонгук, скрестив руки на груди. – Ну, тогда подожди еще три дня, а потом напиши! – Тэхён! – Да что?! Ну да, ты его напугал. Но Юнги все же человек. У него есть чувства. Поймет, что ты за него переживаешь, и ответит. Иного выхода нет, или так, или остаешься и дальше хныкать мне в подушку! – со всей серьезностью уставился на подавленного Чона. – Убейте меня! Если бы мне сказали, что я буду бояться кому-то писать, я бы ему в лицо рассмеялся. – Нехер было сосаться так быстро! – Тэхён! Ты чего? – Извини. Просто, я тут три года умираю, стараюсь и ни разу не целовался. Бегают от меня, как от прокажённого, а ты тут херню времени и уже… Извини, – подсаживается к Чонгуку и кладет ему на плечо голову. – Я, наверное, просто устал. Прости, тебе сейчас тоже тяжело. Все вроде так странно и тупо. – И ты меня извини. Наверное, я уже надоел со своим нытьём. – Нет. Твое нытьё мне поднимает настроения. Просто, это все я. – Ну спасибо. – Так что телефон в руки и пиши. И да, так и происходит, только перед этим перекрестился. Честно, это уже просто смешно, бояться человеку написать сообщение, точнее Чон больше боится, что ему не ответят, вот что именно его страшит. Если ему не напишут в ответ, значит, ему вообще на него все равно?! Чонгук «Хён! Привет. Ты где? Я волнуюсь.» – Так нормально? Можно отсылать? – с обречённым видом спрашивает младший. Честно, его ведь даже ещё не бросили, а он уже готов на стенку лезть. – Нужно! – и Чонгук нажимает «отправить». Ничего. Сообщение даже не читают. Прошло десять минут, Тэхён уже открывает вискарь, дорогой между прочем, чтобы лечить разбитое сердце Чона, разливает по бокалам Tumbler на два пальца и идет за льдом на кухню, и слышит счастливый крик младшего: «Написал». Ким хватает то, что ему нужно, быстро возвращается и видит яркую улыбку Чона, тот тычет ему телефон прямо в лицо. Юнги «Я в Тэгу. Завтра приеду.» – Вот видишь! – с победной ухмылкой говорит ему Тэхён, ероша волосы уже спокойного Чонгука. – Ответил, а ты переживал так сильно. – Что он делает в Тэгу? – А, так хён тоже из Тэгу, как и я. Наверное, к матери поехал. Она там живет. Так что все хорошо с Юнги. – Когда он приедет, я ему все скажу! Что люблю его! Что не могу без него! Пусть будет дальше от меня бегать, я буду ловить! – гордо заявляет Чонгук. – Ого! А мы ещё даже пить не начали, мачо ты мой непутевый! Чонгуку как гора с плеч. Если так подумать, то Юнги и не должен был ему говорить, что он уезжает, но если честно, то может и должен. Чонгук вот уже весь на нервах сидел, не знал, что делать. Звонить боялся, как и писать. Ох уж этот ребенок. – А ты помнишь, ты же мне что-то рассказать хотел, о чем? – О Намджуне. Но, в прицепе, тупость, но все же, – снова начинает ходить туда–сюда, придерживая подбородок, как юный детектив. – Я все никак не мог понять, что не так. Вечно его этот взгляд виноватый, что он ко мне прикоснулся и у него сразу взгляд провинившиеся, е… как бы озадаченный или виновато-тоскливой, будто «я не могу» так и хочет сказать глазами. – Да, я с тобой полностью согласен. Он так тогда на тебя смотрел, ну не чувствовалось безразличие, между вами такая страсть была. Даже не глупая искра, а нечто больше, а потом его страдальческий вид. – Значит, я правильно думаю и не ошибаюсь, – присаживается к Чонгуку и выпивает глоток бодрящего и довольно крепкого напитка. Такое он не очень любит, очень крепко для него, а он у нас парень нежный, но сейчас самое то. – На все сто, Тэ, мне кажется, что ты прав. – А это значит… – Что он что-то скрывает? – делает предложение Чонгук. – Ну, ты же раньше говорил, что он с кем-то встречается? – А теперь в этом сомневаюсь. Наверное, это просто было, чтобы сбить меня с пути. Ну подумай, если бы он с кем-то встречался, он бы взял ее с собой на дачу Джина. Да даже бы познакомил со всеми. А так, никто даже имени ее не знает. Там точно что-то другое, – и с злостным выражением лица выговаривает, – тем более девки продолжают вешаться на него, а он, красавчик, флиртует с ними. Козел! Херня какая-то получается. – Это уж точно. Что у тебя, что у меня. Херня. За это и выпьем. А если напоить Джина и тогда у него все расспросить? Может, выдаст что-то? – Коварно, Чон, коварно. Кажется, я плохо на тебя влияю, – с улыбкой говорит Тэ. – Я пьянею быстрее, чем Сокджин. Так что не вариант. – А ты пробовал, ну как бы… – мнётся Чонгук, – следить за ним? – Я тебя так не воспитывал! – Ты меня и не воспитывал! – протестует Чонгук на шутку Тэ. – Я просто предложил! А что тогда будешь делать? – Ах, кролик. Думаю, в этой ситуации нужно, чтобы все шло своим чередом. Так мне подсказывает интуиция, а я ей верю. – Ну, тогда выпьем за твою интуицию. Надеюсь, она тебя не подведет! *** До Тэгу уж не так и далеко ехать, дорога займет где-то четыре часа, и он будет в безопасности. В доме. В бывшем доме. Но зато увидит любимую, дорогую его сердцу женщину – омму. Они общаются по телефону где-то раз-два в неделю, но это другое. Близость родного человека – это всегда хорошо, тебя могут обнять, когда ты чувствуешь себя запутанным и влюблённым дураком. Он уже соскучился по этим вопрошающим глазам и личным вопросам. И плюс хороший повод, чтобы сбежать. Он приезжает довольно поздно, на улице темно и холодно, на часах за полночь, мать, наверное, спит, дверь закрыта, это точно. Хоть Корея достаточно безопасная страна, но никогда не узнаешь, когда придёт беда, а страховка – это пока что лучшее, что может быть. Будить мать не хочется, но придётся из-за своих спонтанных желаний уехать и приехать сюда. Он стоит возле небольшого дома Ханок построенного в традиционном корейском архитектурном стиле с черепичной, уже старой крышей. Мать очень любит этот дом и так и не смогла переехать отсюда, хоть воспоминания не самые лучшие для нее и Юнги, и когда появилась возможность, он сразу же переехал. Мать не хотелось бросать, но она сама настояла: «Ты уже взрослый. Иди и покоряй этот чертов мир» так и сказала, и голос даже не дрогнул. И вот он уже в небольшом дворике внутри, всматривается, в окнах темно, значит, точно спит. Он слегка стучит, и, чтобы не напугать омму, сразу же подает голос: – Омма, это Юнги. Твой сын, если помнишь такого! Мать долго ждать не приходится, слышится, как она возится и открывает дверь удивленно, но с любовью смотрит на своего сына, сразу же набрасывается с объятиями. Юнги снимает обувь, и они заходят внутрь, в доме тепло, даже если Ханок сделан из натуральных природных ресурсов, как древесина и прочее, все равно используется традиционная система отопления «ондоль», которая нагревает полы. Корея, ясное дело, развитая страна, и технологии идут в гармонии с природой, если так можно сказать, лучше это, чем мерзнуть зимой на холодному полу, тем более, когда ты любишь спать на футоне. – Юнги, сынок, что-то случилось? Ты меня удивил, – таращится на него мать как на приведение. Да, давненько он сюда не ездил, не было времени, все работа да учеба. – Нет, омма. Я просто соскучился. Вот и решил приехать, – ну, отчасти вранье. – Садись. Я приготовлю нам что-нибудь. Юнги садится на теплый деревянный пол, подгибая под себя ноги, а локоть ставит на низкий столик, подпирая щеку, пробегается глазками по гостиной, все на своих местах, никогда ничего не меняется. Мать долго себя ждать не заставляет, сразу же вытаскивает из холодильника закуски, запрещая Юнги помогать, и две бутылочки соджу и ставит стопки на стол, Юнги уже взрослый, ему можно и нужно. Ходит туда-сюда, накрывает «поляну» на деревянный столик в традиционном стиле, торопится, на слова Юнги «давай помогу» отвечает «не надо». Ясное дело, не надо, это же ее сынок приехал, пусть отдохнёт с дороги. Когда уже все накрыто, она садится напротив Юнги, и пока он наливает соджу в стопки, мать всматривается, любуется сыном и думает: «Похудел. Стал красивее. И даже этот идиотский цвет волос ему идёт. Вот бы еще кого-нибудь нашел, чтобы одиноко не было.» –Будем, – говорит он и, чокаясь с мамой, выпивает. Она не сводит глаз с сына, как и он с нее. Мать Юнги небольшого роста, совсем маленькая и хрупкая, метр шестьдесят вроде, черные густые волосы, собранные назад, красивые и аккуратные черты лица, Юнги точно удался в мать, такие же небольшие лисьи глазки, сбоку маленькие морщинки придают ей мудрости, ровные, немножко пухлые губы, стройная и красивая, даже не дашь ей сорок пять. – Как ты? – спрашивает Юнги, наливая второй раз, придерживая правую руку левой в знак уважения. Они не стандартная семейка, с матерью он говорит открыто и вольно, причём это она ему так разрешила. – Я, как всегда. Работа, дом, сад. Лучше скажи мне, ты как? Почему похудел, ничего не ешь? Я вроде тебя учила, как готовить, маленький засранец! А почему ты так одет, на улице холодно! – смотрит с болью в сердце на его голые бледные коленки. Началось, мать немного любила выражаться, что ужасно нравилось Юнги, на вид такая хрупкая, а такая боевая, бесстрашная, не то что Юнги. – Много было учебы и работы тоже. Я поправлюсь, не беспокойся только. Мне нехолодно. – Я ведь твоя мама, черт побери, как не беспокоиться за тебя-то. – Это только вторая стопка, а ты уже материшься, – усмехается Юнги, за что получает легкой шлепок по плечу от матери. – Ах, как будто я не знаю, что ты еще не такие словечки знаешь! Вот сына воспитала! – Хороший у тебя сын! – защищается Юнги, только в шутку, он знает, что мать просто забавляется, ему самому так весело, омма не изменилась совсем, прямолинейная, но милая. – Самый лучший! Мой Юнги! – и снова отпивает соджу, закусывая кальмаром. – Как там твой новый сосед? Как бутылкой в лицо, вот честно, все так хорошо начиналось. Юнги опускает глаза вниз, сам не понимая, что палит себя, а мать-то у него сообразительная, а ещё с Джином и Намджун общается, подлые, коварные друзья, предатели! – Нет! Мы об этом не будем говорить! Сосед как сосед! Лучше бы себе мужика завела. – Ну хорошо, немножко переборщил, глядя на ошеломлённое лицо матери, добавляет, – извини. – Солнце ты мое засраное! Так бы тебя и … – Пожалуйста, не продолжай, – и они заходятся заливистым смехом, зная продолжение, там бы точно было такое смачное матерное слово. – Так как паренька зовут? – не унимается мать. – Чонгук. Довольна? – и вздыхает, против матери не попрешь. – Это странно, ты не была против того, что я гей, и даже отнеслась к этому с пониманием. Мало того, тебя действительно интересует, есть ли кто у меня. А как вспомню, как я боялся тебе рассказать, что твой сын не такой, как все, у меня такой мандраж был. Это странно, ты так спокойно на это реагируешь, что мне даже страшно! – Я просто очень люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив, Юнги, неважно с кем, – и тише, с болью в темных глазах, – Я потеряла твоего отца, тебя я не потеряю! – Омма! – Послушай меня, сынок. Даже если один козел тебе сделал больно, не значит, что все будут делать. Ты должен уметь довериться, Юнги. – Так почему ты не доверишься? – Да, ее же словами. Мать только вздохнула и хитро ухмыльнулась, прищуривая глаза. Это точно ее сын. – Доверилась! – простой ответ, от которого Юнги чуть ли не ожил. – Что? – Я познакомилась с одним мужчиной, ну, вернее, знакомы мы были уже давно, вот только недавно начали встречаться. Бегал за мной, словно мне двадцать лет! Вот и сломалась! У нас все хорошо, если тебя это волнует. И когда я буду готова, я вас познакомлю. Он умный, красивый, тоже вдовец. Так что видишь, твоя мама та ещё штучка! – Омма! – Юнги поднялся на ноги и обнял мать. Черт. Он так счастлив за нее, а то всегда переживал, как она справляется здесь одна, не скучно ли ей, не одиноко ли. Наконец. – Чонгук говоришь, – он так и остаётся сидеть возле матери, она положила ему голову на плечо и слышит его мирное дыхание. – Красивый? – Безумно. – Врать почему-то не хочется. – И ты еще здесь? – Ты что, меня выгоняешь? – Ты понял меня, сынок. – Вот сейчас «сынок» прозвучало уж очень пафосно, омма. – С тобой только так и надо, сын. – Давай завтра поговорим. Я устал, – от всех убегает. – Люблю тебя, омма. – И я тебя, сынок. Когда мать ушла уже спать, Юнги вышел во дворик, прихватив с собой сигареты, и сел на первую ступеньку, ёжась от холода. Но нужно выкурить хоть одну, угомонить свое сердце и нервы. Видимо, даже здесь не будет покоя. Чонгук повсюду, он уже и в сердце, и в крови. Если он сам не хочет добровольно оттуда уйти, Юнги сделает так, чтобы он сам от него ушел. Больно будет и так, и так, так что какая разница?