Wildest Dreams

Обычно я выставляю части по пятницам, но сегодня сделала исключения)))) музычка: Taylor Swift - no body, no crime Camila Cabello - Shameless The Greatest Showman | "Rewrite The Stars Taylor swift - willow Camila Cabello - Crying in the Club Zedd & Kehlani - Good Thing)) Котята мои, с наступающим Новым Годом!!!))) Хочу пожелать вам крепкого здоровья, радости и добра. А в Новый год,чтобы вы без штанов не танцевали и под пышной елкой не заснули))) Спасибо всем кто читает)))желаю счастья вам) *** – Ох, она просто шикарна! Такая большая! – Разглядывает парень темными, расширенными и восторженными глазами высокие потолки и просторные, пока ещё, комнаты в роскошной квартире в тихом и элитном районе Канам. – Все лучшее для моего внука! – Хальмони подходит к Чимину и треплет ласково его щеки. – А почему ты хотел квартиру именно в этом комплексе? Есть же лучше! Интересуется хальмони Чимина потому, что она три года предлагала ему купить квартиру, чтобы он съехал с общежития и жил в своей, на что он любезно отказывался, говоря, что ему и там хорошо на ее и его удивление. Ему хотелось свободы, а родители думали, что он снимает большую квартиру поближе к универу, за которую платит бабушка. Ведь рос он в обеспеченной семье в большом элитном особняке, где за ним убирали и готовили еду. А тут он неожиданно принял предложение, на счастье бабушки, потому что у нее сердце кровью обливалось, как там ее внучек поживает, ещё и сам выбрал, где хочет жить. – В этом комплексе живет мой друг, – хитро прищурился Чимин и улыбнулся, –вот и решил, что будет круто, если мы будем соседями. Это будет большой сюрприз для него. – Он ещё не знает, что ты будешь жить здесь? Думаю, он будет очень удивлен! – Бабушка наблюдает, как Чимин проводит изогнутыми движениям пальчиком по большим окнам, словно подчеркивает облако в небе. – О! Ты не представляешь насколько, хальмони! – Хитрая улыбка так и не сходила с его лица, и он повернулся к бабушке. – Спасибо и извини. Я не хотел, чтобы ты так много тратилась. – Чимин! – Она всегда немного поднимает голос, когда ей что-то не нравится. –Ничего слушать не хочу! Ты мой любимый внучок, и ты уже взрослый и должен жить в своей квартире, тем более, когда у тебя появился парень! И если не на тебя мне тратить деньги, то на кого!? – Он мне ещё не ответил окончательно взаимностью. Так что… – немного нахмурился Чимин, опуская голову вниз. – Ответит, милый! Вот увидишь! Ты же чудо! – и с издевательской, понимающей улыбкой заговорила: – И, да, в отелях неуютно, мой милый, и нужно платить каждый раз, как вы захотите покувыркаться. Лучше делать это в собственном доме, но точно не в общежитие или в отелях! – Хальмони! – Краснеет Чимин. Его бабушка всегда была прямолинейная и немного непреклонная, а также просто удивительной женщиной с богатым жизненным опытом. Пак Седжон в свои семьдесят один была прогрессивных взглядов, а все ее поступки были рациональны. И выглядела она, к слову, для своего возраста очень даже хорошо, и бодро. – Чимин! Я уже взрослая женщина. Я знаю, что говорю! Я тоже была молодой, между прочим. – Почему родители не такие как ты! – грустно улыбнулся Чимин, вспоминая своих родителей. – Потому что они алчные, ослеплённые богатством люди, которые любят целовать жопы другим толстосумам! Ничего не видят дальше своего носа и им плевать на человеческие чувства, как и на твои мечты, внучок. – Она натянуто улыбнулась. Его бабуля не умеет лицемерить, она за словом в карман не полезет и скажет все как есть, без прикрас. – А для меня самая большая радость, когда мой внучок счастлив. До сих пор с ними не разговариваю после того, как они выгнали тебя из дома! Ужасные родители! Он подошел и обнял бабушку с любовь, а потом поцеловал в щеку. Как он рад, что у него есть близкий человек, которой поможет ему со всем. Хальмони даже в детстве была ему ближе, чем родители. Всегда его защищала перед ними, ведь они с раннего детства слишком много от него требовали, наплевав на его мечту и интересы. – Я уже наняла дизайнера. Так что скоро здесь будет очень уютно и приятно. И ты сможешь сразу же переехать. Это займет не больше недели! Я обо всем договорилась. – О, спасибо. Ты так много для меня делаешь. – На что она только хмыкнула, ей же ничего не жалко для него. – Как твоя учеба? – О. Прекрасно. Мне говорят, я делаю успехи. Не так уж тяжело перейти от балета к современному танцу, ведь он базируется на классической хореографии. Но мне нравится, что здесь используются движения из самых разных танцевальных стилей и что больше свободы для выражения чувств. – Так твоя мечта в процессе? – интересуется хальмони, прищуривая глаза. Наверное, он взял эту привычку от нее. – Да. Тем более, когда у меня теперь есть деньги, это будет не тяжело. Главное, чтобы потом Хосок согласился. Когда ему стукнуло двадцать три, его сберегательный счёт, который открыла бабушка, стал наконец доступен. Раньше счет, можно было только пополнять, но снимать деньги нельзя, пока не пройдёт определенный период. А до того его расходы очень сильно контролировали родители. Каждую вону. Они считали, что так их сын будет ещё больше зависеть от них и не натворит глупости. Мать даже за покупками ходила с ним. Поэтому у него совершенно не было личного пространства. Они почти каждый его шаг контролировали, чтобы он, не дай бог, не пошел танцевать. Помогала бабушка, которая забирала к себе вроде как воспитывать, обманывая его родителей. Она ведь играла перед ними роль злой гарпии, на что они хорошо повелись и знали, что там сын будет ещё послушнее. Вот только она не могла смотреть, как маленький беззащитный мальчик с каждым днем грустнел и прикидывался идеальным сыном, который должен делать все «правильно», оправдывая чужие ожидания, пряча глубоко внутри свое истинное «я». И когда он все ей рассказал, она его поддержала, во всем. – О, согласится! – Мне бы такую уверенность, как у тебя. – Расскажи мне немного о нем. Ты ведь говорил, что это он помог тебе осознать, что для тебя это важно. – Он веселый, искренний. Мне хотелось все больше практиковаться, смотря на него. Поэтому я и захотел жить в общежитие. Я сам сначала не понял, что влюбился в него, а потом, как дошло… чуть не потерял его. Я ведь хороший человек, хальмони? – Почему спрашиваешь? – подняла выше одну бровь Седжон. В последнее время она часто замечала, как ее внук сомневается в своих действиях. – Потому что иногда чувствую, что делаю вроде все правильно, но не так, как нужно, то есть, есть один человек и он меня так бесит! – Он вспоминает неприятные моменты с Чонгуком. – А я хочу помочь своему близкому другу и уберечь его от лжи и разбитого сердца, но, кажется, я только больше запутываюсь в этом. – Ой, внучек. Мир не делится на белое и чёрное. Так же, как и человек. В нем есть как хорошие стороны, так и плохие. Но дело в том, что мы можем выбрать, как нам повести себя в определенной ситуации. – Спасибо. Ты, как всегда, говоришь правильные вещи. И ты очень добра ко мне. Даже слишком. Я этого не заслуживаю. – Милый, не говори так! В мире всё идёт своим ходом. Я знаю, что была против твоей матери и мешала им пожениться с моим сыном, потому что из-за нее его разум затуманился, и он стал ещё более невыносимым. Но я ей безумно благодарна, потому что родился ты! Некоторые вещи должны идти своим чередом, внучок. И как только я посмотрела на тебя, я поняла, что сделаю все для тебя, чего бы мне этого не стоило. Ты совсем не похож на своих родителей. – А каким был мой папа? – Знаешь, может и это моя вина. Я слишком мало уделяла ему внимания. Быть директором и воспитывать ребенка очень трудно, наверное, поэтому он вырос самовлюбленным и высокомерным. Он любил деньги, роскошную жизнь и никогда ни с кем не считался. Так что я рада, что ты вырос замечательным, смелым ребенком и не побоялся проявить себя и идти за своей мечтой. – Спасибо. Танцы мне действительно очень нравятся. – Все, хватит, а то сейчас слезу пущу. Не нужна тебе здесь плачущая старушка. – Хальмони. Ты не старушка. Ты красавица. – И обнял бабушку в ответ на ее «маленький подлиза». Она аккуратно вытерла слезу с правой щеки, все-таки не удержалась. – Тебя подвезти? – Нет. Спасибо. Я ещё осмотрю здесь всё. – Ну тогда пока, внучок. – Поцеловав его в щеку, она развернулась на каблуках и ушла. Чимин остался около окон наблюдать за быстрой жизнью Сеула. Он вспоминает свое совсем невеселое и совсем удушающее детство, школьные годы, ненавистных зазнавшихся одноклассников, от которых ему доставалось не мало. С первого дня в школе дети его невзлюбили, потому что все взрослые велись на его пухлые щечки и крошечные блестящие глаза, а также идеальное поведение и его старания. Дети бывают очень злыми и завистливыми, и об этом Пак узнал в раннем возрасте. А ведь он только хотел найти друга. Но он так и остался одиночкой. Любовь к танцам у него проявилась в четвертом классе, когда он с родителями посетил балетную постановку «Лебединое озеро», там-то все и случилось. Его маленькие глазки влюбились в грациозные движения танцоров, их выразительную игру и чарующие звуки классической музыки. Тогда он уже понял, что когда-нибудь будет сам «порхать» на сцене и получать удовольствие. Но как только Чимин открыл рот и сказал родителям о своей мечте стать танцором, на него тут же обрушилось громкий крик и тяжёлая рука отца на щеку. Это не вписывалось в планы родителей, ему запретили даже думать об этом. Он не имел права выбора. Для него уже было уготовлено место в компании. И он должен вести себя, как подобает высшему обществу, чего он сильно не любил и презирал всей душой. Он чувствовал себя птицей в клетке. У идеального сына идеальной состоятельной сеульской семьи все должно быть «правильно». Все, что он помнит, это как из него делали «правильного робота»: ты должен учиться лучше всех, ты должен уметь играть в шахматы, ты должен знать английский очень хорошо, ты должен произвести хорошее впечатление, ты должен… ты должен делать это… ты должен... должен… правильно... правильно… ни на что другое он не имел права. За любое непослушание, его щечка очень сильно болела и пекла, и на ней проявлялся красный след отцовской руки. Он не мог делать неправильно. Когда другие дети играли, его заставляли учиться и учиться. Никогда не спрашивали, что он хочет, а только наказывали. Он стискивал руки в кулаки, слезы текли из глаз, но он молчал, потому что знал – если он скажет то, что не понравится родителям, ему тут же прилетит ещё больше. Но на превеликое счастье Чимина, у него была понимающая и любящая бабушка. Пак решился и рассказал ей, и не ошибся. Хоть бабушка не могла полностью защитить его от родителей, но все же она сделала очень многое. Хальмони в тайне от родителей водила его в Академию балета Юнивёрсал вместо дополнительных уроков в школе. Он хранил свой секрет всем сердцем, и так и случилось, что с ранних лет он уже умел достаточно убедительно врать, по крайней мере, родители ему верили, потому что не могли себе даже представить, что их «правильный» сын может их ослушаться или соврать. И когда он уже был в восьмом классе, случилась одна ситуация, которая могла разрушить заветную мечту и большой секрет мальчика. Когда его недружелюбный одноклассник пришел в академию забрать сестру с урока и увидел его, Чимина, танцующего с ней, что ему дико не понравилось, он начал угрожать, что расскажет его родителям, что он прогуливает занятия. Чимин этого допустить не мог. Чимин был умным и сообразительным мальчиком, его наблюдательность помогла ему увидеть чужие слабости, поэтому манипулировать людьми не стало для него проблемой, тогда все и началось. Он искал их болевые точки и давил прямо на них. Его начали обходить стороной и предпочитали не связываться, потому что знали, что ничем хорошим это не закончится. Чимин делал все, чтобы никто не стал трепаться о том, что он танцует, потому что это сразу же у него отберут. Продолжалось это вплоть до выпускного класса Пака. И он сам уже не понимал, когда он врет и играет с людьми... Было легко скрывать, пока он учился в школе. Родители его не трогали, потому что он приносил высокие баллы, и хальмони прикрывала, как могла, показывая его тетради с дополнительных занятий, только это тоже была ложь. Она не жалела деньги на уже заполненные кем-то тетради для своего Чимин-и. Когда пришло время выбирать университет, ясное дело, хальмони сказала, что у нее есть связи в Университете Корё, и родители тут же обрадовались и отдали его в руки бабушки – поверили ей. Заплатив кругленькую сумму, она сделала так, что Чимин по документам учится там, а на самом деле поступил в Корейский национальный институт искусства. Но он очень переживал из-за этого, он больше не хотел врать и даже думал бросить все и стать «правильным», таким, каким его видят родители. Потому что, когда они узнают, ему точно не поздоровится. И когда он уже шел забирать документы, он встретил его – Хосока, который перевернул его мир одной только фразой, с которой он потом просыпался и засыпал каждый день: «Ведь правильно – не всегда хорошо». Документы он не забрал. А потом Хосок его познакомил с ребятами, и они стали дружить, что для Чимина было очень важно и нужно, чтобы выбраться из своего болота. И он начал сожалеть только о том, что так долго молчал и боялся. Чимин всегда был сильным человеком, возможно, он выглядел уверенным в себе, но в глубине души он был застенчивым. Ему надоела ложь, он хочет душевный покой и лучшей жизни, а также любви, создать семью с подходящим человеком. Такой человек для него – Хосок. И пусть он потерял родителей, их деньги, зато он получил долгожданную свободу. И любимого человека. *** Сначала помолиться на всех известных языках, а потом можно и открывать глаза, надеясь попасть в мир фантастики и увидеть спящего рядом с собой Юнги. Но если честно, даже непонятно, хочется ли. Нет, определенно хочется, просто дико стыдно за вчерашнее. Если Тэхён после грандиозной пьянки ничего не помнил, то Чонгук все, от начала до конца, помнит, и это может и не очень круто, зато не надо будет потом ломать голову, чтобы вспомнить, что натворил. Он знает, что помимо суперской смелости, которая включается, когда алкоголь в крови течет, на утро немного-таки спадает, даже очень, и вновь просыпается стеснительный Чонгук с оленьими невинными глазками. Ага, невинными! «Хорошо, просто открываешь один глаз, а потом второй!» Так и происходит. Он привстаёт на локтях, шумно и раздраженно вздыхает, чудо не случилось… Это тебе не Рождество. На прикроватной тумбочке оставлены лишь бокал с водой и таблетки, будто они помогут от разорванного сердца в клочья. – Блять. Снова! – разочарованно тянет Чонгук, падая на кровать, закрывает глаза ладонями и бесится в немой истерике. «Ну, нет, а на что ты рассчитывал?!» Юнги просто издевается над ним! Это уже просто невыносимо. Что ему, опять бегать и выпрашивать поговорить?! Чонгуку не пятнадцать лет, он уже точно не зелёный пацан, чтобы добиваться внимания и кидаться то в огонь, то в воду! «Нихрена, блять. Я тебя привяжу ночью и буду ждать, когда проснешься, потом посмотрим, как ты сможешь убежать!» И дурная, глупая улыбка появляется на лице от очередного тупого, хитрого плана. – Доброе утро, хотя вряд ли оно такое будет для тебя. – С балкона выходит Юнги, приглашая с собой холод с улицы и запах его мятных сигарет, который совсем не терпкий и жесткий, а даже мягкий и свежей, с улыбкой на губах и немного топчется на месте, а потом собирается и неуверенно присаживается на край кровати рядом с Чонгуком. Чонгук тут же побледнел, услышав голос старшего, его глаза широко раскрылись от удивления, он подумал, что ему это снится. Потому что Юнги здесь! Он не убежал! Вот, сидит на расстояние руки и смотрит на шокированного младшего. В такое тяжело поверить после всего – в мягко улыбающегося и мнущегося Юнги, облокотившегося на одну коленку и не сводящего с него проницательный взгляд. – Хён. – Не то вопрос, не то утверждение, Чонгук сам не понимает и снова привстает на локтях, смотря все-таки на «чудо», сжимая губы. Магия случается. – О! Ты наконец вспомнил, что я всё-таки тебе хён, это хорошо, подтверждает, что алкоголь уже вышел из тебя, – подкаливает младшего, видя, как его щеки заливаются розовым румянцем на бледном лице. – Юнги-хён, – тихо говорит смущенный Чонгук и аж весь светится от счастья, хоть шторкой прикрывайся. Чонгук был в самом деле искренне удивлён и рад, что Юнги его не покинул. – О! Даже обидно! – театральным голосом говорит старший. – А что не котик-то?! – продолжает дразнить Чонгука. Он долго думал ночью над тем, как поступить: убежать или остаться, и выбрал второе. И не ошибся, потому что большие светящиеся оленьи глазки Чонгука – ещё то зрелище. Как же Юнги раньше не мог заметить, каким нежным взглядом смотрит на него Чонгук. Как только он проснулся, он думал только о нем; вспомнит ли младший, что вчера делал и говорил, как обнимал всю ночь Юнги, так и ни разу не отпустив, или дико удивится, что он делает в комнате старшего. Он уже себе представлял удивленное и сонное лицо Чона, и это было так мило и даже немного тревожно думать об этом. Даже когда наступило утро, и Юнги дико хотел в туалет, он думал, может ли он оставить Чона одного, но природа все-таки не ждёт, поэтому он тихо встал и ушёл. Сходил в душ, немного остудил мозги, даже выпил горячий кофе, набрал воды младшему и оставил таблетки, если голова Чонгука будет раскалываться после вчерашнего, и стал ждать, когда он проснётся. Он не знает, сколько минут стоял и наблюдал за мирно спящим Чонгуком, а потом все-таки нехотя отвёл взгляд и пошёл на балкон покурить, успокоить свои нервы и сердце от переизбытка нежности. Чонгук закрывает глаза руками от дикого смущения и непонятного писка, сорвавшегося с его рта. И он не знает, можно ли ему класть голову на коленки старшего, но он все равно это делает с надеждой, что хён его не оттолкнёт, и пищит от стыда. И его ожидания оправдываются, Юнги зарывается рукой в его волосы и лохматит со смехом, его очень веселит дразнить младшего, а по телу Чона разносятся маленькие мурашки, вроде, с победным маршем. «Хён так мило смеётся, с такой хрипотцой, что хочется умереть.» – Хён, – хнычет мило Чонгук, – прости! – проговаривает он, все ещё уткнувшись в коленки старшего, боясь приподняться и посмотреть на него. Он честно не ожидал такой поворот событий. – За что? – уже серьёзнее говорит старший, тем самым давая понять, что Чонгук должен подняться и посмотреть на него. – Я… – Чон удобнее усаживается рядом с хёном, чтобы посмотреть в эти лисьи бездонные глаза, от взгляда которых умирает. – Я помню. – И что ты помнишь? – с издевкой тянет Юнги. – Как заставлял с собой танцевать? О, или как условия мне ставил, или… – не выдерживает и смеётся Юнги с младшего, как его брови поднимаются к верху. Он честно не хотел его пугать, но и пропустить напуганные глазки такого большого Чонгука он тоже не мог. – Или как… – Все, хён! – Он привстаёт на колени и затыкает своей рукой рот Юнги. Он и так уже красный как помидор, больше он не выдержит этих издевательств. Он сейчас взорвётся. – Хватит меня мучать. Извини. Я все помню. И ты? – Его рука сползает на коленку Юнги. Случайно, ага. – Я…? – тянет Юнги, чтобы услышать продолжение Чона. – Ты мне не ответил на мой вчерашний вопрос! Я это тоже помню! – О! На какой вопрос? – Хён! Я уже и так красный! И мне ужасно стыдно. А ты даже помочь мне не хочешь, только дразнишь! – Наверное, со стороны это выглядит очень умилительно, когда эти двое разговаривают милыми голосками. – Могу! Но не хочу. – Рука Чонгука так и остаётся на коленке Юнги и даже немного ее стискивает, щипая кожу старшего, но Чон не дает себе в этом отчет. У него сейчас так по ушам тарабанит при виде старшего, что он не может свои мысли привести в порядок. А Юнги, кажется, плавится только от одного касания. Хоть этого не видно, но он тоже смущается, но старается держаться молодцом, он же старший все-таки. – Хён, – собрать с собой все силы, – ты мне нра… нравишься. Ты… ты, – он так мямлил последний раз в садике, если что. Он просто сильно нервничает. Видимо, признаваться на трезвую голову не так легко, как на пьяную. – Ты будешь со мной вст... встречаться? – О, Господи! Сказал! Где фейерверки?! – У меня есть выбор? – Ох, кошечки, как же он давно не был так счастлив. Юнги придумывал множество вариантов, и первый из них, как и последний, – что Чон отступит, сделает вид, что не помнит, извинится, заберёт свои слова назад, а наяву оказалось куда приятнее. Юнги ему действительно нравится, и видеть, как смущается Чонгук – просто взрыв мозга. Он точно не такой трус, как Юнги. «Чем я его заслужил?» – миллионы раз сегодня спрашивал себя Юнги. Потому что с Чонгуком он чувствует себя живым. И это самое важное. – Есть, хён. Первый ответ – «да», как и второй, и третий! – Ну что же, если Юнги нравится дразнить младшего, то он тоже готов включиться в игру и ненадолго запихнуть свою стыдливость в одно место. Чего же это он?! Он же взрослый парень, которой добился наконец своего! Добился? – О! Как много разных вариантов. Даже не знаю, какой выбрать. – Юнги уже и не помнит, когда у него в последний раз было такое игривое настроение. Никогда?! «Как же все странно, как же все правильно, мать вашу.» Возможно, люди так себя чувствуют после черных полос, увидев белую? Потому что ему хочется улыбаться и улыбаться, зарываться в волосы Чонгука и просто быть с ним. У него скоро челюсть будет болеть от усмешки. – Юнги… – но видя, как брови Юнги поднимаются вверх, добавляет чуть тише уважительную часть, но попробовать нужно было, – хён. Я же сейчас умру! И это не шутка! Хватит меня дразнить! Юнги поднимается со своей издевательской милой улыбкой на лице, слегка нагибается к Чонгуку и неожиданно, причём для них двоих, целует его в нос, на что глаза Чонгука широко раскрываются, как и рот. – Сначала прими душ и почисти зубы. А я нам приготовлю обед, потому что завтрак, соня, ты уже проспал. Юнги выходит из комнаты, оставляя с дико бьющимся сердцем Чонгука на кровати все переосмыслить. Этим он даёт младшему последний шанс привести свои мысли в порядок и подумать действительно ли ему это нужно. Но Чонгуку и думать не надо, он подрывается с кровати, чуть не падая, и бежит в свою комнату взять одежду, и быстро отправляется в ванную комнату, прихватив с собой телефон. Он ему нужен, чтобы позвонить Тэхёну, но Чон думает, не слишком ли рано для этого?! Он ещё не получил нормальный ответ. Чонгук стоит под душем уже пять минут, подставляется под теплую воду, которая скатывается по обнажённому накаченному телу. Намыливает голову шампунем, а потом смывает. Он улыбается сам себе и просто не может поверить – Юнги не убежал. Чонгук своего добился. Почти. Но это уже большой шаг. Он признался, конечно, не в любви до гроба, потому что кое-кто и так, как перепуганный кот, которого напугали большим монстром – пылесосом. Чонгук выходит из душа, протирает зеркало и вглядывается в себя, все-таки еще тот красавчик, даже не видно следов вчерашней попойки, как Юнги мог противостоять ему так долго? «Ах, да, он же убегал от него!» Усердно чистит зубы, чтобы не было противного запаха, а вдруг они будут целоваться сегодня, и с губ Чона не сходит ухмылка, захотел! Потом бреется, чтобы кожа была нежная и неколючая, если Юнги захочет его погладить. Все для Юнги. Он даже побрил подмышки и лобок, ясно, что для этого ещё рано, но Чон у нас тот еще везунчик. А вдруг Юнги на него накинется с горячими поцелуями и страстным продолжением…? «Ага, мечтать тебе никто не запрещал, Чонгук!» Он высушивает волосы, расчёсывает и собирает их в хвост, чтобы не мешали, ага, вспоминает он, как Юнги его пожирал взглядом тогда у домика у озера. Может, у Юнги фетиш такой – Чонгук с хвостиком. «Да вряд ли.» «Ты успокоишься?» «А ты?» – Нет, – отвечает своим мыслям Чонгук. Как тут успокоиться, если сейчас он выйдет, и назад дороги не будет. У него начнётся новая жизнь с Юнги! Он вздыхает, ещё раз себя осматривает, честно, словно на свидание собирается, и выходит. Юнги его ждет не на кухне, а в гостиной, на удивление Чонгука, потому что тот думал, у него еще будет шанс помолиться, скрестить пальцы сзади, перекреститься, поправить ещё волосы перед входом в кухню, а тут будто все шансы обрезали одним махом. Да оно и к лучшему. Юнги повернут к нему спиной, смотрит в телевизор, по которому идет, как всегда, какая-то дорама, и, кажется, даже не слышал, как Чонгук вышел из ванной. На столике стоят две миски с приготовленным раменом, из которых ещё идет пар, по бокам лежат палочки, и, к счастью Чонгука, стоят две бутылки пива. Он, конечно, не алкаш, чтобы похмеляться, но нервишки успокоить – то, что доктор прописал. И когда он успел поменяться ролями с Юнги?! Стоит сейчас как заяц перепуганный. – Юнги-хён. – Чонгук подходит и садится на диван рядом с Юнги, и берет палочки в руку, смотря на старшего, который громко сглатывает слюну при виде младшего. Чонгук с хвостиком – его личный фетиш. Но мелкому знать об этом не нужно. – Спасибо за обед. – Сначала поешь, а потом можем поговорить. Он просто переживает за голодного Чонгука. Нет, он не откладывает разговор на потом, он же и так никуда не убежит. Они начинают есть, и слышится только голос из телевизора, и это вроде не неловкое молчание, а скорее непринятие происходящего, потому что все легко и круто. Чонгук столько до этого шел... А Юнги столько убегал… И в итоге они сидят и вместе едят перед важным разговором. Когда они доели, Юнги открывает пиво и дает сначала Чонгуку, а потом и себе открывает, удобно откинувшись на диван. Юнги уже не очень помнит, как это встречаться, все-таки прошло достаточно времени с его последних отношений, это тебе не перепихнуться и забыть. У них здесь немножко сложнее ситуация. Чонгук уже, по сути, живет с ним, от этого ещё больше вопросов… Юнги старше на четыре года, может, для кого-то это небольшая разница, но не для Юнги, потому что редко кто в свои двадцать один завязывает серьёзные отношения, а пройденным этапом для Чонгука он не хочет быть. Все-таки нужно выяснить: гей он или нет. И если да, то почему Тэхён тогда соврал? Но был бы не геем, тогда бы не признавался, ведь так?! Были ли у него до этого отношения с парнями? В голове Юнги столько беспорядочных мыслей, что это уже много даже для первого свидания. Может, просто окунуться с головой? Уже раз окунулся, так что ему потом аукнулось по самые… «Какой же ты трус, мать родная!» – Слушай… я … – Юнги хочет начать с малого, но его тут же перебивают. – Ты мне нравишься, хён. Очень сильно. Я хочу быть с тобой! – Вот так, прям в лоб, но ему уже нечего терять. Он уже видит сомнение в глазах Юнги, которое пугает до покалывания сердца. Он не позволит Юнги усомниться в себе. – А ты хочешь быть со мной? – Ого. – Юнги быстро встает на ноги от услышанного, кладет пиво на столик; младшей тут же подрывается, хватая за руку старшего, боясь, что он вот-вот ускользнет. В комнате у Юнги было все так просто, он дразнил младшего, не было испуганного взгляда, а теперь он что, хочет опять спрятаться в свою конуру? Чонгук ему не позволит. Слишком много он уже угробил своих нервных клеток из-за маленького хёна. – Юнги-хён. Я не хочу напирать, но я так больше не могу, – вздыхает Чонгук и припоминает совет от Тэхёна – действовать уверенно и, возможно, бить по больному. – Если я тебе не нравлюсь, так и скажи! Я уйду и больше тебя никогда не побеспокою! Надавить на страх, теперь уже страх Юнги – потерять Чонгука, довольно-таки безжалостно и нечестно. Но на войне все средства хороши. Просто, видимо, на Юнги нужно немного надавить, чтобы он уже решился. – Нет, то есть… Ты мне нравишься! Но… И для Чона больше уже ничего не нужно, он просто с силой притягивает к себе кукольного Юнги, который в его руках плавится как резина, целует легко в губы и отпускает еле державшегося на ногах хёна. Наверное, ему надо было сначала дать договорить старшему, но терпение лопается, желание уже просто вырывается, просится на волю. А целовать его хочется безумно. – Извини. – Чон немного отходит от старшего, увеличивая пространство между ними, потому что накинуться так и хочется. – А ты наглый малый, Чонгук! – с наигранной злостью говорит Юнги, смотря опять на провинившегося Чонгука. – Это значит «да»? Ты будешь моим парнем? – Я об этом пожалею! – Я сделаю все, чтобы ты не пожалел, Юнги… хён. – И подходит аккуратно ближе, медленно руками тянется к талии Юнги, на что получает удивлённый вздох, и, не чувствуя сопротивления, обнимает хёна и немного нагибается, поскольку он выше самого Юнги, кладет ему голову на плечо. И ждет, когда Юнги решится тоже его обнять в ответ, что и происходит через несколько секунд, и на лице Чона появляется победная улыбка. Они стоят так пару минут, и Чонгук выпрямляется, но не отпускает Юнги, наклоняет голову вбок, вглядывается в глаза хёна с милой улыбкой. Юнги такой низкий по сравнению с Чонгуком, что его это просто дико умиляет. – Да? – Видимо, да! Ты же не отстанешь! – Никогда. – Слишком громкое слово для Юнги. – Может, ты меня уже отпустишь? – Юнги все ещё неловко вот так быть близко к Чонгуку. Он знает, что он взрослый и уравновешенный мужик точно не с малым опытом любовных утех, но здесь нечто другое. Что-то светлое. Что-то на грани невозможного для Юнги. Он просто так боится утонуть в этих глазах, да чёрт, он уже утонул, кому он врет. – Хорошо. Извини. – Они оба усаживаются на диван, и Чонгук двигается ближе, чтобы его колено коснулось колена Юнги, о… Так мило, не хватает только поющих птичек и радужных пони. – Чонгук, ты ведь понимаешь, что мы очень мало знаем друг о друге. Так и хочется Чонгуку поязвить и сказать: а кто в этом виноват-то?! Он же был готов рассказать о себе все, ладно, не совсем все, а с враньем, что совсем не утешает. И как только подумал об этом, сразу захотелось выругаться по полной. – Я знаю, хён, – спокойным голосом отвечает Чон, а хочется пищать как девушка, которой наконец предложил встречаться парень мечты, тут, конечно, наоборот, но ситуация не меняется. – Но мы же можем узнавать друг друга сейчас, завтра… И на протяжении всего времени, что мы вместе. Это ведь не проблема, хён. Главное, что мы нравимся друг другу. – И нежно кладет свою дрожащую руку на хёнову, смотря, как Юнги не сводит глаз с проделки Чона. Мин немного теряется, он ещё не привык к касаниям младшего. – Да, ты прав, – мнётся Юнги. Детсадовец и то быстрее бы закадрил девочку, чем Чонгук Юнги, тут даже не поспоришь, все бы точно ставки сделали на малыша. – Но тогда почему Тэхён сказал, что ты не гей? – И придирчивым взглядом вглядывается в Чонгука, как ювелир оценивает украшения. Сказать, что Чонгук не гей, и он только сохнет по Юнги, и у него были отношения только с девушками, это может ещё больше запутает и напугает старшего, но что поделать, если это правда. Вопрос в том – говорить Чонгуку правду или все-таки опять врать в эти любимые глаза. Но Чон выбирает не самый лучший вариант. Ну подумаешь, на одну ложь больше. – Я… я просто попросил его не говорить об этом. Не хотел, чтобы кто-нибудь знал в Корее. Понимаешь, мои родители достаточно консервативные, не знают, что я, – отчасти правда, и еле проговаривает, стискивая зубы, – гей. – Потому что он не гей. Он по Юнги. Как же глупо! – Мне жаль, что тебе приходится с таким сталкиваться. – И осторожно выдёргивает руку, чтобы накрыть и стиснуть ладонь Чонгука, тем самым поддерживая. – Нет, хён. Все в порядке! – О, как сильно-то не в порядке, но ему об этом знать не нужно. Чонгук просто рад, что его рука в его. – Что ты хочешь ещё узнать? – Ну, может быть, когда я начал тебе нравиться? – О, этот вопрос давно интересует Юнги. – Е… если честно, то как только я тебя увидел, хён. Ты показался мне таким хруп…красивым. – Хрупким, значит?! – Щурит свои лисьи глазки на смущённого Чона, что не может язык за зубами держать. – Хён! Ну, ты ведь такой… – и язык не поднимается сказать низкий, худенький, нежный, маленький, мой хрупенький котеночек, а так хочется, – такой милый. – Ага, милый! – вырывается смешок из уст Юнги. – Мне кажется, твои мысли были другими! – Хён! Лучше скажи, когда я начал тебе нравиться? – Ну что ж… полагаю, тоже, когда я тебя увидел! Ты мне показался таким милым кроликом! – без тени смущения говорит Юнги, а Чонгук чуть ли не мурчит. – Стоп! Значит, я нравился тебе с самого начала! – удивленно раскрывает глаза и шутливо толкает улыбавшегося Юнги в плечо другой рукой. – И ты все время бегал от меня! Это же… Хён! Да как ты мог! – и тише, чуть ли не на ухо, добавляет, – А я всегда тебя так ждал! – печально говорит младший, на что Юнги сразу же реагирует и неуверенно, но все же протягивает руку к лицу Чонгука, чтобы погладить по щеке, словно извиняясь. – Прости. Просто я думал, что мне все показалось, твой интерес ко мне, и я…я, – решается признаться Юнги, – просто боялся. Знаешь, просто я не верил, что такой парень… – Юнги вздыхает, как же трудно кому-нибудь, да не кому-нибудь, а милому и одновременно сексуальному Чонгуку, признаваться. Но это уже вроде как пустяки, он же сейчас сидит на диване с Чонгуком, и они уже вроде как встречаются, он держит его за теплую руку, но страх все равно не покидает его. Просто не верится. – Такой парень? – поднимает одну бровь вверх Чонгук. Да, он знает, что красивый, но, по его мнению, Юнги в тысячу раз лучше, да даже в миллион. – Ну… ты очень… знаешь, как говорят, ты десятка! – Юнги просто сам не верит, что сморозил такую глупость, только рассмешив этим младшего. – Хён! – Слышится совсем громкий смех. – Да, я еще тот красавчик, – дразнит Юнги Чонгук, а тот только закрывает рукой глаза от стыда, кажется, теперь настала его очередь краснеть. – Нет, хён, не закрывай глазки. – И берет в свои ладони обе его руки. – Ты красивый! Самый лучший для меня! Я как только тебя увидел, забыл, как дышать! Честно! Да я спать не мог! – Чонгук! Прекрати! Хватит. – Но это ведь правда! Тем более, хён, мне кажется, что я был достаточно открыт. Не знаю, о чем ты тогда подумал, когда мы вместе спали после дня рождения Чимина. – О, здесь нужно вспомнить злого гнома, который трахался с… Так, об этом лучше не думать. – Но это не было глупым желаниям, просто, чтобы поцеловать тебя, или… ну не знаю, что ты себе напридумывал тогда. А утром я хотел признаться, а ты, как всегда… Я просто хотел, чтобы ты знал, что ты мне нравишься, а потом ты снова… и я тебя не видел три дня, а потом ты… – Он хотел сказать, что привел другого, но так и не осмелился. Но кто-то же должен был начать об этом говорить. – Прости. Да, за все прости. Я знаю, что я сделал много глупостей и точно не вел себя как старший. Надеюсь, ты простишь меня. – Я уже про… – и ему не дают договорить, поворачивают так, что было хорошо видно его лицо, особенно глаза. – Чонгук. Если честно, я… –Ему нужно получше объясниться, Чонгук точно этого заслуживает. – Я… я не переспал с тем парнем, которого ты тогда увидел. – Почему же так сложно это говорить вслух?! Но видя, как губы Чонгука трогает улыбка, становится намного легче. – Я не смог. Я… – Не говори больше ничего, хён. Мне больше ничего не нужно. Мы оба наделали ошибок. – «Ну, большую часть ты,» – хочется сказать. – И я хочу, чтобы мы начали все сначала. Только ты и я. – Чонгук. Почему ты такой милый. И Юнги легко нагибается, чтобы поцеловать самому, но… как назло, слышит, как телефон в его комнате разрывается от звонка. Он извиняется, и так неохота забирать руки от Чонгука, но нужно, младшему тоже даже на минуту не хочется, чтобы Юнги его покидал. Но у них будет вдоволь времени, чтобы нацеловаться потом. Хён не заставляет себя долго ждать и приходит через минуту. – Извини, Чонгук. – Он приближается к младшему, и Чон встает с дивана. – Мне позвонил Джин, попросил заменить работника, потому что он плохо себя чувствует, а в пабе слишком много людей, и они не справляются. Мне нужно идти. Но ты не думай, что я убегаю. – И в подтверждение своих слов подходит вплотную и, видя огорчённый вид младшего, которого хочется приободрить, уже сам кладет свои руки на плечи Чона слегка поглаживая. «О! Господи! Я встречаюсь с Чон Чонгуком. И Чонгук теперь мой?» – Ничего, хён. У нас ещё будет время. – Спасибо за понимание, Чонгук-и. И не жди меня, ложись спать, я буду поздно. А тебе завтра на учебу. Хорошо? – Хорошо, хён. Лю… – затыкает сам себя Чонгук. Чуть не вырвались такие слова из его рта, ещё слишком рано для такого. Юнги и так еле на ногах стоит. – Завтра увидимся. – Да…я…да. – Вздыхает, приподнимается на пальчики и неуверенно и неловко целует в губы Чонгука, мимолётно, словно боясь сильнее прижаться, а потом быстро отстраняется. Ведёт себя как девственник, вот честное слово. – Буду ждать, хён, – и вдогонку уже уходящему Юнги кричит, – хорошей работы! – И в ответ слышится «спасибо», и как закрываются входные двери. «Тэхён умрет, когда узнает!» – думает Чонгук, улыбаясь сам себе. Это лучший день с его приезда в Корею. Он кричит на всю комнату: «Yes, yes» и прыгает как ненормальный, а улыбка так и не сходит с лица. Он добился своего! Теперь только нужно, чтобы Юнги расслабился и позволил Чону делать его счастливым, а то, как хён напрягается от каждого движения Чонгука к нему, немного волнует. Ну что же… всё только начинается для них.