Wildest Dreams

Котики приветики))) На самом деле я постоянно жду отметки хоть 15+ ждущих часть...видимо не судьба(но я могла еще подождать!_)но поскольку говорят,что плачут,выкладываю!!!(глава большая)) Кто ждал-держите) *** Юнги с Чонгуком вызывали такси до дома достаточно поздно, хён удобно умостился на заднем сиденье, переплетая свои пальцы с Чонгуком, как тот целый день желал, и задремал на плече, пока они ехали. Они хорошо повеселились на дне рождения у Джина, особенно младший, выиграв пару раз у Чимина в настольных играх, наслаждался негодующим взглядом старшего. Вот тебе и взрослые парни, лишь бы помериться писюнами. Чонгук вводит пароль на двери и пропускает старшего под его лёгкий смешок вперед. Юнги вместо главного и яркого света в прихожей включает слабый настенный светильник. Мин снимает с себя верхнюю одежду под пристальным взглядом закусившего губу младшего, который справился быстрее и теперь пожирает его глазами, как зверь на охоте, в слабом освещении, и как только старший вешает курку на крючок и оборачивается, Чонгук делает смелый шаг и тут же прижимает хёна к стене, и трепетно касается манящих и столь желанных губ. Он так хотел этого целый день, целый вечер, почувствовать тепло Юнги, прикоснуться, побыть вдвоем, поцеловать… И Юнги отвечает, положив руки на плечи младшего, позволяя вести в поцелуях. Чонгук медленно и нежно целует, дает себе, им, время насладиться сполна горячими губами, а потом, не выдерживая накаленности страстных чувств, срывается на напористые поцелуи и, не встречая никакого сопротивления, просовывает язык в рот Юнги, сплетая с его, блуждая по его рту, вылизывая каждый уголок, на что получает тихий стон старшего, от которого крышу ещё больше рвет. Юнги прижимается к Чонгуку ближе, зарываясь своими руками в его волосы и взлохмачивая их, делая полный бардак, получая удовольствия от поцелуев. Холодные руки Чонгука проскальзывают под футболку старшего и блуждают по бокам Юнги, сжимая и наслаждаясь теплом оголённого тела, он прижимается ещё сильнее, вдавливая Юнги в стену, чувствуя, как уже вставший член старшего упирается в его бедро, и Чона не может не тешить такая отзывчивость хёна. Поцелуи становятся жарче, нужнее, глубже, прерываясь только на такой нужный воздух на секунду, не больше, потому что тянет невероятно. Пылкими поцелуями Чонгук опускается медленно на шею Юнги, легко посасывая и покусывая, сводя с ума; старший одурманен таким теплом, подставляется ещё больше, выгибаясь, кусая свою нижнюю губу, чтобы не было слышно его стонов, но все-таки не выдерживает, и срывается один тихий стон, который улавливает Чонгук, сразу возвращаясь к таким манящим губам, сминая их. Слышится только тяжёлые, протяжные вздохи обоих. Для Чонгука больше ничего не существует, только горячее, опаляющее дыхание его хёна и не менее горячие зацелованные губы, им же, что толкает его на смелый шаг, который отключает полностью мозги, порываясь в мир страсти и похоти, отключая свое сознания напрочь, толкается вперёд своим достоинством в пах старшего, получая ещё один громкий стон, который срывает Чонгука голову окончательно. Его руки блуждают по бокам и груди старшего, быстро переходят на кромку его штанов, стараясь быстро расстегнуть пуговицу на джинсах, ещё раз толкаясь вперёд, одурманенный желанием получить Юнги всего себе. У Юнги тут же сквозь затуманенный рассудок загорается красная лампочка в голове, просящая прийти в себя, и он, конечно же, слушается. Это всё слишком быстро, тем более, когда они оба немного пьяные. «Нельзя!» – кричит сознание Юнги. – Чонг…Чонгук… – Юнги старается, сквозь поцелуи, привести младшего в чувства, но сам не может оторваться от таких сладких губ. Но когда чувствует, что Чонгук справляется с застёжкой на джинсах, немного отталкивает его руками и кричит в порыве присущего ему чувства страха, – остановись, Чонгук! Младшего вмиг как будто обливает холодной водой, приводя в чувства, он быстро отстраняется от Юнги со сбитым дыханием, и, как провинившийся мальчик, опустил голову, боясь посмотреть в разочарованные глаза старшего. – Я... Прости… Блять, прости… Я… – Чонгук так испугался, что сделал что-то не так, что его сердце готово было выпрыгнуть из груди. Глаза против воли становятся немного влажными, и он зарывается в свои волосы руками, сильно натягивая, словно наказать себя хочет, что сорвался. Видя, как младший себя винит, и вопреки всем ожиданиям Чонгука, что его сейчас оттолкнут навсегда, Юнги его обнимает, и голова Чона опускается на его плечо, чувствуя, как хён легко почёсывает пальцами волосы на затылке. – Все хорошо, слышишь, все в порядке, – успокаивает его Юнги, уже немного придя в себя. – Я... Просто… Я сорвался… Прости. – Мы, Чонгук, не ты, а мы. Ты не виноват. Извини. – Обнимает крепче младшего. – Я просто не хочу торопиться. – Юнги, – поднимая голову с плеча, шепчет Чонгук, удивлённый этим «мы». – Дай мне время, хорошо? – Что... Да… Прости. – Все в порядке, слышишь? Просто мы много выпили и нас потянуло. – Ты точно не сердишься? И не… не… – Он хочет сказать: «Бросишь меня или убежишь», только не может вымолвить и слова из-за волнения. – Чонгук, – Юнги берёт его лицо в свои руки, как в тот вечер, когда Чонгук пришёл пьяным, выпучив его губки уткой и собираясь с духом, нежно шепчет в них, – я тоже тебя очень хочу! Для Чонгука слова Юнги, как открытая Америка для первопроходцев. – Хён… – Дай мне время. Мне очень важны наши отношения, чтобы сразу прыгать в постель, к тому же пьяными. Понимаешь меня? – Опускает руки на плечи, нежно поглаживая, чтобы младшей наконец успокоился. – Да. Прости. Для меня они тоже важны, не подумай, что я просто тебя... хотел, то есть хочу… но не пьяным… Нет… Я… Прости. Мне так стыдно за себя. – Нет, Чонгук, нет. Тебе не должно быть стыдно. Слышишь меня? – Да, – и в подтверждение головой машет, – я пойду спать к себе. Прости ещё раз. Спокойной ночи, хён. – Он легко целует его в уголок губ и быстро идет в свою комнату, под одеяло материть себя за свою несдержанность. Спермотоксикоз просто бьет в голову. – Спокойной ночи, Чонгук-а, – уже в тишину шепчет Юнги. Вот тебе и взрослые, и сдержанные решения. *** Чонгук, проснувшись утром, принял душ, позавтракал в тишине и даже не зашел в комнату Юнги посмотреть, как там старший, разбудить или пожелать доброго утра. Вчера все вышло из-под контроля. Алкоголь ударил в голову, а запах Юнги сносит крышу, вот кто виноват. Он ведь тоже не хотел спешить, он слишком дорожит этими отношениями, чтобы сразу лезть в штаны Юнги, просто его тянет к старшему, очень сильно, срывая все тормоза. У него ведь не было секса где-то около полугода, и, кажется, ещё не скоро будет с его-то успехами, чтобы залезть в трусы Юнги, да и чтобы он там делал, если нихрена не знает, только в общих чертах. Вот тут и возникает вопросик ещё тот. Он же не сказал, что он по девочкам, был, как бы между делом, и что делать с парнем, он-то и не очень знает, точнее не знает, как все правильно делать, чтобы удовлетворить своего партнера. Юнги сразу заметит его копошения, а тогда что, придётся сказать, что он никогда с парнями не спал и не имел отношения, после чего может посыпаться ещё тысяча вопросов от Юнги, на которые придётся врать? «Потом что-нибудь придумаю.» Чонгук возвращается в свою комнату и берёт тихонечко ноутбук, учиться, ага. Он уже битый час сидит с красными щеками на кровати и пялится в экран ноута, и вместо учебы шарит по сайтам с поиском: «секс для чайников-геев» или «как трахаются мужик с мужиком», «задний проход – это больно?», «как сделать, чтобы твой парень кончил?» и только успевает закрывать ссылки порно, что сразу выскакивают. О боже, ему дико стыдно, и он должен признаться, что он в этом просто зеленый. Он ничего не знает, а читать вот это все – кажется полным кошмаром. Но все равно у них это когда-нибудь случится, и Чонгук вроде уже даже готовый, если вчера полез бесстыдно на рожон. Опять нужно просить помощи в Тэхёна, только вот Тэ тоже не спал с парнями, сильно он не поможет, разве что теорию знает лучше и с первых уст будет лучше услышать, чем сидеть и все вычитывать одному. Первое, что для Чонгука важно осознать: секс с Юнги совсем не противный, с другими – фу, даже думать гадко, но с Юнги, оу… О да! Просто немножко страшно, это ведь будет как бы первый раз, и вопрос в том, кто кого? Кто будет пассивом, а кто активом?! И если Тэ так безапелляционно заявлял, что Юнги, кажись, только актив, то это значит, что это Чонгук должен свою задницу подставить? «Почему ты вообще об этом сейчас думаешь? Готовишь нашу задницу к делу?!» «А когда? Лучше быть готовым ко всему! Спешить не спешить, а нам точно не по семнадцать лет, чтобы долго тянуть резину. И если Юнги захочет быть сверху, то… нам согласиться?» «Чонгук, ты хочешь трахаться с мужиком! Приехали, чем тебе девки не угодили?! Подумай хорошенько, пока совсем не поздно! Это ведь наша задница!» «Но это ведь Юнги!» «Но он ведь мужик!» Пока Чонгук мысленно спорил с самим собой, он не замечает, как в комнату заходит Юнги, улыбаясь, и когда тот подаёт звук, то Чон шарахается, закрывает крышку ноутбука со скоростью света, чуть ли не падая с кровати. – Привет. Осторожно. Я стучал. – Он присаживается на край кровати, всматриваясь в покрасневшие Чонгука. – Ты не слышал? – Хён. Я… Я просто задумался. – Откладывает ноутбук с коленок и подсаживается ближе к Юнги. – О чём? Взрослые темы? – дразнится Юнги, вспоминая моменты в домике у озера. «Ещё какие!» – так и хочется сказать! – Ну хён! Я учился! Учился! – наглая ложь слетает с губ Чонгука. – Все в порядке? – и это вопрос был задан таким успокаивающим тоном, кажется, речь идёт точно не о состоянии младшего, а о вчерашнем. – Да. Прости. – Чонгук садится ещё ближе и кладет свою голову на плечо хёна. – Хватит. Я же сказал вчера. Ты очень важный для меня человек. Я не хочу, чтобы ты себя терзал за вчерашнее. – Значит, ты точно не злишься и пойдешь сегодня со мной на свидание? – с энтузиазмом спрашивает Чон. – Если ты хочешь… – Хочу! Очень хочу. – Накидывается на него Чонгук и валит на кровать, обнимая, как коала. – Чонгук! Задушишь. – Прости. – Отстраняется от него младший и улыбается. – Тогда, хён, оденься потеплее! Целый день они занимаются своими делами: Юнги пишет тексты песен у себя в комнате, а Чон так и остаётся у себя в кровати, делая уже, наконец, уроки, созванивается позже с оммой, а потом полдня переписывается с Тэхёном. Чонгук: «И как ты вчера погулял с Соджуном?» Тэхён: «Никак» Тэ как раз погружается в теплую пенящуюся воду с морской солью и эфирными маслами, которые хорошо впитывает с водой кожа, делая ее более гладкой. Он лежит в большой ванне под песни сэра Элтона Джона, чтобы полностью расслабиться и избавиться от накопившегося раздражения. Что не день, то хочется умереть. Почему он пишет Чонгуку «никак», потому что, пройдясь с ним двадцать минут по улице до кафе, он резко остановился и, сославшись, что ему плохо, может быть простудился, ещё пару раз кашлянул для уверенности, чтобы заверить Соджуна, что он не прикидывается и ему очень жаль, что не сможет провести с ним время, отправился на такси домой, которое остановил его «друг». Он не хотел, чтобы Соджун беспокоился за него, поэтому ответил на сообщения, чтобы он не волновался, что он поправится и очень извиняется за сегодня, на что старший просто написал, что его здоровье важнее. Ну что же, с одной стороны приятно, а с другой – тошнит от себя и своего вранья. Настроение было уж очень херовым и виной этому был один человек, не выходящей из головы. Проводить время с Намджуном даже в компании друзей в последнее время все тяжелее и тяжелее. Он злится на его вопросы, на него в целом. Он не понимает, что за нафиг творится с ними. И не отталкивает, кажется, как надо было, и вроде бы придерживает в каком-то значении, которое точно неизвестно Тэхёну. Чонгук: «Когда ты ушел, Намджун был сам не свой. Мне кажется, он был расстроен и злился.» Но почему-то от этого не легче, хотя вроде должен был радоваться. Чему интересно? Тэхён: «Извини, Чонгук, но я честно не хочу говорить о нём. Хорошего вам свидания.» Чонгук: «Я могу приехать, если хочешь. У меня есть ещё время.» Тэхён: «Просто проведи время с Юнги. Влюби его в себя по самые уши, чтобы аж страдал от своей любви к тебе!» Чонгук: «Спасибо, Тэ. Пожалуйста, не унывай!» Ну хоть кому-то везет, думает Тэхён, уходя под воду с головой, через пару секунд выныривает, чтобы вдохнуть нужный воздух. Он думает, что в следующий раз, когда он столкнётся с Намджуном, и тот полезет с расспросами и как бы своей «дружбой и беспокойством», он не испугается, а выскажет все, что думает, даже если после этого его, как всегда, оттолкнут. Намджун не один тут мудрец, со своим сексуальным телом и загорелой кожей, драконьими глазами, сильными руками и большими пальцами, которые могли бы делать с его телом… О, уже кого-то понесло. Легкий стон вырывается с губ Тэхёна, стоит ему только подумать о Намджуне. Если у него нет секса, то он хоть себя пальцами побалует, чтобы расслабиться окончательно. Он опускает свою руку под воду и легко поглаживает свой член. Тэхён не впервые дрочит на светлый образ Намджуна из головы, и уже совсем не стыдно, только уже ненавидит себя за то, что такой слабый, и стоит ему только подумать о нем, как сразу все вылетает из головы. Это просто –обхватить, вспоминая сильные, мужественнее руки Намджуна, не то что у Тэ –нежные и тонкие пальцы, пройтись по всей длине, сжимая сильней у основания и немного слабее к верху, представляя, как делал бы это Намджун ему, целуя приоткрытые уста, на все готовые, лишь позови, приблизься… Движения по члену становятся быстрее, ритмичнее, дыхание учащённое с тихими стонами, срывающимися с губ, ещё несколько движений вверх-вниз, и он кончает с громким стоном, пачкая воду спермой. «Вот и забыли. Вот и отпустили. Только себя опустил в очередной раз!» Тэхён зол, и он обещает себе, что это был последний раз, когда он так поступил. Но что делать, когда ты безнадежно влюблен в мудака. *** Вечером они уже наконец собираются на такое долгожданное свидание. Чонгук немного нервничает, надеясь, что всё пройдёт хорошо и гладко, и светится заодно от радости. Он же так долго об этом мечтал. И поведение Юнги его тешит. Котик утихомирился, не пугается, не убегает, а сам вроде как ластится. Они решили поехать, поскольку сегодня они будут точно трезвенниками, на старенькой машине Юнги Hyundai 2002 года выпуска, это вам не новенькая красотка Чонгука, но ему все равно, он с ним, они вместе, рядом, и все равно в какой тачке. Чонгук даже выпросил сесть за руль, на что Юнги долго дразнился, но разрешил. Ещё снег как на заказ начал падать, кружит крупными снежинками, поднимая настроение, Чонгук подумал, что свидание точно удастся, все кажется таким романтичным и праздничным, все, кроме пробок на дороге, ну ничего, они же вместе. Когда они доехали до места назначения, Юнги, кажется, долго стоял и смотрел большими глазами, из-за чего Чон стал нервничать ещё больше. – Е… Чонгук… – тормошит его Юнги за рукав куртки, как делают удивлённые и перепуганные дети. – Тебе не нравится? – как-то обескураженно спрашивает младший. – Е… не то чтобы, просто я думал, что мы пойдем в кино или… ну… не знаю, а тут… Он со страхом в глазах смотрит на открытый ледовый каток, занимающий практически всю площадь в центре города, который является главной достопримечательностью в Сеуле зимой. Он достаточно большой и имеет форму эллипса. По сторонам посетители могут насладиться красочными декорациями парка: украшенными елками и разными гирляндами вокруг катка. Все это создает такую праздничную атмосферу, что можно почувствовать себя как в сказке под светом ярких огней. Кстати о посетителях, Юнги немного с подозрением смотрит, поскольку он часто слышал, что в выходные сюда нелегко пробиться, так как каток особенно популярен среди молодежи, и очередь большая, а здесь всего пару людей, даже можно по пальцам сосчитать, странно. Да ему и невдомёк, что наш маленький кролик арендовал весь каток, заплатив бешеную сумму денег, чтобы закрыли для него, а эти пару человек исчезнут через пять минут, тоже всё оплачено, просто Чонгук подумал, что было бы слишком подозрительно, если совсем никого не будет. В голове у Чонгука это даже не считается за враньё или подкуп, он просто хочет быть с хёном вдвоем, не грех, это ведь их первое свидание, и Чон хочет, чтобы они могли взяться за руки или поцеловаться, никого не смущаясь. Только он не понимает, почему старший сейчас выглядит как перепуганный кот. – В общем, я не умею кататься, – словно страшную тайну открывает Юнги. – Не переживай. Я научу. – О да, наш хитрый кролик только на это и надеялся. Как Юнги будет с ним близко-близко, держаться за руки или падать в его крепкие объятия. – Но… я… – Юнги не очень хочется признаваться, что такой взрослый ворчун-хён боится просто-напросто кататься на коньках. Ну вот честно, его всегда пугало, как люди могут надевать такую «опасную» обувь с лезвиями. Это же холодное оружие! Если неосторожно перемещаться, ты же свалишься на свою пятую точку, это если ещё повезёт, и не на мягкую землю с травой, а на жёсткий лёд, после которого точно синяки останутся. Как такое может нравиться? Равновесие там держать…Тем более, холодно ужасно. – Хён, если хочешь, мы можем уйти и придумать что-то другое, – немного тихим голосом сказал Чонгук, словно расстроился. – Нет. Что… нет. Ты ведь хотел. – Но я хочу, чтобы нам обоим было весело, – беря за руку хёна, всматривается в его глаза. – Ну... ты же меня научишь. И я думаю, мне понравится. – Хён. – Не выдерживая, он обнимает старшего, целуя быстро в щеку, а потом отстраняется уже радостный. – Пойдем, нужно взять обувь. Он помогает надеть Юнги коньки, осторожно касаясь хёна с улыбкой на лице, боясь сильно зашнуровать. Когда они уже стоят около бортика, Юнги начинает бояться ещё больше, что не скрывается от Чонгука. – Хён, – смеется Чонгук с милого испуганного Юнги, ну кто бы мог подумать! Он дает ему свою руку, и они уже становятся на лёд, и Юнги быстро прилипает к Чонгуку, даже никого не стесняясь, жизнь важнее. – Хён, – такое поведение старшего вызывает улыбку у Чонгука, – ты же не даёшь мне скользить. – Незачем! Мы можем просто так постоять. – Хён! Ты мне веришь? – глупый вопрос от того, кто постоянно врет. – Так нечестно, Чонгук! – Давай мне руку, и я поведу тебя за собой! Не бойся, я тебя не отпущу! – со смешком говорит и улыбается Чонгук, когда Юнги протягивает ему свою немного дрожащую руку, почти что сердце отдает. Чон, немного отстраняясь, ведет хёна за собой, шаги Юнги по льду немного неуверенные, но он крепко держится за Чонгука и ему почти не страшно. Люди, как было запланировано, через пару минут уходят, оставляя их одних на целом катке. Юнги даже уже не замечает никого, кроме Чонгука, падая в его объятия каждый раз, когда не может удержать равновесие. И постоянно на его лице появляется улыбка, это так странно, он никогда раньше так много не улыбался. Как он счастлив. Они, кажется, уже больше получаса топчутся почти на одном месте, пока Юнги решается шагнуть вперед. – Вот видишь, хён. Не так уж и сложно. – Осторожно направляет за собой Юнги Чонгук. – Это потому, что я вцепился в тебя клещом! – Давай тогда попробуем без меня. Я отойду немного, а ты попытаешься сам ко мне проскользить. А? – Ты издеваешься надо мной? – озадаченным взглядом смотрит на младшего. С координацией у него, кажется, проблемы. – Хён! Ну что ты как маленький. Давай. Он отпускает руки старшего под его крики «не отпускай меня!» и делает пару скольжений назад. Он чувствует себя хорошо, он с детства катался на коньках с Тэхёном зимой, это было почти что любимое их место, где они весело проводили время, поэтому он хорошо держится и катается, как и нужно золотому мальчику. Хорош во всем, чертёнок! – Давай, хён! Ко мне в объятия. – И как специально расставляет руки в стороны, приглашая в них нырнуть, под недовольным взгляд Юнги, который стоит и боится шаг ступить. – Не думал, хён, что ты у нас такой трусишка! – О, а это уже чистой воды провокация. – Чонгук! Ты труп! – смеётся Юнги и делает первый шаг трясущимися ногами, а потом второй и так и скользит неуверенно в объятия Чонгука. Но что-то идет не так, и через пару шагов он теряет равновесие и не может удержаться, нагибается назад, Чонгук быстро реагирует, и сильные руки не дают Юнги упасть на мягкое место, и крепко его придерживает за талию, улыбается, показывая свои передние зубки как у кролика. – Вот, видишь, хён, ты почти спр… – не успевает договорить младший, как Юнги по воле случая задевает его коньки своими, и они оба теряют равновесие, падая в сторону Юнги, и, чтобы смягчить падение хёна, Чонгук подставляет свои руки под затылок Юнги, и его коленки больно ударяются об лед, вырывая из него болезненный стон. – Чонгук, – обеспокоенно протягивает Юнги, лежа на льду на ладонях Чонгука, его зад почувствовал лишь легкий удар, поскольку Чонгук его придерживал. –Ты в порядке? Сильно ушибся? – Нет, хён, все хорошо, – немного врет Чонгук, поскольку на коленки пришёлся сильный удар. – Что-то мне слабо верится. Встать можешь? – Они так и лежат, Чонгук облокачивается только на одну руки, а коленки расставлены по обе стороны от Юнги. Встать Чонгук-то может, только вот совсем не хочет. Почему-то ему нравится, когда хён снизу лежит такой беззащитный под ним, как снежинки кружатся и ложатся на его волосы, теплое дыхание Юнги почти на его губах, все это так его успокаивает, что он даже забывает о боли, он бы так смотрел и смотрел на милого Юнги. – Чонгук, – уже тише выговаривает Юнги, всматриваясь в затуманенный взгляд младшего, который не сводит с него глаз. И это так завораживает, что он уже забывает и про холод, и что он чуть ли не звёздочкой распластался на льду под Чонгуком. – Хочу тебя поцеловать. – И не ожидая ответа, касается мягких губ хёна, не чувствуя сопротивления. Но стоит ему пошевелить ногой, как изо рта вырывается болезненный стон, который мигом отрезвляет Юнги, и он быстро отстраняется от желанных губ младшего. – Чонгук, – поднимается Юнги и помогает младшему встать на ноги, – ты как? Сможешь нас довести до выхода? – Все хорошо, хён. Смогу. – Хватит храбриться, Чонгук! – немного грозно произносит Юнги и берет руку Чонгука, закидывая себе на плечо. – Сейчас поедем домой, и я посмотрю, что с твоими коленками. А Чонгуку-то что, хоть и больно, но его будет лечить сам Мин Юнги, потерпит чуток, если хён его приласкает. Юнги сперва помогает сесть Чонгуку на пассажирское сидение, ещё и пристёгивает ему ремнем безопасности как мальцу под его визжания, что с ним все в порядке, но старший его не слушает и заводит свою шарманку как старая бабка, что это может быть опасно, коленки нужно беречь. Кто бы мог подумать, что Юнги такой заботливый, кажется, сам и не знал. Ещё в машине разок спрашивает, как он себя чувствует, на что довольный Чон отвечает: «Уже лучше.» Они едут уже в лифте, и Юнги все так же его крепко держит, чтобы мелкий опирался на него. Сажает его в гостиную на диван, приказывая снимать джинсы, а сам идёт за аптечкой. А Чонгук думает, что он не против-то снимать одежду, но было бы лучше под другим предлогом. Он слушается, снимает, совсем не стыдясь, видит на другом конце дивана покрывало и берет его, чтобы прикрыть свои труселя с младшим Чоном, потому что сейчас Юнги будет шарить по его ножкам, а он не железный. Юнги быстро возвращается и садится на коленки перед ним, а у Чонгука сознание уже подкидывает развратные картинки с участием хёна. Его можно понять, у него давно не было любовных утех, дрочить это не то, а Юнги у него вызывает самые горячие желания. На коленке только небольшая царапина и засохшая кровь, жить будет, и коленкам ничего не грозит. – Видишь, хён. Все в порядке. Просто сильный удар. Со мной все хорошо. – И в доказательство двигает коленкам, но немного морщится. – Ты меня напугал. – Обрабатывает ранку и слегка дует на нее. А мозг-то Чонгука уже пробуждается, точнее не мозг, а другая головка. Он только и смотрит, «прости, хён», на блядские губы Юнги и уже хочет в них впиться как животное. – Чонгук, – замечает странный взгляд младшего на себе, – уже не болит? – Не болит. Уже кое-что другое болит, точнее тянет внизу живота, но он вон какой умненький, что покрывальцем прикрылся. И вот атмосфера такая накаляющаяся, а взгляд Чонгука жадный и пристальный, а дыхание, он вообще дышит?! Юнги так близко к нему, сидит вот, гладит по коленке, даже не подрезывая, что вызывает у Чонгука мурашки по телу, весь такой нежный и самое главное уже его. Юнги личный фетиш Чонгука, и как он раньше этого не понял?! – Спасибо за свидание. Мне понравилось. – Так и сидит на коленках рядом с Чонгуком, смотря прямо в глаза, не зная, что дальше делать, сердце дико прыгает в груди, и убегать даже не хочется. – Но я его ведь испортил, – уже шепчет Чон, немного наклонившись вперед к хёну, поедая его глазами. Юнги не знает, что им руководит, но это что-то невиданное с его стороны. Он никогда не был открыт в отношениях, не умел делать первый шаг, не умел ласкать и заигрывать, а с Чонгуком его толкает все дальше и дальше в неизведанные дали, что, с одной стороны, до чёртиков приятно, а с другой – до бешенства страшно. Его словно поглощает. Как он потом вырвется из этих чувств? А надо ли? Он знает и помнит, что говорил, что не хочет спешить в их отношениях, но, смотря на такого Чонгука, просто до скрежета зубов хочется его, а он, как на зло, с расставленными коленями по бокам без джинсов, спасибо, что прикрылся, ещё так смотрит, пожирает…словно просит, и как тут отказать, когда уже даже дышать без него не хочется?! – Чонгук, – еле говорит Юнги с затуманенным разумом. А Чонгук, громко сглатывая, берет хёна за руку и тащит вверх, Юнги понимает, чего тот хочет, но это… ух… блять, он не может противостоять, поэтому поднимается на ноги и делает то, что хочет младший: садится ему на колени, расставляя свои по бокам, усаживается удобно, учащено дыша, а Чон приобнимает его и прижимает ближе к себе, и медленно гладит по спине. – Я знаю, что мы не должны спешить, – через силу выговаривает Чонгук, еле себя сдерживая, и проводит пальчиком по нижней губе старшего, – но целоваться нам можно. Мы можем остановиться, когда … «Твою мать!» Юнги подаётся вперед и сам целует, сразу переходя на несдержанные поцелуи, вторгаясь языком в рот младшего, соединяя их языки вместе, смешивая слюну, словно оголодали. Пальцы Чонгука впиваются в бедра старшего, еще больше прижимая его к себе, что они опять чувствуют, как их члены соприкасаются через одежду и покрывало, но Юнги не сдерживается, ему мало. У него словно слетели тормоза, и он нашаривает пальцами это чертово покрывало и отшвыривает его прочь, ближе прижимаясь к Чону, который только и рад, что Юнги трется об его член и так страстно отвечает на безумно несдержанные поцелуи, будто их кто-то подгоняет или хочет забрать друг у друга… – Нам... ну-жно… оста-но… – сквозь страстные поцелуи еле выговаривает Юнги, но слышит только, как Чонгук угукает, и сам подаётся вперед, вырывая стон у младшего, снова сплетая их языки в горячем пламени. Им сносит крышу, обоим причем, они уже не понимают, как Юнги сам помогает Чонгуку снять с себя футболку, отбрасывая ее на пол, чтобы лучше почувствовать касания младшего к своему телу. Чонгук удерживает Юнги за шею, не разрешая разорвать поцелуй, а его руки блуждают по тонкому изящному, такому нужному телу, которое поддаётся назад. Но Юнги отстраняется не для того, чтобы всё прекратить, как подумал Чон, а чтобы вдохнуть немного воздуха, потому что жар так и исходит от них, и Чонгук, радостный такому поведению старшего, снова вовлекает его в страстный поцелуй, а потом, решаясь, потому что больше не может сдерживать себя, совершает толчок вперёд по члену старшего. Возможно, было бы разумно прекратить, остановиться, они обещали не торопиться, не наступить опять на грабли, но он не может, не сегодня, он хочет, он очень хочет, он столько раз себя сдерживал, что сейчас просто нет сил себе отказывать, поэтому снова совершает толчок и наслаждается увиденным: как Юнги выгибается, его всего трясёт от происходящего, и он ещё раз толкается, чтобы довести Юнги до предела, зацеловывая уже красные и пухлые от поцелуев губы снова и снова. Чонгук сходит с ума, Юнги на его коленях, трётся, толкается, весь такой податливый и его, обнимает, целует, его руки на затылке взлохмачивают волосы младшего. Они уже не стыдятся и не сдерживают себя больше, трутся друг об друга, чтобы наконец получить такую долгожданную разрядку. Чонгук, делая еще один толчок, кончает себе в трусы, громко мыча в губы Юнги и тяжело дыша, не сдерживая и не скрывая, что с ним делает Юнги, и помогает хёну довести себя до такого блаженства, которое почувствовал младший. Он сильнее примажется и сильно сжимает талию Юнги, что остаются красные следы от пальцев, которые, возможно, позже станут темными, помогая ему тереться об него со всей силы. И когда он слышит тихий стон, а голова Юнги зарывается в его плечо, понимает, что старший тоже кончил. Они так и сидят минуту, мокрые от ласк, пытаются привести дыхание в порядок, даже не двигаются, боясь, что сделали все неправильно, слишком быстро, не в плане фроттажа, а в отношениях в целом. Они же договаривались, что не будут спешит, а тут как ненормальные терлись друг об друга, чтобы получить долгожданную разрядку и близость. Но можно и заодно их поздравить, вот они уже не топчутся на одном месте, продвинулись, так сказать, дальше, на пару шажков. Вот тебе и не спешить, вот тебе и удачное первое свидание, мать вашу. «Пиздец! Мы только что занимались фроттажем!» – думает Чонгук и начинает молиться, чтобы Юнги потом от него не отвернулся из-за того, что он даже не попытался остановиться. «Вот тебе и поцелуи!» Чонгук, может быть, и сказал бы, что он зол, что не сдержался, вот только это была бы ещё одна глупая ложь, потому что хотел, желал… – Хён, – обеспокоенно и немного пугливо говорит Чонгук, чувствуя, как Юнги дышит ему в шею, а его сердце дико стучит. Он ожидает всего, ну почти, он уже готов, блять, и извиниться, и ноги целовать, только бы Юнги сейчас не испугался и не отвернулся от него. Что касается Юнги, там нет места гордости. Это в самом деле безумная любовь, он готов ко всему. Но Юнги отстраняется от Чонгука и улыбаеться, смеётся, причем громко, и младший, удивлённый таким поведением Юнги, тоже начинает смеяться. – Юнги, ты не злишься? – тихо и даже без этого дурацкого «хён». Нежно поглаживает плечи Юнги, легкими движениями касаясь разгорячённой кожи. – Разве можно злиться на милого кролика? – интересуется Юнги, прекращая смеяться. Они уже это сделали. И виноваты, если что, будут вдвоем. Да что скрывать, он хотел этого. И хочет Чонгука больше, чем кого-либо. И член видимо его тоже, потому что стоит Чонгуку лишь поцеловать его, встаёт на раз-два, не то что раньше, хоть умоляй... Но поспешили… Но ничего… Они не маленькие, их просто дико тянет друг к другу. – Мне понравилось. То есть… я… – Мне тоже. – И видя широко раскрывшиеся от услышанного глаза Чонгука, добавляет: – Ты мне очень нравишься, Чонгук. – Но сам чувствует, что там далеко не просто «ты мне нравишься», там уже океаны, глубины безумной любви. – Если честно, я давно ни с кем не встречался. Да что и говорить, я впервые чувствую, что я с правильным человеком. Я не умею говорить красивые слова… или… «Пиздец!» – Ты мне тоже, – не дает ему договорить младший, – очень. Просто я… – Тебе кто-нибудь говорил, что, когда ты нервничаешь, ты очень милый. – Кажется, я никогда не нервничал перед другими… – Ох! Значит, я особенный. – Особенный. – И оставляет на его зацелованных губах лёгкий поцелуй. «Даже не представляешь, насколько особенный!» – Иди в душ первый. Я сделаю нам чай. – Спасибо, хён. Юнги слазит с Чонгука, ищет свою футболку, а Чонгук плетётся в душ. Под теплыми струями воды он улыбается. Наконец разрушилась эта неловкая неуверенность между ними, можно смело сказать, что они перешагнули эти барьеры. Потом они решают поужинать, после того как Юнги тоже принял душ, в гостиной на диване, где вместе смотрят фильм и едят, удобно рассевшись. – Хён… – Что? – Ты же не жалеешь? – смущенно спрашивает Чонгук, но глаз не отводит от хёна. Он должен был задать этот вопрос, просто должен. – Нет. – И как в доказательство целует Чона в уголок губ, срывая с них улыбку. – Это было лучшее мое свидание! – Но не может отказать себе в таком удовольствие, как подразнить младшего. – Но на каток я больше ни ногой! – За что Чонгук бьет дурашливо хёна в плечо, смеясь. – Хён. – Что? – Юнги кажется, что ему очень нравится это дурацкая привычка Чонгука хёнать, а потом ждать ответ. – На следующие свидание пойдем на скалолазание! – Чонгук! – За что младший получает ложкой по лбу, и они оба начинают смеяться. *** Сокджин не игнорирует Шону, ну как бы не очень, но так и не отвечает ему на сообщения. Парень дальше приходит в паб, садится, как всегда, на свое место и учит уроки, а Джин просто прячется у себя в кабинете. После того дня, когда он был у Шону дома, голова ходит кругом, и он не знает, как поступить, все-таки разница, кажется, слишком велика, и он не знает, сможет ли взять такую ответственность на свои широкие плечи. Он обещал, что пойдет на свидание, но не сказал когда, сославшись на то, что у него много работы в пабе, бумажки там всякие, отчеты… Так что может ещё и повременить, а мальчуган приходит, видите ли, очень упрямый. Он говорит: «Подожду», а Джину стреляться хочется. Ему никогда не было так тяжело принять решение, даже учеба казалась намного легче, чем придумать, как поступить с Шону. Не хочется ему портить жизнь пацану, но кто сказал, что он ему ее попортит? Если Шону гей, то точно не будет с девками встречаться, так что это не он его испортил… Шону найдет потом себе какого-нибудь парня и будет с ним встречаться, но вот возникает диссонанс, Джин не хочет. Почему это его Шону должен встречаться с другим? Он чем плох? Статный мужик, красивый, успешный, можно сказать, только старше… Но бывает же такое, и что теперь, отталкивать нужно? Есть множество пар с большой разницей в возрасте, ну и ничего, живут вместе, любят друг друга, значит, и он сможет так? А что делать-то, играть недотрогу и старшего хёна?! Не очень-то хочется, это не для него. Остаётся, наверное, только все объяснить родителям Шону? А, вот в чем загвоздочка… Возможно, давать шанс Шону глупо, он мальчишка ещё, хоть выше и мощнее, крепкий орешек, но может быть он сам не знает, что говорит, но нет, он умный и сообразительный не по годам и раскусит Джина на раз-два. Но Сокджин знает, точнее признает, что ему нравится Шону, и себе не врет, не может, не такой он человек. Даже пригласил пацана на день рождения к себе, ну не мог он иначе, но Шону, как джентльмен, отказался, сказал, чтобы хён повеселился, и ещё так уверено: «Я не буду обижаться, честно.» Словно Джина бы это волновало, но волновало бы, сам знает, что сидел бы и мучился, если бы не пригласил… Неделя после дня рождения прошла быстро, он не приходил в паб, а взял себе отгул, главного оставил Юнги, пусть поработает, а то ходит очень счастливый в последнее время, а Джин устал, хочет отдохнуть. Шону пишет, а Джин не отвечает… думает, как поступить. Поехать по магазинам, обновить гардероб – то что нужно, чтобы отвлечь голову от мыслей, а также закупиться продуктами, как никак, а Джин любит готовить сам, если есть время, а не заказывать еду на дом. И вот он уже с хорошим настроением, вечер еще такой красивый, снежок падает на его уложенные волосы и любимое голубое кашемировые пальто, но его это совсем не волнует, только радует. Фонари светятся обаятельно-заманчивым тёплым светом, освещая путь и падающий белый снег, деревья и дома украшены гирляндами, что поднимает настроение, все выглядит таким сказочным, как и любит Джин. Он выходит из машины, открывает багажник, берет пакеты, не ждет никакого подвоха, и тут на тебе, кроме снега на голову падает… – Сокджин! А ты все такой же красивый, как и был. – Пакеты из рук выпадают в ту же секунду, и овощи катятся по всему багажнику, стоит услышать знакомый голос. – Что ты здесь делаешь? – Скрещивает руки на груди Сокджин в боевом режиме и оборачивается, вздернув голову вверх. – Да так… скучал. Нам же было хорошо вместе! – Правильно сказал, Джексон! Было! – уверено выговаривает Джин, а ноги немного немеют. Расстались они точно не на лучшей ноте. Джексон всегда был вспыльчивый и даже мог руку поднять, когда выпивал, хоть это вроде было только два раза, а потом извинялся долго и трепетно, а Джин прощал, он ведь не хрупкая барышня, терпел. В отношениях всегда есть сложности, он понимал, потому что, кажется, любил, потому что Джексон вел себя хорошо, ссоры у всех случаются, в любви клялся до гроба, говорил, что не проживёт без Джина, даже под венец звал… Что-что, а говорить он умел красиво, а потом Джин узнал, что тот козел ему изменял, и все… выгнал… Оборвал все связи, а теперь что… И кажется, полгода не прошло, а он вон стоит весь такой из себя, говорит, что скучал… надеется на что-то, Джин может и добрый, но точно не дурак. – Уходи. Я не хочу тебя видеть! – поворачивается назад и тянется к пакетам, собирая то, что выпало, не желая больше слушать этот бред. Но его руки быстро хватают за запястья и поворачивают к себе. – Прости меня! Я был козлом! Я сглупил! Слышишь меня? – встряхивает Сокджина, как куклу. А Джин чувствует запах алкоголя, исходящий от Джексона, что совсем не радует. – Прости! Я люблю тебя! Понял, когда потерял! Ну что мне сделать, чтобы ты простил? А? – Отпусти! – поднимает голос Джин и старается вырваться из сильного захвата. – Иди к тому, с кем мне изменял, или он тебя прогнал, и ты ко мне приполз?! – Джин! Ну давай, как раньше, вместе. Не глупи! Ты ведь любил меня! И я тебя люблю! – Больнее сжимает запястья Джина, оставляя красные следы, не давая ему вырваться. – Дурак я был. И никто меня не прогонял! Я сам ушел! «Дураком буду я, если поверю хоть одному твоему слову!» – Отпусти, Джексон! Я больше не хочу тебя видеть! Убирайся. – сердито выговаривает и пытается вырваться, но не тут-то было, Джексон ещё тот качок. «Я что, падок на качков?!» – думает Сокджин, мимолётно вспоминая образ невинного Шону. – Я же, блять, люблю тебя! Перестань выёбываться, и вместе пойдем к тебе, и ты можешь извиняться в любых позах! Ну же, Джин… как раньше… «О, вот и показал настоящего себя!» – Отпусти, козел! – Он сказал, чтобы ты его отпустил, – слышится яростный голос позади Джексона. «Ну пиздец!» – думает Сокджин. Этого ему ещё не хватало. Рыцаря в белых доспехах. «Приехали!» – А ты кто такой? – усмехается злобно Джексон, оборачиваясь, и смотрит на парня с расстёгнутой курткой, из-под которой виднеется школьная форма, и с насмешливой улыбкой спрашивает у Джина: – Серьёзно? Школьник? Джин! Я от тебя такого не ожидал! Что, с ума сошел? – Я сказал, тебе, его отпустить! – Бросает рюкзак на землю Шону, испепеляя глазами этого отморозка, который делает больно его хёну. – А то что? – с вызовом говорит Джексон, но отпускает руки Джина, уверенно медленной походкой идет к Шону. Злость так и разливается по телу, а алкоголь только прибавляет дерзости, что это ему какой-то несовершеннолетний отморозок будет указывать! Джексон таких на раз-два… – Джексон! – кричит Джин, привлекая внимание к себе, чтобы он не подходил к Шону. Но тот не слушается, даже не оборачивается, махнул просто рукой на Джина, чтобы тот закрылся, и идет прямо на свою цель, и, когда впритык становится, чтобы лицо совсем было близко, скалится как хищник. – Рискни! И увидишь! – Пальцы в кулак сжимает и успокаивает свое дыхание, смотря прямо в глаза. Ему совсем не страшно, Джексон немного ниже него, но хорошо сложен, по нему видно, но Шону это не беспокоит. Он не хочет драться, показаться перед своим хёном глупым мальчишкой, которому только и дай кулаками помахать, но защитить Сокджина, даже если тот сам против, должен. – Джин, – смеётся в лицо Шону Джексон и обращается к хёну, – и ты позволишь этому мелкому засранцу касаться себя? «Что за ёбаная драма тебе! Вот и дорамы смотреть не нужно!» – думает Джин от злости. Он немного напуган этой ситуацией, но думает он не о себе, все его мысли заменяет: «Только бы с Шону все было хорошо.» Сокджин быстро пишет что-то на телефоне и прячет в карман, быстро подходит к ним, стараясь стать между ними, но Шону мгновенно реагирует и заводит Джина к себе за спину, и обрывает любые движения Джина встать перед ним, слыша язвительный смех Джексона. – Будешь прикрываться мальцом? – Уходи, Джексон! Я вызвал полицию! – почти лжет в глаза Сокджин. – Вот разберусь с молокососом и уйду! – Он не верит Сокджину. Шону видит, как Джексон сплёвывает на землю, обманный маневр, и замахивается, чтобы нанести удар кулаком по челесте, но Шону быстро отталкивает Джина ещё больше назад так, что старший теряет равновесие и падает на землю, слегка ударившись попой об снег. Пацан реагирует на удар – уклоняется и сам наносит хук справа, что Джексон почти теряет равновесие, чуть не падая, упирается ладонями в землю, чтобы не свалиться полностью, но снова подается вперед, хочет напасть… – Прекратите! – кричит Джин, поднимаясь на ноги, и облегченно вздыхает, когда видит, как из подъезда выбегает человек в полицейской форме и разнимает парней. Через пару минуту Джексон доказывает полицейскому, которого хорошо знает, что это Шону напал на него, но Джин встает на защиту молчаливого Шону и говорит, что как раз все наоборот. Где-то пятнадцать минут хватает на то, чтобы разобраться, что к чему, и когда полицейский спрашивает Сокджина, будет ли он писать заявление, Сокджин отказывается и говорит Джексону, чтобы больше к нему не приближался, на что тот плюнул ему под ноги и ушел с матами в его сторону, говоря, что Джин последняя подстилка, которому уже без разницы с кем спать и что он больше ему не нужен тысячу лет. Пусть катится! Это вам не фильм, чтобы Джин стоял в сторонке и ждал, кто кому начистит морду первый. Здесь ситуацию нужно брать в свои руки. Не хватало ему ещё Шону с синяками для полного счастья, потом у мелкого могут быть проблемы в школе. «Проблемы в школе! Ну приехали, папаша!» – мысленно смеется Джин. – Спасибо, Гу Мен! – говорит Сокджин хорошему знакомому, когда ушел Джексон. – С меня обед! Гу Мен работает в полиции и, к счастью, он сосед Сокджина, и они в хороших отношениях. Гу Мен не раз говорил, что Джексон не стоит и мизинца Кима. Джин всегда дружелюбный со своими соседями и иногда угощает его кофе, когда тот приход в его паб. Стоило Джину только написать смс, что нужна помощь, Мен не отказал. – Не за что, Сокджин! Надеюсь, Джексон тебя больше не побеспокоит, но было бы лучше, если бы ты проучил этого козла и накатил на него заявление! Но дело твое! – Расставляет руки в сторону и присматривается к тихому Шону, который ни слова не проронил. – Удачи! Через пару минут Шону стоит у порога Джина и слушается, когда ему говорят, чтобы он снял верхнюю одежду и положил рюкзак на полку, отправлялся за ним. Ким на кухне, кладет пакеты на столешницу, идет к верхней полке и достает оттуда припрятанное вино, и открывает бутылку, чтобы немного успокоиться, наливает себе целый бокал и смотрит на топчущегося возле двери Шону. Джина даже это смешит, полчаса назад он был смелым, уверенным, готовым защищать, а сейчас стоит и скромный весь такой из себя, смотрит на пол, разглядывая свои носки с оленями, видимо, омма подарила своему сыночку. – Откуда узнал, где я живу? – отпивая глоток вина, спрашивает спокойно Джин, опираясь на столешницу левой рукой. – Подсмотрел у тебя на столе в первый день знакомства, – тихо шепчет Шону, теребя свои пальцы. – Там были письма и… – Ранен? – Нет. – Шону. – Выдыхает и подходит ближе к младшему. – Зачем пришел? – Ты не отвечал и не показывался. Я думал, с тобой что-то случилось, хотел тебя увидеть. – Поднимает голову и смотрит прямо в глаза. – Это был твой бывший? Ты ведь не будешь с ним больше вместе? Я не хочу, чтобы ты был с ним! – и тихо добавляет: – Будь со мной! – Шону! – тянет Сокджин, потому что сил отпираться уже совсем нет. – Ты обещал мне свидание! – Припоминает Шону Джину. – Хорошо, – легко соглашается старший. Свидание так свидание, хватит мучить малого, думает Джин. – Проведем его у меня! Что будешь пить? – Вино? – Щас! Чай тебе сделаю. Иди в гостиную, но возьми вино и мой бокал, пожалуйста. Шону садится на диван в гостиной, как было сказано, проводит по коленкам ладонями, своими внимательными и пытливыми глазками все рассматривает, запоминает, берет бокал со столика, отпивает ровно три больших глотка, смакует, пока Сокджин не видит и не ругается, а потом доливает в бокал, будто и ничего не было, вряд ли хён будет проверять. Шону не очень-то и пьет, вообще-то, законом ему ещё запрещено пить, но он пробовал, ничего так, но так как он занимается спортом, он решил, что будет держаться от алкоголя подальше. Но и у Джина вкус что надо, красное полусладкое, вкусное, а ещё и из одного бокала выпили, радость-то какая. Через пару минут приходит Сокджин, ставит на столик кружку с горячим чаем с запахом апельсина, который улавливает Шону, и кладет рядом мандаринки и конфеты разные. Он же у нас гостеприимный. Садится рядом, удобно умостившись, включает телевизор, как раз идет концерт с айдолами, немного убавляет звук, берет бокал и делает пару глотков. – Шону… Ты ведь понимаешь, что мне уже двадцать семь, и я… – Хён, – обрубает Шону, – самому-то не надоело? Эту шарманку заводить, ну честное слово! Это тебе по-корейски двадцать семь, а ты считай, как люди за границей, и все будет хорошо. – А ты настырный, Шону, да?! – А тебе это мое имя нравится, да? Что только и говоришь: Шону… Шону…, и я уже знаю, что ты будешь говорить, точнее упрекать! – Шону! – Ну вот опять! Ну тебе же не сорок! Да чего ты боишься-то? – подсаживается ближе и тычет пальчиком в коленку старшего, на что получает в ответ смешок и отпивает глоток, как Шону уверенно утверждает: – В сексе я хорош! – И Джин от услышанного чуть не давится, и Шону бьет его легонько по спине, пока хён содрогается, кашляя. – Я сделаю вид, что я этого не слышал, – вытирает губы ладонью Джин и сам краснеет под цвет вина. Такого, уж если быть честным, он не ожидал, хоть уже знает, что младший может выдать такое, что мама родная, совсем за своим потоком слов не следит, хоть на вид такой скромный. – Хёну, ты умный парень, так же, как и настырный! – Поэтому у меня в комнате много медалей, хён. – Теребит джинсы Джина на коленке, где есть маленькая дырка, совсем не стесняясь, а старший только наблюдает за круговыми движениями младшего. – Спасибо за сегодня, Шону. – А можно вместо «спасибо» поцелуй? – А ты не обнаглел?! – вскидывает брови вверх Джин и смеётся с расстроенного Шону, который опустил голову вниз и все ещё сосредоточенно колупается в дырке, словно ищет путь к сердцу. – Извини. Просто я думал, что за спасение благодарят. – А «спасибо» ты не услышал? – не хочет вестись на игру младшего Джин и тянется к мандаринке, чистит ее. – Хён, спасибо в карман не положишь! – О боги! Этот юноша сегодня Джина добьёт, если это не сделал Джексон. – Держи. – Засовывает ему в рот дольку мандаринки и начинает смеётся с глупого и удивлённого выражения Шону. – Ну хён! – жует мандаринку и дуется младший. Такого коварства он не ожидал. Джин заставляет выпить младшего чай и скармливает ему пару конфет, а также мандаринок, а тот только рад. Шону рассказывает немного о своей жизни, что у него нет отца, погиб пару лет назад, врачи нашли у него рак на последней стадии и вылечить не смогли, поэтому Шону усерднее стал заниматься плаванием, чтобы отвлечься от дурных мыслей. Его омма работает в больнице, медсестрой, поэтому часто остаётся на ночных сменах, она очень добрая у него. Он также просит рассказать что-то о себе, о его друзьях, особенно про Намджуна, который показался очень хорошим и умным. Они долго разговаривают, пока Джин не замечает, что на часах уже первый час ночи и что время с Шону пролетело так быстро и интересно. – Шону, уже очень поздно. Что скажет твоя омма? – Подрывается с дивана Джин, беспокоясь, он уже немного хмельной, выпил-таки бутылку вина. – Ничего. Она на ночной смене. Придёт только утром. – Я вызову тебе такси и оплачу. – Дотягивается до телефона старший. – А можно я переночую у тебя? – Видя испуганный вид старшего, сразу поправляет себя: – Я могу поспать на диване. Я так устал, – глазки трет для большего эффекта, – честное слово, не буду лезть к тебе! – Еще и крестик на себе рисует, видя прищуренный взгляд старшего. – А ты действительно настырный. – Я уставший! – защищается Шону и тоже поднимается с дивана. – Ну так что? – Хорошо. - Спорить сегодня он больше не в силах, - принесу тебе постель. Ванная там, – показывает пальцем дверь справа. Пока Шону принимал душ, Джин тем временем расстелил своему настырному гостю постель на диване и принес теплое одеяло. – Спасибо, Джин. – Выходит из ванной комнаты в одних пижамных штанах, которые дал ему Джин, а футболка лежит на его плече. А что Джину-то остаётся, он даже не обращает вынимание, что к нему без приставки обращаются, ясное дело, он смотрит на идеальное и накачанное тело Шону, как мышцы перекатываются под светом гирлянд, вот тебе и сказка, и он думает: «Ну что за подарок! Мать вашу!» когда он приближается совсем близко, что можно почувствовать его дыхание на своих губах. «Маленький паршивец!» – Ты! – Не знает, что сказать ему Джин. – Я? – Просто ложись спать! – Вздыхает Джин с сожалением к себе, если бы Шону не был настолько младше, сразу бы кинулся. И уже хочет уходить, делает даже такой уверенный разворот, но его легко перехватывают за локоть и заставляют повернуться обратно. – Спасибо, хён. – И медленно наклоняется, чтобы оставить на пухлых губах лёгкий поцелуй, сразу отстраняясь, немного боясь реакции старшего. Джин просто умирает от нежности и притяжения и, не удержавшись, да, алкоголь во всем виноват, не Джин, ещё раз целует, только на этот раз поцелуй выходит горячим и совсем не невинным. Джин отстраняется, быстро желает спокойной ночи и уходит. – Доброй ночи, хён! – шепчет Шону в ответ. Можно сказать, что свидание удалось, потому что Джин засыпает в своей комнате очень разнеженным и счастливым, что делает, кажется, все правильно. Он заслуживает счастья, даже если оно младше!