Wildest Dreams

"У кого много причин, тот много врет." Ну что...погнали...будет тепло (¬‿¬) аххахах Camila Cabello - Easy MONSTA X- Nobody Else I.M- God Damn BTS (방탄소년단) 'Fix You' (Original Song: Coldplay) *** Рождество для Джина точно было запарным, одним словом – рабочим. Хоть большинство корейцев и празднуют его дома с семьей, но молодежь в наше время предпочитает пабы, кафе и рестораны. И для Джина, как для управляющего, главной задачей было создать приятную рождественскую атмосферу и придумать с поваром Сынхуном интересное меню, которое сохранило бы традиции корейской кухни, но с изюминкой. Поэтому работал до упаду, ещё и Юнги отпросился, точно с Чонгуком обжимается, думал Джин, ну ничего, теперь и у него тоже есть с кем зажиматься. Шону приходил достаточно рано, потому что у него были каникулы, только вот Сокджин не очень был свободен – работал как пчела, в то время как Шону занимался в его кабинете или разговаривал с Юнги, когда у того был перерыв, а потом Джин отвозил его домой. Ничего интересного у них не происходило, просто болтали, узнавали друг друга и обменивались мимолетными поцелуями. Шону нравилось, что Джин старался сильно не париться, что он младше в их отношениях, но обращаться свободно не разрешал, только уважительное «Джин-хён», как ему нравилось, или Джин-щи. Хёну не возражал, все-таки его парень – взрослый мужчина, от вида которого у него слюнки текут по подбородку. На Новый год Сокджин тоже был ужасно занят, что даже Хёну стал ему помогать, чтобы не сидеть без дела, и Юнги ему поручал не тяжелую работу, за которую он брался с энтузиазмом. А потом, когда вез его домой, Джин очень извинялся и пытался впихнуть ему деньги, говоря, что каждый труд должен оплачиваться, но Шону отказался их брать и сказал, что пусть лучше хён эти деньги потратить на их свидания. И вот уже наконец спокойный будний день, Шону пришел в обед, немного нахмуренный и очень задумчивый. В пабе посетителей было совсем мало, и он сразу уже, по привычке, заваливается в кабинет Джина. – Привет, хён. – Сокджин как всегда сидел за ноутбуком и работал, но, когда зашел младший, тут же поднял голову и нежно улыбнулся. Шону подошел к хёну, чтобы оставить приветственный поцелуй на щеке, и сел на диван, удобно откинув голову на спинку. – У меня сегодня не так много работы. Так что можем потом сходить на свидание, посмотреть какой-нибудь фильм в кинотеатре? А потом поужинать. Как тебе план? – предложил Джин, не переставая что-то печать на компьютере. – Да, хён. Как скажешь. Не торопись, – спокойно произнёс Шону, совсем не реагируя, так и сидел. – Что-то случилось? – Джин слышал в его голосе расстроенные нотки, поэтому уставился на младшего. – Эм… нет, – все так же спокойно и сдержанно отвечал младший и не отвлекался от своего интересного занятия – рассматривания потолка. Сокджин немного напрягся, закрыл крышку ноутбука и пару секунд смотрел на младшего, пока не встал со своего места и не сел рядом, соприкасаясь коленками. Джин думал, что, наверное, Шону все хорошенько обдумал и понял, что Сокджин для него слишком старый. Шону ведь очень молод, у него вся жизнь впереди, кто захочет обременять себя серьезными отношениями в таком раннем возрасте, да ещё и со взрослым мужчиной, который постоянно работает. Не то чтобы он уже хотел лить слезы, но на душе как-то паршиво стало в тот миг. – Хёну, – осторожно начал Сокджин успокоительным тоном, – я ведь все пойму. – А у самого чуть ли сердце не выпрыгивает, он уж больно прикипел к мальчишке, влюбился, чтоб его. И почему ему всегда не везёт с парнями?! – Ты к чему это, хён? – Он повернул голову и уставился на Джина. – Если ты хочешь расстаться и не знаешь, как это сказать... Я пойму! – Шону обреченно вздохнул, как будто его обвиняли в краже, и все присутствующие указывали на него. – Ты никогда не верил моим словам и в наши отношения?! Зачем ты так?! – Сокджин аж рот открыл от такого обвинения в его сторону, ему дух выбило из груди, пока Шону смотрел на него жалостливо и осуждающе. – Хёну… – Я люблю тебя, хён, так уж и быть, прощаю тебя. – Шону совсем бесстыдно взял руку потерянного Сокджина и потянул к себе на коленки. Шону обхватывает лицо старшего и целует в губы. Джин его не отталкивает, уже полностью расслабившись, медленно целует в ответ, словно прося прощение. Да, он не верил словам младшего, так уж и быть, слишком был большой риск его сердцу, но теперь ничего не поделаешь, потому что все уже, влюбился по самые уши. – Я просто уезжаю на целую неделю на школьные соревнования по плаванию в Японию. На целую неделю, хён! Я тебя не увижу целую, – растягивает по слогам как маленькому, а у Джина чуть сердце не остановилось, места себе не находил, думал, что что-то случилось, а оказывается, он просто будет скучать! Господи, малой его сведет с ума когда-нибудь. – Неделю, хён! – Шону! – со стоном облегченно выдыхает Джин и смеётся своим фирменным смехом, который так нравится малому. – Хён! Это ведь не шутки! Как я буду без тебя?! А ты без меня? – Вот ему вообще не до смеху. Почему это его хён умирает со смеху, когда ему больно и обидно?! – Ох, Хёну. Кажется, я поседею быстрее, чем думал, – удобнее усаживается на коленях младшего, не прекращая смеётся с его выражения лица. – Ты разве не будешь скучать по мне? – обиженно спрашивает Шону с нахмуренным лбом и ближе к себе хёна прижимает, придерживая за талию. – Буду. Но лучше бы ты думал о тренировках и победе. Я ведь хочу, чтобы ты победил и принес мне награду, – чуть наклоняется и целует в висок. – Ох, хён, – у младшего тут же загораются глаза, – а какую награду я тогда получу от тебя? – Коварно улыбаясь, расстёгивает верхнюю пуговицу на голубой рубашке старшего, а затем и вторую, и следующую под непонимающий взгляд хёна. – Позволь поинтересоваться, а что ты делаешь? – Игнорирует его вопрос про награду. Так и смотрит, как Хёну уже расстёгивает пятую пуговицу, открывая вид на его вздымающуюся от умелых рук младшего грудь, дыхание вообще сбилось к черту, но Сокджин его не останавливает. Ему больше интересно, почему это он вообще позволяет Шону такое вытворять в своем кабинете. Юнги сегодня на смене нет, некому ему останавливать от необдуманных поступков. После того дня между ними ничего не было, кроме целомудренных и немного затянутых поцелуев. – Я ведь помню, хён. Не касаться, а только смотреть, – ликующе произносит Шону, расстёгивая последние пуговицы и раскрывая рубашку, взглядом облизывает подтянутый живот и поднимающуюся грудь с темными сосками, от вида которых у Хёну чуть ли слюна со рта не капает от возбуждения; ещё так губу нижнюю закусывает, глазами сверкает. – Может изменим правила, хён? –выстанивает в ухо и кусает за мочку уже зарумянившегося Джина. – Конечно, – с закрыты глазами говорит Джин и разрешает Шону целовать свою шею, – когда тебе стукнет девятнадцать. – А так, – он языком проводит вдоль шеи и добирается до уха, ласкает его, придерживая хёна за талию, как было позволено. Джин только получает удовольствие и немного прифигевает, откуда несовершеннолетний, его парень между прочим, знает такие фишки, от которых встает на раз-два, и он не исключение, потому что ему вмиг становится очень жарко и душно. Он закатывает глаза и думает, что ещё чуть-чуть и позволит мелкому разложить себя прямо здесь, в кабинете, на своем кожаном диване, если не соберет всю свою волю в кулак. – Хёну, – отстраняется Джин с румянцем на щеках и обхватывает ладонями его лицо, легко целует и мило, нежно улыбается на жалостливый взгляд младшего. – Я что-то не так делаю? – Он быстро опускает свои руки и ладонями поглаживает бедра старшего. – Меня больше волнует, где ты этому научился?! – Он не хотел, чтобы его вопрос звучал в приказном тоне, но получилось именно так. Шону на это хмыкает, отстраняется от Джина и кладёт голову на спинку дивана, уставившись в потолок, обдумывает, что сказать, чтобы хён не сердился на него. Старший чувствует это, поэтому смягчается, прочищает горло, снова оставляет поцелует на скуле младшего, улыбаясь. – Я не сержусь… – Знаешь, младший – не значит неопытный! – Снова смотрит на Джина, как он, наклонив голову вбок, немного хмурится, прищуривая глаза. – В принципе, оно это и значит. – Хм… ну, ты сам сказал «в прицепе»! – А ты просто хочешь увильнуть от ответа! – А разве уже это не сделал? – На лице Джина проскальзывает растерянная улыбка, и Шону времени не теряет, наклоняется к его шее и оставляет там цепочкой легкие поцелуи, и Джин снова сдаётся, он не отстраняется, а просто наслаждается. Но когда прохладные ладони ложатся на его талию, слегка поглаживая бока, он немного напрягается и злится, на себя, что не может сказать младшему прекратить. Что это не то место, где они могут так развязно себя вести. Конечно, без стука никто не зайдёт, Юнги не в счет, и вообще это все как-то далеко от норм морали, потому что как бы Шону не выглядел, он ещё несовершеннолетний, что снова немного злит Джина. – Сегодня омма в ночную смену, – хрипло шепчет в ухо и целует мочку, наслаждаясь тем, как Джин млеет от его ласк и немного напрягается, когда слышит, что шепчет ему младший. – Я могу остаться у тебя на всю ночь. – Господи, какой ты настырный! И я почему-то каждый день этому удивляюсь, хотя должен был уже привыкнуть к этому. – Я могу снова поспать на диване, если ты боишься за свое отверстие, хён. – И можно подумать, что это он в шутку говорит, но нет, даже и тень улыбки не проскользнула на его губах. Как всегда серьёзный, невозмутимый, горячий, словно жаждет смерти старшего, потому что все, на что Джина хватает – это укоризненно выдохнуть и снова залиться сумасшедшим смехом. – О, Господи! Дай мне сил! – ноет Джин и, содрогаясь со смеху, кладёт голову на плечо Хёну, который наконец-то видал из себя улыбку. Прекращая смеяться, Сокджин делает глубокий вдох и выдох, чтобы окончательно успокоиться, выпрямляется и смотрит на младшего. У него один вопрос: что ему делать с этим всем? – Айщ! Ты не можешь говорить мне такие вещи, Шону! Я старше тебя на девять лет! Прояви уважение, мелкий засранец! – Прости, хён. Но мы ведь встречаемся. А ты боишься зайти дальше. – И видя, как открывается рот Джин, точно для еще одного возгласа, он, прикладывая к его губам палец, снова продолжает говорить: – Я знаю, сколько мне лет. И знаю, что ты очень переживаешь. Но я не девушка, невинность ты точно у меня не заберешь. И я не рассыплюсь. И если ты думаешь, что мне нужно только одно от тебя, то я буду ждать, пока ты сам решишься, и тебя не будет все это настолько волновать. – Он прекращает, чтобы вдохнуть воздух, и, замечая, что старший понемногу успокаивается, продолжает: – Буду ждать столько, сколько тебе понадобится! Просто… не отталкивай меня из-за этого! Они некоторое время просто смотрят глаза в глаза, и Джин легко касается его щеки, целует, тем самым говоря, что не будет отталкивать. Он легко сминает губы младшего, проталкивая язык внутрь, сплетаясь с чужим, наслаждается, целует и забывается. Руки Хёну нежно поглаживают его спину, живот, отвечая на сладкие и развязные поцелуи. Руки Джина тоже не могут спокойно лежать, проникают под толстовку, легко царапая накаченный пресс, и он стонет в поцелуй. И они понимают, что снова теряются в этом чувстве, в наслаждение, потому что им становится дико мало, они готовы уже прямо здесь предаться плотским утехам. Но вдруг открывается дверь и на пороге оказывается мальчик, который, к счастью, не обращает внимания, что творится на диване, а залипает в телефоне, потому что монстра убить важнее, чем не врезаться куда-то, так и живет Ким Вонхе, младший брат Сокджина. – Хён! Я к тебе! Умри… умри… – не поднимая голову, выкрикивает уже телефону и кривится на входе. У Сокджина, кажется, очередной сердечный приступ, потому что он снова, как в проклятом дежавю, спрыгивает с колен Шону и, отворачиваясь, второпях застегивает пуговицы на рубашке, тихо матерясь себе под нос. Шону тоже встает и оттягивает вниз толстовку, даже не пытается спрятать свою глуповатую улыбку и смотрит на мальчика, поднимает вопросительный взгляд на Джина, который уже повернулся и заправляет свою рубашку в штаны, сильно стискивая зубы. Ему хватает меньше десяти секунд, чтобы привести себя в порядок. – Что ты тут делаешь, Вонхе? – Ставит руки в бока и смотрит на своего брата Джин. Он уже немного подрос, тринадцать лет уже за плечами, конечно, не такой высокий, как сам Джин, но тоже красивый. – Ес! – выкрикивает мальчик, когда убил монстра, и наконец поднимает голову, и взглядом встречается с высоким парнем, который стоит рядом с его хёном и смотрит на него. – Хён, а это кто? – Ещё и пальчиком тычет, снимает шапку и почёсывает лохматые волосы. – Это… – когда Джин признался родителям, Вонхе был ещё очень маленький, поэтому ему он только год назад рассказал о своей ориентации, получив в ответ: «О! А я видел недавно, как парень целовал парня. Ты так тоже будешь делать?» В общем, разговор не очень-то и состоялся, но малому, кажется, было все равно. – Сон Хёну, он мой … – Парень, – уверенно и слишком смело произносит Шону, смотря на озадаченного Джина. Возможно, Шону думает, что ему не следовало говорить об этом, пока хён сам не решится, но посмотрим правде в глаза, пока Джин решится, он сам уже и состарится. И если уж ему и дали зеленый свет, так будьте-таки любезны – придерживайтесь. Враньё он очень не любит. – А! – все, что смог выдать из себя Вонхе. – Поэтому вы тискались на диване? Джин на это только думает, что дверь отныне он будет запирать на ключ. Он так и стоит, и потирает виски, а потом тяжело выдыхает воздух. Видит Бог, он на такое не подписывался. – Так. Хватит! Никто не «тискался»! Почему ты здесь? – Ты не приезжал, а я скучал. – На это Сокджин только поднимает высоко бровь и смотрит с прищуром на младшего, скрестив руки на груди, всем своим видом показывает, что на этот бред он не поведётся. Его брат вообще не умеет скучать, ему лишь бы в игры поиграть и с друзьями повеселиться, оценки его оставляют желать лучшего. Только родители и Джин обеспокоены его будущем. – Ну хорошо-хорошо, – вскидывает руки вверх Вонхе, сдаваясь, – я был недалеко от твоего паба и просрал, – видя, как Джин суживает глаза и открывает рот, чтобы его отчитать за нехорошее слово, сразу же исправляется, –потратил все деньги на компьютерный клуб, а моему бедному желудку захотелось есть. Я и подумал, что ты меня накормишь, как любимого младшего братика, и дашь деньги на автобус. Джин лишь опускает голову и закрывает глаза, учи-учи, а все без толку. Теперь ему придётся возиться с двумя детьми. Шону просто стоит и улыбается, видимо, узнал свою черту – нахальство. – У тебя очень хороший брат, хён. – Дразняще бьет его легонько по плечу и на всякий случай отходит, потому что глаза Джина недобро сверкают. – Вонхе, тебе тысячу раз говорили, как нужно обращаться с деньгами. Неужели так трудно запомнить? Они не растут на дереве, как ты думаешь! – Выдыхает и смотрит на брата, который насупливается. – Я тебя накормлю. Но до дома пешком пройдешься, два часа, и заодно подумаешь над своим поведением. – Шону, кажется, впервые видит Джина таким строгим, что ему даже жаль пацана, и он начинает ещё больше восхищаться своим парнем. – Ну и хорошо, хён, – громко хмыкает, напоказ, – пойду скажу, чтобы Сынхун-хён приготовил мне обед. – И поворачивается с рюкзачком на спине, дотрагивается до ручки. – И когда буду идти домой, будет время позвонить и рассказать омме, чем мой любимый хён занимается у себя в кабинете с его парнем. – И довольная улыбка озаряет его лицо, и он даже делает уверенный такой маленький шаг, когда слышит: – А ну стоять, маленький засранец! – Джин бы начал опять возмущаться, но знает, что это ничего не даст, поэтому идет к столу и берет свой бумажник, вытаскивает пару купюр и протягивает мелкому шантажисту. – Надеюсь, хватит, чтобы ты молчал! Вонхе с довольной улыбкой на лице пересчитывает деньги и протягивает ручку вперед, говоря: – Сегодня, хён, молчание стоит дороже. – Да чтоб вас… – злится Джин, что аж уши покраснели, а на шее желваки гуляют. Кладет на ладонь брата ещё деньги. – Вот, больше не дам! – Спасибо, хён! Приятно иметь с тобой дело! И быстро выбегает из кабинета, даже не закрыв за собой дверь, поэтому Джин подходит и сам, громко стуча, закрывает и головой упирается. Почему это все с ним происходит? Он не то чтобы стесняется Шону, он уже взрослый, он с этим справится, но избежать разговора с оммой на эту тему уж очень хочется, по крайней мере сейчас, пока у них всё только начинается. Шону подходит сзади и обнимает хёна со спины, оставляя поцелуй на шее. И Джин, кажется, в мгновение расслабляется в этих объятиях. – Если ты хочешь, чтобы я ушел, я могу… – Нет, – обрывает младшего и поворачивается к нему лицом. – Если ты не против, я бы просто хотел провести с тобой время у себя дома, выпьем вина, то есть я выпью, а тебе сделаю чай, включим фильм и будем наслаждаться домашней романтикой, вместе, без сотни людей в кинотеатре. Как тебе? – Оу! Я не против, если ты скажешь, что мы будем целоваться очень долго, и ты разрешить поспать в твоей кровати, разумеется, в приличном контексте, хён. Я буду послушным! Честно! – Ещё и улыбается, негодник, самой своей очаровательной улыбкой, что Джин уже думает, все… приехали… – Несколько поцелуев! И ты держишь дистанцию в кровати! – Дистанция на самом деле нужна только Джину. – А вот когда победишь на соревнованиях, тогда можно будет говорить про обнимашки в постели. – Хён, – оставляет на губах лёгкий поцелуй, – а я ведь выиграю, и тогда захочу что-то большее! – Выиграй сначала. – О, хён, даже не сомневайся, у меня теперь есть мотивация. – И легко вжимает Джина в дверь, начинает развязно целовать и шарить ладонями по бедрам старшего, покусывая его нижнюю губу, и чуть отстраняется, потому что самого сейчас опять поведет. – Вот черт! – выдыхает Джин распалённый, поведением младшего. Ведь сам знает, что долго он не продержится. Накупив продуктов в супермаркете, они приезжают к Джину где-то под вечер, вместе готовят ужин и много болтают. Сокджин учит Хёну паре приемчиков в кулинарии, и тот впитывает все как губка, успевая цеплять хёна: то плечо погладит, то по попе ударит, получая в ответ шуточные угрозы и улыбку. После ужина каждый по очереди принимает душ, а потом вместе заваливаются на кровать, включают фильм и смотрят на мягких подушках старшего. Уже достаточно поздно, но никто из них не хочет спать, день был не таким уж насыщенным и трудным. – Шону, – привлекает к себе внимание Джин, устроившись рядом с младшим, но только лишь их руки соприкасаются, что немного удивляет старшего, Шону в самом деле держит дистанцию, – твоя омма знает, что ты гей? Это вопрос уже давно очень интересует Джина. – Хм… знает, хён, – просто отвечает парень и дарит старшему мягкую улыбку, но решает добить Джина, – и знает, что у меня есть парень. Джин аж поднимается из удобного положения, садится, подгибая под себя ноги, и смотрит на все еще спокойно лежащего Шону, который закрыл глаза, чувствуя, что сейчас его ждёт шквал вопросов. – Шону… она знает, что у тебя парень старше… – Можешь не продолжать, хён. – Тоже поднимается и быстро целует обеспокоенного Джина в щеку. – Знает. Хён. Знает. И знает, что сегодня я ночую у тебя. Но если ты ещё раз скажешь «на девять лет», клянусь, хён, я застрелюсь! – На скинутые брови Джина и возмущённый вид продолжает: – Она долго жила в Австралии, хён, может, поэтому она нормально к этому отнеслась, не знаю. А ещё она забеременела мной, когда ей было семнадцать. Она просто сказала: «Ну хоть ты не забеременеешь!», а потом добавила, чтобы я был острожным и так далее… Так что, хён, твои тревоги напрасны. – Кажется, у меня сердечный приступ, – хватается за сердце Джин, открывая рот. – Да, хён. От моей красоты разве что! – Шону… – Ты такой красивый, Сокджин-щи. – Он недолго смотрит в глаза, бесстыдно снимает с себя футболку, на удивлённый вздох Джина, и наваливается на старшего сверху, что тот ложиться на спину, и сразу губами припадая к шее. Он медленно целует, покусывает, оставляя красные следы, не обращая внимания на тяжелые выдохи Джина, который все ещё переживает, правильно ли они делают, но когда слышит на ухо от мелкого наглеца: – Расслабься, хён… Просто доверься мне… Просто расслабляется. Хватит с него терзаний, он как бы тоже не железный. Джин еще больше выгибается, подставляя шею младшему, а того и просит не нужно, впивается с новым рвением, зацеловывает каждый участок манящей шеи. Руки Шону блуждают под его футболкой по груди, бокам, нежно оглаживают, сжимают, пока руки старшего лежат на его боках, прижимая ближе к себе, чувствуя возбуждение младшего через брюки, что упирается в бедро. Джину приятно от горячих поцелуев на его губах, и это ощущается совсем по-другому, чем было раньше, сейчас они страстные, жаркие, собственнические. И что Сокджин понимает, так это то, что ему нравится ощущать себя в этих крепких и любящих руках, он уже не может здраво мыслить, его разум затуманен горячим младшим. – Я могу снять с тебя одежду? – Страсным шепотом ласкает ухо Шону, поддевая мочку, и Джин еще больше выгибается, а в голове проскальзывает мысль: «Не долго же ты ломался.» – Да… черт… да… И тогда шаловливые ручонки Шону быстро спускают брюки Джина вместе с бельём, а потом свои с помощью старшего. У Джина, кажется, все, остановка сердца, сломался, отдался, называйте как хотите. Он так сильно закусывает губу, смотря на шикарное тело младшего и его большой толстый вставший член, что уже просто сам просит, и Шону не отказывает, пробирается рукой к члену старшего и начинает плавно, уверенно двигать, что Джин снова выгибается, а потом сам тянется к плоти младшего, сжимает и начинает доставлять удовольствие младшему. Они начинают хаотично целоваться и доводить себя до удовольствия учащённым дыханием. Джин прогибается в спине, когда младший соединяет их члены и начинает усерднее двигать рукой, что у Джина приоткрывается рот, а по лбу стекает капелька пота от наслаждения. У Сокджина тоже не маленький размер, поэтому Шону очень старался довести своего хёна до предела. Шону любуется видом чуть ли не оттраханного Джина, как он закусывает свои пухлые губы и мычит от наслаждения, отдаваясь оргазменой неге, стонет, закрывая глаза. И Шону сам не выдерживает, спускает семя на живот Джина и наклоняется, чтобы получить ласковый поцелуй, ещё и ещё, опаляя своим жарким дыханием, ложится сбоку и улыбается от удовольствия. Джин вытаскивает салфетки из тумбочки и дает Шону, чтобы тот себя вытер, и проделывает то же самое со своим животом. После передышки в пару минут Хёну крепко обнимает Джина и накрывает их одеялом, целует скулу и поднимается выше к пухлым губам. – Ох… – выдавливает из себя Джин, когда Шону отстраняется от него. –Кажется, я буду гореть в пекле! – Вызывает смех у Шону. – Ну хён, что ты такое говоришь! – Приподнимается и снова оставляет поцелуй на губах. – Я уже не маленький. Прекрати. Тебе ведь было хорошо? – В этом-то и проблема, Шону, мне было очень хорошо, – провоцирует очередной приступ смеха у младшего. – Я сделаю так, чтобы тебе было ещё лучше! *** Неделя для Чонгука и впрямь выдалась ужасной. Приходилось просыпаться одному и даже иногда засыпать в одиночестве, потому что его хён работает как проклятый, совсем себя не щадя. Он ужасно скучает и бывает, ждёт по ночам, как преданный пёс своего хозяина. Заставляет Юнги есть после работы, потому что кожа да кости одни, приходит уставший, еле на ногах держится, но Чона слушает, ест и после быстрого душа ложится спать под крыло своего верного парня. Чонгук такой период их отношений называет чёрной полосой. Но от сильной тоски по Юнги его отвлекают учёба и, конечно же, бумаги, связанные с компанией, которые ему высылает аппа на электронную почту. Вот так и пролетает время, скучно и тошно, и даже Новый год проходит мимо него. Но он терпит, потому что потом он займётся с Юнги долгожданным сексом, о котором уже столько времени мечтает. А ещё он никак не может дождаться встречи с Тэхёном, который куда-то запропастился, совсем о нем позабыв. Сообщение от друга о том, что им нужно наконец встретиться, как бы целые две недели не виделись, приходит очень вовремя, когда Чонгук стоит в душе с телефоном в руках, занимаясь очень интересным делом, но насчёт «интересным» он бы поспорил. Потому что он уже десятый раз пробегается глазами по экрану, читает, как правильно сделать клизму, да, именно ее. Он немного паникует, зажмуривает глаза и уже который раз бьется головой об дверь, призывая себя успокоиться. Это всего лишь клизма, такое много кто делает, да. Но ведь не он. Ну что же, золотой мальчик выбрал не самый легкий путь в своей любви. Но без этого никуда, гигиена – вещь очень важная, ей не стоит пренебрегать. Он же хочет, чтобы у них все прошло идеально, чисто, гладко, поэтому он даже побрился, лобок такой гладенький, прямо шёлк. Чонгук такой весь красный, полностью голый, смотрит на себя в зеркале и видит нервного, удручённого паренька. Но у него выхода нет, потому что Юнги хочется до невозможности, и ради него он готов поступиться принципами и подставить свою жопу. Нет, он сам этого хочет, просто он таким никогда не занимался, и придётся же ещё себя немного растянуть, чтобы всё прошло хорошо. Его сердце готово выпрыгнуть из груди от одной только мысли о настоящей близости с Юнги, потому что, возможно, сегодня все случится, он попросит свое: «А потом мы будем вместе... как ты захочешь», и хочется быть готовым, даже шампанское и шоколад купил зачем-то, словно барышня. – Ну нахрен, кто мужик?! Ты мужик! Делай уже! – Он в последний раз смотрит на своё отражение с красными щеками и решается на такой смелый шаг для него. Кивает себе головой и сжимает кулак, показывая «fighting!». После долгих манипуляций со своим телом Чонгук, честно признаться, мало получил удовольствия от растягивания самого себя, больше, наверное, нервных клеток потратил. Но после дрочки на образ своего парня и горячего расслабляющего душа ему уже лучше, намного. Он пишет Тэхёну, что будет у него через час, надо же проветрить мозги и переварить случившееся. Чонгук просит остановить таксиста недалеко от своей шикарной квартиры, чтобы пройтись немного и подышать прохладным воздухом. Но подойдя к элитному комплексу, он тут же замирает, а на лице появляется оскал. Прямо у входа стоит, подпирая дорогую машину, не кто иная как Лиса, а парковаться здесь вообще-то запрещено. «Ох, тварь паршивая!» – думает Чонгук и вздыхает. Значит, выбила его адрес у родителей и теперь преследовать его что ли будет? Он уже хочет отвернутся и написать Тэхёну «код красный», как в этот момент она поворачивает голову в его сторону и одаривает его довольной улыбкой накрашенными губами цвета вина, и уверенно, не спеша подходит к нему на высоких каблуках, поправляя свои блондинистые волосы. – Чон Чонгук, а тебя сложно словить. – Что ты здесь делаешь? – Испытующе смотрит на нее и грубо спрашивает Чонгук, и не может поверить, что это происходит именно с ним, сейчас, когда он точно не хочет говорить с ней, да что говорить – видеть. Настырная девушка, оказывается. – Подумала, что, возможно, ты угостишь меня чашечкой кофе ну или вином и извинишься за свое поведение тогда, – говорит игривым тоном и мило улыбается. – Я не обижаюсь, – подходит чуть ли не впритык, делая вид, что не замечает пренебрежительный взгляд Чонгука, – понимаю, у всех бывает плохое настроение. – Слушай, я, кажется, прямым текстом сказал тебе, что ты меня не интересуешь. Так что... – Чонгук, – нагло перебивает его, – я ведь была послушной девочкой и сказала родителям, что ты очень приятный и воспитанный молодой человек. Так что я уж точно заслужила, – самоуверенным тоном, – гребаную, чашку кофе! – Их в кофейне много, дать денег? – безразлично предлагает Чонгук, чувствуя, как ещё немного, и кровь в жилах начнёт закипать. Почему его просто не оставят в покое. Она презрительным взглядом осматривает его, насупливается, обращая внимание, во что он одет: массивные ботинки на толстой подошве, черные джинсы, темная толстовка оверсайз, а сверху накинута незастёгнутая кожаная куртка, которую он позаимствовал у Юнги, не сказав ему об этом. Ну понравилась она ему, тем более пахнет Юнги, потом положит на место, и хён даже не заметит, может и признается когда-нибудь, что таскает её. Черная кепка скрывает блондинистые волосы. Она думает, что это два разных человека. Чонгук, которого она видела, выглядел идеально в чёрной рубашке, под стать своему классу, а сейчас перед ней словно пацан из низов. Неподобающе. – Во что ты одет? Что за безвкусная байкерская куртка? – Хмыкает она и указывает пальцем на его небрежный вид, по ее мнению, недовольно кривя губы. Чонгук уже хочет нахамить в ответ и просто уйти, а не слушать эту тупую, зазнавшуюся выскочку на холоде, но видит, как из такси выходит Пак Чимин собственной персоной и, заметив Чонгука, специально медленной походкой идёт к подъезду, пристально изучает, кто с ним стоит, и тогда приподнимает краешек губ в ухмылке. Чонгук думает, что его конец никогда не был так близко, и начинает нервно дышать с открытым ртом, и не может поверить, что так глупо попался на глаза коварному Чимину. Они встречаются взглядом, и Чимин легко машет головой, вроде как говоря жестом: «ой, как некрасиво…», а Чонгук с трудом слюну сглатывает, пропуская мимо ушей, что там ему говорит Лиса. Она прослеживает взглядом за Чонгуком, на ком так заострено его внимание, что игнорирует ее величество, и выдаёт: – Пак Чимин? И он здесь живет что ли? – Выгибает бровь и со скрещенными руками на груди смотрит, как Чимин скрывается за большими дверями. До Чонгука медленно доходит, что она только что сказала, и он отмирает, стряхивает ее за плечи, привлекая к себе внимание. – Откуда ты его знаешь? – спрашивает он ее требовательно и смотрит волчьим взглядом с неровным дыханием. – За бокалом вина расскажу, – ухмыляется она и глазки строит, шутить вздумала. Вот только Чонгуку совсем не до игр. У него тут любовь всей его жизни рушится. Может Юнги потерять из-за своей неосторожности и одной высокомерной выскочки. Ему далеко не до шуток, поэтому он ее ещё раз встряхивает, совсем не беспокоясь, что она хрупкая девушка, и сильнее сжимает ее плечи, требуя, чтобы она немедленно ответила. – Отпусти! Это Пак Чимин, – и он отпускает, продолжая сверлить ее глазами, ждёт, когда она договорит, – сын директора Пака, он ещё скандал устроил в компании, кажется в прошлом году. И тут до Чонгука моментально доходит. «Вот блять,» – проносится в голове. Велит Лисе катиться отсюда и быстро бежит в подъезд, заскакивает в лифт как ненормальный, нажимает на нужный этаж, а потом набирает пароль и заходит в квартиру, с порога крича, снимая тяжёлые ботинки. – Тэхён! – Он находит его в гостиной с двумя бутылками в разных руках. – Вино или соджу? – улыбается и предлагает, с чего начать их посиделки, но, когда видит обеспокоенного Чонгуку, ставит их на столик и подходит ближе. – Ты чего? Все в порядке? – Чимин! – пытается выровнять дыхание Чонгук и обнимает Тэхёна, кладя голову ему на плечо. Тэхён непонимающе моргает пару раз, легко ладонью похлопывает Чонгука по спине и ждёт, когда тот успокоится и сможет говорить. Чонгук отстраняет от себя Тэхёна и продолжает: – Пак Чимин! Я знаю, откуда он меня знает! И Тэхён слушает рассказ Чонгук от начала до конца: про историю Пак Чимина и компанию, про вечер с семьей, про то, как Чимин увидел его только что с одной девушкой, которая клеилась к нему. Чонгук беспрерывно говорит, словно стихотворение рассказывает, а Тэхён внимательно слушает и даже не перебивает, впитывает информацию. – Нихрена себе! – выпаливает Тэхён после окончания беспрерывного потока слов и косится на его волосы. – Ты что, блондин?! – Удивленно поднимает глаза и взъерошивает волосы Чонгука, когда снял кепку и окинул ее на диван, словно только что он не ему поведал важную информацию. – Ты издеваешься надо мной? Я в беде, мать твою, Тэхён! А ты говоришь, что я покрасился?! Ты совсем того? – кричит Чонгук и тяжело вздыхает. – Успокойся, кролик! – Бьет его ладонью по лбу и ведет к дивану за ручку, пока тот потирает пострадавшее место, и велит, чтобы сел и начал нормально дышать, а то так можно и умереть, и заодно снял куртку, жарко. Тэ открывает соджу и разливает по бокалам, стопочки здесь явно будут малы. Присаживается рядом с Чоном и обдумывает всё сказанное ранее. – Значит, я не ошибся. Знает тебя Чимин. – Почему ты так спокойно говоришь об этом? Он ведь может сказать Юнги и тогда… – Не думаю, Чонгук. – Берет в руки бокал и передаёт Чону другой, чокаясь с ним, призывая его выпить. После большого глотка, говорит: – Он бы уже тогда давно рассказал. – Делает ещё один глоток, немного кривясь, и откидывается на спинку дивана, засовывая ноги под попу, поворачивает голову к нервному Чонгуку. И говорит то, что заставляет Чона ещё больше нервничать: – А может, ждет момента? – Чонгука аж потряхивает от его слов. – Успокойся! У него было тысячу шансов сказать, кто ты такой, но он молчал. Я возьму Чимина на себя! – И что ты сделаешь? – Чонгук встает с дивана и начинает ходить вперёд-назад, ероша волосы на голове, смотря в пол. – Я поговорю с ним, Чонгук. Объясню, что и как… – Может, я сам? Он и так знает, кто я… – Нет. Ты его ещё убьёшь! Тем более он вряд ли тебя послушает. Мне кажется, ты его бесишь. А вот с другом он поговорит нормально, – указывает пальцем на себя, – не переживай. Чимин не плохой. Он послушает. – Чонгук быстро подбегает к нему и обнимает. – Спасибо, Тэ. – Отстраняется от друга и садится удобно на диван. – Я вообще не знаю, чтобы я без тебя делал. – Уже немного расслабляется и облегченно вздыхает. – Хорош ныть. Проведем время весело. Откроем ещё одну бутылочку… – Не сегодня. – И видя удивлённый взгляд друга, чего это он отказывается пить, хочет прояснить: – Я думаю... ну… я готов. И, возможно, мы сегодня переспим. Мы признались друг другу в любви, и я надеюсь… – Ого! – широко открывает рот Тэхён и сам выпивает. Везет же кому-то, нормально встречаются люди, не то что он, проносится у него в голове. Но за своего кролика он очень рад. – Ну, значит, ты все-таки решился… Ну что ж, поздравляю. А вы уже с ним об этом говорили? – Э… ну почти, – заминается Чонгук, почёсывая пальцами макушку, – просто я ему не сказал, что моя жопа ещё девственная. – О… Так ты точно хочешь быть снизу? – И видя, как Чонгук прищуривается, исправляется: – Я имею в виду, что ты не похож на пассива. Ну, может быть, тебе вот понравится… – Я люблю Юнги. И я все сделаю, чтобы мы были вместе! – Уверенно, с напором произносит младший, но тут же смягчается. – Лучше скажи, как ты? Есть что мне рассказать? «Да» «Я переспал с Намджуном, признался ему в любви. Он мне, кстати, тоже. Но у нас все как бы – ничего. Я подписался на недоотношения, но до конца не знаю свою роль в них. Просто буду подставлять зад, но так, чтобы никто не знал об этом. Ради любви, конечно.» – Нет. – врет Тэхён, кусая нижнюю губу. Ему совсем неприятно лгать. Они никогда не врали друг другу. И даже пусть Намджун не разрешил, он бы все же сказал. Только вот нечего рассказывать. Только то, что он так глубоко утонул в человеке, что идет на унизительные отношения, совсем не думая о последствиях. Чувствует себя самым жалким человеком на земле, достигнув своей мечты, услышав три заветных слова. Он не хочет, чтобы Чонгук знал о таком. Ему стыдно. Чонгук ведь думал, что он сильный человек, восхищался им, а на деле оказалось всё не так. – Все хорошо. Они уже расслабленно болтают и смотрят фильм про железного человека, которого так любит младший, пока на телефон Чонгука не приходит сообщение от Юнги: «Нам нужно поговорить.» И тут сердце Чонгука пропускает удар, потому что он знает, что от таких вот уведомлений ничего хорошего ждать не стоит. Он просто смотрит и не моргает. Его снова начинает трясти, что не ускользает от взгляда Тэхёна, тот быстро забирает телефон у Чона и читает сообщение, и снова закусывает губу. «Это ведь не может значить, что он меня бросает,» – думает Чонгук. – Чонгук… ах, это просто сообщение. Ты спокойно поедешь, и вы просто поговорите. Это не значит, что что-то случилось, – успокаивает его Тэхён, но, видимо, толку от этого мало. Чонгук вырывает телефон из рук Тэхёна, спрашивает, где ключи от машины, и просит пойти поговорить с Чимином, извиняется и в спешке уходит. Когда Чонгук уже за рулем своей красавицы, ему приходит сообщение от Тэхёна, что Чимина нет дома, потому что дверь он не открывает, а телефон его выключен, и просит быть Чонгука острожным. Потому что Чонгук сильнее жмет на газ и через двадцать минут паркуется недалеко от их дома, и пулей бежит к Юнги. Он останавливается перед дверью в квартиру и просто пялится на неё, не зная, что его там ждет. Встречаться с Юнги – американские горки, особенно, когда ты только и делаешь, что лжёшь. Никогда не знаешь, что тебя ждет впереди. Он боится, боится, что если он откроет её, то все полетит к чертям. Спешить уже незачем, только если кидаться в ноги и просить слезно прощения. Он просто хочет быть с Юнги! Неужели он так много просит?! Чонгук открывает дверь, тихо вешает куртку на крючок и снимает ботинки, в квартире слышится только включённый телевизор и никаких голосов. Его щеки красные от бега, а дыхание сбилось, его всего потряхивает. Он заходит в гостиную и видит Юнги на балконе вместе с Чимином, хихикающих над чем-то. Выдыхает. Делает вывод, что если Юнги смешно, то точно не из-за того, что из него делают дурака. Чонгук бы это назвал по-другому – ложь во имя великой любви. Юнги входит в гостиную первый, а за ним Чимин, и, увидев Чонгука, мило улыбается. Чон тоже старается выдавить из себя улыбку, но получается не очень, что замечает старший. – Чонгук, все в порядке? – обеспокоенно спрашивает Юнги и подходит к младшему. Чонгук уже не дышит загнанным зверям, но он так долго бежал, даже лифт не ждал, все этажи пробежал как сумасшедший, надеясь, что он успеет, пока беда не нагрянула первой. Но нет, Чимин садится совсем спокойный, удовлетворённый увиденным, и коварно улыбается, но так, чтобы это увидел только младший. И Чонгук понимает, что тот ничего не сказал. – Да… Я просто… бежал, хён. – Юнги улыбается и легко целует Чонгука в губы, совсем не переживая, что Чимин видит, какой он милый с Чоном. – Привет, Чонгук! – спокойно произносит Чимин и продолжает тянуть свою улыбку, пока Юнги не видит. – Привет, Чимин… – и еле из себя выдавливает, потому что Юнги здесь, а он мальчик воспитанный, – хён. Что вы делаете? Юнги берет Чонгука за руку и ведет его к дивану, чтобы он сел с ними, и младший повинуется, садится рядом и смотрит только на Юнги. – Я зашёл в гости. Юнги-хёну привёз подарок из Америки. «Ой, ты смотри какой хороший, падло!» – проносится в голове у Чонгука, и уже хочет выбросить подарок нахрен и самого Чимина из этой квартиры, чтобы остаться только вдвоем. – Потом тебе покажу, очень красивая гитара, – оборачивается к Чону и улыбается. Честно, Чонгук готов вот все забыть и просто умереть, только бы Юнги ему так тепло улыбался, потому что, когда он снова поворачивается к Чимину, улыбка сходит с губ, и как всегда появляется строгий хён. – Спасибо ещё раз, Чимин. Мне очень понравилось. – Не за что, хён. Я только рад. И да, я вас приглашаю к себе на новоселье, – Чонгук аж бледнеет и уже больше ничего не слышит, сильнее сжимает свое бедро. Вот что за нафиг, только успокоился, и опять инфаркт. «О, Господи! А если меня опять будет караулить эта ненормальная у входа? Все, пиздец… А если он скажет, что я живу напротив?» – думает Чон и сквозь свои мысли слышит, как Юнги ему отвечает, что они, конечно, придут. – Да, Чонгук? – Юнги берет его ладонь в свою руку и легко сжимает, привлекая внимание Чонгука к себе. – Да… да… хён. – Я сделаю тебе чай, у тебя руки холодные. Ты не заболел? – Юнги поднимается с дивана и легко касается губами лба младшего, проверяя, не горячий ли он, но нет, все хорошо. Только выглядит белым как смерть, отрешённым и трясётся весь, что Юнги начинает переживать, неужто это он довел Чонгука до такого?! Но чем же? Он просто написал сообщение. Или это из-за того, что Чон так сильно не любит Чимина, зная об их прошлом? Чимин только скрещивает руки на груди и, громко выдыхая, произносит: «Какие вы милые, хён, – и уже тише, – аж тошно,» за что получает по лбу от Юнги. – А тебе пива принесу. Когда он оставляет их одних, Чонгук тут же переводит свой непонимающий взгляд на улыбающегося Чимина, но, на удивление, улыбка отнюдь не ехидная. – Почему не сказал? – шепчет Чонгук и смотрит прямо в его глаза, пытаясь найти ответы на свои вопросы. Разыгрывать сцену уже не нужно, что облегчает голову. – А зачем, Чон? – Чимин прищуривает глаза и ухмыляется, скрещивая руки на груди, выражая полное спокойствие. – Вы и так не долго будете вместе. – Не тебе говорить… – Чон, – перебивает его Чимин и хмыкает, – спустись с небес на землю! Вы из разных миров! Ты в золотой клетке и тебе из нее не выбраться, как бы ты этого не хотел. – Ты ни черта не знаешь, – грубо шепчет Чонгук, сжимая кулак. Он начинает нервничать, потому что знает, что в словах Чимина только одна ужасная правда, а он ее слышать совсем не желает, тем более от него. –В том то и дело, что я знаю, Чон! – в его словах слышится искренность, а во взгляде проглядывается душевная боль с нескрываемой жалостью. Но Чонгук не успевает ничего сказать, потому что в комнату заходит Юнги. – Надеюсь, вы тут не поубивали друг друга, – шутливо говорит Юнги, выходя из кухни, и ставит на столик кружку с чаем и бутылку пива. – Извини, хён, но мне уже пора бежать. Был рад увидеться. – Он встает и обнимает Юнги, на удивления хён не щетинится, как всегда, видимо подарок точно понравился, не замечая ревнивый взгляд Чонгука. – Пока. Не провожай, я сам. – Пока, Чимин. Юнги садится рядом с Чоном и кладет голову ему на коленки, когда слышит, как за Чимином закрывается дверь. Чонгук зарывается рукой в его волосы и слегка их взъерошивает, успокаивается. – Хён… – Да? – Ты написал, что нам нужно о чём-то поговорить. – И потому ты так странно вёл себя? – Он поднимает голову с коленок младшего и мягко целует его в губы, и Чонгук сразу отвечает, ближе прижимает к себе хёна, усаживая его на свои коленки. – Я скучал… – сквозь поцелуй говорит в губы и спускается к шее Чонгука, оставляя мокрые дорожки от мимолетных поцелуев. – Я тоже, хён. – И открывает ему больший доступ к шее, а руками пробирается под белую футболку хёна, нащупывая бока и легко их сжимая прикрывая глаза от удовольствия. – Но ты хотел поговорить! – Да… – игриво кусает Чонгука за шею и томно выдыхает. Он так сильно скучал по своему мальчику, что даже готов отложить разговор, но если этот разговор не случится, то и дальше ничего не будет, поэтому он должен. – Когда мы были вместе в кровати… – Чонгук громко сглатывает и немного напрягается, понимая, о чем хочет поговорить Юнги. Но хён не прекращает его целовать, наоборот поднимается выше, целуя скулу. – Я не знаю, как тебе правильно сказать, но мне показалось, что ты… ты… впервые таким занимаешься? Руки Чонгука на его боках замирают, а сам он сильно жмурится, сжимая зубы, что не скрывается от Юнги. Тот удобнее устраивается на бёдрах Чонгука и чувствует попой его возбуждение, и как он натягивается как струна, а дыхание становится затруднённым. – Ты можешь всё мне рассказать, Чонгук, я не буду тебя осуждать. Ты можешь мне довериться, мой малыш… – Юнги рукой берет его подбородок, заставляет открыть глаза и посмотреть на него. Просит довериться, открыться. Чонгук закусывает губу и взглядом просит прощения. – Я… никогда, – шепчет в губы, доверяется, себя проклинает и до жути боится реакции, – не был… с мужчиной. Ты мой первый во всех смыслах этого слова. Юнги немного отстраняется от Чонгука, забирая руку с подбородка, и неверующе смотрит на него. Он прищуривает взгляд и видит, как на Чонгука снова накатывает паника, его глаза подрагивают, но он молчит, дает обдумать. Юнги не может в это поверить, потому что Чонгук точно не девственник. Да такое быть не может, он не выглядит, и глупое «не суди по обложке» тут тоже не канает. Значит, если он не был с мужчинами, тогда он… доходит до Юнги, и он широко открывает глаза, испуганно смотрит и хочет уже произнести что-то, но его тут же обрывают, потому что Чонгук чувствует, что тот хочет сказать глупость. – И если ты думаешь, что ты мой эксперимент или что-то типа того, то ты глубоко ошибаешься, хён. Я люблю тебя! Слышишь… Впервые как увидел, я влюбился! – со всей серьёзностью произносит Чонгук и обхватывает лицо потерянного Юнги, чтобы тот видел, что Чонгук честен перед ним в каждом своем слове и вздохе. – Ты должен мне поверить, хён. Я нико… – запинается на слове, потому что самому уже невыносима эта молчанка, и врать в этот момент не хочется, неправильно, тошно. – Я не врал тебе о своих чувствах! – Значит, – выдыхает Юнги, но не убирает руки Чонгука, только сверху кладёт свои, поглаживает, успокаивает, – в чём-то я был прав. Выходит, ты бисексуал? Тебе нравятся и девочки, и парни? Если это так, тогда… – Нет, – перебивает Чонгук. Потому что он никакой не би и не гей. Он просто любит Юнги, что не так в этом понятии. – Хён. Называй как хочешь. Я просто люблю тебя. – Я не понимаю, Чонгук, – обескураженно говорит Юнги и пытается понять младшего. – Мне не нравятся парни, хён. Ну и девушки теперь. Я не знаю, как это. С тех пор как ты появился в моей жизни, я больше ни на кого не смотрю! Ты словно стал целым миром для меня. И это не глупые слова, хён. Это мои чувства к тебе. – Оу… – всё, что может выдать потрясённый Юнги. Для него это не просто слова о любви, это какой-то нереальный крик. И если он думал, что один утонул в Чонгуке, то теперь понимает, что нет. Тонут они вдвоём. И несмотря на то, что они встречаются не так долго, это не глупый конфетно-букетный период, который заканчивается, не успев начаться. Это больше, намного больше. Это будто ты упадешь, и я упаду за тобой. – Если тебе надо время подумать… я… Но я не смогу тебя отпустить, Юнги. Не в этой жизни. Слышишь… не в этой и даже в другой… Я постараюсь сохранить наши отношения, чего бы мне это не стоило, – последние слова Чонгук уже говорит больше себе, чем Юнги. И обещает себе, что пройдет через огонь и воду, но в его случае – семью. – Малыш… – И Чонгук видит, как по щеке Юнги скатывается одинокая слеза. – Всегда, слышишь, я всегда буду тебя любить. Юнги верит. Не поверить невозможно. Эти оленьи глаза ему сейчас точно не врут. Он впивается в губы Чонгука сладким и одновременно соленым поцелуем, от которого у обоих по телу начинают бегать мурашки. Чонгук страстно отвечает, прижимает ближе к себе, сжимает, вырывает из уст хриплые стоны и продолжает целовать, пока у обоих не сбивается дыхание. – Я хочу тебя, хён… – Цепляет пальцами край футболки, тянет её вверх, и Юнги послушно поднимает руки, помогая снять с себя ненужную сейчас вещь. Чонгук проводит пальцами по груди, задевая бусинки стоящих сосков, от которых голова идет кругом. – Как ты хочешь, малыш? – Тянется руками к ремню младшего, не отрываясь от поцелуев, расстёгивает его и откидывает на пол. – Хочу тебя… в себе сначала… хочу почувствовать… – О боги… Чонгук… что ты делаешь со мной, – скулит Юнги и подаётся вперед, когда Чонгук его крепко обнимает и поднимается с ним на ноги, чтобы унести в их спальню. Чонгук аккуратно кладет Юнги на край кровати и снимает с него в безумном нетерпении джинсы, а затем белье; но потом останавливается и смотрит на голое тело своего хёна, наконец увидев его всего при лучах заходящего солнца, пробивающихся через окно. Даже погода решила сегодня их благословить, мимолетно проносится в голове Чонгука. Сейчас ему не стыдно, совсем, над ним берут верх другие желания, но щеки все равно покрываются румянцами. Чонгук любуется изящным телом и белой, даже прозрачной, кожей старшего, подсвеченной лучами солнца, что попадают на него, и его затуманенным взглядом, полным любви и нежности. Юнги поднимается на колени и приближается к Чонгуку, который стоит возле кровати и восхищается видом нагого хёна, закусывая свою нижнюю губу, и тянет его толстовку вверх. Чонгук подчиняется и отбрасывает ее на пол, смотря, как руки Юнги тянутся к его джинсам, медленно расстёгивают ширинку, и в этот момент он поднимает голову и смотрит на младшего, глаза в глаза. Спешить ему не хочется, хоть его член уже изнывает от боли, наверное, как и младшего. Но он хочет растянуть этот момент до бесконечности, запомнить все в мельчайших деталях, каждую родинку на теле младшего. Чонгук взъерошенный, слишком возбуждающий и нереальный, его грудная клетка быстро поднимается и опускается, он кусает свои губы в нетерпении, а глаза словно нетрезвые, воспаленные, умоляющие продолжить. Юнги приспускает его джинсы вместе с бельём, и Чонгук словно не здесь, машинально ногами стягивает до конца и отбрасывает в сторону, ни на секунду не отводя изумлённый взгляд. Юнги не может глаз оторвать от идеального тела младшего, от вздымающейся груди, по которой проводит пальчиком, задевая правый сосок, вырывая томный выдох у Чонгука, который стоит, словно статуя, дает налюбоваться собой. Юнги проводит ладонью по накаченному прессу, слегка царапая ноготками, и приближается губами, чтобы оставить поцелуй на пупке, вызывая мелкую дрожь у Чонгука, которого всего потряхивает от происходящего. А дальше Чонгуку легче не становится, потому что Юнги дует на головку его члена, и Чон откидывает голову назад и просто умирает, прикрывая глаза. Хён ещё даже не дотронулся до него, а он уже готов излиться. Юнги поднимает взгляд и наблюдает за младшим, а потом снова опускает и вглядывается в маленькую родинку на лобке у основания члена, завороженно смотрит, словно это лучшее, что он видел в своей жизни, а потом совсем теряет совесть, разглядывает член младшего, чуть ли не давится воздухом, – прямой, длинный, толстый и такой твердый, темная головка, которую хочется сразу обласкать. Невероятный вид его прелестного малыша. Юнги томно выдыхает и чуть наклоняется, чтобы сделать то, о чём он подумал, и чуть ли сам не умирает, когда целует родинку на лобке, а Чонгуку кажется, что ничего более интимного не может быть в мире. Он лишь громко стонет от чувственного поцелуя, его член сам дёргается, и его уносит во вселенную. – Хён… – скулит младший и опускает голову, завороженно наблюдая за хёном, склонившимся над его членом. – Можно я? – Поднимает голову и смотрит пристальным взглядом в глаза Чонгука, и видит там море любви и нежности. Чонгук не может даже слова произнести, просто кивает головой как ненормальный, потому что, что бы не хотел сделать Юнги, он на все согласится. Юнги обхватывает рукой член Чонгука, сжимая у основания, проводит по всей длине и нежно целует головку, и парень уже просто не может держаться на ватных ногах, стонет сладко имя Юнги. – Не могу больше стоять, хён… И Юнги, улыбаясь своей кошачьей улыбкой, приглашает Чонгука лечь на кровать, а сам забирается на него, перекидывая ногу через его бёдра. И когда Юнги уже хочет скользить вниз, Чонгук его кое-как хватает за руку и просит: – Поцелуй меня, пожалуйста. И кто Юнги такой, чтобы отказать своему малышу, поэтому впивается в его губы, заставляя Чонгука послушно приоткрыть рот, толкается своим языком, сплетаясь с младшим, вылизывает. Но все же разрывает глубокий поцелуй, отстраняясь, и вглядывается в лицо Чонгука. Он невероятно красив, его подрагивающие ресницы, слегка влажные глаза, пылающие щеки и приоткрытый рот, показывающий кроличьи зубки. Прелесть. – Ты такой красивый, – шепчет ласково Юнги на ухо и целует мочку уха, и переходит на шею, оставляя дорожку засосов. – Я так люблю тебя, – выстанивает Чонгук и рукой зарывается в волосы старшего, когда тот спускается к его паху и облизывает сочащуюся головку стоящего члена. – О боже… – стонет громко Чонгук и откидывает голову назад, ерзая по постели, пока Юнги глубоко вбирает член, пропуская в глотку. – Юнгиии… Чонгуку делали минет девушки, но, мать вашу, не до звезд в глазах. Он так извивается, словно змея, умирая от чувства наслаждения, что Юнги приходится держать его бедра. И если бы ему сейчас сказали, что это дико неправильно, он бы просто послал всех нахуй, потому что это до невозможности горячо и приятно – получать минет от любимого человека, который одним своим взглядом может унести в галактику. У него все правильно и с любовью. – Я так долго не продержусь, хен, – с трудом выговаривает младший и приподнимается на локти, чтобы посмотреть, как выглядят распухшие губы Юнги на его члене. Чонгук не сдерживается, подаётся бедрами вперед, и Юнги ухмыляется, ещё больше расслабляет горло, пропуская глубже. И когда он отстраняется от члена младшего, за ним тянется тонкая ниточка слюны, он облизывает красные губы и вытирает их тыльной стороной ладони. – Блять, – матерится Чонгук, наблюдая за действием старшего, и чуть приподнимается, чтобы соединить губы в торопливом и пылком поцелуе. В невероятном желании ощутить губы Юнги, быть ближе, рядом, желательно навсегда. Целовать, умирать, воскресать… Потому что Юнги горячий и ласковый, что Чонгук сам не знает, как он вообще держится. Юнги ложится на него сверху, отвечает на головокружительные поцелуи, отстраняясь только для того, чтобы вдохнуть воздух и снова к ним прильнуть. Чонгук крепче обнимает, хотя дальше некуда, их груди соприкасаются, чужой член вжимается ему в бедро, а его ладони ложатся на попу Юнги, сжимая так, чтобы оставить красные следы, как и на спине. Юнги отрывается от Чонгука и тянется к прикроватной тумбочке, чтобы достать смазку и презерватив. Чонгук немного взволнованно смотрит, как Юнги пытается открыть презерватив, и, сам не понимая, что им движет, забирает его у него из рук, кладет рядом и на удивлённый взгляд Юнги говорит: – Мы можем… ну… – у них у обоих неровное дыхание и румяные щеки, но он вечность готов любоваться таким Юнги, с взъерошенными волосами и нежным взглядом, – обойтись без него? Я чист и никогда не занимался… Юнги прерывает его поток слов нежным поцелуем. Он верит своему мальчику, так, как никому в жизни. Его сердце бешено стучит в груди, а эмоции просто переполняют только от одного вида растрепанного младшего на его постели, их постели… – Я верю тебе, малыш. – Чонгук на это нежно улыбается, говоря глазами «спасибо», и умирает тысячный раз за сегодня, наблюдая, как Юнги берет смазку и выдавливает большое количество себе на пальцы, прижимается к Чонгуку, говоря ему в уста: – Сейчас будет непривычно для тебя… но… – Хён, я немного растягивал себя сегодня, – шепчет смущенно в губы и покрывается ещё большим румянцем. – Ты хочешь сегодня меня убить, малыш, своей откровенностью. – Целует легко в губы и проскальзывает рукой между его ног, надавливает на вход влажными пальцами, проталкивая один, и, когда понимает, что он легко входит внутрь, добавляет ещё один, наблюдая за младшим, как он немного напрягается и закусывает свою нижнюю губу. – Расслабься, малыш, я буду нежным, – обещает и покрывает грудь Чонгука легкими поцелуями, чтобы его тело расслабилось, пока сам продолжает толкаться в него двумя пальцами, чуть позже добавляя третий. Чонгук слегка жмурится и довольно тяжело принимает в себя пальцы Юнги. И если он думал, что из-за его натренированного тела ему совсем не будет больно, то он сильно ошибался. Потому что он чувствует внизу неприятное жжение. Но когда Юнги поднимается и целует его ласковыми поцелуями, он расслабляется ещё больше и чувствует, как старший начинает быстрее двигать пальцами, шепча на ухо Чонгуку, как сильно его любит, что Чон уже забывает про жжение и дискомфорт внутри. Он просто растворяется в этой любви и дышит через раз, пока Юнги его трепетно растягивает и ласкает другой рукой, чтобы возбуждение Чонгука не пропало полностью. – Я готов, Юнги, давай уже. Я хочу тебя… Юнги вынимает пальцы из Чона, и тот тихо скулит, почувствовав пустоту внутри, и уже сам просит его заполнить. Юнги на это нежно улыбается, выдавливает на член большое количество смазки, размазывает её по всей длине, и Чонгук завороженно наблюдает, и задыхается от такой вожделенной картины. Юнги приставляет головку члена к растянутой дырочке младшего и смотрит ему в глаза, не выдерживает, целует и плавно толкается внутрь. И Чонгук случайно прокусывает губу Юнги, потому что это больнее, чем пальцы, мать твою. – Прости… – Он соприкасается своим лбом с Юнги и тяжело дышит. – Тише, малыш, тише, сейчас ты привыкнешь. Я не буду спешить, все хорошо. Ты так хорошо его принял, – убирает влажные волосы Чонгука со лба, покрытого испариной. И пиздец. Чонгук умер. Снова. Как Юнги может быть очень сексуальным и вожделенным, говоря такие интимные вещи, и одновременно безумно милым и нежным. – Я готов… кажется, – и в подтверждение своих слов разводит ноги чуть шире, приглашая хёна двигаться. Юнги выходит почти полностью и снова аккуратно входит, начинает медленно двигаться, ощущая, как стенки Чонгука расслабляются, наращивает темп. Чонгук отдаётся весь и без сожаления. И в голову закрадывается мысль, что это уже не так больно и даже начинает быть приятно, потому что его парень попадает по правильным точкам. Юнги наклоняется и целует его, зацеловывает тихие стоны и начинает ещё сильнее толкаться, когда руки Чонгука зарываться в его волосы. В момент, когда их взгляды снова встречаются, Чонгук не выдерживает этой интимности, этих кошачьих, полных любви, глаз и кончает в немом крике на свой живот, пачкая и Юнги, даже не прикоснувшись к себе, и просто закрывает глаза, полностью расслабляясь, пока руки Юнги блуждают по его плечам, сжимая их. Ему кажется, что это даже больше, чем просто секс. Это словно их души соединились в одно целое, потому что, как описать это другими словами, он не знает. Он будто в другом мире. Юнги его уносит далеко за пределы галактики, даруя божественное ощущение единения и любовь. Юнги хватает ещё пару сильных толчков в младшего и он, успевая вытащить член, кончает Чонгуку на живот, зарываясь ему в шею и тяжело дыша. – Твою мать… – произносит Чон, еле придя в себя после оргазменой неги, и ласково поглаживает спину Юнги, на которой сам же оставил красные пятна, сильно сжав пальцы. Он целует хёна в правое плечо и нежно улыбается, тихо шепчет в ухо: – Спасибо. Мне никогда не было так хорошо… Юнги отстраняется и слезает с младшего, ложась рядом на спину. – Блять… – все, что может сказать старший. Для него это просто космос. Видимо, его члену точно был нужен Чонгук, чтобы работал как надо. Он уже сам изголодался по этому ощущению, и то, что Чонгук доверился ему и отдался стоит больше всяких слов. Чонгук тянется к тумбочке, чтобы взять салфетки и вытереть сперму с их животов, пока она не засохла. Он накрывает их одеялом и ложится рядом. В душ идти у него нет никаких сил, и думает, что у старшего тоже. Они лежат так пару минут, пока Чонгук снова не припадает к распухшим, отвечающим на его поцелуи, губам и не прижимает теснее к себе, чтобы не осталось даже сантиметра свободного пространства между ними. После долгих и ленивых поцелуев Юнги как всегда ложится ему на грудь и уже спокойно дышит. – Хён… – Да? – Насчет следующего раза… можно… можно я буду сверху, ну ты понимаешь? – немного неуверенно произносит младший и в ответ получает улыбку старшего, который приподнимается на локтях и смотрит ему в глаза. Юнги улыбается и приближается к губам младшего, шепчет в них: – Тогда, надеюсь, следующий раз будет очень скоро. – Целует в губы и опять ложится на грудь младшего, слыша, как его сердце забилось сильнее, довольно ухмыляется, проскальзывает рукой к члену младшего, уже полувставшему, накрывает его ладонью, слыша сверху: – Вот блять…