Wildest Dreams

– Ой, извините, – Чимин, почувствовав лёгкий удар по пятой точке, оборачивается на виноватый детский голос и видит маленького мальчика, который с трудом дотягивает до тележки. – Минхо! – подбегает женщина лет тридцать на вид, отбирает тележку у сына и берет его на руки, и тянет извиняющуюся улыбку. – Извините, пожалуйста, он бывает таким шустрым… – Да все в порядке, не переживайте. У вас хороший сын, не ругайте его. Женщина кланяется, ещё раз извиняясь, держа на руках малыша, который машет на прощанье маленькой ручкой, и Чимин, любуясь его самой счастливой улыбкой, машет ему в ответ, пока к нему не подбегает Хосок, видевший это маленькое происшествие. – Все хорошо? Он тебя не сильно ударил? – беспокоится Хо и кладет свою руку чуть ниже талии мужа, легко поглаживая. – Да, – улыбка всё ещё озаряет лицо Чимина. – Такой милый малыш. Хосок в ответ мягко улыбается, показывая бутылку белого вина Majuang. – Ты говорил, что оно тебе нравится, – и, всё ещё поглаживая упругую попку, играя бровями, продолжает, – с выраженным вкусом персика и винограда. – Подмигивает правым глазом, намекая, что сочнее персика, чем у Чимина, нет ни у кого на белом свете. – Прекрати, – хохочет Чимин, смущаясь, и легко бьет Хосока в плечо, чтобы тот прекратил свои игры на людях. – Ты невыносим, – с любовью произносит Чимин. – Пак Чимин? – раздаётся сбоку удивлённый голос. Чимин переводит взгляд на высокого парня с засунутыми в карманы руками и прищуренными глазами, припоминая, откуда он его знает, и хмыкает, закатывая глаза. Бывший одноклассник из старшей школы никогда к нему тёплых чувств не питал, их отцы раньше вместе работали, но время идет, может, он изменился и уже не такой высокомерный мудак, от которого Чимину часто доставалось, пока он его не усмирил. – Минхо, – сухо произносит Чимин. – Давно не виделись, – хмыкает он. – Я слышал о твоём скандале три года назад, могу тебе только посочувствовать! Вышвырнули как собаку! Я ведь говорил, что ничего не добьёшься, прыгая по сцене! А я-то добился, чего хотел – работаю со своим абоджи в «Чон групп», – и переводит взгляд на хмурящегося парня рядом с Чимином, который взял его за руку. - А это кто с тобой? – снизу-вверх осматривает его Минхо, поджимая губы, ничуть не стыдясь. Не изменился, ещё хуже стал, думает Чимин, качая головой. Видимо, не всем везет встретить друзей, которые вправят мозги и покажут, что не обязательно быть высокомерным козлом, имея деньги. – Мой муж. Чон Хосок, – без тени стыда выговаривает Пак, смотря в глаза Минхо полные презрения и немного сильнее сжимает руку Хосока, но не для того, чтобы ещё больше ошеломить, а чтобы успокоить Хо, который начинает злиться, но после касания его лицо немного расслабляется, и складки на лбу разглаживаются. Хосок знает, что Чимин может постоять за себя, поэтому не вмешивается, позволяя тому самому разобраться с неприятной ситуацией. – Ох… – наигранно прикладывает руку к груди Минхо, цокая. – А я думал, что тебе помогли в больнице для душевнобольных. Понимаю твоего абоджи. Тяжело, когда твой единственный сын свернул с правильного пути, чтобы быть с… – он кривится, показывая пальцем на Хосока, который уже сжимает кулак, еле сдерживаясь, – этим… – Твоё мнение не волнует даже пыль на моих ботинках. Знаешь, мне даже жаль тебя, ты вряд ли узнаешь, что такое любовь и будешь когда-нибудь счастлив. Так и будешь всю жизнь слушаться папочку и будете вместе лизать жопы в этой шарашкиной конторе! – Видимо, тебя рано выписали. Какой же ты всё-таки жалкий, Пак Чимин. Ладно, счастливо оставаться, а то ещё заражусь от вас, – он еще раз с усмешкой смеряет их презрительным взглядом и уходит с высоко поднятой головой. Чимин громко выдыхает и расслабляется, когда Хосок тянет руки, чтобы его обнять, шепча на ухо, как же он гордится своим мужем, любуясь искренней улыбкой и маленькими щелочками глаз, а внутри думая, чтобы отлупить того пацана по самое не хочу. Уже дома Чимин снова в хорошем настроении приступает к готовке. Сегодня они решили сами приготовить поесть. – Хосок, кидай лапшу, вода закипела, – нарезает овощи на столешнице Чимин, периодически кидая взгляды на мужа. Чимин уже совсем равнодушен после неприятного инцидента, он давно научился не заострять на таком внимание, чего не скажешь о Хосоке, который даже в машине не мог успокоиться, потому что какой-то петух напыщенный посмел задеть его Чимина, ну и хрен с этим и еще и слухи распускать! – Нет, блять, ну что за бред! – не унимается Хосок. Он так и ходит из стороны в сторону с телефоном в руках, читая новости, злясь еще больше. – Вот как так можно!? Твоего абоджи восстановили в компании, он перед всеми извинился и сказал, что пытается бороться с твоей душевной болезнью, отправив тебя в психушку и лишив наследства! – обреченно выдыхает Хо и садится на стул около Чимина, массажируя виски, не разделяя спокойствия мужа. – Это ты послал их нахрен, их деньги и эту компанию, а они грязью тебя поливают! Ты у них ни воны не взял! – выдыхает и смотрит на Чимина, хмуря брови. – Почему ты такой спокойный?! Ты знал об этом? – Знал. Вчера хальмони позвонила, – отвечает виноватым голосом, откладывает в сторону нож и подходит ближе, чтобы сесть на колени Хосока, который сразу же его обнимает и прижимается головой к груди, туда, где бьется сердце, для него. – Поэтому и не сказал тебе, чтобы ты не волновался. Их не исправишь. Это все, что я понимаю, хён. Не хочу тратить свою жизнь и нервные клетки на злость и обиду. У меня есть хальмони, друзья, ты и твои родители, которые стали и моими. Это все, что мне нужно. – Это все равно нечестно! – выдыхает Хосок, но уже смягчается. – Почему достается тебе?! Твои родители… и Чжонмен-подонок! Я сейчас не хочу обижать Чонгук-и, он мне как младший братишка, но блять… Он руководит компанией, при том, что он гей, и Чжонмен прикрывает его как может. И все чистые и невинные! – Честность? – хмыкает Чимин. – Хосок, не смеши меня. Честностью там уж точно не пахнет. Я хочу держаться от этого подальше, а что до Чона, то… – задумывается Чимин, – он всегда хотел руководить в отличие от меня. И поверь, Чжонмену лучше не переходить дорогу. – Значит… с тобой точно все хорошо? – поднимает голову Хосок и смотрит в любимые глаза. – Пока у меня есть ты – да. Я в порядке. В полном. А сейчас ужин, я ужасно голодный, – целует его Чимин в кончик носа. Они как всегда располагаются на полу перед телевизором, чтобы посмотреть новую серию дорамы, которую они смотрят уже третью неделю. Чимин облокачивается на диван, набирая палочками еду, уплетая за обе щеки, пока Хосок разливает по бокалам вино, что они купили, а после подсаживается к нему, подает бокал, и они чокаются. Ужин проходит спокойно, они перекидываются парой фраз о концовке серии, пока Хосок относит грязные тарелки на кухню, а Чимин вытирает позолоченный журнальный столик салфеткой и кладёт на него папки с личными делами девушек. Он делает ещё один глоток вина и открывает уже двадцатую за эту неделю. Хосок, вымыв посуду, тихо заходит в комнату и облокачивается головой об косяк двери, наблюдая внимательно за читающим мужем. Муж. В глазах Хосока показывается усталость. Нет, он не жалеет, что они поженились, они планировали это. Он хотел этого, он сам сделал предложение, как и положено встав на одно колено. А потом они махнули в Нью-Йорк, конечно, не без связей хальмони Чимина расписались, поклялись в верной любви, а после уже в Корее отпраздновали в кругу друзей и семьи. Да, с каждым годом корейцы все больше начинают принимать геев и относиться к ним толерантно, но все равно, как была табличка с большим красным крестом для их прав, так и осталась. Хосока это угнетает, он хочет защитить Чимина и что самое ужасное – от его же родителей. Он знает, что Чимин сильный и пусть он говорит, что не хочет на них злиться и выбросил их из своего сердца, Хосок видит, что его это очень печалит, особенно, когда приезжают родители Чона и показывают хорошее отношение, даря любовь. Хосок не раз слышал, как Чимин потом, заперевшись в душе, тихо плачет, смывая свою боль водой, не рассказывая об этом, хоть и понимает, что Хосок обо всем догадывается, обнимая всю ночь, и шепчет, как он дорог и любым. Он хочет сделать все, что в его силах, чтобы Чимин был счастлив, но принимать некоторые решения, чтобы осчастливить мужа, оказалось не так легко. Чимин хмыкает, вздыхает и откладывает очередную папку, поворачивает голову, встречаясь со взглядом мужа, и улыбается. – И долго ты там стоишь как мышь? – выпрямляет спину, разминая шею и берет новую папку, пройдясь глазами по имени Кис Ванбир, кривясь, закрывает сразу же, откладывает в сторону и берет новую. Хосок оставляет его без ответа, да Чимину он и не нужен. Хо прочищает горло, мысленно подбирая слова. Задеть Чимина хочется меньше всего. – Чимин… – Пак поднимает голову и смотрит на мужа с улыбкой. – Ты уверен в этом? – и улыбка сразу же сходит с его лица. Он прикрывает глаза и снова открывает, но оглядываясь, уже смотрит укоризненно с ноткой непонимания. Хосок сжимает губы и сразу подходит к нему, садится рядом, берет за руку и переплетает их пальцы, дает время обдумать ответ. – Да, – уверенно и строго. – Вопрос в том, уверен ли ты? Я… я думал, мы это обсудили, иначе зачем я уже потратил на это три месяца? – Чимин встаёт, вырывая свою руку, и подходит к окну, скрещивая руки на груди. Хосоку даже не нужно видеть, он и так знает, что глаза Чимина сейчас блестят из-за непрошенных слез. – Если ты сомневаешься или не хочешь… – его голос начинает дрожать, и он шмыгает носом, – я…думаю, смогу отложить на время, но... – Чимин, – тянет Хосок, – не в этом дело. – А в чем тогда? – он быстро оборачивается, насупливаясь. Ждет ответ с надутыми щеками и губами. – Это все тяжело. Мы живем в Корее. Даже наш брак здесь – ничто. – "Столкнувшись с трудностями, нельзя сдаваться, бежать. Вы должны оценивать ситуацию, искать решения и верить в то, что всё делается к лучшему. Терпение – вот ключ к победе", – цитирует слова Ника Вуйчича Чимин и выдыхает. – Это Намджун дал тебе ту книгу? – хмурит брови Хосок. Чимин не знает, что такое терпение, по его мнению, а вот не сдаваться – это по его части. – Это неважно. Важно то, что я… я хочу, чтобы ты понял, я делаю это не для кого-то, а для нас. Не потому, что я зол и обижен, и таким образом закрываю свою пустоту. Я люблю тебя, и я чувствую, что готов к этому как никогда. Я всегда мечтал об этом, даже если не говорил! Ты думаешь, что мне не страшно? – выдыхает и поправляет волосы, подходит ближе, садится напротив. – Я боюсь, дико боюсь. Я ведь в этом тоже ничего не смыслю. Это изменит всю нашу жизнь. И я готов. И если ты все еще сомневаешься… – опускает голову, сжимая губы, чтобы не разревется перед Хосоком, не давить эмоциями. – Я подожду. Хосок обнимает его и поглаживает по голове, целуя в ухо. И как он мог позволить себе сомневаться. – Я тоже готов, – улыбается Хосок. – Просто хотел удостовериться, что ты принял это решение не сгоряча, а все хорошенько обдумал. Прости меня, солнышко. Ты будешь хорошим отцом. – Мы, – шепчет в грудь мужа. – Мы будем. Чимин уже три месяца ищет суррогатную мать, которая родила бы им малыша. Это не было спонтанно и неожиданно, по крайней мере для Пака. Хосока же он потряс новостью, конечно, сильно. Бедный парень никак не ожидал этого, сидел за просмотром сериала и попивал виски со льдом в свой выходной день, когда к нему подошел Чимин и с мечтательными и озорными глазами выдал всего одно предложение, которое изменит жизнь Хосока. – Я хочу ребенка. Хосок проморгал пару раз, переспросил два раза, подумав, что виски в этот раз хорошо так вдарило в голову, что ему слышится всякий бред. Но нет, Чимин повторил еще три раза и каждый раз с серьёзнейшим выражением лица. Хо бы отставил стакан, но он выпил все до дна, жмурясь и прочищая горло. Алкоголь обжигал, но слова Чимина, кажется, еще больше. – Мы ведь мужчины, – Чимин на это злостно закатывал глаза. – Ты это понимаешь? Мы не можем рожать! – Да. Но нам могут родить ребенка. – Подожди…что?! – Хосок знал, что от Чимина можно ожидать любые сюрпризы, но этот просто превзошел все. Он начал истерично смеяться, пока Чимин стоял перед ним невозмутимый со скрещёнными руками на груди. – Это ведь серьёзное заявление. И я…подожди! Что?! Кто родит? Ты вообще о чем? Чимин громко вздохнул. Хосок всегда такой, нет, он понимающий, терпеливый, иногда суровый, но, когда ему говорят то, чего он не знает и не ожидает, его просто накрывает тучей огромной нервозности и непонимания. Истерика, одним словом. – Суррогатное материнство – это вынашивание ребенка для других людей. То есть для нас. Нужно просто решить, чьей спермой будет происходить оплодотворение. – Ага, – кивает Хосок. – Сперма… да… – он поднимается на ноги и чешет затылок. – Мне нужно… освежиться. Пойду к Джину в паб. Чимин не давит. Знает, что Хосоку нужно время, поэтому спокойно отпускает, хоть внутри все бушует. Первый шаг он сделал, дальше остаётся принять Хосоку. Ну, Чимин надеется, что примет, потому что он хочет этого всей душой и сердцем. Тем вечером Хосок пришел пьяный, точнее даже приплыл, там говорить было не с кем, поэтому Чимин немного разочарованный, но все же уложил его спать. Днем, конечно, Хосок извинялся, но разговор они не продолжали. Чимин ходил неделю понурым, пока Хосок собравшись, сам не начал. И вроде все сложилось в пользу Чимина. Хосок согласился. Чимин всегда хотел иметь большую и любящую семью, которая его бы поддерживала. Что касается детей, у него возникло это желание год назад. Когда к нему в парке подошёл малыш, у Чимина сразу растянулась на лице нежная улыбка, а там внутри, где бьётся сердце, потеплело. Ещё и сестра Хосока недавно родила, Чимин часто играет с племянником. Он захотел ребенка и начал все узнавать об этом, и поделился этим сначала со своей хальмони, которая согласилась им помочь все организовать. И Чимин не может дождаться, когда возьмёт его на руки, а через некоторое время услышит такое заветное и родное – аппа. Он подарит этому ребенку всю свою любовь, которую сам не получил в должной мере. Нужно всего лишь дождаться. Хосок не то что против, он любит детей, но он боится, хоть трусом никогда не был. Но это важное и серьезное решение. И Корея точно неблагосклонная к геям страна, а Чимин то ли не видит проблем, то ли очень уверен в себе и в том, что он делает, и Хосока это очень пугает. Но ссориться из-за этого он не хочет, потому что Чимин сломается, а вечно грустное лицо своего любимого он не переживёт, поэтому и согласился. Язык не поворачивался сказать, что слишком не готов и нужно подождать. Ждать – единственное, чего не умеет Чимин, а Хосок не хочет его потерять, потому что, если будет выбор между ним и ребенком, то, кажется, он будет не в его пользу. *** Он всегда был спокойным и довольно молчаливым, скромным, одним словом. Но это не значит, что он был бесхарактерным парнишкой, нет, он был уверен в своих действиях и знал, что хочет от жизни. Доказательство – многочисленные награды за первые места по плаванию на стене, на полках так и сверкают. Сон Шону настырный, упорный, сильный. Милое личико, не лишённое сексуальности, глаза-улыбки и полные губы, высокий рост, широкие плечи, длинные руки и большие ладони. Серьёзная аура. Он родился не в обеспеченной семье со своей историей, жил в бедном квартале, но это не мешало стать популярным и интересным, девушки в школе так и заглядывались, шептались, какой он красивый и приглашали на свидания, которые он все отвергал, потому что предпочитал парней. Скрывать от оммы ему ничего не хотелось, только они были друг у друга, поэтому одним днем он ей признался, и она приняла его без всяких причитаний «за что ей это». Он рано повзрослел и понял свою сексуальную притягательность, и в шестнадцать до одури хотелось попробовать. У него не большой список, всего двое парней, но последний – Кихён, они и не встречались, просто проводили время в «стеснительной обстановке», изучая моменты сексуальной жизни. И Шону это нравилось, он был свободен и мог заниматься своим любимым делом – плаваньем без школьных драм – отношений. Он плыл по течению. И в один солнечный день он понял, что такое любовь – Ким Сокджин. Красивый до невозможности, добрый, старше его на девять лет и поломанный внутри. В тот день он пообещал себе, что сделает все, чтобы его полюбили в ответ, и починит разрушенные стены. Его друг Ли Минхёк угорал с того, что Шону ему рассказал о своей первой и последней любви, только шутил, что папочку себе нашел с кошельком. Дело было в том, что Шону было плевать с башни Намсан на возраст и на то, есть ли у него деньги, главное – какой человек. И вот он своим упорством добился и стал его парнем. – И как тебе встречаться с тем, кто старше тебя на девять лет? – как-то спросил Минхёк. – Может он ненормальный? Зачем ему кто-то вроде тебя? – не унимался друг, он совсем не хотел обидеть Шону, просто сам был слишком любопытным. – Траблы у него там с головой какие-то? Как вы вообще общаетесь? – Он не такой как все! – ответил тогда Шону, и все понеслось само собой, ему долго не нужно было думать, какой Сокджин и почему он с ним. – Он не закрывается в себе, как остальные, потому что ему сделали больно. Он верит в людей и в то, что они добрые, даже если эта доброта очень глубоко. Некоторые думают, что это слабость и лучше остаться одному, но Сокджин, он такой сильный духом! Он… он думает о других иногда больше, чем о себе, – и на лице появляется нежная улыбка при упоминании Джина. – Он говорит, что старый…а я малой, но это только его бурчания. Он простой… знаешь… без надменности или что-то там еще… но все же с характером. Я бы сказал, мы дополняем друг друга. – Ага… – протянул Минхёк, словно над чем-то размышляя. – Да, определенно. Траблы у вас обоих! Минхёк тогда отделался лишь щелбаном от Шону. Его друг был вот циник циником и, разумеется, в отношения, в которых разница девять лет, он не верил, но Шону на это только улыбался. Он знал, что им предстоит тяжелый путь, но дело в том, что он был готов. И вот… Сокджин предложил жить вместе, конечно, не без толчка. Ему только двадцать, а он уже живет в хорошей квартире, есть машина, и Джин не скупится на деньги, дает и покупает ему все, что нужно. Шону также понимает, что это стоит больших денег и сил старшего. И когда он уезжает на соревнования и побеждает, он получает вознаграждение – хорошую денежную премию, которую не тратит на себя, а покупает Джину пару хороших и практичных подарков, набивает холодильник вкусной едой, а остальное откладывает, как и учит старший. У них все плавно и спокойно. Было. И было бы, если бы не одно «но». Нет, это не то, что Шону не взял в расчет то, что семнадцатилетний юношеский максимализм перерастет в стремление к самостоятельности и неопределённости. Он, как и говорил, моногамен. С плаваньем у него все так и осталось хорошо. Он точно решил, что это его будущее. И поступив в ВУЗ, долгожданной свободы не захотелось, захлебнуться ей так точно. Новые друзья, с которыми было весело, интересно, алкоголь – сколько стянешь, столько и выпьешь на студенческих посиделках, с этим он справился на отлично, познал студенческую жизнь во всей красе. Но с чем был не готов столкнуться Шону, так это ревность. Он раньше с ней практически не был знаком. Дело в том, что он не знал, как с ней справляться. Словно безжалостное чувство разрывало тебя все время, подкидывая в подсознание не самые приятные картинки, от которых все тело бросало в дрожь. Потому что кто он, а кто этот… Тем более он не хотел показаться глупым ребенком в глазах Сокджина, поэтому справлялся, как умел. Напивался с друзьями и гулял до поздней ночи, лишь бы не сидеть дома в одиночестве, борясь со своим сознанием, которое подкидало больные для сердца картинки. Сокджин, разумеется, видел происходящую ситуацию, по мере своего понимания, но не вмешивался, ведь студенты так себя и ведут, тем более Шону нужно дать немного свободы. Он не ссорился, когда тот приходил поздно и пьяный, не ссорился, когда он постоянно переписывался с друзьями в гостях у Чимина и Хосока, договариваясь провести веселый вечер с ребятами. Сокджин терпеливый, но последней каплей было то, что малец вообще забывает, что нужно уважать старших, он ему все-таки хён, а называть себя просто по имени он не разрешает, в постели это другое дело, но Шону, видимо, не только настырный, но еще и наглый, и это слетавшее неуважительное с губ «Джин» просто убивает. Джин, кажется, уже совсем запутался в рамках дозволенности и что между ними вообще происходит. Ну и ещё друзья были в шоке, особенно Юнги удивленно спрашивал: «Ты разрешаешь ему называть себя просто "Джин?"», на что он просто выдохнул и закатил глаза, и все поняли, что в саду завелись шипы и больше не говорили об этом. Но все спускать мальцу с рук Джин не может. Недавно Сокджин все-таки решился с ним поговорить, после чего охренел еще больше. – Знаешь, я тоже был студентом, Шону, и знаю, как хочется повеселиться с друзьями. Но твое поведение… – Что с ним не так, Джин? – у Сокджина хорошенько так дёрнулся глаз, но он сжал пальцы в кулак, выдохнул и спокойно продолжил прерванный монолог. – Это не первый твой поздний приход, о котором ты не сообщаешь. Да еще в стельку пьяный! И мне уже это надоело… – Надоело? – подрывается Шону. – Я всего лишь три раза в неделю прихожу позже обычного! Мне что, сидеть дома и ждать тебя, как собака? Ты ведь постоянно на работе, Джин, сам приходишь ночью после встреч с Сухёком и после душа заваливаешься спать. И что мне думать?! И я тебя в этом, блять, не упрекаю, хотя мог бы. – Уж извини, что обеспечиваю нам хорошую жизнь! – выкрикивает Сокджин, и после сужает глаза от услышанного. – Подожди… что? Младший просто опускает глаза и сжимает кулаки под столом, тяжело выдыхая. – Шону… – понижает голос и качает головой с грустной улыбкой. – Между нами только деловые отношения. – Он тебя три раза подвозил до дома, и ты оставался в его машине дольше, чем следовало! Ты постоянно с ним… У вас ведь было прошлое, кстати, о котором ты умолчал! – кривится Шону, а Джин широко открывает глаза. – Знаешь, проблема не в том, что я младше, проблема в том, что ты не можешь с этим смириться, – надевает на себя с хмурым выражением лица джинсовую куртку. – Сегодня я переночую у Минхёка. Не жди, – и стук входной двери. Джин оперся руками на стол в неверии, что вообще происходит между ними и как Шону узнал, что между ним и Сухёком что-то было. Он убьёт младших, не будет выяснять, кто это так любит языком трепаться, а просто всех нахрен пришибёт! Ладно, он поступил нехорошо, что не рассказал о прошлом. Но кто вообще говорит о нем?! Сейчас Сухёк – деловой партнер и ничего больше. Да, они учились в одном университете, переспали всего один раз и разошлись на этом друзьями. Сухёк всегда был для Джина словно с обложки журнала. Он притягательный, обаятельный и целеустремлённый. Неудивительно, что он добился такой жизни, но сейчас он ничего к нему не чувствует, а отказываться от хорошей сделки он не дурак. На Итэвоне и так конкуренция сумасшедшая и вести два паба не так уж легко. Он задерживается не по собственному желанию, а потому что у него работы невпроворот, а Сухёк просто предлагает помощь, и подвозил он его все три раза только потому, что Джин не выдерживал нервного напряжения и выпивал бокал вина, после которого он, естественно, не садился за руль. Ничего не было в машине, просто уставший Джин, который поблагодарил и пожелал хорошей ночи и пара слов напоследок. Да и Сухёк к нему точно ничего не чувствует, Джин ведь не дурак, он бы заметил знаки внимания и точно не согласился бы работать вместе. И эта глупая ревность здесь ни к чему. Шону никогда глупым парнем не был, но он сейчас либо притворяется, либо правда не понимает реального положения вещей. В принципе, что он хотел, у них девятилетняя разница в возрасте, которая теперь еще больше не дает ему покоя. «Знаешь, проблема не в том, что я младше, проблема в том, что ты не можешь с этим смириться». Джин больше реалист, чем глупый романтик, как все думают. Может он действительно сделал ошибку, когда открыл сердце семнадцатилетнему парню? И в чем теперь упрекать Шону? В том, что он хочет немного свободы и повеселиться? Что ревнует как мальчишка, и с ним нельзя нормально поговорить, потому что сучёныш огрызается как медведь? Что он не видит, что делает больно Джину, отдаляясь от него? Вечером Сокджин принял горячую пенную ванную с бокалом вина, чтобы немного расслабиться и привести себя в чувство. Ссориться Сокджин никогда не любил, и повода для ревности он никогда не давал. Он их познакомил, и Шону сам сказал, что тот приятный мужчина. И когда Джин, уже немного захмелевший, ложился в кровать, ему стукнуло в голову, что Шону, возможно, просто ищет так повод, чтобы разойтись? Сделать его во всем виноватым, чтобы Джин не подумал, что тот просто его разлюбил и теперь боится признаться, чтобы его не сочли за несерьёзного парня, который не знал, что делал в юном возрасте, а теперь, когда повзрослел, его чувства изменились? Возможно, на горизонте появился другой? От этой мысли Джин готов выть на луну. Перевернуться в кровати с одного бока на другой не тяжело, тяжело посмотреть на пустующее место рядом и дико скучать. Сна ни в одном глазу. Джин не знает, как он себя чувствует, но эти чувства грызут изнутри. Он не злится, нет. Вроде. Просто это тяжело. У них ведь все было хорошо, милые разговоры, влюблённые глаза и пошлые шутки, а сейчас – хрен пойми что. Или Джин себя накручивает? Этот вопрос его мучает уже довольно часто. Так что он просто решает узнать ответ в сию же минуту, поэтому берет телефон с прикроватной тумбочки, даже не думает о позднем времени и набирает сообщение, надеясь получить ответ. «Может ты хочешь… свободы?» Вопрос простой, который подразумевает: может ты устал от этих отношений? Может у тебя есть кто-то другой? Может ты хочешь разойтись? Но такое Сокджин в жизни не напишет и действительно удивляется, когда приходит ответ от младшего в эту же минуту. Шону: «А может ты не будешь стричь меня под одну гребенку со всеми моими сверстниками?!!» – Ну что же, какой вопрос – такой ответ, – отвечает сам себе, грустно улыбнувшись, и кладет две руки под щеку, стараясь уснуть. Это не первая их ссора, но Шону никогда не уходил из дома. Утром не стало легче. Собираться на работу оказалось очень трудно. Даже любимый кофе было сложно выпить, на опухшее лицо смотреть вообще не хотелось, но пришлось, чтобы привести себя в порядок. Уже в своем кабинете, сидя за ноутбуком, проверяя отчеты, чтобы отвлечься от глупых мыслей, он не заметил, как пролетело время, кажется, Сокджин впервые в жизни пропустил обед, а все из-за младшего. Так и хотелось позвонить ему и спросить все ли хорошо, но гордость не позволяла. Он вообще ни в чем не виноват. И кому здесь звонить и просить прощения, так это Шону! Джин закрывает глаза и трет переносицу, и тут же выпрямляет спину на кресле, когда дверь в кабинет открывается, но надежда, что это Шону, пришел извиниться, рушится в один миг. В кабинет уверенно без стука заходит Ли Сухёк, засовывая руки в карманы дорогих брюк. Сухёк высокий, плотнее него, видно, что занимается спортом, его черные как смоль волосы красиво уложены на правую сторону, черный классический костюм придает роскоши, на руках виднеются дорогие и стильные часы, а на лице красуется ослепительная улыбка. – Ли Сухёк! – приветствует старого друга, а теперь и партнера. – Ты сегодня рано, –смотрит на часы, убеждаясь во времени, – обычно приезжаешь после шести. – Привет. Освободился раньше, – отвечает глубоким голосом и сканирует взглядом усталое лицо Джина. – Выглядишь уставшим. Что-то случилось? – Нет. Не обращай внимания. – Врать так и не научился, – Сухёк, совсем не переживая о злоупотреблении гостеприимством, довольно смело подходит к шкафчику, где припрятаны виски и стаканы, тянет улыбку, смотря на качающего головой Джина, ставит все на столик возле дивана и наливает им по пятьдесят граммов. Сокджин встает со своего места и приближается к нему, берет предложенный стакан, чокается и отпивает маленький глоток, садясь рядом на диван, расслабляясь от крепкой жидкости, что греет внутри. – Дай угадаю, это все из-за того юнца? – ухмыляется, когда Джин закатывает глаза. – Ты никогда не умел выбирать себе партнеров. Помню, в университете ты стал встречаться с тем парнем, который приехал по обмену. Накаченный такой… Француз, кажется? – И чем я только думал! – хохочет Джин, припоминая свою студенческую жизнь. Да…выбирать парней он, видимо, никогда не умел. Первым делом смотрел на кубики на животе, а потом уже разбирался в человеке. Чего только стоил Джексон… и чем он вообще думал? Но это все не касается Шону, Джин полюбил его не за пресс, а за его ум и искренность, хоть и нахальную! – Ну и что он натворил? – делает глоток горячительной жидкости и снимает галстук. Перед Сокджином он может вести себя расслабленно. – Кажется, он думает, что у тебя ко мне чувства, – признается Сокджин и сам смеется с этого. – Может он еще думает, что я ему изменяю? Это так… тупо! Он как ребенок… это ведь бред?! – он поворачивается лицом к Сухёку, убедиться в своей правоте, но тот не смеется, а смотрит так, будто Джин здесь сам бред несет. Он прикрывает глаза и вмиг раскрывает, на лбу показываются складки от хмурости, а уголки губ опускаются вниз, он выдыхает, только чтобы услышать, что все ему показалось. – Сухёк? - слишком жалостливо и просяще срывается с губ. – Сокджин, – выдыхает он,– не люблю ходить вокруг да около, поэтому скажу тебе все как есть. Да, ты мне нравишься, ты безумно красивый, – после этих слов Джин напрягается и расширяет глаза. Кажется, дурак здесь все-таки он, и Шону ревновал небезосновательно. Где он не видел знаки, там их видел младший. – Но расслабься, я ведь не подонок последний, – он делает еще один глоток, видя, что морщины на лбу Сокджина разглаживаются. – Видно, что ты любишь этого юнца как ненормальный. Так что мне не хочется стоять между вами. Может я бы побегал за тобой, и ты бы сдался, – дразнит его Сухёк, – но слишком боюсь кармы. Так что пацана я понимаю. – Что ты имеешь в виду? – Ох, Джин, да брось, – потирает бровь, улыбаясь. – С самой первой минуты знакомства он смотрел на меня волком. Небось в кошмарах видел, как я нагибаю тебя, и просыпался в поту. Ему двадцать и ему как никому другому хочется обозначить свою территорию. И не быть в твоих глазах глупым, ревнивым парнем. – Чёрт! – откидывается на спинку дивана и закрывает ладонями лицо. – Чёрт! И как я мог быть таким дураком и не увидеть, что его грызет! Господи… он, наверное, поэтому и напивался, и нес пьяный бред, который я не мог разобрать. Но все равно, он ведь должен мне доверять! – Ох, не заносись! Ты ведь не рассказал ему про нас? Я больше чем уверен, что за тебя это сделали твои друзья, которые вообще не умеют языки за зубами держать. Так что ты здесь не такой уж невинный, как ты и думаешь, – в голос смеётся с кислого лица Джина. – Посмотрел бы я на тебя, если бы к нему клеился молодой и красивый парень. Ох, ты бы волосы на голове рвал, – продолжает забавляться Сухёк. – Прекрати смеяться, – шипит Сокджин и поднимается с дивана, чтобы взять свой ноутбук. – Лучше займись работой. Кажется, теперь Сокджин понял поведение младшего. Ему хотелось объясниться с ним, поэтому после двух часов работы с Сухёком он не выдержал и набрал младшего, но тот не ответил. Ком в горле спустился к животу. Сокджин насторожился и, не став дожидаться, когда ему перезвонят, написал сообщения. «Приходи, пожалуйста, на ужин. Нам нужно поговорить, Шону. Прости! Жду тебя!» Шону видел, что Сокджин звонит, но трубку не поднял. Что он ему скажет теперь? Что сожалеет? Что не хотел? Что алкоголь ударил в голову? Что он бы никогда в жизни так не поступил с тем, кого любит, но все же сделал. Ему теперь не то что перед Сокджином стыдно, а перед собой. В раздевалке после утомительных упражнений в тренировочном зале, где он чуть не уронил на себя штангу, хвала, что Намджун его страховал, который как-то еще и Юнги затащил в зал, он сел на лавку после душа, не удосужившись даже одеться, и схватился за голову. – Что случилось, малец? Ты сегодня сам не свой, – спрашивает Юнги, надевая на себя джинсы, а следом футболку, встряхивая черные влажные волосы после душа. Шону прокашливается и смотрит на хёна не отводя глаз. – Хён, а можно один вопрос? – Юнги кивает, и Шону продолжает. – Ты… ты не беспокоишься… – с Юнги Шону почему-то всегда страшно говорить. Тот хоть и меньше, и худее намного, но его аура это что-то, как и глаза, когда посмотрит недовольным взглядом. Вот честно, до дрожи пробирает. – Ну…когда Чонгук-хён общается с влиятельными и красивыми людьми… ну… ты не ревнуешь? – Нет… – хмурится в ответ Юнги задумываясь. – Я беспокоюсь, только когда мне врут в глаза. – Ты настолько уверен в ваших отношениях? – Юнги закусывает губу и закидывает рюкзак на плечи, что-то обдумывая, пока младший поджимает губы и смотрит, дожидаясь ответа. – Это уже второй вопрос, – подмигивает ему и салютует Намджуну на прощание, который вышел из душа с полотенцем на бедрах. – До встречи, малец, – и выходит из раздевалки. Намджун открывает шкафчик, не торопясь достаёт оттуда свои вещи, не реагирует на то, как рядом мнется младший, берет сложенную футболку, которая сразу после слов младшего летит на пол. – Я изменил Сокджину. – Ох… – кажется, говорит это спустя пару секунд, раскрывая широко глаза, закусывая нижнюю губу. Он видел, что Шону что-то беспокоит, но не хотел лезть в душу. У всех бывают плохие дни… и люди чаще молчат, а не вываливают правду как снег на голову, как это только что сделал младший. Он не умеет давать советы, разве что злобным старикашкам, которых зовут Юнги. – Тебя ведь простил Тэхён-хён… а ты часто… ну это… то есть… Хён, я не осуждаю, я просто… что мне делать? Я сейчас с ума сойду. Хён... помоги… Может ты скажешь Сокджину, что… – у него, кажется, начинается припадок, потому что он дышит слишком быстро и нервно, и его действительно всего потряхивает, как будто здесь минус двадцать. Слезы сами показываются на глазах. – Успокойся. Тише...ну… – Намджун легко похлопывает его по щекам, приводя в чувства. – Просто дыши. Вот так… вдох… выдох… – он дышит вместе с ним, придерживая за щеки, смотря младшему в глаза, и тот, кажется, успокаивается. Не был бы он сейчас в таком состоянии, Намджун бы точно на него гаркнул за его словесной понос. – Легче? – и Шону кивает в ответ. – Хорошо. А сейчас ты мне все расскажешь. Не то что бы он хотел это слушать, ведь его лучшего друга ранили в самое сердце, а тот даже не подозревает. Да и в отношения других лезть совсем не хочется. Но малой слишком напуган и ему нужно помочь разобраться с этим. Шону рассказывает все с самого начала, кто такой Сухёк и как он ревнует, как он вчера поссорился и убежал вместо того, чтобы все прояснить. – И я… ну я напился очень сильно, я подумал, что Сокджин мне изменяет, поэтому поцеловал парня, который ко мне клеился, а потом, когда до меня дошло, что я делаю, я его оттолкнул и убежал… Я плохой… черт, я такой плохой! Как я мог! – ударяется головой об шкафчик Шону. – Подожди… – уводит его за плечо от шкафчика, чтобы тот еще не покалечился. – Ты хочешь сказать, что просто поцеловал и убежал? То есть… ты с ним не переспал? – уточняет старший, на что Шону отвечает побитым зверем «нет», и Намджун выдыхает с облегченной улыбкой, что не все так плохо. – Ну...слушай, я не говорю, что ты поступил красиво, но… я думаю, Сокджин тебя поймет. Просто признайся ему и поговорите. – А если он меня бросит? – ноет Шону, и Намджун потирает затылок, мыча. – Сокджин любит тебя, просто будь с ним искренним и честным. Разговор с Намджуном его немного привёл в чувство. Но все равно он считал себя последним дураком. Как он мог так поступить? Вопрос так и не выходил из головы. Сокджин еще написал, что им нужно поговорить, значит, точно бросит его к чертовой матери, где ему и место. Хорошая сказка с плохим концом. Он вводит пароль трясущимися руками, а когда заходит в квартиру, его встречает вкусный запах еды, накрытый стол в гостиной со свечами и шампанским, Сокджин, одетый в рубашку песочного цвета и коричневые брюки с добродушной улыбкой на лице. Его глаза блестят, но в них нет злости или раздражения, только сожаление, что все так случилось. – Привет, – первым здоровается Сокджин и улыбается, радуясь, что Шону все-таки пришел. Младший только опускает голову, подходит ближе побитой собакой, но не садится за стол, жует свою губу, думая, как бы не разреветься сейчас. – Я думаю, мы оба вели себя как дураки. И я как старший должен пояснить тебе, что твоя ревность все-таки была не беспочвенна, но все же ты должен был мне сказать, что чувствуешь. Я не говорил о прошлом, потому что оно в прошлом и нечего его ворошить, и я не хотел, чтобы ты беспокоился об этом. Я ничего не испытываю к Сухёку. Наверное, мы должны были вместе прояснить этот момент, а не возводить стены, – Сокджин усмехается и подходит ближе, кладет свои руки на плечи Шону, легко поглаживая. – Я никогда бы не изменил тебе, Шону. Я люблю тебя! Только тебя. Парня, младше меня на девять лет, который заставляет мое сердце бешено стучать в груди. И обещаю, что больше не буду так долго задерживаться, а проводить больше времени с тобой. И Сокджин как всегда прав в своем предложении. Потому что… – Я поцеловал другого, – поднимает свою голову с мокрыми и растеряными глазами, дрожь так и проходит по всему телу, потряхивая его. Молит одним взглядом простить его омерзительный поступок. Сокджин чуть отшатывается от услышанного, убирает руки как от обжигающего огня и делает шаг назад, смотря в покрасневшее от слез лицо, моля, чтобы ему это послышалось. – Прости меня, Джин… Я не хотел… это все глупая ревность… Я бы никогда не сделал тебе больно… – Но ты сделал, – еле выдавливает из себя Джин, хватаясь за рубашку там, где сердце, тяжело дыша. – Прости… прости… миллион раз прости… я был пьян! Я так рассердился на тебя! – сквозь всхлипы тараторит младший. – Ты тоже постоянно приходил домой поздно… и сидел с ним в одном кабинете… а я просто лез на стены от ревности, не зная, куда себя деть... и я должен… – Ты должен был мне верить, Шону! Или хотя бы попытаться поговорить со мной! – Джин не повышает голос, не спрашивает себя тысячу раз почему, потому что знает, что с ним всегда такое происходит. Стоит ему открыться и вложить свое сердце в чужие руки, как его тут же давят. Он всегда искал подвох, как только начал встречаться с Шону. Забытое чувство боли его снова настигло. – Я знаю, что поступил плохо… и вел себя как кретин… но я признался и сожалею! Джин…пожалуйста! – подходит к нему неуверенно и берет его руку, словно кукольную, и прикладывает к своему сердцу, пока тот так и стоит застывший смотря в пол, что-то раздумывая. – Хён… Джин-хён… – грубым тоном поправляет его старший и высвобождает свою руку ловким движением. Тело становится словно ватным от боли, и хочется просто лечь в постель и уснуть, расслышать услышанное и забыть, как страшный сон. Джин еле себя сдерживает, чтобы не зареветь горькими слезами обиды перед младшим. В голове всплывает один правильный, возможно, самый верный вариант, но сейчас нужно прийти в себя и много о чем подумать. – Уходи, Шону, – Ким произносит уставшим голосом болезненный вердикт и тянется к бутылке открытого шампанского, которое должно было обозначить их примирение, но, наверное, не в этот раз, и ему позарез нужно что-то выпить алкогольное, чтобы успокоить желание дать Шону звонкую пощечину, которую он заслужил, поэтому Джин наливает в бокал до краев, пока младший переваривает услышанное. – Не уйду! Ты же знаешь, что я не уйду из твоей жизни. Буду приходить каждый день и ночевать под дверью, пока ты меня не простишь. Ты всегда считал меня не парой для себя… потому что я младше тебя на девять лет… – Даже не начинай! – повышает голос Сокджин и делает большой жадный глоток, а после судорожно выдыхает. – Уходи, Шону. Завтра придёшь за своими вещами, – он еле подходит к журнальному столику, говоря себе в уме быть сильным и вытерпеть, берет свой кошелек трясущими руками и вытаскивает оттуда деньги, и кладет их на стол рядом с младшим. – Возьми на такси и уезжай, – с трудом произносит разбитым голосом. Шону хмыкает, не веря в происходящее, а по щекам катятся соленые слезы. – Ты… ты просто хочешь так избавиться от меня? Искал повод, да? Чтобы быть с ним? – Что ты несёшь, Шону?! – не выдержав, кричит и мотает головой. Джин думает о том, как Шону вообще позволяет себе такое говорить. Сам целовался с другим парнем, а его виноватым делает. Это вообще что такое?! Он тоже виноват, в отношениях всегда виноваты двое, но эти обвинения уже чересчур. И если Шону думает, что ему это решения пришло в ум слишком легко, то он очень ошибается. – Прости, – судорожно выдыхая и делая глубокий вдох. – Наверное, мне лучше уйти, – он вытирает слезы и ещё раз протяжно выдыхает, разворачивается и уходит, не беря деньги со стола, думая, что лучше дать время старшему переварить случившееся, а завтра он придет и как следует еще раз извинится, потому что в их конец он не верит, это просто Сокджин сильно разволновался и принял поспешное решение. Сокджин в эту минуту еле сдерживает себя, чтобы не крикнуть ему в вслед остаться, хотя сам и прогоняет. Потому что жить без Шону он тоже не хочет, не может, уже не знает как, но обида все-таки берет верх, поэтому он сильно сжимает губы, пальцы в кулак и молчит, сдерживая свою боль, но когда слышит звук закрывающейся входной двери, позволяет себе разбиться внутри, пасть на колени и захлебываться солеными слезами, которые больше не в силах держать в себе. *** Ранние лучи осеннего солнца пробиваются сквозь окно, оповещая о новом дне. Осень в этом году очень теплая, что нравится Тэхёну и его романтичной душе. Он встал с утра пораньше, чтобы сделать маленький сюрприз своему любимому человеку – вкуснейшие панкейки с шоколадной начинкой и любимыми ягодами Намджуна сверху. Они договорились, что не будут праздновать день рождения Намджуна и приглашать друзей, потому что понедельник – слишком загруженный день для всех, а на выходных уже не то, но Тэхён не может без праздников и сюрпризов, поэтому в панкейки он вставляет маленькие свечки и зажигает их спичками, довольно улыбаясь своей работе. Захватив шампанское со вкусом персиков, которое он специально вчера купил, он направляется в маленькую спальню, где Намджун все еще пребывает в царстве Морфея. Тэхён аккуратно ставит тарелку и шампанское на прикроватную тумбочку около маленького деревца бонсай, и вздыхает, он так не хочет будить своего милого парня, который спит как младенец, это теперь его новое хобби – любоваться спящим Намджуном, поэтому он тихо ложится рядом, подпирая рукой щеку. Прошло не больше двух месяцев, как они снова вместе. И все было просто волшебно. Теперь они гуляют и не скрываются. Как и должно быть у пар. Тэхён все еще не может поверить в это. Это произошло так неожиданно, вот только недавно он жил с Чонгуком, страдал, и благодаря Юнги помирился с Намджуном, а на свадьбе Хосока с Чимином они уже вдвоем. Это ведь тот самый хеппи-энд, что в романтических фильмах, все как любит Тэ. Про совместное жилье разговоров много не было, Намджун сразу предложил, буквально на второй день, и Тэхён ни минуты не колебался. Они выбрали для аренды совсем небольшое и дешевое жилье с площадью 45 квадратных метров. Обычная квартирка с маленьким балкончиком, обставленным различной зеленью в горшках, спальней и гостиной совмещенной с кухней. Для кого-то это было бы настоящим стрессом и безумством – променять огромную шикарную квартиру, но не для Тэхёна, он и не думает возмущаться, ему нравится. Здесь уютно, мило, потому что он все обустроил для комфорта, и самое главное – здесь есть Намджун. Это их маленький мирок. Да и их зарплаты большего не позволяют. У Намджуна с Юнги снова проблемы и полоса неудач. Но они все равно договорились, что каждый месяц будут откладывать для покупки своего общего жилья, хоть какую-ту сумму. Почему Тэхён уверен, что он будет так долго с Намджуном и они не разойдутся? Не смешите, теперь Тэхён глотку перегрызёт тому, кто только посмотрит на его парня. Намджуна он уже никому не отдаст. Он достаточно настрадался, теперь его время. – Ты смотришь на меня, – сонно бормочет Намджун с закрытыми глазами, жмурясь из-за яркого света. Он сразу услышал, что Тэхён подорвал свою милую жопку с кровати, а потом учуял вкусный запах, исходящий из кухни. Намджун за это время выучил новые привычки своего медвежонка, который любуется им каждое утро. И даже чувствует его улыбку на губах. – И ты продолжаешь это делать, – подминает под себя младшего, который взвизгнул от неожиданности, и завороженно глядит на него с самой чувственной улыбкой. Сон как рукой снимает. – Ты такой красивый… Тэхён на это только хмурится. Он же только встал с кровати и даже не привел себя в порядок. Волосы взлохмачены, маску не сделал, лицо не умыл пенкой и кремами не намазался, хорошо, что зубы почистил, и то кое-как в спешке, чтобы приготовить вкусный завтрак. – Ты врунишка, Намджун, – тянет с улыбкой и поднимает руки, чтобы обнять за шею. – Но я все равно люблю тебя, – и получает поцелуй в кончик носа, и улыбка еще шире разворачивается на губах. Он прищуривает глаза и с хрипотцой в голосе просит: – Скажи. Намджун улыбается и кивает головой от того, какой Тэхён все-таки милый. Теперь каждое утро он просит рассказать ему один важный факт. И это начало их новой маленькой традиции, которую они заводят. – В Америке три миллиона пластмассовых бутылок выбрасываются каждый час, а период распада пластика составляет пятьсот лет. Тэхён открывает широко глаза, охая. Ему, конечно, далеко до Америки, но все равно, в Корее ведь тоже используют пластик, тешит только то, что у них уже научились больше перерабатывать, но это только тридцать четыре процента, насколько он знает. – С сегодняшнего дня мы больше не покупаем пластмассовые бутылки! - серьезно сообщает он, а Намджун кивает головой сдерживая хохот внутри. Тэхён такой забавный. Вчера он ему сказал, что растение «фикус Бенджамина» очищает помещение от примесей и бактерий, так вечером Тэ притащил с довольной улыбкой два горшка. Один поставил в гостиной, а второй в спальне, еще и имена им дал. Намджун, кажется, никогда не ощущал себя таким счастливым и свободным, смотря сейчас в эти любимые глаза. Он очень надеется, что его омма не слишком переживает за него на небесах. Ее глупый сын наконец счастлив. У него еще не все хорошо с работой, но если у него есть поддержка, то он со всем справится. Теперь он не один. Ему хочется бросить к ногам Тэхёна целый мир и искупить все свои грехи перед ним, не каждый бы смог простить такое. Целый мир – это, конечно, хорошо, но ближайшее, что он хочет сделать, это купить им красивый дом с террасой, чтобы Тэхён чувствовал себя хозяином и завел шпица, которого он очень хочет. Но не все так легко. Собственный дом стоит чертову гору денег, которых у него нет. Полоса удач быстро опустилась вниз. Малоизвестная, только начинающая компания, с которой они подписали контракт, через месяц обанкротилась и, разумеется, им не выплатили ни воны. По судам они не таскались, потому что это долгое и дорогое занятия, тем более в договоре был пункт, в котором говорилось, что в случае банкротства компании они не получат деньги. И теперь они в поисках новых клиентов, но сумасшедшая конкуренция дает о себе знать. Донхен, с которым они работали, оказался той еще мразью и после успешной песни, которую они ему написали, помахал им ручкой и ушел в известную компанию со своей студией. Но у них все еще есть Айли, которую они продюсируют, и которая приносит хоть какую-то прибыль, и недавно с ними связались насчёт одной новой группы. Возможно, у них было бы больше клиентов, но Юнги упрямый и злостно говорит: «Я не буду работать с теми, кто даже, блять, петь не умеет» или «Я не буду одним из тех продюсеров, которые пишут хрень только чтобы просто срубить бабло». Намджун его точку зрения разделяет, возможно, кто-то бы их назвал гордыми, но им это кажется правильным. Они вкладывают в свою музыку души и хотят такой же отдачи и от артистов. Они знают, что это не короткий путь, но они готовы работать и ждать, они верят, что однажды и в их двери постучат. Новичкам всегда тяжело, тем более без больших связей. Но Намджун не опускает руки, поэтому они с Юнги иногда задерживаются до поздней ночи, чтобы свести треки или поработать над текстами, которые заказали. Тэхён не обижается, бывает даже приносит им ужин и ложится на диванчик, тихонечко себе сидит и ждет, зависая в телефоне. Намджун на это только поджимает губы. Порой ему кажется, что Тэхён не доверяет ему полностью, оно и не удивительно после случившегося, поэтому ничего не говорит, благодарит за ужин и улыбается. Намджун старается часто не задерживаться в студии, чтобы Тэ не нервничал, но, когда все же приходит после двенадцати, уставший ложится тихо в кровать, чтобы не разбудить спящего Тэхёна, тот, оказывается, и не спит, молча прижимается близко и, осознанно или нет, зарывается в шею и слишком сильно вдыхает, и когда чувствует только запах Намджуна, расслабленно выдыхает и закрывает глаза. Намджун на это снова молчит. Он понимает, что Тэхёну нужно больше времени, чтобы справиться с прошлым. Одно дело простить, другое – полностью доверять. И это не единственная причуда Тэхёна, когда Намджун поздно возвращается, иногда он может себя очень странно вести, особенно, когда старший говорит, что он задержится в студии с Айли. Тэхён не закатывает истерики, не пишет, не звонит, не отвлекает от работы, не обижается, не отталкивает. Когда Нам уже вроде как засыпает, вернувшись домой, Тэхён встает с кровати и на цыпочках подходит к стороне старшего, тихо забирает телефон с прикроватной тумбочки и идет с ним в ванную комнату, через пару минут возвращается и как ни в чем не бывало так же тихо кладет телефон на место и снова ложится в кровать, обнимая Намджуна, который смотрел в темноту и ждал, когда маленькая паника Тэхёна и шпионские игры снова пройдут. Как только он сошелся с Тэхёном, то убрал на телефоне пароль. Ему в принципе и нечего скрывать. С Айли у него чисто деловые отношения. Но если Тэхён каждый раз будет убеждаться, что он честный, возможно, все наладится и страх его медвежонка пропадет. Намджун его не может винить, слишком долго Тэхён страдал. Но старший и в правду старается, теперь он не ищет легких путей и считает, что Тэхён достоин большего, чем крохотная арендованная квартирка. Намджун переводит взгляд влево и смотрит на прикроватную тумбочку, где стоит тарелка с панкейками и бутылка шампанского. Он улыбается, показывая свои ямочки на щеках, которые так обожает Тэ. Он снова смотрит на младшего под ним и его взгляд становится более серьёзным. – Ты ведь знаешь, что я верен тебе? – Намджун старается донести это почти каждое утро. – Ты убиваешь мое романтичное утро! - поджимает губы. – Да. Знаю. Ты продолжаешь меня уверять в этом весь последний месяц. Когда ты стал паникером? – говорит он, улыбаясь, хотя сам отлично знает, кто из них еще тот паникер, но как говорится, лучшая защита – нападение. – Лучше еще мне расскажи о мусоре. – Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Я обещаю, у тебя будет все, что ты захочешь. Просто дай мне время и у тебя будет красивая дорогая одежда и хороший дом, а не эта халупа, – спокойно говорит Намджун. Тэхён не падок на деньги, старший это знает, но он любит дорогие и красивые вещи. И когда Тэхён встречался с Соджуном, Нам всегда сжимал крепко зубы, чтобы не проломить кому-то череп, но тот мог бы дать ему все, деньги у него были. Тем более Тэхён довольно долгое время жил у Чонгука, тратя почти что все деньги на себя, катаясь на дорогой машине. А сейчас он ездит на автобусе и живет в «два на два», а аренда заоблачная, как и цены на продукты. Теперь он не может побаловать себя дорогими шмотками, и Намджун отчасти винит себя за это, но радуется, что Тэхён его любит, безумно любит, что терпит все это. – Я уже счастлив, – как всегда отвечает Тэхён. – У меня есть все, что нужно для счастья, – подразумевает он Намджуна. – Хватит мне говорить о вещах! Вообще-то я тебе завтрак сделал и хотел поздравить с днем рождения, потому что сегодня ты снова будешь допоздна работать и придёшь уставшим! И когда ты поешь, мы могли бы покувыркаться… – игриво закусывает губу и притягивает Намджуна ногами еще ближе к себе. – Спасибо, мой медвежонок. Мы можем покувыркаться сейчас… Ты можешь стать моим завтраком. Он опускается еще ниже, их носы соприкасаются, но Намджун не спешит его целовать, просто водит носиком по щеке, опаляя своим теплым дыханием, и все-таки оставляет поцелуй. Он, не отрываясь, спускается медленно-медленно поцелуями к шее, улавливая как дыхание Тэхёна участилось, и тот еще больше подставляет свою шею для легких поцелуев, гладя спину старшего. Намджун опирается одной рукой, чтобы не придавить хрупкого Тэхёна, потому что он стал еще больше благодаря качалке, в которую он ходит, и младший уже шутит: «Ты скоро реально станешь больше, чем наш шкаф!», а другой прокрадывается под любимую пижаму Тэхёна и оглаживает плоский живот, чувствуя, как Тэхён полностью расслабляется под ним и закрывает глаза, шумно выдыхая. Младший цепляется пальцами за шею и притягивает Намджуна для поцелуя, игриво захватывая верхнюю, а потом нижнюю, и немного сильней сжимает, начинает более страстно целовать. Он ахает в губы, улыбаясь, когда рука Намджуна добирается до его упругой ягодицы и немного сильно сжимает. – Ким Намджун… – игриво говорит в поцелуях, – вы грязно играете… Намджун хмыкает и врывается в его рот языком, сплетая с его и блуждая по рту ненасытным зверем. Ему всегда мало Тэхёна, даже если только два дня назад у них был сумасшедший секс на всех поверхностях квартиры. Тэхён потом долго стонал, что не сможет отойти. – Как ты хочешь, чтобы мы это сделали? – спрашивает старший через пару минут, уже высунув свой язык изо рта разомлевшего Тэхёна. – Ну… я тут подумал о позе шестьдесят девять… – и подмигивает одним глазом, игриво улыбаясь. – Когда ты стал таким пошлым мужчиной… – совсем не в упрёк говорит счастливый Намджун, учащенно дыша, любуясь подмятым под ним Тэхёном, который смотрит в глаза и играется с его выбеленными волосами, спадающими на лоб. – Думаю… – прищуривается специально, а тогда шепчет: – когда мой ротик заскучал по твоему члену, а моя попка – по твоему языку. И все… Намджун каждый раз умирает и воскрешает из-за пошлых слов, что срываются со рта его маленького медвежонка, который теперь вообще ничего не стыдится. Будь то ясный день или вечер, он может подойти и просто стянуть штаны с Намджуна вместе с бельем, упасть на колени и просто взять в рот, словно оттачивая свое мастерство, даже не успевая получить возмущения или упрек, только неожиданное удовлетворение. Намджун тогда просто как кукла, закрывает глаза, хватается за волосы младшего, чтобы его направлять, а после процесса, пока он отходит, облокотившись на стенку, еле дыша, Тэхён все проглатывает словно сметану, но не встает, сидит и смотрит на его причиндал совсем бесстыдно. Вот это уже кажется Намджуну немного странным, но Тэхён такой, с причудами, и говорит, что ему нравится разглядывать член Намджуна, потому что он очень красивый, и брать его в рот ему очень нравится. Намджун считает, что это просто пиздец и пошлость на высшем уровне, но как всегда молчит и машет головой, не веря в происходящее. Он думает, что Тэхён чего-то боится, поэтому так себя ведет, и Намджуну кажется, что он знает в чем проблема. Тэхён видел Айли, она шикарная и очень красивая, с милым личиком, как он сам и сказал, а потом сел перед зеркалом и долго разглядывал себя. Можно еще и вспомнить ту самую, коварную, ужасную женщину Даын, которая выглядела словно произведение искусства. Тут и Намджун задумался, он же говорил, что он как бы би и ему могут нравятся как девушки, так и парни, тем более Тэхён чаще его видел с первыми, чем со вторыми. Вот тебе, кажется, и вырисовывалась проблема. Тэхён снова боится потерять Намджуна, так что готов придумывать себе всякие глупости. Намджун старается говорить каждый день, какой он красивый, но Тэхён словно играет, благодарит, а потом однажды спрашивает: «Ты бы хотел что-то во мне поменять?». Намджун тогда сам охренел. И, отойдя от шока, чуть ли не кричал «нет». Иногда Намджун думает, что нужно подарить Тэхёну на день рождения запись к психологу, но тогда точно все пойдет по пизде, так что он каждый день старается показывать, как любит своего медвежонка. И сейчас Тэхён предлагает позу шестьдесят девять… Намджун не то что против, он слишком под влиянием своего Тэхёна, но через полтора часа ему нужно быть в студии, как и Тэхёну на работе, но и дико не хочется отказывать, чтобы младший себе снова что-то не напридумал. – Может сначала дашь мне сходить в душ? – откатывается на кровать Намджун и ложится на спину, а Тэхён, не теряя ни минуты, заползает на него, усаживается осторожно своей попой ему на живот, так, чтобы не зацепить вставший член. – Нет… – и своими пальчиками проходится по прессу, радуясь, что Намджун любит спать без футболки, да и вообще без пижамы, просто в трусах. Он наклоняется к нему, чтобы получить сладкий поцелуй. – У нас только час. Нет времени шиковать. Тебе ведь сегодня не удастся прийти пораньше? – ложится на Намджуна, опираясь на локти по обе стороны от головы старшего. – Если честно – нет, – и видит, как лицо Тэхёна сразу мрачнеет. – Но я могу попросить Юнги, чтобы он закончил один. Тэхён поднимается и удобней усаживается, о чем-то думая. – Нет, не нужно. Юнги-хён и так почти все время в студии, и они с Чонгуком редко видятся. Как всегда, Тэхён – добрая душа, думающая не только о себе, но и о других. Все-таки доброту у Тэхёна не отобрать, даже такими злыми уроками, которые ему преподносит жизнь. – Ты такой хороший. – Да, но мы, кажется, отвлеклись… – и снова наклоняется, чтобы получить поцелуй. Тэхён встает на ноги, медленно снимает с себя пижаму, оставаясь совсем нагим, и нависает над Намджуном, который не может скрыть восхищённый взгляд при виде тела Тэхёна. – Я не знаю, возможно ли такое, но кажется, что с каждым разом, как я смотрю на тебя, я влюбляюсь еще больше. Тэхён снова садится на живот Намджуна, и на щеках появляется легкий румянец. Намджун привстает на локтях и целует Тэхёна в носик, а потом в губы, нежно посасывая каждую, в перерывах говоря, как его любит. Он снова ложится на спину, и Тэхён, понимая знак, разворачивается попой к лицу Намджуна и нагибается к его паху, стягивает боксеры, чтобы получить доступ к стволу. Он берет в руку член, окольцовывая его, проводит по нему легко пару раз вверх-вниз, совсем расслабленно, облизывает свои губы, хищно смотря на член Намджуна. – Пододвинься ближе, мой медвежонок, – и Тэхён слушается, чуть двигается назад, чтобы Намджун смог дотянутся до его ягодиц языком и почувствовать нечто запредельное. Он нежно разводит половинки Тэхёна в стороны, целует каждую из них и немного приподнимается, проводит языком по дырочке и слегка дует на нее. Тэхёна чуть ли не штормит даже от такого малого, и он прикрывает глаза, выпуская громкий стон, выгибая спину. Секс с Намджуном всегда потрясающий. Он нежный, когда нужно, и умеющий вытрахивать так, что потом ноги невозможно свести. С Намджуном всегда как в последний раз. Как выбитый из легких воздух. Это второй раз, когда они пробуют эту позу, но Тэхёну до безумия нравится, когда Намджун его вылизывает. Сначала было немного стыдно открываться до такой степени, даже если они занимаются сексом достаточно часто. Но это что-то другое. Более откровенное. Но язык Намджуна Тэхён ни на что не променяет. Намджун облизывает колечко, нежно, слюнявя его еще больше, а потом прикусывает сначала одну половинку, словно отвлекающий маневр, а затем толкает язык немного вглубь, ощущая, как Тэхён стонет уже с его членом во рту, вызывая мурашки по телу, чуть ли не выгибается как кошка от внутренней удовлетворённости, вызывая у Намджуна только довольную усмешку и еще большее желание сделать своему медвежонку приятно. Он ласкает своим языком уже довольно глубоко, толкаясь ритмично, и Тэхён сжимается, откидывает непроизвольно голову вверх, выпуская член с громким и пошлым звуком, сжимает руками простыни и мычит, пока Намджун снова раздвигает его половинки и еще усерднее работает языком, на смену которому толкаются сразу два пальцы в разработанную дырочку. Тэхён как кукла в его руках, совсем уже позабыл, что он тоже должен удовлетворить своего мужчину своим ртом, но Намджун не обижается, он всегда старается, чтобы первым делом было хорошо Тэ. – Ты как? – приподнимается Намджун, чтобы было удобнее толкаться пальцами в анус младшего, другой рукой поглаживая его член. – Лучше всех! – простанывает Тэхён, становясь на колени и еще больше выпячивая свой зад. Он словно в другом пространстве, его так кроет, что он чуть ли не готов излиться от касаний. – Будет немножко больно без смазки, – предупреждает его Намджун и только усмехается, когда слышит такой возбуждающий и нетрепливый крик младшего: – Давай уже… не могу… Намджун сплёвывает на член, чтобы Тэхёну было не так больно, размазывает и удобно пристраивается, толкается в колечко младшего, который сразу же начинает скулить от удовольствия. Намджун двигается сначала аккуратно, давая привыкнуть, пока Тэхён зарывается носом в простыни, сдерживая свои громкие стоны, и дышит через раз, потом выкрикивает, что можно быстрее. И Намджун даря легкие поцелуи по позвоночнику, сильнее сжимая бока младшего до белых пятен, которые вмиг становятся красными, начинает сильнее толкаться. Спустя пару мгновений Тэхён не выдерживает и первый кончает на простыни с удовлетворённым полустоном, получая долгожданную разрядку и разливающуюся по телу негу. Теряя последние силы, он падает животом на простыни и измазывается в своей сперме, чувствуя, как Намджун делает еще пару толчков и кончает внутрь, довольно улыбаясь, стоя на коленях, опускает голову на макушку Тэхёна, чтобы его не придавить, выравнивает сбившееся дыхание. – Надеюсь, тебе понравился подарок, – тихо произносит Тэхён, кривясь из-за того, что весь живот липкий, но ему нравится слышать дыхание любимого сзади. – Каждый день бы принимал такие подарки, – шутливо отвечает Намджун и слега ударяет младшего по попе, и видит, как его сперма вытекает из заднего прохода Тэхёна. – Нам нужно в душ, медвежонок. – Я не могу встать. Понесешь меня? – дурачится Тэхён и садится на попу с довольной улыбкой, жалостливыми глазами смотрит на стоящего рядом Намджуна, который зарывается в свои волосы пятерней и почесывает кожу головы. – Все, что хочешь, – Тэхён тянет руки вперед, и Намджун приподнимает его и закидывает себе на плечо, снова легко ударяет хохочущего младшего по ягодицам. Они моются под тёплыми струями воды в душе, даруя друг другу нежные поцелуи, улыбки и касания, так что совсем не хочется выходить, но работу никто не отменял. Намджун выходит первый с полотенцем на бедрах и бредет в спальню, пока Тэхён еще смывает шампунь, а затем сушит волосы феном. Намджун улыбается при виде приготовленного завтрака, подходит к нему, чтобы затушить непотухающую свечу, приносит с кухни два бокала и открывает шампанское, улыбаясь тому, что на часах еще нет восьми часов, а они уже успели заняться любовью и сейчас выпьют за здоровье. Он разливает по бокалам шампанское и берет рукой панкейк, откусывает большой кусок, причмокивая насколько он вкусный. – И как? – Тэхён выходит из ванной в белом халате почти при параде. Он уложил волосы и уже намазал лицо кремом, что чуть ли не сияет и направляется к шкафу. – Как всегда вкусно, – доедает первый кусок и наблюдает за своим парнем, который снимает халат и берет с нижней полки темные боксеры, надевает на себя, хитро улыбаясь, пока Намджун облизывается, смотря на него. – Чертовски вкусно, – и Тэхён понимает, что этот комплимент принадлежит уже точно не панкейкам и показывает свою квадратную улыбку. Когда он уже полностью одет в темные брюки и новую темно-зеленую рубашку с мелким белым принтом в виде зелени от Louis Vuitton, подаренную ему Чонгуком, который дальше продолжает дарить другу дорогие вещи, а тот радуется как дитя. Он подходит к Намджуну и откусывает кусочек, смакуя, и берет поданный ему бокал шампанского. – Новая рубашка? – немного хмурится Намджун, вспоминая, видел ли он ее раньше. – Да… – прикусывает губу Тэхён и делает глоток, чуть ли не закатывая глаза от наслаждения персиковым вкусом, а после продолжает: – Чонгук подарил, – и поднимает плечи, мол, говоря: «Мы ведь друзья, здесь нет ничего такого». – За последний месяц он тебе много чего подарил, Тэхён, – Намджун не злится, когда делает глоток, сильнее сжимает губы и смотрит, как младший прикрывает веки, но в его голосе слышатся еле уловимые нотки недовольства. Намджун уважает Чонгука и любит его как младшего братишку, как и все в их компании, но его чувство собственного достоинства иногда задевается. Он знает, что Чонгук делает это только из хороших и дружеских побуждений, но Намджуну бывает тяжело осознавать, что из-за подарков Чона Тэхён светится как светлячок в непроглядной темноте, а его вызывают лишь смятение и неверующий взгляд. Намджун недавно подарил ему кошелек с круговой молнией из последней коллекции Gucci, за две тысячи долларов, но кто знал, что там такие блядски дорогие кошельки. Да, он потратился, хотя был, мягко говоря, в шоке от покупки, но это ведь любимый бренд его парня и хотелось его порадовать больше всего, даже если прошлось брать дополнительную работу и просиживать в студии дольше, чтобы заработать пока что копейки на блядских рекламах. Но Тэхён на подарок округлил свои глаза, поскольку знал, сколько он стоит, чуть ли не разревелся, долго смотря то на кошелек, то на Намджуна в неверии, приблизился, обнял, чтобы понюхать Намджуна, а потом начал немного истерично смеяться. Намджун уже думал, что у его парня реально крыша поехала, или… просто… дошло… Тэхён подумал о ней. Намджуна задело, глубоко внутри, где-то там кольнуло, но он как всегда промолчал о своих чувствах и сказал нежным, доверительным голосом, чтобы Тэ не беспокоился, что все в порядке. Деньги он зарабатывает, не так много, как хочется, но все же, уже честным трудом, не в кровати Даын – последнее он просто подумал, чтобы не бередить старые раны. Но Тэхён только натянуто улыбнулся и сказал, что ему не нужны такие дорогие подарки, главное, что он рядом. Но если ему они не нужны, как он сказал, тогда зачем принимает от Чонгука?! Намджун реально старается не злиться. Если у него вообще есть право злиться на Тэхёна? – Да не так уж и много… – подает тихо голос Тэхён и снова делает глоток, отводя взгляд. На самом деле много. Как только выходит новая коллекция, Чонгук всегда ему дарит пару вещей оттуда. Это как неписаный закон. Чонгук щедрый и ему нужно куда-то девать деньги, потому что Юнги он даже боится что-то дарить, тот как посмотрит, он уже себе хочет шею свернуть, а вот Тэхён, как самый лучший друг, любезно принимает, даря взамен написанные им картины, которыми Чонгук заполняет теперь уже свое гнёздышко. У них это что-то вроде традиции. Но Намджуну не хочется признаваться, чтобы он не чувствовал себя неприятно. – Чонгук просто… – придумывает что сказать, чтобы звучало правдоподобно и не зацепило гордость любимого, – э… ему присылают много одежды в качестве подарков, а он такое не носит. Вот и… не пропадать же вещам. Но если тебе это не нравится, то… – Извини, – перебивает его Намджуна и подходит ближе, обнимает и целует в лобик, чувствуя, как улыбка Тэхёна расцветает. – Я не должен был упрекать тебя. Я рад, что у тебя такой друг. Все хорошо, Тэхён-и. – Да я и не обижаюсь, – отстраняется от Намджуна и прочищает горло, задумываясь, что раз они заговорили про подарки, то можно и для Чонгука что-то узнать. – Знаешь, я тут подумал, точнее вспомнил, – и видит, как Намджун уже насторожился. – Почему Юнги-хёну так трудно что-то подарить, особенно что-то дорогое? Он сразу превращается в дикого кота, не хватает только, чтобы волосы дыбом встали от недовольства, – хмыкает Тэхён. – Иногда он походит на психа. Кто бы говорил, думает Намджун. – Ну…знаешь, ему никогда особо ничего не дарили в детстве, кроме конфет и баскетбольного мяча, а потом… был тот… – и Тэхён понимает, что под «тот» он подразумевает того самого, что когда-то разбил ему сердце в школе. - И он дарил…просто… слушай… пусть разбираются сами. Я не буду трепаться о своем лучшем друге, чтобы ты потом сливал информацию Чонгуку, – не выдерживает Намджун. Тэхён просто хмыкает и закатывает глаза. – Чонгук мой друг, а ты мой парень! Ты же можешь немножко рассказать о Юнги. Ну, пожалуйста, Джун-и, – мягко обращается и сверкает своими глазками, проводя пальчиком по торсу старшего, хитро улыбаясь. – Юнги ведь и мой друг тоже. Я переживаю за их отношения. Они только сошлись, а уже херня какая-то. Что сейчас у Юнги в голове? Вы ведь говорите? – и специально начинает покрывать шею поцелуями. Намджун громко выдыхает и отстраняет от себя Тэхёна, который немного хмурится. – Прости, медвежонок. Я не знаю, что у него в голове. И вообще, разве мы не должны говорить обо мне?! У меня же сегодня день рождения! – и получает легкий удар по плечу от младшего, который медленно выходит из спальни, но останавливается возле двери. Намджун только улыбается такому поведению. Тэхён неисправим. – Я все равно люблю тебя! – И я тебя,– произносит он с нежностью. – Одевайся, а то я не смогу уйти. – Хорошо, медвежонок. У тебя есть планы на сегодня? Я постараюсь раньше освободиться. – Пообедаю с Чонгуком на перерыве, мы не виделись неделю, а вечером буду дома, тебя ждать. – Хорошо. Передавай привет. – Конечно. А ты поторопись, – не сдерживается, снова подходит к Намджуну и тот сразу же его целует, поглаживая по щеке. – Ещё раз с днем рождения, любимый, – и шлепает по ягодицам, прикрытые полотенцем, улыбается своей выходке и уходит, посылая воздушный поцелуй. Тэхён, как только выходит из дома, вытаскивает мобильный и пишет другу: Кролик: «Прости. Я ничего не смог узнать. Увидимся на обеде.» Чонгук открывает сообщение уже в компании. Он отвечает Тэхёну, что ничего, он сам справится. Хочется в это верить. Прошло полтора месяца с тех пор, как они возобновили отношения. И Чонгук рад, действительно рад, он все только и делал ради того, чтобы сказать такие заветные три слова: «Мы снова вместе». Только это «Мы» совсем не такое, на которое он рассчитывал. Чонгук знал, что будет сложно. Но это оказалось куда, блять, хуже, чем он думал. Он думал, что узнал, что такое ад, когда Юнги его бросил, узнав правду, но теперь он знает, что круг ада не один. Да, они вместе, но Чонгуку кажется, что Юнги еще дальше, чем был. Ирония блядской судьбы. Полтора месяца, а он на нулевой стадии! О, кто-то знает о такой?! Он, блять, знает, потому что на ней и находится. Как только они сошлись, звезды для Чонгука прекратили сиять. Но звезды здесь не виноваты, просто, как только абоджи увидел его в компании после проведённой с Юнги ночи, точнее его счастливое и наконец довольное лицо, он понял, что произошло. Кажется, все бы поняли, если бы знали, потому что Чонгук светился как новогодняя елка. И абоджи решил ему добавить ложку дегтя своим: «Ты едешь на пару дней со мной в Нью-Йорк на совещание директоров». С ним у Чонгука теперь напряжённые отношения, они говорят только о работе деловым тоном, а когда разговоры утихают, Чонгук видит измученное лицо и презрительный взгляд. Больно. Неприятно, ведь родители были для него всем, а теперь он не чувствует от них того тепла, что было, даже омма, которая, казалось бы, его поняла, пытается всунуть красивую девку в их редкие разговоры, которые и так натянутые. Он их не винит, все еще уважает, но он сделал свой выбор… несмотря на то, что потерял любовь родителей. Чонгук был так счастлив и взволнован, что не сразу заметил барьеры Юнги, которые тот выставил сразу после их «примирения». Что-что, а Юнги их ставить умел хорошо. И все бы ничего, он бы сказал себе, что все придумал, что между ними все хорошо, как прежде. Но только он знает, что это далеко не как прежде. Юнги с каждым разом будто сам отдаляется. И Чонгук бы попытался все исправить, но только он даже не знает, что исправлять. По сути Юнги ведет себя нормально, отвечает на звонки, пишет сам, даже отвечает, что тоже любит, но стоит посмотреть в его задумчивые глаза – там столько борьбы и невысказанных мыслей, что Чонгук пугается. Он понимает, что Юнги теперь тяжело ему верить и снова открыться. Но они ведь пообещали друг другу, что пройду через все сложности. Ведь было такое? Вернувшись, он сразу набрал Юнги, хотел увидеться, но тот не побежал к нему с распростёртыми объятиями, сославшись на работу. Они увиделись только на следующий день, в квартире Юнги, куда он пригласил. Как только Чонгук зашел туда, он сразу вспомнил старые добрые времена. Кажется, он так долго не был здесь и стоило ему зайти в комнату Юнги, как он сразу же все вспомнил их долгие ночи, как любили и ласкали друг друга, как клялись в любви, предаваясь друг другу. Чонгук тогда был лишь милым ребенком в глазах Юнги. А потом этот самый ребенок разбил ему сердце своим враньем. Но вот Чонгуку двадцать пять, и он снова здесь, зрелый мужчина, который целует шею Юнги, блуждает руками по его телу, потому что он дико скучал и потому что им не нужно слов, чтобы понять, как они нужны друг другу. А еще они так отпраздновали его день рождения. Секс, у них его не было много. Все те нечастые встречи, что у них были, вместо тысячи слов, теплые, любимые касания. Юнги его не отталкивал, но он так и не раскрывался. Чонгук понимает, они видятся редко, но здесь он не виноват, они живут в двух часах езды друг от друга, и то без пробок, но их встречи можно посчитать по пальцам, это огорчает просто до жути. Чонгук сейчас очень занят, спасибо абоджи, который теперь его очень контролирует, поэтому у него дел невпроворот, он уже не студент, а руководитель «Чон групп», то встречи до поздней ночи, то заседания… с чем Чонгук справляется лучше, чем с Юнги, позвольте заметить, но и Юнги не вылезает из своей студии. Вот и как им встречаться, если они живут раздельно?! И кто в этом виноват?! Чонгук ведь хочет его видеть каждый день, желательно засыпать и просыпаться рядом, но как предложить Юнги жить вместе – еще тот вопрос. Юнги после их примирения был в его доме только один раз, и то потому, что Чонгук настоял, а так они видятся только в кафе, где ужинают, говорят о друзьях и фильмах, которые можно было бы посмотреть, о вкусней еде и Чонгук как всегда спрашивает о его музыке. Разговор о компании Чонгука словно табу, они стараются даже не касаться этой темы, а потом прощаются и нет, Чонгук его приглашал к себе, только Юнги умеет увиливать, прикрываясь тем, что ему рано вставать и он хочет еще над кое-чем поработать дома, а приглашение остаться на ночь Чонгуку самому так и не прилетало. Только в редких случаях, когда они реально соскучились по телам и теплу друг друга, но занимались они сексом исключительно у Юнги. Вот тебе и барьеры. Юнги шарахается от нового Чонгука как от огня, который все сжигает на своем пути. Но Юнги виду не подает, показывая, что все нормально, пробегаясь темными прищуренными глазами по его костюму от ведущих брендов, который Чонгук не успел сменить и теперь только в таких и ходит, и дорогой машине. Да, Чонгук уже не тот перепуганный «малыш», теперь он вырос, вместо свитшотов и дырявых джинсов – облегающая белая рубашка, подчёркивающая его мышцы, и пиджак с брюками. Теперь он не скрывает, кто он есть – богатый и успешный наследник. Но он все тот же Чон Чонгук, который любит Юнги и живет со страхом перед глазами его потерять. Он и вправду хочет, чтобы у них все получилось. Поэтому не сдержался, когда они говорили по телефону, потому что снова не виделись пару дней из-за командировки Чонгука, и спросил: – Ты… хён… тебе со мной некомфортно, когда я в костюме? – вопрос глупый, до чего глупый. Но что поделать, если он ощущает непонятный взгляд Юнги на себе. Хён остался точно таким же, каким и был, замкнутый и тяжелый, носящий кожаную куртку и джинсы с дырками. Только теперь вместо мятной макушки – притягательный черный, подчёркивающий белизну кожи. А также тело, Чонгука от него просто рвет, вместо нездоровой худобы теперь немного набранная масса, которая делает щеки Юнги чем-то неземным и милым. – Дурацкий вопрос, Чонгук. Мне все равно в чем ты. «Тогда почему смотришь так, будто я тебе чужой?» спросить он так и не смог. – Между нами… все… – собраться с силами и просто спросить для Чонгука тяжело, как всегда, что касалось Юнги, – нормально? И без всякой заминки Юнги отвечает: – Да, – выдыхает слишком сильно. – Мы можем увидеться завтра. – Я буду ждать, хён. А вот нихуя не нормально. Чонгук просто рвет и мечет. И вернувшись домой он, для успокоения нервов, выпивает немного виски и от злости швыряет бутылку в стену. Кажется, он разбил их уже больше десяти, но ничего, это не бьет по его карману, только, наверное, уборщица, что приходит раз в неделю, радуется, потому что получает больше за молчание. Чонгуку остается только молиться, чтобы этот тупой период прошел быстрее, и он не убил себя, ну или Юнги. Он сидит в своем кабинете с дизайнерским интерьером в стиле минимализма, все дорого, как и подобает. Аскетичная обстановка, ничего лишнего, только необходимые элементы мебели, сияние хромированного металла и благородный блеск стекла делают кабинет более просторным, а в завершение интерьера – абстрактные картины. Устроившись в кресле, Чонгук приближается к монитору, открывает вкладку с нужной ему статьей и вчитывается. Кажется, впервые его так заинтересовало, как правительство Кореи относится к геям, не то чтобы он не знал, просто раз уж он сошелся с Юнги, нужно знать, что его будет ждать в случае раскрытия. Прочитав пару статей, он ничего нового не узнал, как и хорошего. Раскрытие ему будет дорого стоить, точнее всего, чего он достиг. Лучше молчать в тряпочку и продолжать делать свою работу. Абоджи, кажется, и так сжалился над ним, дав ему это тяжело заработанное кресло, так что он не может его подвести и свою мечту в конце концов. Чонгук откидывается на кресло, тяжело выдыхая и потирая глаза. День только начался, а он уже хочет, чтобы он закончился. Радует то, что он увидит сегодня Тэхёна, а вечером Юнги. Услышав громкий хлопок двери, он снова садится ровно и видит абоджи с осуждающим и злым взглядом, а позади него – секретаря Ким как всегда с непоколебимым лицом. – Доброе утро… – поднимается Чонгук с кресла, но его сразу же громко перебивают. – Заткнись! – шипит абоджи и кидает на стол конверт, смотря свирепым взглядом, подходит к окну и засовывает руки в карманы, лишь бы не смотреть на сына. Чонгук смотрит на конверт и ему не хочется его открывать, он знает, что ничего хорошего его там не ждет. Но он все-таки тянется к нему, открывает и как только видит фото, закрывает глаза и опускает голову. Он помнит тот вечер, Юнги тогда был слишком желанным, и после того, как они поужинали, он не сдержался и поцеловал его в уголок губ, совсем не думая, что их кто-то может увидеть. Вот так, одним поцелуем, Чонгук мог разрушить все, что так долго строили его родители и он. Всего лишь маленькая неосторожность могла стоить ему слишком многого… падение акций, сплошные скандалы, разорванные контракты и увольнения. Стоит оно того? Стоят губы Юнги его мечты? Чонгук мысленно охает, что за мысли вообще посетили его голову?! – Я отдал крупную сумму, чтобы это аморальное фото не попало на первые страницы газет! Пригрозил этому жалкому репортеру тюрьмой, если он еще сделает хоть один твой снимок, – поворачивается к нему Чжонмен, шумно выдыхая, и продолжает, повышая голос: – Ты вообще думаешь, что ты делаешь?! Ты чуть не запятнал мою фамилию и компанию! Ради чего? – орет абоджи уже не в себе. – Ради него? Ради нищего класса, чтобы покувыркаться с ним!? Я закрыл глаза на то, что ты… ты… пошел против моего слова и возобновил с ним… это… – подходит к Чонгуку и сильной хваткой хватает за воротник пиджака, смотря в глаза, но тот не пытается высвободиться, просто сжимает губы и глубоко дышит, достойно принимая наказание, еле мирясь с тем, что он говорит про Юнги. – Я говорил, что не прощу тебе крах компании, Чонгук. И я не шутил. Еще одна такая выходка и ты найдешь его труп на свалке, – и замахивается, но слышит голос за спиной. – Господин Чжонмен, – громко зовет его секретарь, чтобы он успокоился и пришел в себя. Чжонмен опускает руку и отталкивает от себя Чонгука, поправляя свои волосы. – Я не понимаю тебя! – смотрит осуждающе. – Ради чего… Чонгук?! Я дал тебе все! Твоя омма не спит ночами и просит прощения каждый день, что не воспитала тебя как следует! Где твое уважение?! Моя сестра переворачивается в гробу из-за такого племянника! А это, между прочим, сделал его абоджи! Ты что не видишь, что он за человек? Он тянет тебя вниз! Хочешь очутиться там вместе с ним!? Ради чего, Чонгук? –повторяет словно в бреду, пытаясь достучаться до сына. – Вы из разных миров! Повзрослей уже и выбери правильный путь. – Не смей его хоть пальцем трогать! – угрожает Чонгук, стараясь не подать виду, что каждый раз Чжонмен задевает его за живое. Он позволяет к себе относиться не самым лучшим образом, возможно, заслужил, тем, что не выбрал девушку с деньгами, что перешел дорогу, что не такой сын, каким бы его хотели видеть родители, что влюбился в парня из неблагополучной семьи. Но он старается ради компании тоже, каждый день. Да, он облажался, сильно, но угрожать Юнги он не позволит. Чонгук шипит и отворачивает лицо из-за сильного удара, но терпит боль склонив голову, сдерживая себя, чтобы не дотронуться до красной щеки. – Неблагодарный! Ты должен у меня в ногах валяться и просить о прощении! – на этих словах Чжонмен покидает кабинет вместе с секретарём Кимом. Ему остаётся только выдохнуть и истерично засмеяться. Щека просто пылает. В его семье, видимо, любят раздавать пощечины. Ебанутое утро. Долго еще это борьба будет продолжаться? Кажется, это только начало, но почему он так сильно устал? Что еще его ждет впереди? Он садится на диван и поднимает голову вверх. Сегодня он увидится с Юнги, поэтому нужно стереть это хмурое выражение лица. «Ради него? Ради нищего класса, чтобы покувыркаться с ним?!» – отдаётся голосом абоджи в голове. Да. Ради него. Чонгук не шутил, когда говорил, что все трудности они пройдут вместе, но сейчас это «вместе» кажется где-то очень далеко. И винить некого, кроме себя. Это он искал встречи, он запер Юнги, чтобы помириться, потому что он был ему нужен как воздух. Был? Наверное, сегодня он решится поговорить с Юнги и спросит уже что не так. Он вытаскивает телефон и пишет Юнги то, что думает, убеждая в этом его или себя, он уже сам не понимает. Но Юнги был его успокоением и сейчас он ему нужен как никто другой, даже если между ними витает неопределённость и напряжение. «Ты же знаешь, что я люблю тебя?» Юнги смотрит на экран и хмурится. Сейчас довольно рано, он приехал в студию в шесть, чтобы перезаписать песню с Айли, поскольку у нее загруженное расписание. И еще получил неожиданную почту. Не самую приятную, можно сказать. Юнги просит дать ему перекур и выходит на балкон, вытаскивает сигарету, прикуривая, снова смотрит на сообщение, от которого веет некой жалостью и взволнованностью. Он выдыхает дым и смотрит на голубое, безоблачное небо. Знает ли он, что Чонгук его любит? Что за дурацкий вопрос. Чёрт. Он знает. И уже знает, что Чонгук пишет такие сообщения в момент отчаяния, словно что-то снова происходит, что потом превратится в бурю. Он также знает, что ведёт себя не лучшим образом, выпуская шипы, но кидаться снова в омут с головой он не собирается. Ему самому противно от себя из-за того, что он не подпускает младшего к себе. Он говорил, что устал прятаться от своих чувств, но сейчас он не прячется, он все также любит Чонгука, но ему предстоит узнать его лучше, все же это не тот милый малыш, который притворялся другим человеком. Все слишком сложно. Поэтому просто печатает, сжимая губы: «Что-то случилось?» Чонгук улыбается, но эта не та радостная улыбка, она слишком вымученная. Он обещал больше не врать Юнги, от этого еще паршивее, но сказать правду он не может, что его преследовали и сделали фото, за которое он получил сполна, словно глупый ребёнок. Юнги не должен узнать, тогда он еще больше от него закроется. И чем он, блять, думал, что написал Юнги такое! «Просто день начался не очень. Не обращай внимания. Много дел… Мы же увидимся сегодня?» – И как тебе теперь доверять, Чон Чонгук? – тихо шепчет себе Юнги, прикрывая глаза, чувствуя, зная, что младший что-то скрывает или не договаривает. Но стоит ли винить во всем Чонгука? Они так и не поговорили нормально, потому что он сам на следующий день сразу уехал, а потом как-то язык не поворачивался поднимать прошлое и их будущее. Чонгуку трудно, Юнги видит это. Юнги хватило одной встречи с Чжонменом, чтобы быть выбитым из колеи и почувствовать себя ничтожеством, что же приходится терпеть Чонгуку почти каждый день в этих стенах, где Юнги до сих пор вход запрещен. Иногда он думает, что Чжонмен был прав в одном, они из разных миров, но проблема Юнги в том, что он даже не хочет быть частью того мира. «Да. Можно пройтись.» Пройтись Чонгуку слишком мало на этот раз, поэтому он снова пишет то, что хочет, от чего немного не по себе, но интересно узнать, как Юнги на этот раз его продинамит. «Я соскучился по тебе. Ты можешь сегодня остаться у меня на ночь?» Чонгук ударяет себя по лбу, потому что он сначала отправил, а потом уже подумал, что звучит это как приглашение провести с ним ночь, тупо потрахаться. Блять, почему он такой тупой, когда дело касается Юнги?! Почему он может говорить с уважаемыми людьми, старше него, и даже бровью не повести, а с ним ведет себя как какой-то сопливый школьник. Если честно, он даже не надеется на позитивный ответ. Ну что, сегодня полетит в стену еще одна бутылка недешевого виски. Юнги открывает сообщение и не верит глазам. Малыш смелости набрался. Но видимо ему действительно сейчас очень херово. Но кого он обманывает, ему тоже нужен Чонгук, он тоже соскучился по сильным рукам на себе, которые умело ласкают. Да, трахаться это тебе ведь не вести серьезные разговоры. Поэтому он печатает одно слово: «Хорошо». Чонгук сначала читает с неверием в глазах, а затем облегчённо улыбается, успокаивая свои нервы. Почти. Кажется, так будет всегда, с Юнги как на американских горках. Это ведь нормально? Или может они начнут общаться как положено и выговорятся?! Потому что, видит бог, им это нужно. Чонгук решает отвлечься от мыслей, которые разрывают его голову, и заняться уже работой. Время пролетает довольно быстро за отчетами, и он смотрит на часы, которые оповещают уже о скором обеде. Он обещал Тэхёну встретиться, да и по другу он соскучился, поэтому надевает чёрный пиджак и выходит из кабинета, идя по коридору встречая сотрудников компании, которые кланяются ему в уважительном приветствии. Чонгук спускается на парковку и садится в черную Hyundai Equus премиум класса и направляется в кафе. Он переступает порог уютного кафе, где не так много посетителей, и с улыбкой идет к столику, радуясь, что сможет наконец расслабиться и поговорить с Тэхёном, излить душу, но он видит никого иного как… – Чимин?! – тянет недовольно Чонгук и смотрит с непониманием в глазах на Тэхёна, который только разводит руками, натянуто улыбаясь. – Я все еще хён для тебя! Сколько твоей тупой башке это повторять? – постукивает ладошкой по столу на каждом слоге Чимин, вертя головой. – Тэхён, я думал, мы обедаем вдвоём, – возмущается Чонгук и так и стоит со сжатыми кулаками и непонимающим взглядом. У него и так день не задался, а терпеть Чимина у него сегодня желания совсем нет. Хотя, по мнению самого Чимина, он ему еще должен памятник поставить. Да, Чимин однажды проявил к нему милосердие, чтобы тот не откинул копыта от алкоголя в подъезде, но на этом все. – Ох, видно кто-то не в духе, – и тянет Чонгука на кресло рядом с собой Тэхён. – Чимин тоже предложил мне встретиться, не мог же я ему отказать, – Чонгук на это только хмыкает, откидывается назад и скрещивает руки на груди, поглядывая на довольного Чимина, который тянет мохито из трубочки. – Дай угадаю, Юнги-хён? Да? Поэтому у тебя такая рожа? – выпрямляется Чимин и тоже скрещивает руки на груди, видя, как меняется взгляд Чонгука. – Что теперь не нравится золотому мальчику? – Чимин, – просит его прекратить Тэхён приказным тоном. Чимин же обещал ему хорошо себя вести, но, видимо, его развели как дурака. Стоит Чимину и Чонгуку оказаться в одной комнате, они как петухи, бросаются друг на друга. И кто вообще сказал, что они подружились? – Это какая еще у меня рожа? – чуть наклоняет голову в сторону, показывая белые верхние зубы, которые проходятся по нижним в злости. – Ты на свою посмотри. У меня с Юнги все хорошо! – Да ты что! – смеется притворно Пак, щуря глаза. – С каких пор натравить доберманов - это все хорошо? – Это, между прочим, была твоя идея! – отмечает громко Чонгук, щурясь в ответ. – Это была шутка, Чон! Никто не виноват, что у тебя проблемы с мозгами! Знаешь, а я ведь тебя предупреждал, не лезь туда, куда не стоит. Мог бы спасибо сказать, – кладет руку на грудь и наигранно мило улыбается своими глазами щелочками, а у Чонгука уже кулаки чешутся, но Тэхён легко поглаживает его по спине, пытаясь успокоить. Когда к ним подходит официант, Ким делает заказ за всех, выпаливая первое, что приходит в голову, потому что те двое никого не видят, кроме друг друга. – И за это я должен говорить спасибо? Тэхён просто подпирает щеку рукой и переводит взгляд с одного на другого. Видимо, это была плохая идея посидеть всем вместе, только при старших они ведут себя более-менее нормально… Кажется, за этот период никто не повзрослел. – Ну… вы бы оба сейчас не страдали. Знаешь, Чонгук, вся проблема в тебе. Ты думаешь, что со всем справишься и просто боишься взглянуть правде в глаза, и признать, что вам не суждено быть вместе. Сидишь тут такой весь бедненький, чуть ли не скулишь, почему все так херово. Но правда в том, что ты все это начал. – Что, блять?! Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти… – он сжимает зубы в ярости, чтобы не начать кричать, и чувствует теплую руку Тэхёна на своей, которую он легко сжимает. – Брось! Я не знаю?! – перебывает его Чимин. – Да ты… – А ну замолчали оба! – шипит на них Тэхён, и Чимин замолкает. – Это должен был быть дружеский обед, а вы устроили здесь черт знает что. – Ты его защищаешь, Тэхён, совсем не беспокоясь о Юнги-хёне! И ты тоже виноват в том, через что ему пришлось пройти! – Так… – вспыхивает Тэхён, краснея от злости. – Это ты на меня стрелки не переводи! Юнги меня простил между прочим! И это их отношения! Не лезь! А сейчас я предлагаю, как взрослым людям, взять себя в руки и начать вести… – Ты что-то знаешь!? – перебивает его Чонгук и, кажется, начинает догадываться, он щурит глаза, смотря прямо в глаза Чимина, словно хочет прочесть его мысли. Уже однажды так было… Чимин раздражен только тогда, когда что-то знает, словно ему не нравится что-то и он это защищает умело, играя чувствами других. – Он тебе что-то сказал? Ты ему что-то наговорил? – Такое ощущение, будто нас никто не воспитал, – пытается встрять Тэхён в их перепалку. – Сколько можно перебивать? Чего вы вообще начали… – Поумерь свой пыл, Чонгук! Я не обязан тебе что-то говорить. – Почему меня никто не слышит и не берет во внимание то, что я говорю? – сам себе уже говорит Тэхён и потирает лоб рукой, думая, какие дебилы его окружают. Они замолкают, когда официант приносит им блюда, но Чонгук все так же смотрит на Пака, чуть ли дыру не прожигая, и стоит официанту уйти, как он сквозь зубы произносит: – Отвечай! – И не подумаю! Просто скажу тебе, что мы общаемся. И вчера я был у него в студии. Я просто ему кое-что сказал, чтобы он задумался. – Тебе пиздец, Чимин! – Чонгук уже хочет накинуться на Чимина, подрывается с места, но Тэхён хватает его за пиджак и усаживает обратно, пока Чимин заливисто смеется. – Прекрати! Ты уже не студент! – читает ему нотации Тэ, пока он пытается успокоиться, сжимая подлокотники так, что пальцы начинают болеть, но он не обращает на это внимание. Чимин умеет его вывести просто одним словом и сорвать весь контроль нахрен. – А ты, Чимин, хоть раз побудь нормальным! Вы меня оба разочаровали, –сердится Тэхён. – Так, быстро приступили к еде! Я пришел сюда поесть, а не слушать ваши терки! Чимин без возмущения берет палочки и начинает показательно есть, словно не его только что хотели убить, и он тут не причем. А Чонгук даже не знает, что это тогда он пошел за Юнги и сказал ему ничего не бояться. Как никак, а роль хорошего друга он сыграл. Чимин всегда относился к Юнги особенно, а сейчас он желает ему счастья. Но вчера он спросил Юнги-хёна только об одном: «Хён… Чонгук – наследник… Ты знаешь, на что ты подписываешься?». Юнги долго смотрел прямо, словно ему сказали самые ужасные вещи в мире, но так ничего и не ответил, и Чимин в этом молчании расслышал, что нихрена он не знает, а Чонгук просто последний трус, чтобы с этим справиться. – Я предложу ему переехать ко мне,– ни с того ни с сего выпаливает Чонгук после пары минут молчания. – Нет! – одновременно отвечают Чимин с Тэхёном, бросая палочки на стол, выставляя руки вперед. Чонгук поднимает брови с вопрошающим пристальным взглядом. – Мне кажется, еще рано. Вы ведь только сошлись, Чонгук, еще ничего не обговорили… –разъясняет свою точку зрения Тэхён и почесывает затылок. – Вы ведь с Намджуном съехались через сколько… пару дней? А мне рано? – хотя он сам понимает, что, наверное, так и есть, но, блять, он так заебался просыпаться без Юнги, быть без него, в конце концов. Теперь кажется, что все было таким легким, когда он был студентом и они вместе жили, а сейчас просто какое-то сумасшествие. Их словно разделяют не два часа езды, а они сами. И может когда они снова будут жить вместе, думает Чонгук, проблемы решатся быстрее. – Так возьми и предложи, – вклинивается внезапно Чимин меняя свою мысль и поджимает губы. – Я бы посмотрел на то, как тебя снова отшивают. Чонгук просто выдыхает. Значит Чимин все-таки снова что-то знает, но как всегда не расскажет. Нужно действительно собраться с силами и поговорить с Юнги о них, и в этот раз не для того, чтобы услышать долбаное «нормально», а настоящую исповедь. Он не потеряет Юнги, не снова, он готов хоть каждый день терпеть пощёчины от Чжонмена, но лишь бы Юнги был с ним. – Я даже готов поспорить, что он не делится с тобой своими проблемами, потому что знает, что ты их не поймешь, – продолжает Чимин, которому надоело, что Чонгук строит из себя самого бедного богатого мальчика. – Ты все решаешь пачкой крупных банкнот. Наверное, у своего абоджи научился. У тебя с самого детства все было. Ты мог просто тыкнуть пальцем, и тебе принесут. Ты понятия не имеешь, как Юнги старается, чтобы что-то иметь без связей и добиться своего. Думаешь, почему он не говорит, что сейчас у него дела неважно идут и ему нужны деньги? – Чимин поднимается с кресла, поправляя на себе пиджак. – Потому что ты все сделаешь за его спиной, как всегда, чтобы ему было легче. И тебе заодно. У вас не отношения, Чонгук, а херня. Прикрывайся своей любовью сколько хочешь, но вам не суждено быть вместе... по крайне мере, пока ты будешь полным придурком, – и видя, как Чонгук напрягается, хмыкает и уходит. – Ты ведь не считаешь также? – понуро и уже тише спрашивает Чонгук, смотря в свою тарелку. Возможно, Чимин прав, Чонгук бы тогда так и сделал, за спиной, но не сейчас, когда Юнги дал им второй шанс. Но скрыть от Тэхёна, что эти слова больно кольнули, ему не удается. Ему стоит задуматься над тем, что Юнги действительно не хочет быть частью его мира. – Чонгук… – Тэхён кладет свою ладонь на чонгукову и с доброй и нежной улыбкой смотрит на него. – Ты добрый и хороший человек. Чимин просто… он через многое прошел, поэтому он так скептически относится. Я знаю, что бывает трудно, я тебе еще тогда говорил, что ты влюбился в психованного кошака, – последнее у Чонгука вызывает усмешку, и он поворачивает голову на друга. – Но вы ведь много что пережили вместе. И я верю, что вы сможете преодолеть все трудности вместе. Юнги хоть и упертый баран, но не думаю, что он настолько глуп, чтобы снова потерять тебя. Просто…дай ему время, Чонгук. Ты же знаешь, что он боится перемен, – Чонгук только кивает в ответ и дарует Тэхёну благодарную улыбку. – И прости, что разрешил Чимину прийти. Я сам не знаю, что на него нашло. Когда обед закончился, и они разошлись, Тэхён снова побежал на работу, а Чонгук поехал в компанию в смятении. Сегодня у него действительно тяжелый день. Сидя в машине, он вытаскивает из бардачка фотографии, которые сегодня были кинуты ему на стол с претензиями. Он не решился их выбросить, слишком он счастлив на них с Юнги. – Наверное, стоит тебе рассказать об этом? – спрашивает в пустоту, мучаясь с правильным выбором, ведь промолчать не значит соврать, ведь так? С Юнги он и так сейчас чувствует себя на волоске. И самое страшное, он не знает, как отреагирует Мин. Им столько нужно всего обговорить… кажется, ночь будет длинной для них. *** Юнги сидит в своей маленькой студии на диванчике с приглушенным светом, в одной руке он держит недавно написанный текст новой песни о душераздирающих чувствах любви, а во второй – кружку с ромашковым чаем. Давняя болезнь – язва – дает о себе знать, поэтому на некоторое время он отказался от любимого черного кофе. Делая глоток горячей жидкости, он откладывает бумагу на мягкий диван и смотрит на время – почти полшестого и он скоро должен встретиться со своим парнем, ни кем иным, как Чон Чонгуком, начинающим руководителем компании «Чон групп»», от названия которой тошнит, стоит только услышать первый слог. Он время от времени поглядывает хмуро на полку, где лежит недавно принесенный курьером конверт, открыв который он только ухмыльнулся и прикрыл глаза в неверии. «Ебаная жизнь издевается надо мной», – проносится у него в голове. – Что за лицо, обезображенное мыслью? – заходит к нему Намджун, без стеснения пользуясь паролем, чтобы открыть дверь и садится на удобное кресло на колесиках. – Опять загоняешься? – А не пошел бы ты домой к своему Тэхёну? Я сделаю за тебя аранжировку, так что свали с моих глаз. – Ох, с чего такая доброта? – усмехается Намджун и скрещивает руки на груди, показывая свои мышцы, которые выпирают через футболку. Загляденье просто. – Потому что одна святая женщина родила сегодня на свет такого мудака как ты, – лениво тянет Юнги с довольной улыбкой на губах. – О! Спасибо! – отвечает ему в тон Намджун, совсем не обижаясь на слова друга. – А то я уже думал, что ты позабыл обо мне. Но все же советую больше попрактиковаться в комплементах, хотя… не думаю, что с Чонгуком ты такой борзый, – хмыкает Намджун, когда Юнги закатывает глаза. – Там, наверное, - приторным дразнящим голосом: – мой малыш... – и начинает ржать, когда Юнги пытается дотянуться до него своей короткой ногой, чтобы ударить. – Просто завались, – оставляет свои неудачные попытки Юнги и вздыхает. – Уходи…прошу тебя. Намджун, встретившись с внимательным взглядом Юнги, перестает смеяться над другом и замолкает, возвращая в комнату былую тишину. – Даже не начинай… – просит устало, закусывая нижнюю губу, откидываясь на спинку дивана. После такого взгляда Намджуна ничего хорошего ждать не стоит, а говорить Юнги сейчас уж точно не настроен. – Ох, поверь, я бы сам этого хотел, – разводит руки в стороны. – Но… я заебался смотреть на твое вечно измученное, думающее лицо, тем более Тэхён от меня не отстанет. Он тот самый, Юнги, просто у пацана есть деньги и уже власть, но он хороший, а не избалованный. Ну подумаешь… это ведь не помеха. Другие бы радовалась, что их вторая половинка смогла такого достичь, но, блять, не ты! Потому что ты гордый, противный старикашка! Ты ведь сам недавно говорил, что неважно, что у человека есть, важно то, что у него не гнилая душа. Я думал, ты уже повзрослел и не судишь о людях по их достатку. Я знаю, Юнги, что это тяжело, но неужели ты снова хочешь остаться один и страдать?! Может вместо этого… пойдешь ему навстречу? – А ты в психологи заделался? – А ты и дальше будешь так себя вести? – на колкость отвечает колкостью, хмурясь. – Ты нихрена не понимаешь, Намджун. – Ох, куда уж мне, – поднимается с кресла Намджун, злясь на упрямство друга. Он, блять, в психологи не нанимался, и если его не хотят слушать, то и не надо. Он направляется к двери, пока Юнги тупо пялится в пол, сжимая губы. Он все же надеется, что его слова дойдут до друга. Ким знает, что их ситуация непростая, но, если закрываться в себе, у них точно ничего не выйдет. Он уже тянет ручку двери на себя, а потом останавливается, чтобы бросить напоследок: – Он отказался от семьи ради тебя, Юнги. Хоть это прими во внимание. Намджун уходит, громко стукнув дверью, а Юнги поднимает голову и с усмешкой смотрит на дверь. Все такие умные, что уже тошнить начинает. До встречи с Чонгуком один час и нужно привести себя в порядок, чтобы не выглядеть так ужасно с темными синяками под глазами, потому что родная бессонница никак не покидает. Все думают, что он что, забавляется тем, что делает им больно? Он ведь не отталкивает Чонгука, просто… просто ему нужно привыкнуть или принять, что Чонгук уже не тот малыш, с которым он начинал отношения, не зная правды, а уже взрослый, богатый мужчина, на плечах которого лежит тяжелый труд. Он не строит лабиринты или выпускает шипы, они сами появляются, он просто… просто их не трогает, позволяя все больше расти. У них слишком тяжелое прошлое, чтобы просто взять и все перечеркнуть, потому что они любят друг друга и нуждаются. Юнги не спорит, любовь – важная вещь, но как на одной слепой любви можно далеко уехать? Да, Юнги тоже вырос, он стал более лояльно относиться к богатым людям, но факт в том, что на его пути встречались только высокомерные и гнилые, которые оставляли шрамы на сердце, воспоминания никуда не исчезли. И Чонгука, кажется, ему только предстоит узнать. Страшно, очень, снова ощутить песчаные бури и шипы в сердце. Хоть Чонгук и пообещал, что его близким ничего не грозит, но он не может быть на сто процентов в этом уверенным. Чжонмен ведь не обещал. Тем более как быть с человеком, абоджи которого ненавидит весь его род, уже не говоря о том, что Юнги работал не покладая рук, чтобы выплатить кредит за неблагодарного, земля ему пухом, абоджи, который крутил шашни на стороне, переводя деньги Чонгуку, который узнал и скрыл это. Что у них вообще теперь может получиться? Тогда… у него не было шанса на побег, он поддался эмоциям, потому что ужасно скучал и хотел ощутить тепло тела Чонгука, и три года без него были словно бесцветные, будто он не жил, просто существовал. Он сломался, поддался и вроде простил, но он ничего не обещал, насколько он помнит. В тот день их примирение для него было смутным… тяжелым, но черт… он был снова так счастлив в руках младшего. Он так и продолжает носить кольцо Чонгука, не на шее, как младший, а просто в кармане джинсов, словно напоминая, что они были счастливы, что, наверное, могут быть снова? Еще и разговор, блять, с Чимином выбил его не то что из колеи, а с орбиты нахрен. «Хён… Чонгук – наследник… Ты знаешь, на что ты подписываешься?» Он вздрагивает, когда ему звонят и его мысли обрываются. Кажется, он слишком долго сидел и думал обо всем, голова действительно скоро лопнет. На телефоне высвечивается «Чонгук» и Юнги не медлит, поднимает трубку. – Я возле твоей студии, – слышится ровный голос, – мне зайти за тобой? Еще один факт. Все были здесь, кроме Чонгука. Почему? Юнги себе этого до сих пор не может объяснить. Может, это его безопасное место, где он может чувствовать себя свободно? Укрыться как всегда… убежать от проблем, чтобы не смотреть им в глаза? «Повзрослей уже!» – пищит внутренний голос. – Э… нет, я выхожу. Спущусь через минуту, – и отключается. Он подходит к небольшому круглому зеркалу и кое-как зачесывает пальцами растрёпанные черные волосы, а потом решает, что хрен с ними, это все равно не поможет ему выглядеть хорошо; тоналки у него нет, чтобы скрыть синяки под глазами от недосыпа, поэтому он еле натягивает на себя улыбку, закрывает студию и выходит к Чонгуку. Младший его встречает с нежной улыбкой, оперевшись на свою черную дорогую машину, которая Юнги даже в снах не снится: кожаные сидения, спинка которых опускается назад, а подставка для ног поднимается вверх, и если бы Юнги не был таким замороченным, они бы уже давно занимались тут сексом, можно сказать, со всеми удобствами. Юнги даже молчит про мини-бар, это вообще все ни в какое сравнение с его старой машиной не идет, но то, что он чувствует себя здесь не в своей тарелке, никуда не девается, ему кажется, что даже воздух здесь пропитан дорогим запахом, от которого его подсознательно тошнит, но он старается это изо всех сил скрыть и привыкнуть, натянуто улыбаясь. – Привет, хён, – Юнги до жути хочется обнять, а еще лучше поцеловать, но он себя сдерживает, сжимая кулаки, вспоминая, что он сегодня пережил. – Привет, – Чонгук как всегда выглядит как чертов идеал для Юнги даже в этих блядских костюмах, которые он не любит. – Хорошо добрался? – Да. Сядешь? – вопрос звучит почему-то как мольба из уст Чонгука, будто Юнги сейчас скажет «нет» и уйдет, но тот просто кивает и подходит к машине, садится на переднее пассажирское сидение, и только тогда младший, кажется, выдыхает. – Можем доехать до реки Хан и там прогуляться. – Хорошо, звучит неплохо, – плохо. Юнги никогда не любил гулять, и Чонгук это знает как никто другой, только иногда выходил, чтобы радовать младшего свиданиями на свежем воздухе. Юнги домашний кот, которому хорошо в маленькой квартирке или в студии. Он всегда был слишком уставший, чтобы перебирать ногами, но оказывается, теперь он готов даже на такое, лишь бы меньше быть вдвоем и не говорить о важных вещах, об их отношениях. Пиздец. Они пристёгиваются, и Чонгук заводит мотор и выезжает. По дороге они говорят о пустяках, про хорошую погоду, про новые кафешки, которые Хосок советовал посетить, а потом Чонгук спрашивает ни с того ни с сего, как поживает его омма, и в голове Юнги сразу всплывают слова Намджуна: «Он отказался от семьи ради тебя, Юнги» и ему становится от этого не по себе, он ведь этого не просил. Он всего этого не просил. От отношений он всегда убегал, но судьба, видимо, захотела его свести с неугомонным кроликом. – Хён… – обеспокоенно спрашивает младший, возвращая его с небес на землю, поглядывая то на дорогу, то на Юнги. – Эм… да… хорошо, – и он закусывает губу, опуская глаза. Он ей еще не сказал, что сошелся с Чонгуком, и ей лучше об этом не знать некоторое время. И можно было бы спросить, как его родители, вот только загвоздка как всегда, Чжонмена он знает, смерти он ему, конечно, не желает, но глаза бы его не видели точно, а вопрос про омму Чонгуку, наверное, будет больно услышать. «Заебись, спать с сыном Чжонмена, уважаемым человеком Кореи, то все хорошо, а спросить про их отношения ты не можешь! Юнги, да ты, блять, красавчик!» – вопит внутренний голос. – Замолкни! – срывается с губ Юнги, и он тяжело выдыхает, он же вообще-то не один, а едет в машине с Чонгуком, который непонимающе косится на него и уже хочет открыть рот, спросить, что не так, но Юнги не дает ему это сделать: – Черт, нет… я это не тебе! То есть… просто забудь. – Мы приехали,– оповещает Чонгук, решая не акцентировать на этом внимание, и отстегивает ремень безопасности. Они выходят из машины, и легкие сразу же наполняются свежим, прохладным воздухом, и Юнги матерится про себя, что он одет только в простой, широкой чёрной футболке и в голубых джинсах с дырками на коленках, думая, что сейчас как задубеет нахрен, но сжимает губы в тонкую полоску и мысленно просит себя держаться, но стоит холодному ветру подуть, как на коже появляются предательские мурашки. – Держи, хён, – Чонгук подходит совсем близко и снимает с себя пиджак и накидывает его на Юнги быстрее, чем тот успевает что-то возразить, а сам остается в черной облегающей рубашке, верхняя пуговица которой, кажется, держится из последних сил. – Ты ведь тоже замерзнешь… – хотя про себя думается, что с таким телом и мускулами замёрзнуть вообще невозможно, и старается оторвать взгляд от накаченной груди напротив и блядской пуговицы, которую, если бы он был немного пьян, зубами бы нахрен сорвал. – Нет, хён. Мне тепло просто рядом с тобой, – и мило улыбается, потому что пиджак Юнги немного большеват. Трет пару раз плечи старшего, чтобы быстрее согреть, пока Юнги ухмыляется и опускает голову вниз, думая, что Чонгук действительно остался таким же милым и заботливым. И всегда выглядел слишком шикарно. – Пойдем. Они не идут в живописный парк Ёыйдо около реки и даже не сворачивают на дорогу Юнчжонно, где весной расцветает дикая вишня и все влюблённые парочки ходят туда на свидания, они выбирают более спокойный и менее людный вариант, но все равно завораживающий своей красотой, возле южной стороны моста Банпо фонтан радуги, как его называют, где сильные потоки воды описывают огромную дугу, околдовывая людей подсветкой разных цветов, и пройти мимо такого зрелища, не полюбовавшись, просто невозможно. Чонгук, закусив губу, смотрит не на мост, как Юнги, а на него, на любимые прищуренные кошачьи глаза и напряжённое лицо, спрашивая себя, что ему сделать, чтобы Юнги чувствовал тот же уют, что и раньше. Когда старший все-таки отвлекается от моста, они неспеша идут прямо, молча, близко друг к другу, иногда соприкасаясь плечами, чтобы быть еще ближе. – Ты с утра показался мне чем-то обеспокоенным, – прерывает тишину Юнги, смотря на Чонгука, кутаясь в его пиджак, который таки не отдал, даже если очень хотелось. – Что-то случилось? И вот он шанс, который Чонгук должен использовать, наконец начать говорить, начать их отношения не с вранья, пропустить в тьму крошечный луч света. Он должен сказать, что день просто пиздец, начиная с сильной пощечины абоджи, потому что какой-то репортер захотел нажиться, и заканчивая обедом с неуравновешенным Чимином, который, возможно, прав, но Чон никогда в этом не признается. Но Чонгук так не хочет портить их мимолетную идиллию или просто боится начать тяжелый разговор, который неизвестно как воспримет Юнги, поэтому просто отвечает: – Нет. Просто… работы много, – и Юнги продолжает смотреть на него, а правый уголок губы почему-то опускается вниз, а глаза слегка прикрываются, словно от усталости, но Чонгук не улавливает этого. – И я сегодня обедал с Тэхёном и Чимином… и Чимин сказал, что у тебя… проблемы? – он останавливается и чуть склоняет голову набок, не веря сам, что начал этот разговор и что, кажется, упрекает старшего в том, что смолчал об этом. – Проблемы? – переспрашивает Юнги, хмыкая. – Тебе нужны деньги. Это правда? – выдыхает младший и думает, что можно сразу пойти и утопиться в эту самую реку. Юнги и деньги – это, наверное, самое сложное, что может быть, да он скорее умрёт, чем возьмет у Чонгука. Даже вспоминая, когда они жили вместе, Юнги экономил на всем, чем можно, чтобы собрать их и отправить на счёт. Счет Чонгука. «Блять! Ну и начал!» Почему он вообще начал говорить о деньгах, а не поинтересовался, как на работе дела, думает он и уже дает себе мысленно пощечину. Зачем он вообще рот открывал?! Гребаный Пак Чимин! – Деньги всегда нужны, Чонгук, – сухо отвечает и вроде даже не злится, когда смотрит в молящие глаза Чонгука, которые просят его понять, и он всегда так слаб перед ними. Слаб перед Чонгуком и злится на себя, что всегда отклоняет помощь младшего из-за своей гордости и упрямства. И спокойно продолжает, будто и не было вопроса Чона. – Мы недавно начали и клиентов не так много, но все же те, кому мы нравимся, дальше продолжают работать с нами. Например, Айли. Она хорошая. И на последнем Чонгук замирает и просто моргает пару раз. Стоп. Кто? Айли? Хорошая?! Почему он ничего не знает? Его Юнги только что это сказал или он просто начинает ревновать там, где не нужно?! – Айли? Хорошая? – срывается с губ Чонгука. Он поправляет воротник рубашки, ему вдруг становится очень душно, он чувствует укол ревности около сердца. – Ты только это услышал? – улыбается Юнги, забавляясь реакцией младшего, который тихо шепчет «прости», зарываясь рукой в волосы, прикрывая глаза. – Чонгук, я гей и встречаюсь с тобой. – Да… прости… я просто… – он начинает нервно смеяться со своей тупости, одновременно поражаясь, как Юнги легко это говорит. Прекрасно, но он не гей, он просто дурак, который влюбился в Мин Юнги и, видимо, готов его ревновать даже к столбу. Ему мало…мало Юнги, он хочет его, всего его себе. И он больше не может себя сдерживать и молчать постоянно, терпя это напряжение между ними. – Я ничего не знаю… я не был у тебя в студии… и… Юнги… – собирается с силами, думая, что увидел бы его кто из компании сейчас, такого неуверенного и растерянного, точно подумал бы, что это два разных человека. – Я хочу знать, хочу увидеть, как ты работаешь, хочу проводить больше времени с тобой… и… пожалуйста... – вырывается на выдохе слишком жалко, но ему все равно, он подходит ближе, впритык и выдыхает прямо в губы, встречаясь с изумлёнными глазами, тихо моля: –Не отталкивай меня… прошу… – Чон Чонгук! – и Чонгук как ошпаренный быстро отстраняется от Юнги, широко раскрывая глаза, услышав знакомый, противный женский голос, думая, что: «Нет, блять, нет, только не в такой момент и точно не Лалиса Монобан-Вон». Блять… за что ему это? Откуда она вообще взялась?! И видела ли, что он готов был поцеловать парня? Юнги просто сжимает губы в полоску и смотрит сперва на Чонгука, у которого вены вспухли на шее, а на губах появилась притворная улыбка, и Юнги понимает, что Чон злится, а потом осматривает девушку, стройную, красивую и дорого одетую, которая продолжает с довольной ухмылкой и многозначительным взглядом: – Невероятно! Я думала, ты засел в своем огромном кабинете и больше не вылезешь оттуда, – язвит девушка, кидая заинтересованный взгляд на Юнги. – А вы...? – Это… – Чонгуку хочется выколоть ей глаза или прибить нахрен, вырвать язык как в лучших кошмарах, но только открывает рот и замирает. «Чёрт…» Как он должен представить Юнги? Он не может сказать ей правду, потому что она своим языком растреплет всем, и ему будет пиздец, а они с Юнги это вообще не обговаривали. – Мин Юнги. Его друг, – подает голос Юнги и Чонгук переводит обеспокоенно взгляд на, кажется, спокойного старшего. – Лалиса Монобан-Вон, – она мило улыбается и чуть клянется в приветствии. – Приятно познакомиться с… – ухмыляется и с нажимом говорит: – другом Чонгука, а то он такой скрытный, от него ничего не узнаешь, – она оборачивается, потому что ее зовут подруги, и кричит им, что уже идет. – Мой абоджи будет устраивать званный ужин, надеюсь, мы там увидимся и сможем... – Тебя ждут, – уже чуть ли не рычит Чонгук, и она понимает, какой он все-таки надменная сволочь, что может отказать ей. Да ей никто не отказывает. – Ты как всегда очень мил. До свидания! – притворно улыбается и с гордо поднятой головой уходит на высоких каблуках к своим подругам. Чонгук на все это время, кажется, забыл, как дышать и только сейчас выдыхает, и смотрит на прищуренный взгляд Юнги, словно он о чем-то размышляет, прикусив нижнюю губу и скрестив руки на груди. Вот, блять, и погуляли. – Юнги, я… – Все хорошо, Чонгук. Мы ведь не были три года вместе... – больно. Определенно. Он не знает, что их связывало и кто она такая в жизни Чонгука, было ли что-то между ними, ведь они так и не поговорили. Жжёт в груди? Да. Чонгук не может сказать, что Юнги его парень. Вот цена компании и высокой должности, потому что ты должен в их глазах быть правильным. Неприятно. Юнги не то чтобы готов кричать на весь Сеул, что он гей, но скрываться и врать кто он есть на самом деле –нечестно даже перед самим собой. Ему было плевать, как отреагируют люди, это уже их дело принимать или нет. Но вот Чонгуку… Вот с чем он должен будет мириться всю свою жизнь. Оставаться в тени? Готов ли он к тому, что его будут называть «другом» всю жизнь? Шикарный и заносчивый, притворный дорогой мир Чонгука – не его. – Я не спал с ней! Чёрт! – Чонгук лохматит свои волосы. – Да ни с кем, блять, не спал после тебя, даже мимолётной интрижки не было! – он порывается и берёт лицо Юнги в свои ладони, заглядывает в растерянные глаза, наплевав, что их кто-то может увидеть. –Я ведь люблю тебя, хён. Всегда любил и буду любить. Прости… я должен был, наверное, сказать, что ты мой парень, но… – Ты не можешь, – заканчивает за него и кладет свою руку на ладонь Чонгука, слегка поглаживая, смягчаясь во взгляде, видя, как младший чуть ли не начинает задыхаться от чувств и эмоций. Чонгук хоть стал старше, но все такой же напуганный ребенок. – Все в порядке… – даже если нет, он сейчас не готов об этом говорить. Чонгук смотрит на него и не верит своим ушам. Он приоткрывает рот и хочет тысячу раз поблагодарить, но разве за такое благодарят? Он молчит, просто обнимает, сильно прижимая к себе, зарываясь носом в шею Юнги, и слышит тихий шепот: «Поехали уже к тебе» и он просто мычит в ответ. Они всю дорогу едут молча, Чонгук внимательно следит за дорогой, пока старший откинулся на спинку сидения, прикрыв глаза слушает приятную для ушей музыку. Юнги устал думать, он только это и делает последние полтора месяца, как только сошелся с Чонгуком. Он хочет до жути просто сесть и выкурить подряд три мятных сигареты, ни о чем не беспокоясь, но он обещал, что будет меньше курить, вот и сдерживается как может, чтобы не расстраивать Чонгука вредной привычкой. Чонгук легонько тормошит его, чтобы разбудить, сообщая, что они приехали. Когда они уже стоят у черной массивной двери, Чон вводит пароль, а потом вытаскивает телефон и что-то печатает, и старший непонимающе хмурится, когда ему приходит сообщение. – Пароль. Я выслал тебе пароль от дома, – и пока Юнги стоит в замешательстве и подбирает слова, Чонгук продолжает говорить, направляясь на кухню. – У меня есть рамен, ты ведь любишь рамен или мы можем приготовить самые что-то, ну или заказать. Какую кухню ты хочешь? Я угощаю. – Чонгук… – шепчет измученно Юнги, и тот останавливается возле столешницы, опираясь на нее двумя руками, понимая, что слишком нервничает и опускает голову. Разве надо говорить о том, что Чонгук ему безумно доверяет и хочет, чтобы все было как раньше между ними. Искренняя и понимающая любовь. Он старается, старается не напирать, не лететь при первом зове, дать Юнги время все принять, но, блять… кажется, Юнги и ни на йоту ближе, всегда в своих раздумьях. Чонгук не выдерживает этот наплыв эмоций, разрываясь на две части. Он хмыкает, подходит к черному шкафчику и берет оттуда виски, наливает в стаканы, все еще стоя спиной к старшему, который так и стоит в проходе, не решаясь сделать шаг вперед. Чонгук делает глоток крепкой жидкости и прочищает горло, чувствуя, как виски согревает внутри. – Это всего лишь пароль. Ты мой парень, – слова даются тяжело. Он даже не знает, как начать разговор об их прошлом, будущем… – Я обещал тебе, что буду делать все, чтобы ты был счастлив со мной. Просто позволь… – он замолкает, потому что ощущает руки Юнги на своих плечах. Мин легко поглаживает, расслабляя напряженное тело младшего, целует открытый участок, опаляя горячим дыханием, приближается к уху и оставляет поцелуй. Ему кажется, это то, что нужно, не только Чонгуку, им обоим. Просто расслабиться... потому что говорить сейчас, кажется, будет слишком тяжело. Он не готов, поэтому спускается мелкими обжигающими поцелуями по шее. И все. Это все, что нужно Чонгуку, чтобы включился животный инстинкт, поэтому он разворачивается и впивается в губы напротив, сминая, кусая, оттягивая нижнюю, проводит языком на выдохе, а потом зацеловывает. – Поднимемся в спальню, – шепчет Чонгук и поднимает Юнги под бедра под хриплый смешок, прижимает теснее к себе, целует по пути, чуть не ударяясь о стенки коридора, осторожно минуя лестницу наверх, и когда он закрывает за ними дверь, прислоняет к ней Юнги, опуская его, и всматривается в полутьме в глаза напротив. И ему не нужен свет, чтобы увидеть, что Юнги в нем тоже тонет, стоит лишь прикоснуться, почувствовать такое родное, жизненно необходимое тепло. Чонгук не набрасывается с новыми поцелуями, он просто стоит и легко сжимает талию старшего, опаляя его лицо жарким дыханием; кажется, они дышат в унисон. Мягкий свет фонарей во дворе попадает в комнату сквозь большое окно, позволяя разглядеть лицо Юнги. Чонгук не спешит, медленно поднимает правую руку, чтобы коснуться щеки Юнги, нежно погладить, провести пальцем по черным пушистым ресницам Юнги, а тот даже не моргает, потому что знает, что Чонгук ему в жизни ничего не сделает, доверят снова, всего себя, как всегда, судорожно выдыхая, казалось, на такие простые касания. Но почему-то ему кажется, будучи одетым, что он сейчас полностью нагой перед Чонгуком, оголяя свои чувства, вкушая этот самый интимный момент. Глаза в глаза, словно они играют в игру, кто первый моргнёт, тот и проиграет, но нет, они оба проигравшие, потому что не могут друг без друга. Чонгук опускает свой восхищенный взгляд, как и свою руку на его почему-то подрагивающую губу, проводит по ней, приоткрывая слегка рот, и Юнги не удерживается, своим юрким язычком мажет по пальцам Чонгука, у которого на лице появляется еле уловимая улыбка. – Ты такой невероятный, – слетает с губ Чонгука. Младший смотрит так, будто никогда не отпустит, не позволит уйти, вглядывается в радужки глаз, зрачки которых расширяются еще больше. – Я люблю тебя… – выдыхает он в губы напротив, прикрывая глаза, и наконец приближается, чтобы ощутить их вкус в легком поцелуе. Юнги тонет и тонет как всегда в Чонгуке, в его прикосновениях, в его взгляде, в его словах. Почему им так тяжело всегда говорить, но так легко, когда они прикасаются друг к другу, словно ничего больше нет в мире, кроме них. Юнги понимает, что Чонгук его выводит из усыпанного шипами сада, проливая на него свой лучик света, протягивая руку и вытягивая его из своего страха, потому что ему как никому другому не хватает смелости открыть себя. – Ты знаешь… – шепчет, выдыхая в губы, так тихо, но Юнги слышит, словно он кричит, и уже еле держится на ватных ногах от такого уверенного в себе младшего, что позавидовать можно. Он не ощущает себя взрослым и сильным хеном, нет, он в руках Чонгука как безвольная кукла, которая подается на все касания, лишаясь ума, особенно, когда руки Чонгука медленно снимают с плеч его же пиджак, который падает на пол. – Впервые, когда я тебя увидел…– Чонгук не спешит, медлит, словно разжигает пламя в Юнги, но тот уже и так горит, чуть не умоляя, чтобы его поцеловали. Как же он слаб. – Ты был так же одет. Черная футболка и дырявые голубые джинсы, – выдыхает он, а Юнги, кажется, сильно удивляется, что Чонгук помнит, в чем он был одет. Такая незначительная мелочь, но нет, это показывает, насколько тот в нем утонул. – И курил возле кафе. Тогда мой гетеросексуальный мир дал большую трещину, Мин Юнги, как только я посмотрел на тебя. Я так хотел коснуться тебя, – он пробирается теплыми пальцами под футболку, прикасаясь к рельефному животу, проводя пальцами вниз до кромки джинсов, получая судорожный выдох от Юнги. – Ты не представляешь, что делаешь со мной… – он прислоняется ближе, так, чтобы между ними не было и сантиметра свободного места, проезжаясь своим бугорком по его животу. – Чёрт! – срывается Юнги и накрывает губы Чонгука в нетрепливом поцелуе. Они начинают хаотично целоваться, не сдерживаются, сминают губы друг друга, облизывают, кусают, упиваются чувством дозволенности. Юнги поднимает руки вверх со сбившимся от поцелуев дыханием, и Чонгук быстро снимает с него такую ненужную футболку, откидывает в сторону и принимается за свою рубашку, и Юнги помогает ему расстегнуть маленькие, непослушные пуговицы, жалуясь на то, как их много. Чонгук не выдерживает, срывает с себя рубашку и швыряет прочь под довольный смешок Юнги, который проводит пальцами по кольцу, теперь всегда висящем на груди, как знак, что навеки, наверное. Они словно изголодавшиеся по телам друг друга, целуются страстно, расстёгивают проклятый ремень на брюках Чонгука, и когда остаются уже только в белье, младший тянет Юнги на кровать, не отрываясь от губ, проталкивая горячий язык, начиная ласкать чужой, сплетаясь с ним, чувствуя, как руки Юнги блуждают по его телу, оглаживая накаченную грудь, спускаюсь к паху, проводя по белью, вырывая стон у Чонгука, начинает массировать выпирающий член. И когда Чонгук садится на кровать, Юнги взбирается сверху, садится на бедра младшего, двигает своими, каждый раз затрагивая вставший член, пока они жадно сминают губы друг друга, от которых невозможно оторваться. – Как же я хочу тебя, – тянет Чонгук не в силах больше терпеть ноющее возбуждение. – Смазка… – между поцелуями пытается сказать, запрокидывая голову, пока Чонгук присасывается к шее, кусая и целуя каждый миллиметр. Чонгук отстраняется, но только для того, чтобы взять тюбик со смазкой с прикроватной тумбочки, он трясущимися руками открывает его, выдавливает прохладный гель на свои пальцы, пока Юнги снимает боксеры. Чонгук тут же возвращается к нему, и Юнги снова садится на него, и тот проталкивает сразу два пальца внутрь, в тугое колечко старшего, расслабляя стенки, поглаживая другой рукой поясницу, целуя грудь, пока Юнги насаживается на пальцы и томно шепчет «давай еще». Чонгук вставляет третий палец, наблюдая, как старший закидывает голову назад, закрывая глаза, умирая от этой опаляющей интимности, пока младший проводит пальцами, сжимая его ноющей член, просящий ласки, говоря, как Юнги красив, как он хорошо работает, выглядит, как он войдет в него… сам, кажется, умирает, потому что впервые говорит такие слова. – Я готов… – оповещает его Юнги, и Чонгук, не медля ни секунды, вытаскивает пальцы, хорошо смазывает свой член, направляет старшего, чтобы тот хорошо разработанной дырочкой насадился на его пенис, медленно, проталкивая его внутрь. – Да… вот так… И Юнги начинает двигаться, медленно, поднимаясь и опускаясь, держась за плечи младшего, пока Чонгук умирает от узости в который раз. С Юнги всегда как в последний раз. Это больше, чем секс, больше, чем ласки, это глубже, это внутри них самых, где-то там, где не достать никому, не вытащить даже им. Он придерживает старшего за бока, немного сильнее сжимая, оставляя следы пальцев, и помогает двигаться, все больше ускоряя его движения, наслаждаясь видом расслабленного и нагого Юнги. Вслушивается в учащённое дыхание, наблюдая, как капля пота спускается с висков старшего, а потом словно чувствуя новый поток сил, переворачивает старшего, нависая над ним, начинает двигаться сам, толкается глубже и вырывает протяжный стон, поглаживает его тело, сильнее сжимает бедра и смотрит в блестящие глаза, когда переводит дыхание от пылких поцелуев, слушая пошлые хлюпанья от сильных толчков, как музыку для ушей, прикрывая глаза, касаясь лбом лба. В эти минуты, когда они занимаются любовью, кажется, что между ними нет никаких лабиринтов, недоговорённостей, барьеров, потому что они отдаются до последнего в руки друг друга, полностью доверяя, будто ничего не было. Юнги откидывает голову на подушку, еще шире разводя ноги, чтобы Чонгуку было удобнее толкаться в него, еле сдерживает себя, чтобы не кончить так быстро. Он весь пылает, просит его поцеловать, и Чонгук слушается, наклоняется и соединяет их губы в поцелуе, он слышит, как младший шепчет сквозь поцелуй: «Люблю так сильно». Юнги зарывается непослушными пальцами в его взмокшие волосы, сжимает, не контролируя себя, закатывая глаза от того, как хорошо сейчас себя чувствует. – Я сейчас… малыш… – оповещает его Юнги, нежно проговаривая, даже не дотрагивается до себя, все также ерошит волосы младшего, гладит по широким плечам и выстанывает, спуская на свой живот, удовлетворённо выдыхает, но отвечает на головокружительный поцелуй. Чонгук и так еле себя сдерживает, но после сладкого «малыш», сорвавшегося с губ Юнги, по которому он так безумно скучал, делает еще пару сильных толчков, от которых Юнги стонет ему в губы, и он, не выдерживая, обильно кончает внутрь, без сил падает на него, прижимаясь к его животу и пачкаясь в его сперме, счастливо улыбается, дыша ему в грудь. – Ты тяжелый, – стонет судорожно Юнги и смотрит в потолок, успокаивая свое сбитое после секса дыхание, поглаживая голую спину младшего, который так и лежит на нем и даже не думает поднять свой зад и вытащить свой член из его зада. Юнги делает вывод, что Чонгуку до безумия нравится быть в нем. – Это что… – выдыхает, посмеиваясь, – какой-то твой кинк, что не выходишь сразу? Чонгук посмеивается и тянет руку, чтобы убрать мокрую прядь с его лица. – Мне просто нравится, когда мой член внутри тебя, – бесстыдно сообщает Чонгук, на что получает закатывание глаз и смешок от Юнги. – Тебе просто сказочно повезло, что я не девушка и не залечу от тебя, Чон Чонгук. Но будь добр, покинь мой зад. Чонгук улыбается, но все же встает с Юнги под его болезненный вскрик, потому что сперма неприятно прилипла к ним двоим, и старший слегка бьет его по плечу за это, на что Чонгук только хмыкает и вытаскивает медленно свой член с пошлым звуком, любуясь, как его сперма вытекает из дырочки старшего, облизываясь, и Юнги просто закрывает глаза ладонью, чтобы не завестись еще раз, глядя на голого Чонгука, который стоит на коленях напротив и ведет языком по своим губам. А потом ощущает, как младший ложится рядом на бок. – Кажется я снова завелся! – и получает очередной шлепок по плечу от Юнги, который ложится на живот и поворачивает голову в сторону младшего, обращая внимание на его тату «Мин Юнги». Серьёзно… каждый раз, когда Юнги смотрит на свое имя на теле младшего, его словно пробирает всего внутри. Чонгук словно кричит всем своим телом: «Я люблю тебя, Юнги». Он улыбается, но серьёзным голосом оповещает: – Даже не думай! – устало произносит старший и видит, как Чонгук хмыкает и тянет руку, чтобы провести ладонью по нежной белоснежной коже от плеча к мягким ягодицам, сжимая их, пододвигаясь ближе. Он уже не улыбается кроличьей улыбкой, его взгляд становится более серьёзным, задумчивым, что видно даже в полутьме, и Юнги думает, что момент легкости как всегда уходит, а на ее место приходит невысказанная напряжённость. Чонгук не решается что-то сказать, но во взгляде Юнги видит молчаливую мольбу и тысячу вопросов, из-за чего ему становится больно, потому что он не может сейчас ответить хоть на один из них. – Хён… – Нам нужно в душ и проветрить комнату, – даже не спрашивает, что он хочет как всегда, после своего «хен». Отворачивается и поднимается с постели, убегая как последний трус, слыша в ответ тихое: «Да, пойдем». Они принимают душ молча, не говорят, только снова целуются под тёплыми струями воды, даже если губы все еще болят от недавних жарких поцелуев; потом меняют простыни на новые шелковые и ложатся спать нагишом, как любит младший. Юнги поворачивается на бок, а Чонгук прижимается сзади него обнимая, накрывая одеялом и целуя во влажную макушку. – Я люблю тебя. – И я тебя, Чонгук, – отвечает Юнги и закрывает глаза. Он говорит это, потому что это правда и он это чувствует, даже если его терзают сомнения, но не насчет его любви, а их будущего. Какое оно? У них оно есть вообще? Да, секс как всегда у них замечательный, как жаль, что им нельзя решить все проблемы. Юнги спит всего пару часов и просыпается совсем рано, ему невыносимо жарко от тепла тела младшего, который так и не пошевельнулся, прижимает к себе. Сон пропадает мгновенно, стоит открыть глаза и посмотреть на спящего Чонгука. «Все проблемы у тебя в голове, Юнги», – как-то сказала ему омма одним вечером, и да, он с ней полностью согласен, но переступить через себя не так легко. Он доверился раз и получил по морде от жизни, он доверился второй раз и снова получил от того, от кого даже не ожидал. Третий раз, кажется, он не переживет. Он и так еле собрал себя и довериться снова так просто будет очень глупым решением. Кажется, не только Тэхёну нужно к психологу, как говорил Намджун, но и ему тоже. Он поднимается с кровати тихо, словно мышь или тот, кто на пьяную голову провел замечательную ночь, а утром пожалел, нет, Юнги не жалеет и ошибку он не сделал, разве только то, что впустил Чонгука в своё сердце, но об этом уже поздно думать, ему срочно нужно на воздух. В комнате полумрак, но благодаря раннему свету он находит свое белье и джинсы, сразу проверяет задний карман, положил ли он сигареты, и да – есть, выдыхает и надевает второпях футболку, на цыпочках, словно вор, выходит из комнаты. Он не идет на большой балкон на втором этаже, а спускается вниз, выходит на улицу босиком, чтобы охладить тело, ступает по ухоженной зеленой траве, покрытой прозрачной росой, которая холодит ноги, но он даже не дрожит, вдыхает прохладный ранний воздух и подходит к шезлонгу около бассейна и смотрит на большие посаженные друг около друга зеленые кусты. Здесь красиво, можно отдохнуть от шумной суеты Сеула и насладиться тишиной и уютом. Дом Чонгука вообще очень стильный и роскошный. О таком Юнги и мечтать не мог, да к черту дом, о таком парне как Чонгук тоже. Успешный, богатый, милый, влюблённый до потери пульса…как и он. Наверное, дело в этом. Он был влюблен в милого кролика Чонгука, который был честен, как он думал. Он надеялся, что после всего случившегося Чон не будет больше недоговаривать и врать, и Юнги запихает в жопу свою гордость и переступит через себя, чтобы снова открыться, но, видимо, Юнги снова ошибся… Спрятанные фото, где они вдвоём, точно присланы Чжонменом в конверте, на обратной стороне которого добивали слова: «Ты думаешь, он скажет тебе спасибо, когда потеряет все из-за тебя?» Юнги щелкает зажигалкой и подкуривает ментоловую сигарету, что сжимает зубами, делает затяжку и выдыхает дым, наблюдая, как он растворяется – красивый, но неуловимый. Он опускает голову, смотря, как тлеет сигарета в его пальцах, стряхивая пепел. Господи... он столько пережил с Чонгуком… он так скучал, что снова это не переживёт, только не снова соскребать себя по частям, потому что в этот раз его уже ничего не спасет. Армия тогда была хорошим решением, она давала пинок под зад, отвлекая от мыслей о младшем, как и начало работы в студии, но сейчас… сейчас он просто утонет без спасательного круга. Он хмыкает на свои мысли и болезненно улыбается, еще раз вдыхая дым и тушит сигарету. – Хён… – за своими мыслями он и не заметил, как к нему спустился младший, накрыл его пледом и сел сзади, уперевшись лбом в его спину, обнимая. – Здесь прохладно, – сонно и хрипло говорит Чонгук. – Почему ты так рано встал? – Захотелось покурить, – Чонгук мычит в ответ и не упрекает, только сильней сжимает, словно чувствует, что тот сейчас убежит. Поведение старшего он уже выучил, если его что-то грызёт – он молчит, ведя переговоры с самим собой внутри. И, возможно, сейчас не то время, чтобы начать говорить…но время вообще блядское и держать в себе все не так и легко. – Ты знаешь, – начинает Чонгук, чувствуя, как Юнги напрягается, – три года, что мы не были вместе, были для меня самым ужасным периодом. Я все время думал, где ты, покушал ли, как живешь… Хотел увидеть хоть краем глаза, потому что скучал невыносимо, – Юнги молчит, кажется, даже не моргает, греется от прикосновений младшего, улавливает каждый его вздох и наблюдает за водой в бассейне, завидуя ей, что она такая спокойная. – Может быть еще очень рано спрашивать о таком, но я хочу…хочу, чтобы мы были вместе каждый день, каждую ночь, просыпались рядом утром, уходили на работу и возвращались в наш дом… как тогда… нежились в кровати, завтракали и ужинали вместе, завершали день вместе, – «наш дом» повторяет про себя Юнги, прикрывая глаза. – Я знаю, что мы много чего не обсудили и нам нужно поговорить, но… это ведь не помешает нам, если мы будем жить вместе. Переезжай ко мне, Юнги… пожалуйста, хён… Я не хочу без тебя, я не могу без тебя. Этот дом я купил только потому, что видел нас здесь, где все мое – твое. Где мы вместе будем переступать через все препятствия… Я хочу быть только с тобой, Юнги! Уверенный малыш Чонгук, который добивается и берет все, что хочет, и речь даже не о деньгах. Он хотел сердце Юнги – получил, он хотел его душу и тело – получил. Он хотел его прощения – пожалуйста, как бы Юнги на все не сопротивлялся. Чонгук добился всего, о чем грезил и даже не услышал от Юнги справедливое: «Так выбирай: я или компания?» Потому что Юнги не ломает души, тем более тех, кого любит до беспамятства. Но сейчас он не может наступить на те же самые грабли, снова, когда ему начали врать, потому что остался страх «лишь бы не потерять», что затмевает здравый смысл. Он не сможет быть с человеком, которому не может доверять. И Чонгук… или слишком труслив, или уже давно прогнил внутри, раз ничего не меняется… Юнги мог бы и сам рассказать про посылку, но дал Чонгуку шанс самому это сделать. Он хочет его проверить, убедиться в правдивости слов младшего, что его обещания о том, что он больше врать не будет, – не пустой звук. И чем быстрее до Чонгука это дойдёт, тем для него же будет лучше, потому что это его последний шанс, финальный, с титрами, вернуть доверие Юнги на протяжении пару дней рассказать правду. Поэтому: – Прости, Чонгук…