Шесть месяцев назад. Декабрь 1994 года.
— Бев, уже утро. Вставай. Беверли застонала, перевернулась на другой бок. В голове мягко засмеялись. — Бев! — Ну ещё пять минуточек, — заныла она, накрываясь одеялом с головой. — Чья там сегодня очередь? — Моя. Урис отбросил одеяло, сел и потянулся. Беверли захныкала: — Нечестно! — Очень даже честно, юная леди, — парировал Урис, вставая на ноги. — Куда опять подевались тапочки? — Мой косяк, — Тозиер наклонился и пошарил под кроватью, — Беверли вчера вырубалась на ходу, и я подхватил контроль. — Когда т-там уже к-каникулы? У т-тебя же свободной минутки нет, Б-бев. Беверли с тоской взглянула на календарь. — Через неделю. На календаре висела прикреплённая скрепкой полоска фотографий из фотобудки в кинотеатре «Аладдин» — сияющие Бетти и Беверли строили рожицы, смеялись и целовали подруга подругу в щёку.Восемь месяцев назад. Конец октября 1994 года.
— Мне точно можно идти? Беверли крутилась перед зеркалом. Пушистый нежно-персиковый свитер и зелёная юбка-комбинезон были достаточно приличными, чтобы отец отпустил её гулять с подругой. Тозиер вызвался сопровождать их — демоны старались всё время быть на связи и не оставлять Беверли одну. — Да, — Хэнском поднял руку и погладил по плечу, — немного развеяться тебе не помешает. Числа на листке календаря, подписанном «Октябрь», почти все были вычеркнуты за исключением последних двух. Беверли, сияя, вычеркнула ещё одно, обведённое в красное сердечко. — Если что, мы с Тозиером задержим Оно. Денбро же увидит, если что-то будет не так? — Д-да. Не волнуйся, Б-беверли. Но почему-то она всё равно нервничала. Странное предчувствие беды — у кого его не бывало? Как часто оно не подтверждалось? И сколько раз человека или близких ему людей спасала от, например, аварии невинная мелочь вроде забытых дома ключей от машины? Беверли решила отмахнуться от тревоги. В самом деле, с таким отцом как у неё идти на свидание со своей девушкой под носом у гомофобного города… Ещё бы не волноваться! Урис, Хэнлон и Каспбрак уже отправились к своим «шпионам» — отстающим ученикам, которые брали книги по истории Дерри и США якобы для школьных проектов. На самом же деле одержимые дети помогали демонам таким образом потихоньку выстраивать шаг за шагом историю появления в Дерри Оно. Потом Каспбрак аккуратно подлечивал последствия пребывания демонов в организме (дегидратация, недостаток микроэлементов и прочие мелочи вроде небольшой анемии или внезапной простуды), а Хэнлон подтирал детишкам память, причём так, что опыт чтения оставался. Не сказать, что это сыграло какую-то большую роль, но у Виктора Крисса и Рыгала Хаггинса оценки значительно улучшились. В конце концов, даже Генри поумерил свой пыл и перестал гонять младшеклассников, впервые начав получать отметки, отличные от «E». Про то, что он сделал с Беверли, Генри не помнил. Хэнлон стёр ему память о том вечере, когда Беверли вызвала своих демонов. Первое время она всё равно шугалась Генри, но Хэнлон предусмотрительно оставил ему смутное осознание, что внезапная импотенция в столь юном возрасте как-то связана с тем, что он обидел Беверли. Так что Генри даже не пытался её тронуть. Собственно, демоны продолжали удивлять Беверли своими способностями — открывались они медленно и неохотно. Она считала, что торопиться некуда — её в окончательные планы собирались посвятить на новогодних каникулах, а пока Беверли больше интересовала Бетти. — Здравствуйте, мистер Марш! — раздался знакомый звонкий голос из гостиной, и Беверли улыбнулась. — Так, я убегаю! Пока, Хэнском и Денбро! Она привычно зажмурилась, пока демоны покидали её тело, и откашлялась. — Зажжём, детка? — спросил Ричи, и Беверли с азартом кивнула. Бетти ждала её в прихожей, с видом заправской скромницы беседуя с её отцом. Бетти терпеть не могла прикидываться «нормальной девочкой», но по негласному этикету Дерри это был вопрос выживания. — Папочка, я вернусь к девяти, — отрапортовала Беверли, наслаждаясь теплотой и любовью в глазах Бетти. Она грелась под её взглядом, чувствовала себя намного увереннее. Тозиер любил пройтись по этому с похабными шуточками, но после того, самого первого раза больше никогда не обижал её. Он говорил что-то вроде: «Какого цвета должны быть свадебные колокола у церкви, в которой венчают женщин? Сам-то я туда зайти не смогу». По радио и телевизору, в журналах и газетах до Дерри долетали отголоски сексуальной революции. Открыто преследовать геев решались немногие моральные уроды без инстинкта самосохранения: в полиции уже появилась пара сотрудников, которых женщины не интересовали как сексуальные партнёрши. Беверли не раз слышала от отца: «Когда я был моложе, педики боялись жить открыто», но то был её отец. Он всегда находил, кого и за что можно ненавидеть. Любовь, бывшая такой крепкой когда-то, истончалась с каждым днём так же, как крепли феминистские убеждения. Беверли всё ещё не разобралась ни в чём до конца, но была уверена, что когда-нибудь разберётся. И теперь она понимала, что её отец — ужасный человек, однако поделать ничего не могла — доучиться оставался один год, и возможностей закончить школу в Дерри, не живя с отцом, у Беверли не было. Он по-прежнему оставался ей дорог — выкинуть из жизни человека, который тебя вырастил, не так-то просто, — но теперь Беверли не винила себя в том, что недостаточно хороша для звания его дочери, и знала, что не она причина самоубийства матери, а рак последней стадии. — Идём? Бетти протянула ей ладонь, вырывая из потока мыслей, и Беверли вложила в неё свою. — Идём.***
В тот вечер показывали «Интервью с вампиром», и после фильма Беверли с Бетти заскочили в фотобудку, чтобы сделать себе на память несколько снимков, а затем пошли по домам, провожая друг друга. — Я не спорю, как мужчины они очень симпатичные, — твердила Бетти, держа Беверли за руку. — Но Бев, девочка — это ужасно. Я имею в виду не историю, а актрису. Думаю, как бы это не был её первый поцелуй. Она же совсем крошка, как такое можно снимать? Беверли представила себя в такой ситуации и поморщилась: — Фу, и правда мерзость. Педофилия. Бедная актриса. — Хотя история, конечно, интересная, — вздохнула Бетти. — Запертая в детском теле взрослая женщина… Должно быть, жутко оставаться всю жизнь заложницей одной формы, не имея возможности вырасти. Беверли передёрнуло — они шли неподалёку от Канала, и ей вспомнился мёртвый Эдди Коркорэн, который тоже никогда уже не вырастет… — Бет, давай не будем. Бетти глянула на Канал и приобняла её за плечи. — Конечно, Бев. — Если что, я рядом, — вставил Тозиер. — Не бойся. Они должны были расстаться почти у дома Бетти, так что Беверли не волновалась за свою девушку. Но всё равно, когда из-за поворота на очередной улице им неожиданно встретился клоун, вздрогнула. — Приве-е-ет, девочки, — обратился он к ним писклявым голосом, странно контрастировавшим с гигантским ростом. — Хотите шарик? Беверли слышала, что в Дерри опять приехал бродячий цирк, так что она, вздохнув, спросила: — Сколько он стоит? Клоун широко улыбнулся — на мгновение Беверли показалось, что слишком широко, но потом она моргнула — и не поняла, в чём было дело. — Абсолютно ничего. Настоящий бесплатный шарик, чудо в наши дни, не правда ли? — Он мне не нравится, — сказал вдруг Ричи, — не бери ничего из его рук. Мне кажется, он связан с той тварюшкой, на которую мы точим зубы. Беверли согласно кивнула. — Нет, спасибо. — Да, спасибо. Бетти протянула руку за шариком. Клоун вынул из своей связки один и протянул ей: — Есть только красные, но, думаю, вам понравится, как он летает. Беверли замерла, вглядываясь в клоуна. Несмотря на её опасения, он ничем не походил на Эдди или мёртвых детей. Да, он был довольно жутковат, но её отец в минуты гнева выглядел куда более опасно, чем этот клоун. Однако эти слова про то, как шарик летает... Бетти улыбнулась: — Спасибо. Клоун потешно поклонился ей. — Пожалуйста. Всегда приятно заводить новых друзей. Со мной ведь никто не хочет дружить. Беверли потянула Бетти прочь, но та всё равно обернулась: — Это они зря. Я бы с вами с удовольствием подружилась. — Добрая девочка, — растроганно покачал головой клоун. — Спасибо. Никаких попыток напасть — просто разговор. Беверли напрягала невозможность заговорить с Тозиером — её мысли демоны почему-то не слышали, хотя она их — запросто. Ей хотелось спросить, почему он так отреагировал на клоуна, но не могла. До дома Бетти они дошли в молчании. Беверли крепко сжимала руку в кулак, чувствуя, как её пальцы немного отталкиваются от ладони — Тозиер так пытался изобразить, что держит её. — Ну, пока? — спросила Бетти, улыбаясь. Шарик в её руке нервировал Беверли, но это был всего-навсего шарик. — Пока. Они поцеловались в обе щёки и, оглядевшись, украдкой — в губы. Бетти погладила её по щеке и пошагала к дому. На крыльцо напротив вышла старушка с кошкой на руках — наверняка направлялась куда-то в гости. Беверли вздохнула и пошла домой, постоянно оглядываясь. — Этот клоун напомнил мне Лестата, — сказала она вслух, и Тозиер тут же отозвался: — Не зря. Я не знаю, почему, но мне он показался не совсем человеком. В Дерри вообще туговато с обычными людьми, но по-другому. Этот клоун… Он не договорил, просто умолк. Беверли тоже молчала. — Когда-то я был владельцем бродячего цирка, — вдруг заговорил Тозиер, — в средние века, как их сейчас называют, большая часть моих артистов могла найти работу только у меня — сейчас дела, честно говоря, не лучше. Люди с генетическими болезнями, вроде покрытых волосами как шерстью с рождения или сиамских близнецов, считались уродами — долгое время, недавно перестали, конечно, но общество всё равно их не принимает. Я давал этим людям работу, кров и пищу, а они приносили мне прибыль. Он был первым, кто сам решился рассказать ей свою историю — Беверли смутно представляла себе, что у каждого из шести её демонов был какой-то эпизод, подаривший им способности, и даже не знала точно, в чём они состоят. Демоны не спешили ей доверять. Тозиер же почему-то решил заговорить. — Я, конечно, был той ещё сволочью — не зря стал демоном, поверь. Я попал в Ад и почти сразу стал помогать истязать других грешников. Говорят, некоторые праведники, кого занесло в Ад из-за того, какими они были до своей праведности, держатся до сих пор, хотя в Аду день идёт за год. На земле проходит сто дней — в Аду целый век. У единиц хватает пороху противостоять соблазну освободиться от мучений, начав помогать своим мучителям. Но на земле я успел натворить дел… Беверли обняла себя за плечи, ободряюще погладила. — Продолжай. — Мои клоуны вот так же разгуливали по городам, — Тозиер использовал её голову, чтобы кивнуть в сторону, — развлекали толпу, отвлекали яркостью и представлениями артистов-уродцев, пока несколько незаметных простых людей, в том числе и я, грабили граждан. Но денег вечно не хватало. Не всегда представления получались достаточно интересными, и я пошёл на перекрёсток. Тогда демоны отзывались проще — распространение церковных учений закрыло многие пути и наложило кучу запретов. Я продал душу за то, чтобы знать толк в развлечениях — думал, что будет лучше получаться отвлекать народ. Демон дал мне срок в десять лет, и всё это время я блестяще выступал, создавал потрясающие номера с помощью артистов и начал зарабатывать деньги, которые мне в качестве вора и не снились. В голодные года люди прокармливали нас, радуясь, что кто-то отвлёк их от скорбной рутины, в сытые мы не знали недостатка в деньгах. Беверли обхватила ладонью своё плечо, сжала. — Я научил всему, что знал, своего лучшего друга Карла. Когда десять лет минуло, за мной пришли адские гончие, и вот я здесь. Что сталось с цирком, не знаю — на землю впервые попал уже в начале девятнадцатого века. Надеюсь, они прожили хотя бы относительно сытую жизнь, — глухо договорил Тозиер и умолк. — Спасибо, Тозиер, — сказала Беверли, встав на пороге дома. — Спасибо, что довери... Чей-то душераздирающий крик разорвал тишину осеннего вечера, и Беверли обернулась. Страшная догадка пришла сразу же. — Бетти! — воскликнула она и хотела было рвануть назад, но её перехватили за локоть. — Оставь, Бевви, — рявкнул отец — злился он явно не на неё. — Я сбегаю. Будь дома и никому не открывай. Беверли кивнула и юркнула за дверь, закрываясь на замок. Её трясло. — Тозиер, я в безопасности, лети к Бетти, — попросила она, — посмотри, как там она. — Урис посмотрит, — Тозиер перевёл её глаза на серый дым, начавший было сочиться под дверь. — Да, старина? Дым тут же растворился. Беверли заломила руки, тревожно глядя на дверь. Демоны потихоньку стягивались один за другим, переговаривались в её голове. Наконец вернулся Урис. — Она мертва, — сказал он просто. Беверли рухнула на колени, запрокинула голову и закричала.Шесть месяцев назад. Декабрь 1994 года.
Знания — сила. Этой прописной истине учат ещё в школе, но, только потеряв Бетти, Беверли поняла, как ошибалась. Как они все ошибались. Будь в тот день с нею Хэнлон, он сумел бы замедлить время. Он, бывший ангел, оказался Сеерой — демоном времени и памяти. Умел замедлять и ускорять ход времени (раз в несколько лет — время не терпело вмешательств), мог изменять и стирать память. Беверли знала, что он способен на что-то такое — но знай она, на что конкретно, никогда не согласилась бы, чтобы такой ценный союзник её покидал. Или, например, Беверли могла бы рассказать Бетти о демонах. Тогда кто-то из шестёрки мог бы сопровождать её, когда тем вечером мама послала вернувшуюся Бетти в магазин. Та выбежала из дома «на секундочку, одна нога здесь, другая там» — и исчезла. Её видели несколько соседей — она прошла до поворота, магазин был уже за углом — но ни в магазине, ни дальше по улицам во все стороны Бетти не появлялась. Пронзительный крик — и всё, как будто она растворилась в воздухе. Беверли в тот вечер наорала на Денбро, который отвлёкся на расследование способов расправиться с Оно малой кровью и не увидел в будущем смерти Бетти. Она кричала и плакала, а потом легла на кровать и долго не реагировала на попытки демонов её расшевелить. Труп Бетти нашли через несколько дней. Вернее, половину трупа — другая была обгрызена так, что под напором мощных челюстей сдались даже кости черепа и таза. Это было послание — Оно предупреждало Беверли, что не стоит пытаться идти против него. Урис объяснил — пара птиц видела, как Оно вытаскивало труп из канализации и при этом разговаривало само с собой. Рядом с трупом нашли обрывки красного воздушного шарика.***
Вообще, у каждого из забравшихся в голову Беверли демонов были исключительные способности. Например, Урис, или Кайм, как его звали в Аду, не просто так понимал язык птиц — в бытность ангелом он умел принимать облик дрозда. И потому, когда он рассказал про это, Беверли поняла, как много упускала из виду. Все эти месяцы демоны не покидали её тело надолго. Она училась в школе днём, а вечером демоны диктовали ей то, что уже удалось узнать. — На каникулах мы, наконец, решим, как будем ослаблять Оно, — сказал Урис, будто услышав, что Беверли думала про него. — Если не придумаем, как сделать его достаточно нематериальным, чтобы можно было поглотить, мы все умрём, — добавил Хэнском. — Не хочу, конечно, никого пугать…Семь месяцев назад. Начало ноября 1994 года.
— … Не хочу никого пугать, но в городе вводится комендантский час, — сказал директор, стоя за кафедрой на сцене актового зала. — После участившихся случаев гибели учеников мы обязаны ввести такие меры для всеобщей безопасности. Вы, уважаемые школьники, должны понимать, что находиться на улице в одиночестве, без сопровождения небольшой компании или взрослых, попросту грозит вам смертью. Беверли не особенно прислушивалась к тому, что говорят. Она теребила потрёпанную обложку «Мифа о красоте», глотая слёзы. Денбро, дежуривший в её голове сегодня, пристыженно молчал. Беверли больше его не винила — в конце концов, предсказать всё невозможно. Но боль раздирала изнутри. Впервые кто-то полюбил её, был с ней заботливым и ласковым — и снова она осталась одна. — … свободны. Зал загудел, все быстро поднялись со своих мест, пытаясь первыми пробиться к выходу. Беверли даже не шевельнулась. Сидела, опустив голову, молча терпела презрительное фырканье и удары по коленкам. Если бы тут была Бетти… Но её не было. Шум толпы уходящих школьников постепенно стихал, и наконец в актовом зале стало тихо. — Ты не имела права являться на её похороны, поганая шлюха. Беверли равнодушно подняла глаза. Грета Боуи стояла над ней, уперев руки в бока, и злобно кривила губы. — Не твоё дело, — буркнула Беверли, вновь возвращаясь взглядом к книге. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — рявкнула Грета и, когда она не отреагировала, схватила за подбородок. — Денбро, — спокойно сказала Беверли, — сделай глаза, пожалуйста? Грета оскалилась: — Ты ещё и тронулась, Маршлюха. Мило. Может, ты ещё и… Беверли искренне насладилась тем, как Грета завизжала безо всякого перехода, не закончив фразы. — Спасибо. — Всегда п-пожалуйста. Грета попятилась, дрожа всем телом, и Беверли встала. Она видела своё отражение в чужих зрачках, как растрёпанные короткие рыжие волосы смотрелись с поглощёнными абсолютной чернотой глазами. Беверли выглядела как разъярённая фурия — при том, что всего лишь зловеще усмехнулась. Грета не вызывала у неё ярости, только искреннее презрение. Бетти дружила с ней, да, но только с Беверли расслаблялась и открывалась. — Т-ты… — Грета с трясущимися губами указала пальцем на неё. — Т-ты… — Имела полное право находиться на похоронах своей близкой подруги, — отчеканила Беверли, тесня Грету к дверям. — И если ты думаешь, что я испугаюсь тебя только потому, что все эти годы старалась не обращать внимания на вашу травлю, ты ошибаешься. Игры кончились, Грета. Станешь мне мешать или, дьявол тебя упаси, кому-то расскажешь — окажешься в психушке раньше, чем успеешь пикнуть. Твоя наглая заносчивая мордашка мне надоела, но из уважения к памяти Бетти и тому факту, что ты всего лишь глупая девочка, которая ещё многое не понимает в этом мире, я не буду тебя трогать. Однако не беси меня, Грета Боуи. — П-припугнуть? — спросил Денбро, и Беверли кивнула. Рот открылся сам собой, и оттуда потёк серый стелящийся туман, от которого несло серой. Грету как ветром сдуло, и Беверли, когда Денбро вернулся в неё, рассмеялась, долго и истерически. Денбро завладел её руками и гладил по плечам, пока смех не перешёл в горькие рыдания. Беверли свернулась на скамейке, всхлипывая, и уткнулась лбом в холодное лакированное дерево. — Мне знакомы т-твои чувства, — сказал Денбро тихо, стирая с её щеки мокрые дорожки. — Рассказать? Беверли снова кивнула, сворачиваясь клубочком. — Я — Б-барбатос, — начал он, подложив руки под её щёку, — демон, умеющий н-находить спрятанные сокровища и п-предсказывать будущее. Собственно, п-потому наша шестёрка и считает м-меня негласным лидером — я нашёл м-место и время, где мы можем сбежать, и п-просто собрал ту команду, которую смог, п-потому что ни за что не с-сумел бы смыться из Ада в одиночку. Но моя способность находить с-сокровища появилась у меня б-благодаря тому, что я был п-пиратом. — Пиратом? — голос еле слушался её, но Беверли была слишком удивлена, чтобы думать о том, как расстроена. — Д-да, — Денбро улыбнулся. — Я с моим младшим б-братом избороздил сотни м-морей, ограбил т-тысячи судов. Демонское п-проклятие забывать своё имя стёрло моё из п-памяти, но это не важно. Я видел б-будущее ещё человеком — т-так мы узнавали, куда п-плыть, чтобы добыча б-была побольше. А как д-демон, я получил свою способность, к-когда решил избавиться от б-брата. Беверли села, вытирая слёзы. — Но почему? Денбро пожал её плечами. — Он хотел сдаться. Честно п-признаться в пиратстве, раздать сокровища б-бедным и надеяться на п-пощаду. «Зачем нам это всё?», — г-говаривал он. Я так не считал. И, наверное, п-правильно — если у нас всё п-получится, на эти сокровища мы б-будем жить припеваючи. Я всё ещё п-помню, где их спрятал. Я убил своего б-брата и кинул труп на п-присыпанные землёй сундуки. Если кто и нашёл его за все эти г-годы, то наверняка п-подумали, что это могила. — Какой ужас, — прошептала Беверли. Денбро кивнул. — Я не г-горжусь, однако знаю, что т-ты чувствуешь. Я тосковал по б-брату. Но, опустив меч, т-ты его уже не п-поднимешь. Моя команда б-была за этот вариант, а через п-пару лет они скормили рыбам меня. Уже д-демоном я понял, что могу н-находить любые сокровища, к-какие спрятаны в земле и на ней. Это как п-память о брате, ведь в Аду я его не встретил. Беверли положила ладони на щёки, погладила. — Пойдём домой, Денбро? — П-пойдём, — Денбро помолчал, пока она вставала и выходила из рядов скамеек, а затем добавил: — Это сокровище я уже н-нашёл…Шесть месяцев назад. Декабрь 1994 года.
— … нашёл? Как — что? Ящик с украшениями, конечно, нам ещё с этой стеной заканчивать! Беверли вошла в школу и недоуменно огляделась. Тут и там, привязанные на ниточках, порхали бумажные снежинки, повсюду висела сверкающая мишура и — кое-где, где позволяла техника безопасности — перемигивались лампочки новогодних гирлянд. — Рождество? — спросила она вслух, получив несколько согласных бормотаний в голове. — Но когда год успел закончиться? — То одно, то другое, — Хэнском потянул её в сторону, когда мимо проносили ворох каких-то пенопластовых штук. — Я слышал, за внеклассную работу по украшению школы в твою личностную характеристику ученицы могут написать что-то лучше: «Вела себя тихо и незаметно». — Предлагаю оставить Мулциберу подготовку и порвать танцпол! — воскликнул Тозиер у неё в голове. — Пойдёшь со мной, Бев? — Она и так с тобой, дурень, — возмутился Каспбрак, но ноги уже несли Беверли к информационному стенду. Широким и округлым почерком Хэнскома она вывела своё имя напротив графы «установка декораций», и припустила вдогонку к ребятам, тащившим пенопласт. — Я же ничего не умею, — зашипела она на Хэнскома, но тот и бровью не повёл: — Бев, не бойся. Я — бывший Его Архитектор, а теперь — архитектор Ада. — Из говна и палок дворец построит, — доверительно зашептал где-то внутри Тозиер. — Бойся его! Вонять же будет. — Бип-бип, Тозиер! — крикнул Каспбрак так, что Беверли аж зажмурилась. — Марш? Она встала по стойке смирно и мило улыбнулась однокласснику, Бену Барнсу, который узнал её. Команда с пенопластом остановилась передохнуть, и она их нагнала. — Привет, — Беверли обвела рукой пенопласт. — Будете делать декорации для вечеринки? — Ага, — Барнс прилагал видимые усилия, чтобы не опускать взгляд ниже её лица, и Беверли слегка пожалела, что надела свитер с вырезом. — Хочешь помочь? — Да, — она смущённо убрала прядку волос за ухо. — Я, вроде как, хорошо умею рисовать и неплоха в архитектуре. — Рисовать? — Барнс нахмурился. — А поступать будешь куда? — В Парсонскую школу дизайна, — быстро ответила Беверли, не успев толком подумать. — Уже подала документы. Только не говори никому, мой отец против. — Растреплет, — флегматично бросил Тозиер. — Или просто так, или попросит подержаться за сиськи. Зря ты, Бев. Она и сама уже поняла — Барнс усмехнулся, засунув большие пальцы в карманы штанов. Он был симпатичным — темноволосый, высокий, белокожий. Даже квадратные очки не портили вид, а подчёркивали линию челюсти. — Бисексуалка, — вынес вердикт Тозиер. — Но он всё равно распиздит. Что делать будем? — Я могу вмешаться, — спокойно сказал Хэнлон. — Хотя ради рождественского чуда… Голоса в голове превратились в неразличимый шум — демоны секретничали. Беверли мило улыбалась Бену. — Нет проблем. Поможешь донести пенопласт? — поинтересовался он таким тоном, будто спрашивал, какого цвета на ней трусики. — Да, конечно. Бояться она не боялась — демоны уже не раз показывали, что могут помочь ей закончить школу без приключений и не разозлить отца.Семь месяцев назад. Конец ноября, 1994 год.
— … римские легионы. Ага, и имя мне — Легион, удивительно, как в тему, — заметил между делом Урис. С похолоданием количество жертв Оно упало до нуля, так что Беверли с чистой совестью ушла головой в учёбу. В тот день она сидела в столовой и, время от времени надкусывая сэндвич, корпела над проектом по истории. К сожалению, для того, чтобы взять проект по истории Дерри на каникулы, ей нужно было сделать несколько пробных по любым временным периодам на выбор. Беверли выбрала правление Юлия Цезаря — Урис в те времена как раз выполнял задания Ада в Риме и мог травить байки про «божественность» кесаря хоть сутками, так что недостатка в информации у неё не было. Проблема была в том, что Каспбрак захандрил. Беверли то и дело простужалась из-за не очень тёплой поношенной одежды и категорически отказывалась покупать что-то новое. Каспбрак лечил её каждый раз, но ворчал долго и с наслаждением. Тозиер называл его «мамочкой» и умилялся тому, как Каспбрак уморительно бесится. — Потише, пожалуйста, — попросила Беверли в ответ на очередной вопль в своей голове. — Я тут учиться пытаюсь! — Это кому ты говоришь потише, а, шлюшка? Беверли подняла голову. «Боже, нет, только не снова…» Перед ней стояли Виктор Крисс, Рыгало Хаггинс и Генри Бауэрс. Они, вероятно, проходили мимо со своими подносами и услышали, что она сказала. — Никому, — буркнула она, вновь опуская голову в конспекты и надеясь, что физическое внушение, сделанное Бауэрсу Каспбраком в доме на Нейболт-стрит, даст свои плоды, и эти придурки отвалят так же, как подвалили. — Повтори-ка? Виктор и Рыгало наклонились поближе, и Рыгало, оправдывая свою кличку, открыл рот и с наслаждением отрыгнул ей в лицо. Беверли не успела среагировать — глаза моментально заволокло чернотой. — Нахуй отсюда пошли, пока я не сделал так, что яйца у вас отвалятся к чертям собачьим, — зло прорычал Каспбрак, медленно поднимаясь из-за стола. Если его разозлить, контроль над телом он захватывал прочно и безапелляционно. Оставалось только ждать и просить, чтобы он был помягче. Чем Беверли и занялась. — Каспбрак! — воскликнули они с Тозиером в один голос. — Не натвори дел! Рыгало и Виктор от вида её нечеловеческих глаз моментально потухли. А вот Генри почему-то наоборот оживился. — Ты кому вздумала указывать, сука? — рявкнул он и, сделав выпад вперёд, наотмашь дал Беверли смачную пощёчину. — Идиот, — прокомментировал Урис холодно. — Если что, в Бангоре наверняка промышляют подделкой документов. Как-нибудь скроемся. Но Каспбрак не размазал Бауэрса и его дружков по полу слоем мясного фарша толщиной в дюйм. Вместо этого он махнул рукой — точно так же, как Генри — и на не омрачённых присутствием ума лицах банды Бауэрса появились огромные воспалённые прыщи. Беверли от одного их вида передёрнуло — в шестнадцать один такой вскочил у неё на щеке, так даже кожный дефект остался. Виктор, Рыгало и Генри, как по команде, взвыли и схватились за лица. Видок у них был тот ещё. — Бу! — Поднял на них руки карикатурным жестом привидения Каспбрак, и банда Бауэрса порскнула прочь — даже подносы побросали. Каспбрак, не возвращая Беверли контроль, спокойно обошёл стол и подобрал с пола несколько контейнеров. — Две порции салата, сок и более приличный гамбургер, чем твой, Бев, — перечислил он, складывая добычу на стол. — Если ты будешь хорошо питаться, иммунитет, который у тебя упал из-за гиповитаминоза и нервного недоедания, восстановится. Приятного аппетита. Передав контроль Беверли, Каспбрак что-то тихо сказал Тозиеру, и тот тоже задумчиво завис где-то на периферии сознания. Урис откашлялся, хотя ему-то как раз было незачем. — Итак, на чём мы остановились? Но Беверли было интересно другое. — Каспбрак, а из какой эпохи родом ты? — спросила она шёпотом, открывая контейнер с салатом. — Предположения есть? — деловито ответил тот вопросом на вопрос. Беверли пожала плечами и шёпотом предположила: — Пандемия чумы? Какая точно, не знаю. Каспбрак весело оскалился — она научилась это чувствовать. — Юстинианова чума. Блестящая догадка, — похвалил он. — Я был приближённым лекарем Юстиниана Первого. Император за мелкую провинность — какую-то болячку не вылечил по щелчку — понизил меня в звании и отправил на одну из своих войн — можешь, кстати, взять этот период как второй доклад, правление Юстиниана Первого полно кровопролития и смерти. Учитель точно от тебя такой подлянки не ждёт. Ну, в общем, я ушёл из родного города рядовым солдатом и вернулся тоже — но не просто рядовым, а ещё и больным. Экипаж моего корабля почти вымер, и я вплавь добрался до другого и смешался с толпой. Мне хотелось отомстить за погубленную карьеру, тем более, что я чувствовал — мне не прожить и нескольких дней. Так что я стал тем первым, кто принёс чуму в Константинополь. Меня на воротах встречал сам Чума — при параде, на коне. Он отдал мне честь — думаю, тогда способностями и наградил. Так я стал Марбасом, демоном-лекарем. В Аду я занимался тем, что излечивал грешников для новых сеансов бесконечных мучений. Мне это надоело, а Тозиер был со мной знаком — и притащил меня к Денбро. Дальше ты знаешь. — Потрясающе, — искренне восхитилась Беверли, зачерпнув ложкой салат. — Возьму доклад. Каспбрак в ответ на это подтолкнул её руку ко рту. — Сначала еда, а потом будешь дальше учиться, — заворчал он. — Какая борьба с Оно, когда ты ешь как попало и что попало? — Ма-а-амочка, — издевательски захихикал Тозиер, и Беверли, жуя салат, разочарованно застонала. Ругань пошла на новый виток.Шесть месяцев назад. Декабрь 1994 года.
Иногда Беверли задумывалась — а почему она безоговорочно поверила своим демонам и впустила их? Ведь во всех преданиях и легендах твердили — демоны лгут. Но слова Денбро о том, что при заключении сделки нельзя лгать, убедили её за считанные секунды. Только со временем она начала понимать, сколько зла могла бы натворить, будь эти демоны действительно отвратительными безжалостными тварями. Например, когда за пару вечеров практически в одиночку (технически — своими изобразительными талантами и архитектурными — Хэнскома) превратила актовый зал в настоящую пещеру ледяной ведьмы. Из пенопласта, целлофана и кое-каких ещё дешёвых материалов ей удалось то, что не всегда удавалось голливудским специалистам по реквизиту: реалистичность. В актовом зале будто действительно пронёсся снежный ураган, заморозивший то тут, то там фигуры танцующих людей. Они дались Беверли особенно легко, будто они с Хэнскомом вырезали из пенопласта, подчищали и покрывали краской самих себя, кружащих в вальсе. Тозиер тоже приложил руку к торжеству — свалил из головы Беверли в неизвестном направлении, но следы его деятельности выдавали, что он где-то рядом. То в пунше неожиданно оказалось прилично градусов алкоголя (разумеется, никто ничего не сказал учителям, да и те не особо возражали). То музыка из устаревшей и отвечающей вкусам преподавательского состава вдруг стала модной и современной. То… — Потанцуем, крошка? Беверли, одетая в белое простенькое платье, обернулась — и увидела Бена Барнса. Вот только за стёклами очков не было привычного блеска глаз — сплошная чернота. — Тозиер! — укоризненно шепнула она, хватаясь за протянутую руку. — Нельзя же так эксплуатировать Хэнлона! Его способности не безграничны, он не может стирать память и оставлять пустое место, заменять приходится! И ты знаешь, что мой отец… — Всё схвачено, детка, — Тозиер обнял её за талию, притягивая к себе, и Беверли вдруг стало жарко. — Малыш Бен, как и все в этом зале, будет считать, что ты скромно стояла в сторонке весь вечер. Это тебе наш с Хэнлоном рождественский подарок. Веселись, пока можешь, крошка. Беверли кивнула — с началом нового года она собиралась ещё усиленнее учиться и параллельно всерьёз заняться вопросом уничтожения Оно. Ловить чудовище по всему Дерри было сложно и не нужно, так что они собирались вычислить его логово (предположительно тот самый дом на Нейболт-стрит) и заставить принять истинную форму (вот тут план пока простаивал). Потому предложение развеяться Беверли приняла с охотой. — Потанцуем? — спросила она Тозиера, злясь на себя за то, что сердцебиение вдруг так ускорилось. «Это же Тозиер, — сказала Беверли самой себе. — Ты его уже долго знаешь, зачем волноваться?» Но впервые он был не в её голове, а напротив. Впервые она не могла почувствовать, что он будет делать, не могла попытаться остановить ещё на уровне импульса. «Вот как это будет, — подумалось ей, — когда они будут так же материальны, как и я. Их же шестеро, бо… Чёрт возьми». Имя господа она не употребляла с тех пор, как в её голове появились демоны — не специально, просто так. Только теперь заметила. Тозиер похабно ухмыльнулся и накрыл ладонью ягодицу сквозь ткань платья, заставив Беверли отчаянно покраснеть. — Мы так зажжём, что ты будешь помнить это до конца своих дней. Как по команде, включилась не очень модная, но обожаемая Беверли «Just Like Heaven» The Cure, и Тозиер потянул её на танцпол. Беверли, рассмеявшись, остановилась напротив него и растрепала пальцами волосы, начиная танцевать. — «Покажи мне, как ты делаешь тот фокус, Который заставляет меня кричать», она сказала. «Который заставляет меня смеяться», она сказала. Тозиер прямо в танце провёл у неё рукой за ухом, заставив сладко задрожать, и протянул ей невесть откуда взявшуюся розу. Беверли удивлённо охнула и взяла её, понюхав. Роза пахла бархатно и сладко, как полагалось пахнуть настоящей розе. — И её руки обвились вокруг моей шеи. «Покажи мне, как ты делаешь это, И я клянусь тебе, я клянусь тебе, что Я убегу с тобой, Я убегу с тобой». Беверли обняла Тозиера за шею, всё ещё держа в пальцах цветок. На них никто не смотрел — все были слишком заняты, танцуя, но вокруг них словно образовался пузырь, где не могли помешать ничьи локти или ноги. — Вращаясь на этом головокружительном краю, Я целовал её лицо и целовал её голову, И мечтал обо всех различных способах, которые мог использовать, Чтобы заставить её сиять. Она смотрела на Бена Барнса, и блики полутёмного зала отражались от его очков. Но там, в непроглядной черноте его глаз прятался Тозиер — настоящий, такой, каким он был всё это время. Никто из демонов не говорил в этот момент, никто не пытался вмешаться в их уединение. Тозиер наклонился и накрыл губами её губы. Беверли встала на цыпочки, поддерживаемая его руками, чувствуя себя лёгкой снежинкой, которая вот-вот растает от его жара. Горячий влажный язык скользнул по её языку, и колени Беверли подогнулись. Цветок выпал из непослушных пальцев. Тозиер приподнял её, не отрываясь от поцелуя, и поставил ступнями на носки своих туфель. — «Почему ты сейчас так далеко?», она сказала, «Почему ты даже никогда не узнаешь, что Я люблю тебя, Что я люблю тебя». Жар трепетал на языке, на кончиках пальцев рук и ног. Беверли вся трепетала, будто в предвкушении чего-то потрясающего. Тозиер заговорщицки ей улыбнулся и отпустил, оставляя вспоминать, как стоять на нетвёрдых ногах и как танцевать. — Ты, мягкая и только Ты, потерянная и одинокая, Ты, странная как ангелы… Тозиер скривился на слове «ангелы», и Беверли засмеялась, вновь обретая уверенность. — Танцующие в глубочайших океанах, Кружащиеся в воде. Ты просто как мечта, Просто как мечта.***
После The Cure включили знаменитое «Footloose» Кенни Логгинса, и дискотека разогналась, так же, как и Беверли, поймавшая волну веселья и счастья. Они с Тозиером танцевали, не жалея ног, держались за руки или отходили друг от друга, и действительно зажигали так, как никто. Беверли хохотала, как безумная, и наслаждалась этим вечером. Все мысли о будущем и прошлом, которые так тревожили её в обычные дни, разлетелись испуганными бабочками. Они с Тозиером несколько раз наведывались к шведскому столу — перекусить и выпить пунша, от которого голова кружилась, а слабость в ногах увеличивалась. Но Беверли было хорошо — так, как когда-то с Бетти. Оказалось, она успела забыть, каково это — быть счастливой. Запах пота смешивался с ароматами духов, зал разогревался, и Беверли совсем потеряла счёт времени. Очнулась только тогда, когда Тозиер в очередной раз привлёк её к себе и шепнул на ухо: — Это последняя. Уловив знакомые ноты, Беверли прикрыла глаза и прижалась щекой к широкой груди, в которой быстрее, чем положено, билось сердце, увы, не принадлежащее Тозиеру. — За каждым твоим вдохом, За каждым твоим движением, За каждым нарушенным тобой обещанием, За каждым твоим шагом Я буду наблюдать. В голове вдруг подхватили на разные голоса, Тозиер подпевал ей на ухо, и Беверли вдруг почувствовала себя невероятно любимой — хотя никто не говорил этого вслух. — Каждый день За каждым твоим словом, За каждой твоей интрижкой, За каждой ночью, проведённой с тобой, Я буду наблюдать. — Вообще-то это называется преследованием, — шепнула она Тозиеру и поцеловала под ухом. Он вздрогнул, сильнее сжав ладони на её талии. — Не сейчас, детка, — хрипло ответил он. — Подожди, пока песня закончится, и я покину это тело, хорошо? — О, разве ты не видишь, что принадлежишь мне? Как моё бедное сердце болит с каждым шагом, который ты делаешь? И Беверли неожиданно поняла — он не хочет, чтобы какой-то чужой человек был рядом с ней. Только они шестеро — может, если бы Бетти… — Если бы Бетти была жива, — сказала она, — вы бы нашли способ от неё избавиться? Тозиер надломленно улыбнулся: — Детка, я старался сделать этот вечер прекрасным для тебя, чтобы ты не грустила. Нет, мы бы не избавлялись от неё, мы бы нашли способ вписать её в нашу семёрку и стать восьмёркой. Она, знаешь ли, символ бесконечности, если её положить. Беверли уткнулась лбом ему в грудь. — Я не грущу, Тозиер. Я просто поняла, что хочу домой. С тобой и остальными. Можно? Её сердце синхронизировалось с его. И Тозиер ответил: — Хорошо. Они оделись и вышли на улицу. Тозиер выскользнул из Бена Барнса, вновь заняв положенное ему место в голове Беверли, а Хэнлон, поведя рукой, окончательно заменил Бену воспоминания. — Только не вздумай назвать меня Беном, когда я обрету тело, — попросил вдруг Тозиер. — Хочу какое-нибудь королевское имя. — Например, Придурок (Dick), — ехидно предложил Каспбрак. — У этого имени ещё одно сокращение есть, — сказала Беверли, уходя от сияющей рождественскими огнями школы. — Ричи. — Ричи Тозиер, — попробовал Тозиер, — отлично. Только зови меня пока по фамилии. Хочу, чтобы ты впервые назвала меня по имени, когда у меня будет своё собственное тело. — А мне нравится имя Бен, — заметил Хэнском. — Так что другое можно не придумывать. — Я люблю имя Эдвард, — вздохнул Каспбрак. — Ага, Эдди, — подхватил Тозиер, — Эдди-Спагетти. Эдвард-Спагедвард! — Клянусь, Тозиер, ещё хоть слово!.. — Бев! Беверли остановилась. — Не может быть… — прошептала она. На освещённой лунным светом и огнями рождественских гирлянд улице стояла Бетти. — Бев! Иди ко мне! — Вот уебан, — выругался Тозиер. — Всю малину мне испортил! Ну, держись у меня, щенок. Сегодня мой день! По щекам Беверли текли слёзы. Она без споров отдала контроль над руками Тозиеру, и тот прикоснулся ладонью к гирлянде, обвивавшей перила Канала. — В святые дни демоны имеют мало силы, но я — наоборот. Я — Нибрас, ответственный за развлечения. Праздность — это мой конёк, и сегодня никакие призраки прошлого тебя не потревожат. Второй рукой он накрыл Беверли глаза. — Спи, тварь. Ладонь опустилась, и Беверли посмотрела вперёд. На улице никого не было. — Я не знаю, сколько продержится сон, — сказал Тозиер, — но тебе лучше поторопиться, Бев.***
Отца дома не было. С тех пор, как мама (убила себя) умерла, они не праздновали Рождество. Собственно, впервые это не расстраивало Беверли — ошарашенная появлением призрака Бетти, посланного Оно, всё ещё разгорячённая ночью танцев, она не знала, куда себя деть. Поэтому приняла душ, поужинала и легла в кровать. Сон не шёл. — Тозиер, — позвала она. — Да? Беверли уже не особенно стеснялась, но произносить такое вслух было волнительно. — Ты говорил подождать, когда мы танцевали. Мы дома. Её рука поднялась сама собой, погладила по щеке. — Ты точно в порядке? — Спросил Тозиер. — Оно сделало всё, чтобы… — В порядке, — перебила Беверли. — Пожалуйста, Р… Тозиер. Она едва не оговорилась — почему-то на язык так и просилось нежное «Ричи» вместо звонкого «Тозиер». — Хорошо. В комнате было прохладно, так что Тозиер вынул её руки из-под одеяла и вытянул вверх, а потом заскользил кончиками пальцев одной по коже другой. — Закрой глаза. Он попросил, а не сделал сам. Беверли послушалась. Тозиер продолжил ласкать её руки — медленно, щекочуще, так, что хотелось усилить нажим и почесать кожу. Когда желание почти стало нестерпимым, Тозиер запустил пальцы в её короткие волосы и нежно начал массировать, почёсывая голову и одновременно позволяя прочувстововать прохладное скольжение прядей по коже. Одна ладонь спустилась ниже, погладила по щеке. Кончики пальцев остановились на губах, и по телу Беверли вдруг прошла волна странного томления — ещё не дрожь, но что-то близкое. Тозиер чуть надавил, отгибая нижнюю губу подушечкой большого пальца, и Беверли неосознанно приподняла голову, пропуская палец глубже, касаясь его языком. Уши будто кто-то накрыл ладонями, изменяя звуки. Тозиер скользнул в её рот ещё двумя пальцами — указательным и средним. — Оближи. Его голос слегка подрагивал. Беверли послушалась. Её вторая рука соскользнула с головы, юркнула под одеяло и начала быстро подтягивать кверху подол ночной рубашки, задирая. Мокрые пальцы убрали изо рта, прикоснулись к соску, сжали. Беверли охнула, и кто-то в голове зашипел: — Не так же быстро! — П-прости. Ноги начали тереться одна о другую, и рука, державшая подол, двинулась к краю трусиков. Беверли уже ничего не контролировала — но чувствовала всё. Демоны в голове переговаривались тихо, договариваясь в обход неё. Пальцы начали было тереться внизу, размазывая выступившую на складках влагу, но кто-то возразил. Беверли повернули на бок, засунули одну руку под подушку, другую сжали на груди, сильно стиснули бёдра, переплетая ноги, и начали ритмично раскачивать. Сначала было не очень понятно, зачем, но потом Беверли распробовала — и, если б могла, стала бы двигаться активнее. Удовольствие нарастало постепенно. Повинуясь чьему-то тихому приказу — волнуясь, Беверли не различала голосов — её рука соскользнула с груди вниз, ткнулась между сжатыми бёдрами и протолкнула четыре пальца внутрь. — О-ох, — простонала Беверли, понимая, что, если бы делала это одна, обязательно остановилась бы, не удержав контроль. Но демоны не дали ей отступить: пальцы входили в мокрый скользкий канал, гладили горячие стенки. Сжатия бёдер набирали темп. Беверли почувствовала, что ей отдали контроль над головой, и благодарно уткнулась пылающим от стыда и удовольствия лицом в прохладную подушку. Пятый палец присоединился к остальным, и внутрь толкнулись уже горстью, глубже, чем раньше. Всё тело пульсировало и горело. Беверли крепко зажмурилась, чувствуя, как внизу живота, набирая силу, качает кровь ещё одно сердце. Ей казалось, что оно вот-вот разорвётся от напора. Очередное сжатие бёдер, ещё один толчок… Беверли вскрикнула, ощущая, как рот наполняется слюной, а руки и ноги слабеют. Электрические искры удовольствия разбежались по каждому нерву, снимая напряжение, и она словно превратилась в гигантский кусок желе. — Тебе хорошо? — спросил Тозиер, поворачивая её на спину, и раздвинул ноги, лениво скользя по влажным складкам, будто невзначай задевая чувствительный клитор. — М-м-м, — ответила Беверли, не открывая глаз. Ей было хорошо, но не только физически — она чувствовала, как её любят. Она больше никогда не будет одинока. И отомстит за Бетти. — Бев? — И-де-аль-но, — по слогам проговорила она и сглотнула слюну. — Ещё раз?