Шесть демонов Беверли Марш

Наверное, у каждого человека есть свой лимит страшных, переворачивающих мир с ног на голову вещей, которые можно пережить. Беверли за прошедший год, без сомнения, этот лимит превысила в несколько раз — и сейчас, глядя на застывшего на сцене фургончика клоуна, вдруг поняла, что не боится. Генри Бауэрс, смерть Бетти, её собственный отец, навалившийся на неё, как племенной жеребец на кобылу, — всё это уже случилось. Демоны не смогли ей помочь тогда, и неизвестно, сумеют ли сейчас. Но одно казалось ей совершенно ясным — Оно Беверли больше не боялась. Заиграла музыка — такая, какая включается на цирковых ярмарках, когда народ толпится возле аттракционов, например. Клоун с застывшим без выражения лицом начал танцевать, подкидывая ноги под неестественным для человека углом. Беверли огляделась — и увидела открытую дверь в другой отсек канализации, но даже не сдвинулась с места. — Давай же, обмудок, — тихо пробормотал Тозиер. — Давай станцуем! Клоун прыгнул, схватил Беверли за горло. Она изо всех сил вцепилась в руку в белой перчатке, напрягла шею — и продолжала спокойно дышать. — Я не боюсь тебя, — сказала она. Оно наклонило её к себе, громко принюхалось. Тряхнуло головой — колокольчики на клоунском костюме печально тренькнули. — Но ты будешь. Оно вытянуло руку с Беверли над собой и начало меняться — клоунское лицо трансформировалось, вытягивалось, медленно превращаясь в длинную тонкогубую морду с пастью, полной мелких острых зубов. Глаза закатились и исчезли. Пасть открывалась, будто распускающийся цветок, сразу во все стороны — и в глубине её, там, где у любых других живых существ было бы горло, горел свет. Тозиер моментально затянул её глаза плёнкой черноты, среагировав раньше всех — и по испуганному крику Каспбрака Беверли поняла, что огни эти не простые. — Тозиер! Тозиер, мать твою, очнись! Тозиер! Беверли без вреда для себя могла видеть, как на самом дне чудовищной пасти Оно медленно, будто паря в невесомости, вращаются три крохотных сгустка чистого света. Слышались испуганные крики детей — как сквозь вату, звучащие одновременно из ниоткуда и отовсюду. — Я. Тебя. Не. Боюсь! — прорычала она и ударила Оно в грудь ногой. Клоун тут же разжал руку, и Беверли едва не упала, приземлившись на пятки. Впрочем, демоны её поддержали. Чернота не уходила с глаз — Тозиер будто замер, притихший, что с ним случалось очень редко. — Тозиер, очнись, дружище! Очнись! Каспбрак шевелился внутри, трогал частичками себя словно омертвевшие частички Тозиера. Беверли чувствовала их — они как будто были под анестезией. — Ну всё, т-ты труп, уёбище, — вдруг сказал Денбро грозно, непохоже на обычного себя. Пожалуй, таким тоном он и командовал своими пиратами — заикание терялось в харизме и мощи этого голоса, способного, кажется, и из могилы поднять тех, кто не дожил до его призыва. — Труп? — взвыл клоун, отращивая дополнительные конечности. — Уёбище? — Упс, — издевательски проговорила Беверли, поднимая руки, как персонажи в фильмах перед дракой. — Я сказала это вслух? — Я чувствую, что ты не одна в своём теле, — голос Оно гудел, менялся на ходу, пока его форма не поплыла, становясь чем-то ещё, — но не думай, что ты уйдёшь отсюда живой благодаря этому. Одного я уже убило, осталось ещё несколько! — Убило? — взревел Каспбрак, врываясь в руку Беверли и хватая ею валяющийся неподалёку острый прут от какого-то забора. — Ты убило Тозиера? Он метнул прут — и бросок оказался точным. Оно захрипело, взявшись за горло, куда попал метко пущенный снаряд Каспбрака, встало на колени. — Тозиер, — позвала Беверли, — Ты нужен нам. Ты нужен мне. — М-м? — раздалось где-то внутри, и она чуть не расплакалась от облегчения. — Что я пропустил? — Придурок, — выдохнул Каспбрак. — Как же я тебя ненавижу. — Я тоже тебя люблю, чувак, — сказал Тозиер. — Прикончим сраного ублюдка? Беверли огляделась в поисках оружия. Выбор был невелик — бита, ещё пара прутьев забора… — Смотрите, — Хэнлон указал на всё ещё открытый фургончик, — там люк! И правда — от пола отходила круглая крышка, а из дыры, ведущей вниз, валил пар. — Если Оно не отсюда, то там будут действовать законы вселенной, откуда Оно родом, — на ходу предположил Урис. — Гоним чёртову тварь туда. Вперёд! — Джоззи, — раздался голос совсем рядом, и Беверли обернулась на Оно. На его месте стоял парень в свободной белой рубашке и облегающих тёмных штанах. Длинные светлые волосы волной спускались из-под красной банданы. Тёмно-синие глаза смотрели умоляюще. — Крис, — сорвалось с губ Беверли голосом Денбро, — К-кристофер? — Джозеф! Крис сделал шаг вперёд, и на его рубашке начало расплываться кровавое пятно. — Зачем ты убил меня, Джоззи? — укоризненно и грустно сказал Крис. — Я же так любил тебя, братик. Демоны внутри замерли. Беверли тоже, прислушиваясь к себе, надеясь предупредить Денбро… — Т-ты раскаялся, Крис, — ответил Денбро спокойно, подбирая с земли очередной прут. — Я — нет. Раскаявшимся открыты в-врата Рая, мы с тобой оба это з-знаем, верно? — Но ты убил меня, — выдохнул Крис, раскрывая объятия. Он выглядел так молодо, что Беверли впервые задалась вопросом, как долго прожили на свете трое из её демонов, кто когда-то был человеком. — Д-да, — несмотря на заикание, голос Денбро был твёрд. — Я убил т-тебя, и ты попал в Рай. Я не в-видел тебя в Аду. И я рад, что п-поступил так. Ты в лучшем мире, К-крис. — Но ты чувствуешь вину, — руки Криса тянулись к Денбро, — ты виноват передо мной. Иди ко мне, брат, я прощу тебя! Денбро криво усмехнулся губами Беверли. — Крис н-никогда не сказал бы т-так. Он, даже с-стоя на сундуке с сокровищами в яме, к-которую вырыл себе сам, не смотрел на м-меня обвиняюще. Он уже п-простил меня за то, что я ещё н-не совершил. Рука с прутом, казалось, чуть дрогнула — Беверли не почувствовала замаха — а Крис уже схватился за пронзённую грудь и вновь начал меняться. На мгновение ей стало жутко от мыслей, что она может увидеть — демонам было по несколько сотен лет, они видели столько всего… Оно почернело, отрастило множество конечностей и стало похоже на комок слипшихся от жара обгоревших тел. В воздухе запахло палёной плотью. — Оно читает мысли, — прокомментировал Хэнлон. — Не только страхи. Мысли тоже. Он смело шагнул ногами Беверли навстречу этой многорукой пародии на индийского бога Шиву. — Мы горим, — прохрипела, кашляя, безгубая голова с впалыми глазницами, — мы горим, Хэнлон! Почему ты выбрал нашу семью, без тебя мы остались бы живы! — Зачем ты взял нашего отца? — вопрошала другая. — Они поймали тебя в пентаграмму и сожгли — сожгли вместе с нами! — Ты мог выбрать кого угодно! — пропищала маленькая голова тельца, практически вплавленного в чьё-то бедро. — И ты смеешь носить нашу фамилию как свою? — В память об ошибке, которая стоила мне ваших жизней, Эмили, — мягко улыбнулся Хэнлон. — Как бы ни было отвратительно то, что звучит из уст существа, давящего на моё чувство вины, я рад, что снова слышу твой голос, малышка. Я очень, очень, очень скучаю по тебе. Ваша семья была единственной, где я перестал чувствовать фантомную боль от выжженных крыльев. Прости меня за то, что вам пришлось познать боль сгорания заживо, но я знаю, что вы не попали в Ад. Это была единственная боль, которую я вам принёс. В глазах у Беверли стояли слёзы — свои и Хэнлона. Она вдруг поняла, что бывшим ангелам действительно неоткуда было бы взять фамилии. — Ты убил нас! — прошелестела очередная голова, но Хэнлон не стал больше слушать. — Сколько бы тысячелетий тебе не было, ты не способно осознать, почему это не сработает, — сказал он и ударил то, во что превратилось Оно, в грудь. Существо рухнуло, забарахталось и замерцало, изменяя свои очертания. Во все стороны брызнули покрытые гнилью и слизью бинты, все руки срослись в две, расположенные там же, где и положено, ноги тоже. — О, это ко мне, — вздохнул Хэнском. — Скелеты лезут из шкафов. Он подобрал биту, ухватился обеими руками за рукоять. Мумия заговорила на каком-то древнем языке, и Беверли спросила: — Что Оно говорит? — Обвиняет Хэнскома в том, что он был любовником этого чудилы в бинтах и не успел достроить пирамиду, — пояснил Урис. — Я неплохо понимаю древнеегипетский диалект. — Лучше скажи, какой диалект ты не понимаешь, — усмехнулся Тозиер. — Ты и в Вавилонское столпотворение сумел вмешаться, оставив в языках схожие черты, а не так, как ангелы хотели — полностью лишить народы способности понять друг друга. Мне Хэнлон рассказывал. Хэнском заговорил на том же языке, ласково, нежно — и Беверли неизвестно почему разозлилась. — Ревнуешь? — заговорщицки хихикнул Каспбрак. Наверное, он был прав. Но Хэнском, как и все, отпустил ситуацию, а потому ударил битой по истлевшему черепу, и осколки брызнули во все стороны. — А где мозги? — спросила немного разочарованная Беверли. — Их доставали при бальзамировании, — пояснил Хэнском, обтряхивая биту, — ебанутая тварь думала, что я сентиментально позволю себя растерзать бывшему любовнику. Я любил Хуфу и не позволю никому пользоваться его образом и именем, чтобы ткнуть в то, что я всё ещё ношу его прозвище, пусть и видоизменённое. — Древнеегипетский диалект мёртв, — кивнул Урис. — Зато теперь понятно, почему ты зовёшь себя Цвитущей Лазой. Беверли хихикнула. — Это ужасно, — сказала она, прикрывая рот рукой, — Но мне начинает нравиться. Оно не теряло времени даром — и преобразилось снова. — Ты нахуй издеваешься, — драматично вздохнул Каспбрак. — Амадеус, сколько лет, сколько зим! — Амадеус, Амадеус! — заголосил развеселившийся Тозиер. — Амадеус, Амадеус! Каспбрак зло прищурился: — Тозиер, ради всего осквернённого, замолчи свой рот! Оно теперь выглядело как изъеденный оспой мужчина, тянущий руки к Беверли. — Марбас, почему ты не излечил меня! Каспбрак закатил глаза. — Потому что так было суждено, кретин. Меня отозвали и запретили. Я всё-таки демон, не забывай. Папочка Люцифер отдал приказ — и я подчинился, адью. — Мой мальчик, — гордо сказал Тозиер так, будто вот-вот расплачется. Беверли чувствовала, что на самом деле Каспбрак далеко не так спокоен, но он не подавал вида. — Какое же ты тупое, слов просто нет, — издевался он над Оно, кружа возле мужчины так, чтобы тот не мог дотянуться до Беверли, — Оспа? Серьёзно? Амадеус скончался от ревматической болезни, осложнённой тяжёлой стрептококковой инфекцией верхних дыхательных путей, а не от, блядь, оспы. Я специально так думал, чтобы ты, дебил, повёлся. Ты мнишь себя таким огромным и всемогущим, но на самом деле ты всего лишь меняющая личину тварь, которая слишком зажилась на этом свете. И мы поможем тебе с решением этой проблемы. Оно дёрнулось, а Тозиер присвистнул: — Погоди-ка — это что, тот самый Амадеус? Который Вольфганг Амадеус Моцарт? — Ага. — Ты трахнул Моцарта? — Чувак, — поморщился Каспбрак. — Во-первых, я не очень люблю это слово, а во-вторых… Тозиер издал такой звук, будто вот-вот кончит. — Он трахнул тебя? Ёбаный пиздец, чувак, я близок к смерти как никогда. — Это правда, — раздался пустой холодный голос, и Тозиер вздрогнул всем телом Беверли. — Мама? Беверли увидела грузную женщину с вилами в руках, стоящую напротив. Совершенно обнажённую. Тозиер нервно сглотнул. — Как ты мог покинуть свою бедную мамочку? Женщина двинулась вперёд — наступая, как айсберг на Титаник. — Ты, дитя моего чрева, услада моих чресел, смысл моей жизни! Тозиер потупил глаза, и Беверли перекосило. — Оно говорит то, о чём я думаю? Женщина наступала: уронила вилы, огладила себя руками. — Иди ко мне, сынок. Я ждала тебя так долго, так преданно, я верила, что ты вернёшься к своей обожаемой мамочке… — Ты что, трахнул свою мамку? — изумился Каспбрак. — Это она трахала меня, — огрызнулся Тозиер. Беверли же дождалась, пока женщина подойдёт ближе, и юркнула под её рукой прямо к брошенным на пол вилам. Схватила их, развернулась и всадила женщине в поясницу. — Никогда больше! — закричала она, налегая на деревянную рукоять. — Никогда больше никто не тронет ни Тозиера, ни меня! Ясно тебе? Сила горела в её руках — ощущение всемогущества демонов вдруг вернулось, и Беверли приободрилась ещё больше. Оно опять поплыло, отодвигаясь, стекая с вил. Беверли не отпустила рукоятку, готовая встретить всех, кого угодно, железными зубьями в живот. Но Оно неожиданно перетекло в высокий, неестественно худощавый силуэт женщины в длинном чёрном платье и оскалило чудовищную пасть. Её перекошенное лицо с белёсыми глазами мертвячки не оставляло сомнений, что в этот раз страх демона был вполне обоснованным. — Блядь, — ёмко охарактеризовал ситуацию Урис и рванул прочь, подхватив во вторую руку оброненную чуть ранее Хэнскомом биту. Женщина, цокоча по бетонному полу босыми ступнями, бросилась в погоню. — Что это за хрень? — проорал Каспбрак, взявший контроль над ногами как самый быстрый. — Привидение, — выдохнул Урис. — Женщины, потерявшей дитя. Она держала у себя двух живых девочек, а я пришёл их спасать. Она сожрала моё тело — пришлось удирать в одной из девочек. Их фамилия была Урис. — И как убить эту хрень? — Тозиер, похоже, был в ужасе. — Соли-то у нас нет! — Железо! — крикнул Хэнском и изменил направление. Он едва успел схватить прут от забора, так и валявшийся там, где упал в последний раз. Женщина налетела точнёхонько на него, махнув рукой и оцарапав Беверли щёку. — Берегись! — взвизгнул, уворачиваясь от большего урона, Каспбрак. Оно опять поплыло, меняясь, и двинулось в сторону фургончика. Куча детских вещей, нагромождённая на его крыше, качнулась и повалилась — благо, не туда, где стояла Беверли. Раздался чудовищный грохот, пол под ногами тряхнуло — но Беверли неслась вслед за аморфным нечто, которым стало не могущее нащупать подходящую форму Оно. Наконец, уже стоя возле люка, Оно превратилось в её отца. — Ты всё ещё моя дев… Беверли с бешеным воплем столкнула тварь в люк и, взяв подмышкой железный прут, двинулась следом — вглубь того, что было логовом Оно.

***

Внизу было темно, сыро и пахло гнилью. Каспбрак наморщил её нос, и Беверли была с ним солидарна. — Кажется, к-кому-то надо чаще убираться, — нервно пошутил Денбро. — Будет некому, — возразил Хэнском. — Мы постараемся. Оно, воя, всхлипывая и рыча, ползло от них. Беверли шла следом, не обращая внимания на кровь, грязь и холод. — Эй, ты! — крикнула она, пролезая в щель между камнями. — Давай, вылезай! — Пиздиться будем! — добавил Тозиер. — Бип-бип, — проворчал Каспбрак. — Бев! Беверли вышла к центру логова — сплавленному в камень от невероятного жара песку, навеки застывшему так, как несколько миллионов лет назад. У подножия этого места, сидела, всхлипывая, Бетти Рипсом — с распущенными волосами, босая, в изорванной одежде. У Беверли упало сердце. — Бет… — Бев! Бетти протянула к ней руки, глядя прямо в душу глазами, полными слёз. — Почему ты так долго? Я замёрзла и напугана! Беверли прижала к груди прихваченный с собой прут. — Бет… — Я не могла найти дороги отсюда, — всхлипнула Бетти, — почти выбралась, а потом пришёл Генри Бауэрс с Виктором и Рыгало… Посмотри, что они со мной сделали! Она встала — и Беверли заплакала, глядя на её истерзанное тело. Юбка была порвана в клочья и почти не закрывала покрытые синяками бёдра. Остатки трусиков висели лохмотьями, обнажая ссаженные, покрытые корочкой запёкшейся крови складочки между ног. — Где ты была? — спросила Бетти. — Оно сказало мне, что даст ещё один шарик для тебя. Я совсем не боялась, когда подошла к нему. Мы могли бы летать здесь вместе, Бев. Беверли закрыла глаза и бросила на пол прут. — Оно достаточно маленькое? Мы там, где нужно? — Д-да, — ответил Денбро. — Не смотри, если не хочешь. Она открыла рот. По щекам её текли слёзы, а внутри стало непривычно пусто — в голове больше никто не говорил. Но, стоило Бетти завизжать от ужаса, Беверли распахнула глаза — и не смогла оторвать взгляда от зрелища шести бесформенных серых теней, обступивших её. Бетти умоляюще взглянула на неё, но Бев покачала головой. Форма Оно вновь изменилась, превратившись в клоуна. — Ты паршивая старая страшилка, которая никого больше не напугает, — припечатала Беверли. — Сраный тупой клоун. Ничтожество. — Я сам ужас! — взревела тварь. — Я пожиратель миров! — В этой форме Тозиер не может говорить, — усмехнулась Беверли, вытирая слёзы со щёк, — но я скажу за него. Ты пожиратель хуёв. И сейчас тебя самого сожрут. Демоны будто с цепи сорвались. Налетели на Оно роем взбесившихся пчёл, и бесплотный туман вдруг оказался прожорливым: плоть Оно заживо разъедало чем-то вроде кислоты. Тварь визжала, ревела и пыталась отбиваться, но туман высасывал её, переваривал прямо так, понемногу поглощая куски. Похожая на паучью нога отвалилась — и один из сгустков, урча, сожрал её. Рука клоуна также угодила в один из сгустков и выбралась уже кровоточащим обрубком. Кровь и ошмётки плоти не падали — улетали вверх, словно гравитацией тут обладал не пол, а потолок. Огоньки порскнули было прочь — и были моментально проглочены. Беверли равнодушно смотрела, как демоны разъедали грудину чудища, обнажив ещё бьющееся сердце, как постепенно от Оно остались только голова и туловище, как, наконец, сгустки обожрали всё, что только могли. Повинуясь внезапному порыву, она встала и подошла к всё ещё живым останкам Оно, взяла трепещущее сердце из его раскрытой груди. — Какая ты стала большая, — просвистело Оно. Беверли сдавила сердце так, что оно лопнуло. Крови потекла между её пальцев, и сгустки тумана, поглотив голову и кусок груди Оно, прильнули к её руке. Щекотка бестелесных прикосновений незаметно превратилась в облизывание языков, и из сгустков вырисовались шесть силуэтов, плотно обступивших Беверли. Она, не мигая, смотрела на парня, который втянул в рот её указательный палец. Короткая, почти под ноль, стрижка, усы и бородка, мощное тело — он стоял, неудобно нагнувшись, и смотрел на неё тёплыми зелёно-карими глазами. — Хэнском, — позвала она и, чувствуя неясное волнение, добавила: — Бен? — Да, — выдохнул он, гладя её руку. Беверли перевела взгляд на следующего — встрёпанные прямые волосы, знакомый по виду Кристофера пробор, но цвет намного темнее, изящные, будто презрительно поджатые губы, серо-зелёные глаза под двумя стрелами широких бровей. — Денбро? Билл? Она не назвала его прежним именем — и узнала улыбку. Следующий был будто выточен умелым скульптором — плавные линии, угловатые там, где нужно, романтическая чёлка, аристократичные черты лица и медово-карие мудрые глаза. — Урис, — немного подумала, — Стэн. Стэнли. Стэн прильнул губами к её плечу. Бен и Билл расстёгивали пуговицы платья, и Беверли поняла, что плачет уже не от ужаса или боли. Темнокожего парня она безошибочно узнала как Хэнлона и назвала Майком. Брюнета с тёмно-карими глазами и чуть вытянутым, словно вечно недовольным лицом — Эдди Каспбраком. — Эдди-Спагетти, думаю, рад тебя видеть, детка. Тозиер обнял её со спины, поцеловал в шею. Беверли запрокинула голову, чтобы получше его разглядеть. Ричи оказался самым длинноволосым в компании — стрижка доходила ему до плеч. У него были добрые глаза — один чуть меньше и ниже другого, весёлые морщинки, разбегающиеся от их уголков, — высокий лоб и восхитительно сексуальный угол нижней челюсти, к которому Беверли тут же прикоснулась губами в поцелуе. И, конечно, у всех её демонов были большие ласковые руки, которыми они гладили, сжимали и стискивали её тело. Платье, превратившееся в тряпку, упало на пол опустевшего логова, а двенадцать рук и шесть горячих тел заставили разум Беверли затуманиться. Она слепо пыталась приласкать кого-нибудь ладонями, нащупала два чьих-то члена — и слушала вздохи, стоны, привыкая, что они звучат снаружи, а не в её голове. — Иди сюда, мудила, — вдруг сказал Эдди и потянулся мимо Беверли, схватив Ричи за шею и прижавшись к его губам своими. Беверли улыбнулась и ткнулась лицом между ними, лизнула сомкнутые в поцелуе губы — и их языки коснулись её. Мешаниной рук, ног, тел они опустились на пол, напоминая Беверли страх Хэнлона — Майка — но теперь не было страшно. Беверли плавилась и горела, чувствовала одновременно всё и сразу. Пальцы в волосах, губы на груди, руки на теле и… — Ох… Она выгнулась навстречу тому, кто толкнулся в неё — легко, потому что смазка текла по бёдрам, отвечая на пожар внутри. Это был Бен — он притянул её к себе, и кто-то тут же оказался сзади. Она оглянулась — Стэн, собирая с её бёдер пальцами вязкую смазку, погладил её между ягодиц. — Можно? — зашептал он ей на ухо. — Ты позволишь, Бев? Она кивнула, потрясённая тем, что вот так, когда ей хотелось слиться с ними снова в единый организм, ничто не казалось ей пугающим и страшным. Их члены не были орудиями пыток — теперь она знала, что по-другому, с её согласия, бывает сладкая заполненность, и осторожные пальцы в заднице, массирующие и растягивающие, и терпеливо ожидающий Бен, прижимающий её к своей широкой груди. Стэн скользнул внутрь только тогда, когда Беверли расслабилась и была готова его принять. Боли не было — только томная растянутость и желание потереться, двигаться, чтобы сделали уже что-нибудь. И, когда её начали раскачивать, насаживая то на один, то на другой член, то на оба разом, Беверли не контролировала ни своё дыхание, ни звуки, которые издавала. Остальные сидели рядом, лаская друг друга. Беверли порой выхватывала взглядом то страстно целующихся Ричи и Эдди, то Билла, вылизывающего Стэну шею, то Майка, обхватившего губами мочку уха Бена. Все они были рядом, перетекали, словно туман, которым когда-то являлись, ласкали её и друг друга. Чьи-то пальцы потёрли её набухший, изнывающий от недостатка ласки клитор, и Беверли кончила с глухим вскриком, почувствовав на губах чей-то поцелуй. Когда вновь смогла видеть, поняла, что это был Майк. — Я почти, — выдохнул Бен и покинул её тело, уступив место Биллу. Сзади прижался Эдди, и Ричи сел рядом, накрыв ладонью грудь Беверли, поцеловал плечо. Вторая пара двигалась резче, несдержаннее, но Беверли по-прежнему ни капельки не было больно. Немного тянуло, но не саднило — они были осторожны. Бен и Стэн, кончив, вновь присоединились к ним, целуя и лаская остальных. Беверли кончила второй раз просто от тугой заполненности, от того, что Майк и Ричи прильнули ртами к её груди, сделав её всю влажной и разгорячённой. Она перестала чувствовать кисти и ступни, невнятно промямлила это, жалуясь, и чьи-то руки начали разминать её тело, не прекращая раскачивать на обжигающих волнах удовольствия. Билл продержался чуть меньше, уступив Ричи, и тот вновь наклонился к Эдди, целуя его у Беверли над плечом. — Я чувствую твой член, — шепнул он, и Беверли оказалась в опасной близости от нового оргазма. Эдди же, вздрогнув всем телом, кончил — тёплая сперма заполнила её задницу, и Беверли стало слегка дискомфортно. — Ну, Эдди, ну ёб твою мать, — вздохнул Майк, — брысь. Эдди отступил, и на какое-то время Беверли легла на грудь Ричи, растекаясь по нему и мелко вздрагивая от переизбытка ощущений. Ричи гладил её по волосам, по чуть-чуть приподнимая и опуская на члене, целовал её лицо и шумно дышал. Что-то очень тёплое и влажное прикоснулось к растраханной заднице, и Беверли всхлипнула, глянув, что там такое. Майк гладил её по бедру и, заметив вопросительный взгляд, коротко пояснил: — Бен. Бен высасывал сперму Эдди и, кажется, не испытывал никаких неприятных ощущений из-за того, что елозит языком в чьей-то заднице. Беверли заёрзала на Ричи, постанывая — ей было одновременно много и мало. Руки Бена, сжавшие ягодицы, ощущались великолепно, и, когда он закончил, сменились руками Майка. Беверли прижалась открытым в безмолвном крике ртом к плечу Ричи. — Больно? — спросил он, ткнувшись носом ей в щёку. — Нет, — Беверли расслабилась, уже понимая, как это делается, и член легко оказался в ней. Майк поцеловал выступающий позвонок на её спине и зажал Беверли между собой и Ричи, вновь втягивая в гипнотический, прекрасный ритм самого лучшего в мире секса. На очередном толчке Беверли сжалась, вновь кончая, и Майк еле успел выскользнуть из неё. Ричи же сделал что-то внизу рукой, и остался твёрдым. — Бев, детка, я переверну тебя, окей? Беверли мурлыкнула что-то, практически ничего не соображая от того, как ей было хорошо. Ричи вышел из неё, оставив оглушительно пустой, кто-то помог ему перевернуть её — и в задницу вновь вошёл член. Но во влагалище никого не было, грудь холодил воздух пещеры, и Беверли слепо вытянула руки в бессловесном зове. Кто-то прижался губами к её промежности, скользнул пальцами внутрь, вылизывая пульсирующий клитор. Ещё кто-то вновь приласкал грудь, слишком много рук для одного, кто-то поцеловал её — Беверли по запаху узнала Эдди. Это было потрясающе. Впервые реальность казалась ей сладким сном, который видишь утром, лёжа в кровати, всем своим созревающим телом изнывая от ожидания ласки. Беверли вспомнила, что однажды грезила о таком — давным-давно, в самом начале этого безумного последнего учебного года. Но тогда она не знала, что можно ощущать себя так же, как в тёплой уютной кровати, где-то ещё — например, лёжа на груди одного своего любовника и будучи укрытой руками и губами ещё пятерых. Она ощутила близость оргазма. Потом её прошибла судорога, сладкая и долгая, какая-то бесконечная — кто-то, кто засунул в неё пальцы, будто нашёл специальную кнопку и надавливал на неё, когда волна удовольствия начинала опадать. Беверли трясло, как от разрядов электрического тока, со стороны наверняка могло бы показаться, что ей больно, язык на пару секунд убрался с клитора — но Майк прошептал: — Всё нормально. Продолжай, Стэн. И она поняла — пальцы и язык принадлежали разным людям. Открыв глаза и сфокусировавшись, насколько смогла, Беверли увидела Билла, целующего её колено. Его рука уходила куда-то под кудрявую макушку Стэна. Зажмурившись, Беверли закричала — и не умолкла, пока бесконечное удовольствие не пошло на убыль.