Погребальный костёр для чёрных подсолнечников

Прошлое

      Человеческий облик был принят и теперь Геральд смотрел на свое отражение в стекле с нескрываемым ехидством: длинные светлые волосы, собранные в хвост, светлая борода, более узкие скулы, острый подбородок, медового цвета кожа. Полная противоположность.       Неторопливым шагом он направился к большому зданию оранжереи, переливающемуся бликами света от солнца. Люди прогуливались вокруг, останавливаясь у тех или иных кустарников, наблюдая, вдыхая, улыбаясь.       Обилие стекол создавало ощущение витражей, когда свет проникал сквозь них и падал на яркие краски цветов. Геральд ступал, неся за собой ощущение прохлады от тени, свет же играл с ним, падая цветными зайчиками на лицо, ослепляя глаза и заставляя прикрываться рукой. Яркие лучи пытались притронуться к его одежде, но ее чернота будто только того и ждала, нещадно поглощая каждый лучик, что посмел коснуться этой тьмы.       Свет летел к нему так быстро и стремительно, пытаясь заполнить все его пространство собой, забыв о том, что тьма уже давно на своем законном месте и, пусть даже ожидает своего собрата, но покидать свой пьедестал она не намерена.       Тропинка внутри оранжереи была уложена каменными плитками, что довольно интересно контрастировало с наполнением помещения. Органично вписанная зелень росла бурным ростом, выходя за положенную ей территорию и прорастая даже между стыками плит каменного пола. Само здание являлось представителем викторианской архитектуры, годов эдак 1830-х. Оно было наполнено изысканностью, которая уже давно отцвела и теперь доносила до зрителей лишь отголоски былой роскоши, но благодаря тому и манила к себе различные души, белое в нем давно стало молочным, а некогда новое — потертым. Определенный шарм наполнял само помещение пыльным уютом.       По бокам от тропинки тут и там все было усыпано различными растениями, цветами, деревьями. Осталось подвезти арфу, райских птиц, пару ангелов — и получите Эдем, а затем распишитесь.       Геральд шел бездумно, что называется по-наитию, избегая столкновения с немногочисленными представителями людского вида. Он не чувствовал энергию своего подопечного, а потому пока просто гулял и рассматривал разного рода зеленые витиеватости. Внезапное ощущение притяжения постучалось к нему, вытаскивая из собственных мыслей. И он, ведомый непонятным, заинтересованно проследовал за этой недоступной взору, но явной чувствам нитью, что словно нимфа пальчиком манила его за собой.       «Глаза врут, не врут чувства», — кажется, так он себе говорил.       Яркий свет оранжереи сменился более приглушенным тоном и уже не резал глаза так сильно, позволяя демону, наконец, расслабиться. Немногочисленные посетители практически не заходили в эту часть зала, потому как зелени здесь было гораздо меньше в связи с плохим освещением. Куст чайной розы, растущий на этом участке помещения, схватил его за запястье торчащими шипами и оцарапал ему руку, будто хотел остановить и попросить не ходить. Геральд посмотрел на куст, оценив его стремление к крови и двинулся следом, на все еще манящее неразличимым пальчиком ощущение.       Витающий в воздухе яркий запах цветов заполнял легкие, не давая простому воздуху и шанса поместиться внутри. Тонкая манящая ниточка привела его к небольшому аккуратно стриженному кусту чайных роз с нежным, но ярким окрасом и большим количеством лепестков. Над ним склонилась девушка, ударяя нежные розы своими темно-золотыми волнами волос, смешивая свой запах с запахом цветов.       Сердцебиение, что учащалось с каждым шагом, который он делал вслед за своим невидимым проводником, теперь же остановилось на несколько секунд. Давая понять: путь окончен.       Демон встал неподалёку и провел по зелени голубым хрусталем, заинтересованно пытаясь понять за чем же следит эта девушка. И самое главное: почему его привело сюда? Сердцебиение резко пустилось в привычный ритм, возвращая к жизни все краски этого мира. Взгляд не хотел отвлекаться от незнакомки, вновь давая понять, — путь окончен.       Маленькие черные лапки с уже осевшей на них пыльцой медленно перебирали лепесток за лепестком, бездумно тыча хоботком куда попало. Девушка подставила палец и легкокрылая уверенным шагом вползла, умащиваясь на тонком пальчике и раскрывая и закрывая бархат черных крыльев. Хоботок закрутился в привычную спираль, показывая, что здесь она точно не найдет ни одного нектара.       Демон понимал, что его словно подвели к этому моменту. И это было странно. Такое случается с бессмертными. Но… Разве мог он быть связан с человеком? По крайней мере, явно не чем-то большим, чем привычной ролью демона на плече. Так он думал. Так ему казалось. Но вместе с тем, стоя в этом цветущем, благоухающем месте рядом с неизвестной ему представительницей рода людского — смертного, греховного и унылого, — он ощущал совсем не то притяжение, что должен ощущать к подопечному. Коим она ему и не была.       Сам Геральд никогда особо не питал фантазий относительно связи между бессмертными. Он воспринимал это как нечто, что его точно никогда не коснется, ибо был твердо уверен, что та любовь, что он в своей жизни имел — вполне себе приемлема. Не сказать, что она постоянна, но постоянная нужна и не была. К тому же, сам являясь тем, кто создавал иллюзии, он прекрасно видел все те фальшивые ноты, что сквозили во многих отношениях, как и в самих бессмертных. Он не хотел подобного. А связь… Связь — это иное. Это то, что случается не с каждым. И точно не с ним. Так он считал, пока не оказался в оранжерее.       И в итоге что?       Подумать смешно. Он — демон иллюзий собственной персоной оказался связан с какой-то земной девчонкой. «Абсурд. Смех. Непотребство.» Наверняка, именно так и подумалось бы большинству бессмертных, узнай они о подобном. И как же хорошо, что ему на все эти мнения было откровенно плевать. Но тем не менее, такой связи сам он не желал ни с одной из бессмертных, что уж говорить о человеческом дитя?       — Нравятся бабочки? — заинтересованно спросил Геральд, мысленно ударяя себя в лоб и приговаривая «язык мой — враг мой». Девушка обернулась и тут же принялась блуждать светло-серым мрамором глаз с озорным янтарём у зрачка по облику неизвестного. Легкая улыбка коснулась ее губ и после замерла, предвкушая собственный ответ.       — Нравится все, что красиво. А она, — девушка покосилась на бабочку, — Еще и необычная. Я видела только у мотыльков подобный окрас, — она вновь перевела взгляд на незнакомца, отметив, что свет настырно пробивается через окна, ломаясь об его волосы.       — Забавно, — продолжила она, все еще изучая глазами человека перед собой, — У нее крылья так же поглощают свет, как и Ваши волосы, даже цвет похож. Такой же чернильный.       «Чернильный? Она видит меня сквозь оболочку? Невозможно. А крылья? Про крылья молчит. Не понимаю»       Демон оглядел ее задумчивым взглядом. Он точно посчитал ее красивой…для человека. Воздух, наполненный розами, разбавлялся ароматом ее энергии, которую он не преминул ощутить. Она сама пахла как чернила. Ассоциации полились в его голове сами собой, подтверждая, что пахнет она так, как нравится ему.       Тонкий запах железа и галлов* струился между его пальцами невидимыми черными чернилами, заползал в волосы, окутывал одежду, проникал под кожу и оседал внутри. Он ощущал каждой клеточкой своего тела аромат шуршащей бумаги, пропитанной серой густой жидкостью, что высыхая становилась настолько черной, что смыть ее было невозможно даже с пальцев. Ее пальцев. Отпечатки на ее руках под лапками мотылька говорили живописнее, чем слова или мысли о том, что эта густая, въедчивая тьма течет в ней вместо крови так же, как и по ее пальцам.       «И мне нравится твоя тьма»       Маленькая бабочка начала постукивать по перепачканному в чернилах пальцу тонкими лапками, отдаваясь в разуме Геральда колоколом, который будто отсчитывал минуты до того момента, пока тот не осознает, что бежать ему некуда. Точка невозврата была пройдена и шипы, что пустили ему кровь, пытаясь задержать, были правы — он не должен был сюда ступать. Так он считал. И с каждым стуком по пальцу, изящество которого он так же успел отметить, он все глубже погружался в ощущения, вдыхая слишком знакомый ему аромат. Будто она всю жизнь была подле него, что, конечно же, было не так.       Столь невесомое движение привязывало его окончательно, убивая последнюю надежду порвать никому ненужную связь. Он буквально чувствовал собственной кожей пыльцу, что осела на этих лапках, усиках и крыльях, которая сейчас опадала на въевшуюся в бороздки кожи черноту. Его тяжелый горячий выдох спугнул бабочку своим шумом ночного неба под блеском голубого хрусталя, отмеченного ярким астеризмом.       — Как жаль… — девушка проводила взглядом порхающую к спасительному окну красоту и перевела взгляд на розы, — Ну хоть вы остались. И то. В бессмысленном существовании, — она огладила пальцем бутон, поддев ногтем пытающийся упасть лепесток. Демон явно увидел, как ее чернильная аура тронула лепесток и тот обрушился на пол, издавая последний, неслышимый вздох. Казалось, она совсем больше не замечала демона, что стоял неподалеку от нее. Возмутительно.       — Почему же в бессмысленном? — он привлек ее внимание, заставляя ресницы медленно подняться и окинуть серым мрамором его хрусталь. Она смотрела так, точно пыталась понять могла ли раскрывать ему своим мысли.       — Думаете ли Вы… — она ненадолго замолкла, задумчиво коснувшись языком пересохших губ. Мелкий жест, заставивший демона потеряться в своих мысленных рассуждениях о связи, выдав самому себе внезапное и согласное «думаю».       Девушка коснулась длинным заостренным ногтем указательного пальца между бровей, затем провела им по переносице и вдумчиво постучала по кончику носа, оперевшись большим пальцем о подбородок. Взгляд, до того расфокусированный, вернулся к хрусталю, одарив своей вновь обретенной сосредоточенностью.       — Конечно, в природе в них есть смысл. Но здесь, — она небрежно дернула плечом, немного приподнимая руку, указывая на оранжерею, — Здесь все ради удовольствия нам подобных. А значит, весь смысл этих цветов сводится лишь к тому, чтобы словно циркачи они кидались в нас своими лепестками, пытаясь привлечь внимание, чтобы хоть кто-то подарил им толику любви, а не просто прошел мимо, смеясь и радуясь беззаботному дню, — она погладила пальцем по бутону, затем коснулась шипов, что оказались острее, чем она считала. Кровь яркой каплей собралась на чернильных бороздках и устремилась в мир, писать своими красками.       — Ай… — Вики одернула руку и, с нескрываемым равнодушием растерла кровь между подушечками. Геральд поднял руку, стремясь перехватить ее пальцы, сам не зная зачем и остановился на полпути, нахмурив брови. Сжав кулак, он опустил руку, обдумывая собственное ненужное рвение.       И вновь задумался о том, с какой такой вселенской «радости» ему подкинули слабого человека, привязав к нему силами мощнее, чем его собственная. Он бы даже понял связь с ангелом, хоть и возмутился бы, ибо запрет и обреченность — это не то, что он предпочитал бы каждое утро получать на завтрак. Но с человеком? На сколько же сильно, должно быть, Небеса презирают его, раз решили подарить его вечность той, что проживет такую короткую жизнь, а после канет, оставив его и отдавая душу по ту сторону Рая или Ада. Каков шанс, что после смерти она станет непризнанной? Чертовски маленький шанс. Неприлично маленький. Наказуемо маленький. Да и встречать ее старухой… Хах, какое великое удовольствие! Особенно, когда вокруг столько соблазнительных демониц. Нет, Вселенная точно решила подшутить над ним. Совершенно точно.       И что ему теперь делать с этим? Приходить к ней сюда всю ее жизнь? Стоять позади нее невидимой тенью, лишая радости существования? А она? Она наверняка даже не подозревает обо всем, не чувствует. Ведь она всего лишь слабый человек. А люди не чувствуют подобных связей.       И все же… Ее слова. Мысли, которые она озвучивала были для него необычными, интересными. Он поймал себя на том, что хотел бы говорить с ней. Говорить много и часто. И не только говорить. Задавать ей сложные вопросы и слушать ее странные, но оттого близкие ему ответы.       — Сам цветок возмутился твоим словам, — легкий смех отразился на его губах, сквозь мысли о том, что цветок обидеться уж точно не мог и скорее все дело в ее маленькой неосторожности. Девушка окинула своего собеседника быстрым взглядом, мысленно отметив привлекательность звука.       — И правда. Никто не пожелал бы считаться бессмысленным. Даже цветок, — она сложила губы в немного печальном выражении, показывая, что не хотела обидеть розовый куст и нагнулась к бутону, заводя под него ладонь и вдыхая аромат, — Особенно цветок.       Ответ позабавил его. Неужели она считает, что этот куст обладает душой и чувствами? Розы, как и все в этом мире — лишь материал. И он сам мог бы спокойно создать из этого материала все, что ему или ей угодно.       — Это всего-лишь материя, девочка, — насмешливое выражение заползло щекотливыми нотами на его лицо. Девочка — вот кем он считал ее. Маленькая. Глупая. Смертная. Девочка, коих тысячи он видел за всю свою жизнь и за кого никогда не цеплялся даже мимолетным взглядом.       А теперь смотрел, говорил, слушал, вдыхал аромат и хотел коснуться к манящей, тщательно сокрытой тьме. Коснуться кожи, провести ладонью по волосам, по плечу… Ощутить.       — Как и мы, — она пожала плечами, снимая с бутона потемневшие лепестки и бросая их под ноги.       Демон задумался. В чем-то она права. Если не разделять их на смертных и бессмертных, ангелов, демонов, людей и непризнанных, — то все они, как и каждый предмет, явление и организм в этом мире, есть лишь материя. Ему ли не знать? Тому, кто может лепить из этой материи все, что угодно.       — Бессмысленное существование… — задумчивым полушепотом произнес Геральд, очерчивая взглядом лепестки, что летели вниз из-под ее руки.       — И все же… — ему не давали покоя эти ее слова, почему она считала существование этой красоты бессмысленным, что натолкнуло ее на такое умозаключение, — Разве это уместно, — так говорить о цветах? — вопросительный голубой хрусталь глаз с остроконечным астеризмом внимательно посмотрел на девушку, замечая как солнечный зайчик, отразившийся от стекла открытого окна, игриво запрыгал на ее лице, то и дело цепляясь за волосы, а затем и вовсе побежал на одежду, прячась от взора демона в складках заправленной в юбку небрежно расстегнутой на целых три пуговицы светлой рубашки, лацкан которой был излишне откинут к плечу, оголяя и без того открытую кожу. Свет вырвался из ткани и побежал дальше, увлекая его внимание за собой на мягкую замшевую темно-бордовую облегающую юбку, что расходилась свободой лишь после колен до середины голени. Зайчик очертил того же цвета матовые туфли на толстом каблуке и исчез в пустоте с чувством выполненного долга.       — А разве нет? — Вики с интересом начала разглядывать черты лица собеседника, что приглянулся ее взору, улавливая тонкие изменения эмоций на скользящем по ее одежде взгляде, — Посмотрите сами.       Геральд приблизился к ней, изучая взглядом бутон, крепко сидевший на ветке, что она держала в руках чернильными пальцами, лепестки которого потемнели у самой ножки, выдавая скорую смерть.       — Они живут для нас, чтобы умереть. А мы упиваемся их красотой, их цветом и ароматом. А стоит им осыпаться или пожухнуть лепесткам, как бедняги становятся никому ненужным мусором и даже перегноем, — девушка указала на небольшое ведерко с собранными в него опавшими листьями и цветками. Демон рассмеялся еле заметно такому тонкому наблюдению. Признаться, сам он думал так же. Но совсем не о цветах. Скорее о женщинах, искренне считая, что мужчины чаще пользуются их красотой, нежели по-настоящему любят. Более того, он и сам пользовался неоднократно и после выкидывал так же, за ненадобностью в своей жизни.       — Не жалей их, девочка. Они не чувствуют, — сквозь усмешку ответил он и Вики уловила маленький блеск в хрустале, отразивший проросший интерес, — Зато ты чувствуешь их жизнь, а значит, они живут не зря.       — Но откуда Вы можете знать наверняка? — возмутилась девушка, встряхнув рукой темно-золотые локоны, которые щекотали открытую кожу у лацкана, рассыпав их за спиной и привлекая к ним его внимание, — Если они молчат и издают лишь пустоту, помимо аромата, разве это значит, что они не чувствуют?       — Как ты думаешь, девочка, — Геральд отвел взгляд от темного золота, подхватил пальцами бутон и оборвал лепесток, что почти полностью окрасился в темный цвет предстоящей смерти, — Может ли что-либо чувствовать тьма и пустота? — он вдохнул его запах, отмечая нотки увядания и передавая ей в ладонь.       Вики взяла лепесток, покрутив в руках, задумавшись над вопросом.       — Я не общалась с тьмой и пустотой, ответить не в силах, — сказала она, внимательно рассматривая звезды насмешливо смотрящего хрусталя, — Почему о тьме всегда говорят как об однозначно безысходном, если каждый в итоге находит в ней свое?       Вопрос поставил демона в тупик. Он не думал, не располагал, что человек может мыслить так. Так, как мыслит он сам. Одной фразой слабый человек стал в его глазах кем-то большим, чем просто временная оболочка. И теперь ему жизненно необходимо было узнать, что видит она. Копнуть глубже. Увидеть ее душу напросвет. Он желал окунуться полностью.       — И что же находишь в ней ты? — его интерес слишком явно переливался в астеризмах глаз, оставляя светлые переливы в ее глазах, что с таким же пристрастием осматривали его силуэт.       — Одиночество, — уверенно ответила девушка, сбрасывая лепесток с ладони, — Спасительное одиночество, — хрусталь дрогнул в немой улыбке. Ее ответ понравился ему. Антрацитовые крылья зашелестели гладкими перьями, создавая прохладный ветер, от которого по ее коже пробежали мурашки.       — И отчего же ты, такая юная и еще не вкусившая жизни в полной мере, спасаешься? — крылья уняли свое нетерпеливое шевеление и в оранжерее вновь воцарилось тепло.       Девушка рассмеялась. Звенящие нотки спрятались в ладонь, скрываясь от собеседника, выдавая лишь приглушенные перекаты скомканного звука. Геральд удивленно посмотрел на нее, не ожидая подобной реакции. Смех был странным, ее брови поднялись вверх и свелись, выдавая с головой то, что смех был не радостным.       — Знаете… Можно быть глубоко зрелым человеком и даже седовласым старцем, а жизни так и не вкусить, — она сложила опущенные руки в замок и с прищуром посмотрела в удивленное лицо, — Так и откуда же Вам, незнакомцу, знать что-то о том, что вкусила я? — ее лицо украсила широкая искренняя улыбка, заставившая Геральда окончательно смутиться всему, что он сейчас услышал.       Демон повернулся к ней спиной, создавая массивными крыльями потоки воздуха, которые всколыхнули лацканы на ее рубашке. Он отошел к розовому кусту напротив и крепко задумался, созерцая пробивающийся через окна свет. И правда, как он мог судить о чем-то, совершенно не зная ни ее, ни ее жизни? Он поймал себя на мысли, что, считая ее смертной, он заранее в своих мыслях и представлениях отнял у нее даже маленький шанс на то, что она может понимать этот мир. Но вопреки этому, она задавала невероятно странные вопросы. Вопросы, которыми следовало бы задаваться бессмертным в своем вечном Бытие, а не маленькой смертной девочке, чей путь абсолютно предопределен заранее такими же остолопами, каким он считал себя сам в эту минуту.       Связь, до того казавшаяся ему самой глупой вещью в мире, теперь же виделась ему более осмысленной. Хоть и все еще странной. Он провел пальцами по раскрывшемуся бутону чайной розы и сорвал его. Вдохнув аромат, он очистил короткую ножку от колючих шипов, продолжая размышлять.       Мягкое касание к антрацитовому пуху вывело его из мыслей. Крылья точно ударило молнией, по коже пробежались мурашки, сердце забилось сильнее то ли от неожиданности, то ли от нежности прикосновения. Он резко повернулся и увидел прямо перед собой светло-серый мрамор ее глаз с озорным янтарем и протянутую руку, что только что дотронулась до него.       — У Вас красивые крылья, — без толики удивления произнесла она, разглядывая перья нескрываемым чистым взглядом. Ей хотелось коснуться каждого его пера, испытать, ощутить их мягкость на своей коже, провести пальцами по крылу, создавая за собой вихрь взъерошенного оперения.       — Неужели ты видишь? — его удивление было настолько явным, что она не сдержала улыбку.       — Вижу, — закивала она, — Так же ясно, как вон ту потерянную душу, — Вики указала на бесцельно бродящую тень за окном. Геральд проследил, улавливая неупокоенного взглядом.       Теперь связь казалось ему еще более странной, чем была до того, хотя и уже не такой абсурдной. Она не совсем обычный человек.       — Так вот оно какое, твое спасительное одиночество? — усмехнувшись спросил Геральд, расправляя крылья на всю длину, привлекая ее внимание и вызывая восторженный взгляд, что моментально осел в его сознании, — Прячешься от того, что другие не видят?       Вики улыбнулась, коротко кивнув. Ее взгляд был прикован к его крыльям, она смотрела на них, как очарованная. Рука медленно потянулась к перьям, заставляя демона напряженно замереть. Он хотел, чтобы она еще раз дотронулась до них. Ладонь мягко коснулась и скользнула по оперению, как по шелку, оставляя за собой холод после касания. Холод, который хотелось заглушить ее новым прикосновением. Перья всколыхнулись и зашуршали, издавая приглушенный звук.       Вики перебирала антрацит, выбивая перья из ровных рядов, ему казалось, что она играет на них как на клавишах пианино. Она заметила, что крыло обогнуло ее, почувствовала пух на спине, их тысячи тонких чувствительных касаний. Он поднял руку, в которой держал розу и, заправив темное золото волос за ухо, посадил в них цветок. Она коснулась бутона пальцами, перебирая лепестки и растерянно улыбнулась.       Он ощутил неукротимое желание показать ей нечто, что заставит эту улыбку приобрести восторженный вид, что заставит глаза сиять, смотря на него.       Маленькие черные мотыльки начали вылетать из-под его крыла позади ее спины, устремляясь к розовым кустам, садясь на бутоны и летая над ними в воздухе. Несколько мотыльков село на ее волосы, перебирая лапками. Она удивленно следила за происходящим, затаив дыхание. Легкокрылый сполз с ее волос к уху и шепнул его голосом:       — Нравится?       Ее сердце забилось с сумасшедшей скоростью, чернильные пальцы потянулись к мотыльку, что уже заполз на ее бровь. Демон видел, как взволновалось ее дыхание. Как по ее телу пробежала дрожь, заставляя отчетливо проявиться грудь под тонкой тканью рубашки, привлекая его внимание. Видел, как губы приоткрылись в удивлении и после растянулись в мечтательной улыбке. Видел как дрогнули чернильные пальцы, когда мотылек превратился в черный туман. И услышал, наконец, шепотом ответ на свой вопрос:       — Очень…       Его перья касались ее вместо его рук, донося ощущения гораздо отчетливее и ярче, считывая изгибы тела и теплоту. Запретное касание бессмертного к человеку пробуждало в нем настойчивые чувства, которые он будить не собирался.       «Таковы последствия притяжения связи?»       Мотыльки летали по оранжерее, наполняя ее жизнью. Они кружились в танце, издавая тихий шум крыльями. Вики рассмеялась. На этот раз звонко и открыто, она выбралась из крыла и запрокинула голову наверх, заставляя темное золото волос заструиться, цепляясь за ткань из последних сил, но после все же падая вниз. Она приподнялась на носочках и, немного подпрыгивая и подняв руки вверх, начала ловить мотыльков, что садились на ее кожу и тут же улетали дальше. Ее смех разлился внутри демона тягучим теплом и невыносимым желанием улыбнуться, а еще лучше коснуться того чуда, что было куда волшебнее, чем его мотыльки.       Он не помнил никого, кто бы так заливисто реагировал на его маленькие иллюзии. И как же чертовски приятно это было ему. В мире бессмертных это все воспринимается обыденно и не вызывает бури эмоций.       Ему хотелось, чтобы этот смех не прекращался. Чтобы звучал так часто, как только возможно. Хотелось слушать эту песню и видеть восторженный взгляд. Геральд решительно подошел к Вики, встав вплотную за ее спиной и протянул раскрытую ладонь с завядшим лепестком перед ней. Она замерла, почувствовав эти полуобъятия и опустила руки, с которых тут же улетели мотыльки. Она перевела взгляд на ладонь, ощущая дыхание на своих волосах и увидела, как лепесток вянет, сморщиваясь до черноты. Геральд услышал досадливый вздох.       «Нет, нет, подожди...».       Когда последний светлый участок окрасился смертью и лепесток съежился в темный комок, Вики увидела, как он начал обрастать новыми лепестками, превращаясь в розовый бутон и, закончив обрастать, распустился большим, раскидистым цветком, издавая яркий сладкий аромат. Он услышал удивленный вдох и улыбка проявилась на его лице.       Мотылек сел на волосы, прикрывавшие ее ухо и прошептал его голосом, вызывая сотни приятных ощущений:       — Прикоснись.       Медленно и нерешительно она поднесла пальцы к цветку, едва заметно коснувшись и из ее пальцев тут же разлились черные вязкие чернила, окрашивая розовое полотно в глубокий цвет тьмы. Ее дыхание перебилось от волнения, она положила руку на его запястье, сильно сжав, не зная абсолютно, как выразить свои эмоции от увиденного. Прикосновение отозвалось в нем приятным жгучим чувством.       Когда бутон окрасился полностью, Вики взяла его двумя руками, поднесла к лицу и вдохнула поглубже. Она обернулась, замечая насколько близко стояла к незнакомцу. Бутон был настолько крупным, что закрывал нижнюю часть ее лица. Демон видел только улыбающиеся глаза, губы же полностью были скрыты.       — Это самое прекрасное, что я видела в своей жизни, — шепот пробился сквозь цветок, играя в воздухе восторженными нотами.       — Взаимно, — ответил он, ощущая острую необходимость прикоснуться к этому человеку. Настолько сильную, что если он не сделает этого, то всенепременно будет корить себя до скончания вечности.       Ее удивленные брови поползли вверх, а легкий румянец украсил округлые щеки, вызывая еще больше желания прикоснуться к ее коже, ощутить тепло красочных яблочек щек. Голубые хрусталики блеснули астеризмом, вторя его желанию, подмечая каждую меняющуюся в ней деталь. Он опустил ее руки с цветком, что закрывали ее лицо, обнаружив под ним легкую улыбку. Мрамор ее глаз баюкал радостью и ожиданием.       Геральд усмехнулся своим мыслям о том, что спустился на землю ради какого-то пьяницы, решившего покончить с собой, а в итоге нашел что-то, что, судя по всему, сломает всю его жизнь.       «Да и к черту!»       Его пальцы коснулись ее лица и он увидел, как ее дыхание сбилось. Неужели, она тоже чувствует связь? Уголки ее губ едва заметно приподнялись. Он склонился к ней, ожидая, что она оттолкнет. Но этого не произошло, что подействовало на демона как сигнал к действию и он моментально осуществил свое желание.       «А я ведь даже не знаю ее имени»       Вики сдалась, даже не сопротивляясь, выронив черный бутон из рук. Ее ладони сами легли на плечи незнакомца, медленно заключая его в объятия. Она тоже ощущала это странное притяжение, которое не могла объяснить.       «А я ведь даже не знаю его имени»       Его руки обхватили ее спину и талию, притягивая к себе, крылья сами сложились полукругом, пряча ее от света во тьме и наполняя пространство новыми мотыльками, которые тут же начали садиться на нее, хлопая по коже крыльями. Она улыбнулась сквозь поцелуй и сама прижалась сильнее, запуская пальцы в основания крыльев, которые моментально среагировали мелкой вибрацией, затуманивая разум.       Он резко раскрыл крылья, прогоняя всех легкокрылых, что так заинтересованно ползали по ней. Один взмах и они уже у небольшого раскидистого дерева в отдалении от возможных случайных глаз. Вики ощутила мягкое соприкосновение с корой дерева, она хотела этого поцелуя не меньше, до конца не понимая почему и зачем.       Антрацит крыльев создал приятный полумрак, инстинктивно закрыв ее, будто бы за его спиной была толпа зевак. Его губы оставили тепло на розовой щеке, опускаясь ниже. Пальцы прикоснулись к шее, двигаясь к коже под излишне открытым лацканом. Она ощущала поцелуи на шее и не желала ничего более в эту минуту. Ее ладони перебирали перья, заставляя их то и дело вздрагивать. Перья, что никогда не реагировали так. Легкое придыхание обронили ее губы, когда он коснулся плеча поцелуем, отодвигая тонкую ткань рубашки и когда его рука почти незаметно прошлась по острой от ощущений груди.       Резкая мысль, возникшая в голове Геральда отрезвила его: он уйдет, а она останется. Останется и будет ждать его. Теперь он понимал это слишком прозрачно. Слишком явно. Потому что сам ждал бы ее. Он прекратил эти поцелуи, наблюдая ее растерянный вид. Ладонь легла на ее щеку, о которую она моментально потерлась, задавая немой вопрос «почему?» Он, наконец, провел рукой по ее волосам, запоминая это касание.       Зафиксировав ее лицо в ладонях, демон заставил светло-серый мрамор со вспыхнувшим янтарем смотреть в его глаза. Голубой хрусталь гипнотизировал ее сверкающим астеризмом и быстрой вспышкой проник в ее сознание, пряча это воспоминание так глубоко, как только возможно.       Он не хотел, чтобы она ждала того, кто не появится. Не хотел быть тенью за ее спиной. Не хотел мешать и вторгаться в ее жизнь. Не хотел оставлять после себя пустоту.       Мотыльки обращались в дым, исчезая из этого мира. Черный бутон испарился вслед за ними, оставляя после себя лишь сморщенный лепесток. А она забывала все, что произошло за это недолгое время. Забывала его.       Закончив с воспоминанием, он коротко погладил ее по щеке и исчез, оставив после себя лишь единственный момент: она одна стоит в оранжерее, склонившись над розовым кустом.       Последний черный мотылек приземлился на бутон над ее ухом и шепнул его голосом:       — Мне нравится твоя тьма... — а после испарился туманом.