***
Вздрогнув, Шота очнулся от очень глубокого сна. Что-то было не так. Он осторожно поднялся на ноги, напряженно прислушиваясь к чему-то, все еще пытаясь сморгнуть сонливость. Он едва расслышал тихий голос Инко, в котором слышалось отчаяние. БАХ! Шота почувствовал, как его желудок скрутило в узел от беспокойства, когда он выскользнул из своей спальни и завернул за угол, полностью проснувшись. Он увидел Инко, прижавшуюся спиной к стойке, с лицом, полным страха, пока к ней подходил человек, которого он раньше никогда не видел. Мужчина поднял глаза при приближении Шоты. — А, вот оно как. Разводишься со мной и встречаешься с первым попавшимся бродягой? — мужчина зарычал. Шота внезапно осознал, что этот человек, должно быть, Хисаши, бывший муж Инко и биологический отец Изуку. Ему не нравился этот взгляд — он видел его у многих злодеев. Шота легко принял боевую стойку, подняв руку, чтобы схватить ленты захвата, которых там не оказалось. Ледяные пальцы сжали ткань на груди. Как он мог совершить такую ошибку новичка?! Никогда не входите в ситуацию неосознанно или неподготовленно. Всегда берите с собой оружие. Он мог довольно хорошо сражаться и без него, но с ним он был намного лучше. Он чувствовал себя как будто бы голым без привычного оружия на плечах. — Шота, хватай Изуку и уходи! — умоляла Инко, и на мгновение Шота застыл в нерешительности. Это было так на него не похоже. Но он не мог просто оставить ее. Обычно он избегал эмоциональных привязанностей к людям, потому что они только усложняли его работу. Но у семьи Мидория явно была причуда, позволяющая неосознанно проникать в чужие сердца. Теперь Шота колебался. А нерешительность не была хорошей вещью в его профессии. — Нет, боюсь, я не могу позволить сбежать ни одному свидетелю, — мужчина ухмыльнулся. Следуя инстинктам, Шота увернулся в сторону, едва избежав чего-то, что просвистело у него над головой. Мужчина с кривой усмешкой прокрутил лом в руке. — М-мама? — тихий голос Изуку, все еще полусонный, заставил кровь Шоты застыть. Не раздумывая ни секунды, Шота бросился, чтобы схватить Изуку, чтобы, может быть, сбежать через окно его спальни или вызвать подкрепление, потому что что-то внутри Шоты говорило, что этот человек опасен. Как он только сейчас заметил эту вопящую неправильность внутри себя?! Мужчина бросил то, что, как понадеялся Шота, было просто дымовой завесой. Он задержал дыхание на всякий случай, но мужчина был быстр. Быстрее, чем ожидал Шота, и он сильно ударил его ломом в бок. Не желая терять ни малейшего преимущества, Шота крепко сжал оружие, активируя свою причуду, когда он впился взглядом в мужчину. Однажды он слышал, что у Хисаши, бывшего мужа Инко, была причуда, которая позволяла ему дышать огнем. Шота не мог допустить того, чтобы этот газ оказался горючим. Он сделал знак Изуку за спиной. «Спрячься. Свяжись с Хизаши. Беги». Он знал, что мальчишка будет протестовать, но не мог рисковать отводить взгляд от Хисаши даже на мгновение. Он не станет рисковать ни Инко, ни Изуку. — Ты не можешь вечно задерживать дыхание, — язвил Хисаши, пока он и Шота обменивались ударами. Он удачно ударил в диафрагму Шоты, выбив из него драгоценный воздух. Он развернулся, получив удар в челюсть. Краем глаза он заметил Изуку, рухнувшего на пол. Газ, должно быть, был чем-то вроде снотворного. Хисаши прикрыл рот маской, отфильтровывая химикат. Шота изо всех сил пытался удержаться на ногах, стоя между Изуку и злодеем. — Изуку, — от милой улыбки Хисаши по спине пробежали мурашки, даже если она была искажена противогазом. — Когда я видел тебя в последний раз, ты был не выше моего колена! — К-кто вы? — голос Изуку задрожал. Было ли это от страха или от газа, оставалось только гадать. Шота проклинал себя. Ни оружия, ни телефона! О чем, черт возьми, я думал?! Его зрение начало расплываться, и ему потребовалось больше усилий, чем он хотел бы признать, чтобы сосредоточиться на фигуре перед ним. — Уж не хочешь ли ты сказать, что не узнаешь своего дорогого папу? — Ты мне не отец! — зарычал Изуку, но его глаза были опущены. Шота пошатнулся, едва держась на ногах. Он поднял кулаки и встал в оборонительную стойку, хотя, это было в лучшем случае небрежно, учитывая его нынешнее состояние. Этого было мало, но он собирался сделать все возможное, чтобы защитить Изуку от этого человека. Хисаши помолчал, переводя взгляд с Шоты на Изуку. — А. Я знаю, как это бывает. Ты предпочитаешь приемного отца своему настоящему, — он ухмыльнулся и, казалось, исчез из поля зрения Шоты. Мгновение спустя он почувствовал, как что-то твердое ударило его по затылку, и перед глазами замелькали звезды. Последнее, что помнил Шота, было испуганное лицо Изуку, когда Хисаши приближался к нему.***
«Что-то не так,» — решил Хизаши. Обычно Инко посылала ему сообщение с добрым утром, или Изуку присылал ему какую-нибудь миленькую фотографию Шоты, полусонного, над своей кошачьей кружкой, полной кофе. Но вместо этого он проснулся с нулевым количеством уведомлений. В семь утра. Обычно это не было чем-то таким, о чем стоило бы беспокоиться. Было много случаев, когда эти двое были слишком утомлены, чтобы написать ему утром, поэтому Хизаши просто направлялся к Инко (обычно с Немури на пару) и будил двух недосыпашек. Кроме того, Инко была такой рассеянной, что обычно забывала что-нибудь и в спешке исправляла проблему, забывая написать ему. Но неприятное ощущение в животе заставило его схватить куртку и выскочить за дверь, чуть не забыв запереть ее. Он послал Немури сообщение, чтобы она встретилась с ним в доме Мидории, когда сможет. Может, все было в порядке. Может, он просто параноик. Но он позвонил Шоте шесть раз и послал двенадцать сообщений. Он также позвонил Изуку. Ни один из них не ответил, и это было неправильно. Шота всегда отвечал на звонки, если только не был в патруле или чем-то подобном. Но даже тогда он всегда отвечал хотя бы в течение часа. Изуку брал трубку большую часть времени и обычно отвечал в течение десяти минут или получаса, в зависимости от того, чем он был занят. Он надеялся, что преувеличивает. Он надеялся, что это просто паранойя. Часть его знала, что это не так, и что это чувство обычно возникало в нём только во время исполнения геройских обязанностей. Это пугало его. Когда через двадцать минут он наконец добрался до квартиры, дверь была слегка приоткрыта. Инко, возможно, и была рассеянной, но она никогда не оставляла дверь открытой, даже когда просто выносила мусор. Это то, что беспокоило её, заставляло чувствовать себя уязвимой. Очевидные признаки взлома заставили его сердце пропустить удар. Нет… Пожалуйста, пусть все будет хорошо. Образы мелькали в его голове. Шота, лёжа в луже собственной крови, покровительственно накрыл слишком неподвижного Изуку… Инко валяется где-то в углу комнаты… ограбления так не проходят… Он покачал головой и осторожно толкнул дверь, стараясь не касаться дверной ручки. Если все так плохо, как он думает, он не мог рисковать, портя улики. (Он почувствовал, как тошнота подкатывает к горлу, когда подумал, что в его втором доме могло случиться преступление). Первое, что поразило его, была тишина. Тишина и холодная аура обычно теплого и веселого дома. Ботинки Шоты стояли рядом с новыми ботинками Инко и ботинками Изуку. Никто не ушел. Он осторожно вошел внутрь. От резкого запаха железа у него скрутило живот, и он включил свет, опасаясь худшего. — Мряу! — он вздрогнул от этого звука, когда Юки бросился к нему, прыгнув в его объятия. Его шерсть стояла дыбом, а лапы были мокрыми. Хизаши баюкал испуганного котенка, радуясь, что нашел хоть кого-то. Впрочем, это не слишком помогло. Он огляделся. Повсюду были явные признаки борьбы. Разбитая ваза на полу, рядом капли крови, повсюду разбросаны бумаги… Маленький кофейный столик был опрокинут, и в воздухе витал странный запах… чего-то. Пальто Шоты висело на вешалке, и пара брошенных кружек с какао с прошлой ночи невинно стояли на столе в гостиной, контрастируя с насилием, которое висело в воздухе, словно пелена. Никаких признаков завтрака, так что, что бы ни случилось, оно было посреди ночи. Он направился к спальне Изуку, когда увидел лужу крови на полу. У Юки мокрые лапы. Он посмотрел вниз и увидел кровь на руке, там, где соприкасались маленькие лапки. Было холодно и сыро, и Хизаши стало тошно, потому что эта кровь принадлежала кому-то, о ком он заботился. От лужи к входной двери вели следы волочения. Он искал, тщательно прочесывая глазами местность в поисках хоть какого-нибудь намека на владельца. Он проглотил желчь, когда заметил знакомые черные волосы, пряди, которые он всегда с нежной улыбкой убирал со своей одежды, смешанные с красной жидкостью. Это была кровь Шоты. Он побежал в комнату Изуку, но обнаружил ее нетронутой. Оружие Изуку лежало нетронутым в ногах его кровати, его телефон невинно лежал на прикроватной тумбочке, и Хизаши изо всех сил пытался контролировать свое дыхание, когда он пошел проверить «гостевую спальню» (на самом деле, она практически была их). Ленты Шоты были аккуратно сложены рядом с кроватью, в той же особой манере, в которой он их носил, чтобы они не путались. Он так и не взял их. С осознанием этого Хизаши охватил ужас. Это сильно ударило по нему. Три пропавших человека: один его муж, вторая — лучшая подруга, а третий — практически сын. Ему поплохело. Голова раскалывалась, в легких не хватало воздуха, и когда это он успел упасть на колени? — Заши? О Боже, Хизаши! — Немури положила руку на его плечо, заставив вздрогнуть. Он поднял глаза и увидел, что она побледнела и дрожит, как и он. Юки жалобно мяукнул, царапая лапкой лицо Хизаши, оставляя красную полоску на его щеке. — Нем… Пожалуйста… Пожалуйста, скажи мне, что это какой-то извращённый кошмар, — взмолился Хизаши. Это не могло быть реальностью. Это не могло случиться с его семьей. — Я… — она позволила нескольким слезам разочарования упасть из ее глаз, и Хизаши почувствовал, как его сердце сжалось, когда он издал, сдавленный всхлип. — Мы найдем их, Заши, — она попыталась успокоить его, но ее собственный голос дрожал и звучал глухо. Она была в таком же плохом состоянии, как и он. Нет. НЕТ, черт возьми!!! Это было совсем не то, что он хотел услышать!!! Он хотел, чтобы она сказала ему, что все это больная шутка или ужасный кошмар, что все это не было реальным, и его семья была, блять, в порядке. Его пальцы запутались в волосах, когда он в ярости дернул их, чтобы проснуться. Это не сработало. Их и раньше вызывали по делам о похищениях, как и большинство героев. Это была миссия, с которой почти каждый герой сталкивался хотя бы раз в своей карьере, а кто-то и несколько. Хизаши видел родителей много раз. Которые потеряли близкого человека. Бледные. Дрожащие. Напуганные. Он никогда полностью не понимал их эмоций, пока это не случилось с ним. Пока его семья не оказалась в опасности. И вдруг он понял, почему они говорили, что самое трудное — это незнание. Потому что он понятия не имел, живы ли сейчас Изуку, Инко и Шота. Или их пытают или калечат, или, боже, похититель может убивать их сейчас, а я никогда не узнаю. Он заставил себя сделать глубокий вдох, хотя это не помогло. Впервые в жизни Хизаши не находил слов. Что он мог сказать, чтобы помочь Немури почувствовать себя лучше, когда сам Хизаши чувствовал, что мир рушится? Он осторожно потянулся к ней, и она, всхлипывая, прижалась к нему. Хизаши тоже хотелось плакать, но все казалось таким нереальным. Значит, это все был сон, верно? Но Немури была такой теплой и твердой, и она рыдала от отчаяния. Каждый ужасный, душераздирающий всхлип, сотрясающий её, заставлял её тело дрожать. В этот момент Хизаши не видел про-героиню Полночь. Он только видел перепуганную девушку, которая не знала, живы ли ее лучшие друзья и племянник. Хизаши тоже не чувствовал себя профессиональным героем. Он чувствовал себя мусором. Он чувствовал себя таким беспомощным. Шота был здесь. Инко была здесь. Изуку был здесь. Прошлой ночью. Вероятно, не прошло и двенадцати часов. И где он был, пока они сражались за свои жизни? Спал на другом конце города, как чертов идиот. Его кулак сжался, когда чувство вины нахлынуло, заполняя пустоту. Потом пришел гнев. Какой же он, черт возьми, герой?! Он не смог защитить даже собственную семью. Его ногти глубоко впились в ладони, и тупая боль почти не ощущалась, когда он укусил себя за щеку так сильно, что потекла кровь. Какой от него толк, если он не может защитить даже собственную семью?! — Мряу, — Юки снова ткнул лапкой в Хизаши, заставив того моргнуть. Он совсем забыл о котенке Изуку. Рождественский подарок Изуку. Все было так прекрасно тогда, и это было всего несколько месяцев назад, и… Он резко оборвал ход своих мыслей, когда Юки посмотрел между двумя героями и дверным проемом. — Я… я думаю, он хочет, чтобы мы последовали за ним, — икнула Немури. Она все еще была ужасно бледна, и Хизаши знал, что выглядит ничуть не лучше. — В-верно, — он поморщился, когда его голос надломился, что редко случалось с голосовым героем из-за его причуды. Они оба встали и последовали за маленьким черным котенком мимо лужи крови Шоты на кухню. Котенок запрыгнул на стул, потом на стойку и уселся рядом с маленьким листком бумаги, который никто из них не заметил раньше. Похититель оставил записку. «Свяжетесь с полицией или героями, и все трое умрут. Я сразу узнаю.» Хизаши обменялся с Немури отчаянным взглядом. Во время героической подготовки их учили, что обнаружив такие записки в ситуации похищения, они должны действовать с предельной осторожностью. Но они всегда должны были найти другого героя для работы. Никогда не работайте в одиночку. Всегда привлекайте как можно больше героев, не привлекая ненужного внимания. Всегда привлекайте полицию, даже несмотря на предупреждающие записки. Он знал это. Это было вбито в его голову годами. Он даже несколько раз применял эти правила, когда занимался делами о похищениях. Но сейчас все было по-другому. Когда это был кто-то другой… легче было отбросить их страхи добрыми словами о положительных результатах, принесенных опытом. Но это была семья Хизаши. Это были Шота, Изуку и Инко. Хизаши не думал, что сможет обрести волю к жизни, если, по какой-то ужасной случайности, похититель решит сдержать свое слово. Он не мог жить без них. Он взглянул на Немури и понял, что она чувствует то же самое. Они не могли рисковать. Эти люди были слишком дороги им. — Мы должны найти их, — прошептала она. — Мы не должны привлекать никого другого. — Мы найдем их, — пообещал Хизаши, и его голос звучал гораздо увереннее и решительнее, чем он чувствовал. — Мы обязаны.