***
Когда Кастиэль снова просыпается, в комнате все еще темно, но Дин уже встал. Кастиэль недовольно бурчит, Дин смеется, и он еще громче выражает свое возмущение. — Зачем? — жалобно спрашивает Кастиэль. Может, это звучит жалко, но ему совсем не стыдно, тем более, Дин опускается на колени на спальный мешок и нежно обхватывает его лицо ладонями. — Мне надо работать, — с сожалением говорит Дин. — Нет, — протестует Кастиэль. — Оставайся тут, я найду тебя позже... — Нет. — Детка, клянусь, я сам не хочу... — Не оставляй меня, — скулит Кастиэль. — Я так несчастен.. Дин фыркает себе под нос и ложится рядом, подперев голову руками. Солнце еще не взошло, но Кастиэль видит, какой веселый и раздражающе бодрый Дин, который не отводит взгляд от его лица. Дин уже вымылся, причесался и надел одну из своих обычных клетчатых рубашек, и внезапно Кастиэль осознает, насколько он сам грязный. — Честно говоря, я тоже не хочу идти, — говорит Дин; Кастиэль мелочный, очень мелочный человек, поэтому такое признание согревает его. — Но дел много, а рук для всего не хватает. — Но почему именно ты должен все делать? Дин усмехается. — Ты ведь это не серьезно. — Конечно. Ладно, — Кастиэль вздыхает и слегка поворачивает голову. — Целуй. — Да ты что, — теплые губы задерживаются на щеке Кастиэля. — Чувак, ты сейчас такой классный. — Сварливый и немытый? — Прямой. Даже более откровенный, чем обычно. Выкладываешь все, что у тебя на уме. — Но ты все равно не останешься и не доставишь мне удовольствие, — когда выражение лица Дина меняется, Кастиэль быстро качает головой. — Нет, я не об этом. Я не хочу монополизировать тебя. Это несправедливо. Иди уже. — Ладно. — Дин говорит это с любовью? Кажется, да. Кастиэлю хочется спрятаться под одеяло. — Значит, увидимся позже? — Да, — Кастиэль слабо улыбается. На этот раз, когда Дин встает, он не протестует и просто упивается видом Дина, готового к предстоящему дню. Кастиэль понимает, что комок в его груди — не просто минутная радость, а гордость. У Дина должна быть цель, но только согласно его собственным заслугам и на собственных условиях. Именно это и видит Кастиэль. — Э-э, все хорошо? — интересуется Дин, натягивая на себя куртку. — Я счастлив, что знаком с тобой, — говорит Кастиэль. — О, — Дин ошеломленно смотрит на него, а затем салютует Кастиэлю. — Взаимно. После ухода Дина Кастиэль больше не спит. Фраза «Дел много, а людей не хватает» не выходит у него из головы, и Кастиэлю кажется, что речь тут не только о соратниках Дина. Кастиэль поворачивает голову и видит пачку писем, все еще лежащую под кроватью. Что ж, ранний подъем означает, что, возможно, получится воспользоваться ванной комнатой без любопытных глаз. На этом этаже в конце коридора всего одна ванная комната, зато чистая и функциональная — впечатляюще для поместья такого размера. И Кастиэль встает. Умывается, одевается и натыкается лишь на одного жильца со своего этажа, да и тот, полусонный, едва замечает его. Когда Кастиэль спускается вниз, поместье уже почти просыпается. Сегодня утром ему уже не так неловко, как вчера, словно ночевка в этих стенах ввела его в это сообщество. Тут многие друг другу чужие, и Кастиэль имеет такое же право находиться здесь, как и любой из них. Кафетерий гудит под наплывом народа, и на этот раз Кастиэль лучше оценивает масштаб работы, проделанной для организации такого места. Хотя знакомых лиц почти не видно — Бенни нет, зато есть Бобби, и они кивают друг другу. Есть еще кое-кто, кого Кастиэль не ожидал увидеть — Кевин Тран, бывший помощник Эллен. Он замирает, когда они почти сталкиваются друг с другом у стойки. Кевин несет миску с какой-то овсянкой, и ее столько, что она едва не выплескивается из тарелки, когда он размахивает руками. — Э-э, — мямлит Кевин. — Ваши волосы стали гораздо короче, мистер Тран, — говорит Кастиэль. — Я вас почти не узнал. — Ух ты, это взаимно, — Кевин качает головой. — Хотя нет, наоборот. Простите, я еще не совсем проснулся. А где Дин? — Работает где-то. Кастиэля удивляет реакция Кевина. Либо тот не ожидал, что Кастиэлю позволят расхаживать вокруг, либо не думал, что он появится без Дина. И решает принять второй, гораздо более лестный вариант. — Присоединитесь ко мне? Можете и отказаться. — О. Хм. Конечно, хорошо. Они находят свободный столик и садятся друг против друга. Вокруг не утихает утренняя суета, наполняя зал такой какофонией, что даже неловкое молчание между ними не особо напрягает. — Я слышал о вашем появлении, — говорит Кевин, принимаясь за еду, — но думал, это еще не точно? Думал... только не обижайтесь! Что вы не захотите торчать здесь слишком долго. — Никаких обид, — заверяет его Кастиэль. — Я либо слишком доверчив, либо чрезмерно безрассуден. Пока не решил. — Полагаю, время покажет. — Воистину, — Кастиэль взял себе лишь кофе и фрукты, которые тщательно очищает. Кевин напротив него весьма голоден и беззастенчиво уплетает кашу за обе щеки. — С вашей семьей все в порядке? — Кевин замирает, и Кастиэль морщится. — Прошу прощения. — Да нет, все нормально. Я работаю над этим. — Разумеется. И не вы один. Есть то, что нужно сделать, и люди, которые должны этим заниматься. — Уверен, и вам, Ваша Светлость, совсем не сладко, — говорит Кевин. — Я о вашем статусе... ну, вы поняли. — Прошу вас, зовите меня «Кастиэль». Из-за моего статуса... ну, вы поняли. — Кевин не сразу распознает шутку. Он приветливо улыбается, и Кастиэль улыбается в ответ: — Учитывая обстоятельства, я неплохо справляюсь. И просто не хочу усугублять ситуацию или давать кому-то из моих кузенов рычаги давления. — Блин, это так странно. «Кузены», — посмеивается Кевин. — Ну, то есть я знаю, для вас это правда, но звучит странно, словно они просто родственники, которых вы избегаете во время праздников. — Так и есть, просто масштаб иной. Я никогда не встречался с Люцифером, но могу с уверенностью сказать, что приложил огромные усилия, чтобы не попадаться Майклу на глаза на праздники. — Да ладно, — Кевин смотрит на Кастиэля с нескрываемым изумлением. — Я с ним встречался. Он, прямо скажем... неотразим. Легко понять, почему некоторые могущественные Дома вопреки всему тянутся к нему. Словно его окружает искажающее реальность силовое поле. Кастиэль кивает. — Говорят, его брат такой же. Отсюда и это соревнование: кто убедительнее, а кто — отчаяннее. — Это не соревнование. Очевидно, Люцифер в еще большем отчаянии, раз цепляется за воздух. — Я не согласен, — говорит Кастиэль. — Майкл знает, что должен одержать победу. Если борьба зайдет в тупик или Люцифера победит кто-то другой — это разрушит образ могущественного владыки, которым видит себя Майкл. Мирный договор не в его интересах. Тогда как Люцифер может сбежать и спрятаться, дождаться момента слабости, и всегда найдутся люди, которые последуют за ним. — Ладно, я понимаю, но... — Кевин замолкает, задумавшись. — Дело в гордыне? — Речь идет о праве на власть, — говорит Кастиэль. — Она основана на вере, что Бог избрал Майкла нашим королем. Если он не побеждает, значит, Бог не на его стороне. На лице Кевина медленно расцветает понимание. — Это делает вашу монархию довольно хрупкой. — Отсюда и железный кулак его правления, — при виде ужаса на лице Кевина Кастиэль пожимает плечами. — Я абсолютно уверен, что Эллен в курсе. — Возможно, — говорит Кевин таким тоном, будто давно ее не видел, — но в ваших устах звучит ужасно. И все же... это многое объясняет. — Правда? — Да, дает понимание некоторых действий Его Величества. Он продолжает давить, даже без преимущества, и это сбивает меня с толку. Дело в высокомерии, невежестве или в чем? Поэтому к нему тянутся люди? Такая самоуверенность впечатляет. В этом Кевин прав. Аура величия может одурманивать, почти как наркотик. Это привлекает падких на власть, и Майкл использует их в своих интересах. Тем не менее, Кастиэля забавляют слова Кевина о преимуществе и давлении Майкла. Который, вероятно, весьма удручен затянувшимся конфликтом, ведь ему еще предстоит победить своего брата и завоевать Континент. Они еще немного обсуждают поместье, еду, Кастиэля на вчерашней передаче и роль Кевина, расшифровывающего и переводящего сообщения, которые проходят через центр. Беседа приятна, и становится еще лучше, когда Кевин наконец-то называет Кастиэля по имени.***
Будь Кастиэль сейчас в Рексфорде, он бы стоял за кассой или, не поднимая головы, заполнял полки и занимался своими делами. Пусть Нора и дала ему дополнительный отпуск, но его по-прежнему тянет к работе. Так он жил не один месяц, вот почему настолько удивительно ощущать на себе множество взглядов, ловящих каждое его слово. — Итак, — с любопытством произносит Ханна, — вы утверждаете, что несогласие с королем не является изменой? — Я утверждаю, что измена — понятие субъективное, — отвечает Кастиэль. — Так же, как лояльность. Насколько я понимаю, Люцифер считает себя верным короне, которую носил его отец. В его понимании он возвращает истину на трон, и с этой позиции именно Майкл — изменник. — Но это всего лишь отговорка, — возражает Ханна. — Майкл — помазанник Божий. Юридически и духовно это делает его королем, и Люцифер должен это знать. — Я и не спорю, — говорит Кастиэль. — Его оправдания не совпадают с его причинами. Ханна кивает, а Кастиэль откидывается на спинку стула — кажется, всеобщее внимание больше его не смущает. Он даже не знает, как оказался сидящим за столом с горсткой знакомых Ханны и Анны и парочкой любопытствующих, которые делают вид, будто совсем не подслушивают. Центр для беженцев — почти замкнутое в себе сообщество, практически отделенное от поместья из-за смешанного состава жителей. Анна ночевала тут и, вероятно, успела со всеми подружиться. Она знает их имена, истории тех, кто годами жил на этой земле, а кто просто оказался не на той стороне моря, когда начались боевые действия. Анна понимает и разделяет общее ощущение потери почвы под ногами, наряду с гневом, смятением и недоумением, которое оно приносит. Когда Кастиэль пришел сюда после завтрака, между Анной и парой местных разгорелся грандиозный спор — те вроде как сомневаются в ее связи с королевской семьей и том, что она добровольно отказалась от убежища ради неизвестности. Почему она это сделала, как смогла, и вряд ли ей сошло бы это с рук. И тому подобное. Что же касается Кастиэля — он глубоко потрясен всем увиденным и услышанным в поместье, в городах, по радио. Его заставляют признать, что есть еще кое-что, что он может сделать. Не защитить и накормить, как Дин, или поддерживать связь и утешать, как Анна, а говорить. В конце концов, в прошлом ему это не удавалось, так что, возможно, теперь выпал второй шанс. Ранее Анна сказала, что он не обязан делиться тем, чем не хочет. Но Кастиэлю хочется. Конечно, рискованно раскрывать этим людям свою личность, но, кажется, гораздо полезнее для них узнать то, что знает он, и бороться со слухами и дезинформацией. — Э-э, Ваша Светлость, — говорит молодой человек по имени Дэниел. — Простите, что я так говорю, но вы... не ответили на ее вопрос. Кастиэль устал просить их не обращаться к нему по прежнему титулу. — О чем изначально спрашивала Ханна? А, ну да. Считаю ли я, что совершил измену, нарушив приказ Майкла? Ну... — он делает паузу, чтобы подумать, пока остальные за столом терпеливо ждут его ответа. — Тогда я не ставил вопрос таким образом и не искал лазейки. Мое сердце и разум верили, что это измена, значит, предательство было осознанным. — То есть вы выбрали эту страну, — говорит спутница Дэниела, молодая женщина по имени Адина. — Предпочли Республику дому. — Нет. Каким образом, если в то время я едва знал эту страну? Мне кажется, я и сейчас не очень хорошо ее знаю. И нет, я не предпочел мужа королю. Я выбирал то, что считал правильным. Вторжению в чужую страну нет оправдания, и мне все равно, кто агрессор. — Но он же король, — шепчет Дэниел, и по столу пробегает недовольный ропот, и только Анна старается не улыбаться. — Я имею в виду... я не согласен со вторжением... мне здесь нравится, правда. — Я понимаю, что вы пытаетесь сказать, — говорит Кастиэль. — Но такова философская дилемма. Нельзя называть Острова домом, не будучи верным их земле и короне. И с этим нам всем приходится иметь дело. Ханна откашливается. — И как это вышло у вас? Кастиэль почти инстинктивно встречается взглядом с Анной. Они вместе прошли этот путь — росли внутри системы, вблизи увидели ее ошибочность и жестокость и давно научились не доверять ей — хотя в итоге пришли к разным выводам. Их опыт — совсем не то, что хотят услышать эти люди, которые предпочитают верить, будто власть имущие поголовно искренне заботятся об их интересах. — Верность короне, — говорит Кастиэль, — совсем не то же самое, что верность человеку, который ее носит. Анна выгибает бровь. Кастиэль вопросительно смотрит на нее. — Это ужасно похоже на то, что мог бы сказать Люцифер, — замечает она. — Да, — соглашается Кастиэль. — Вот почему тебе не стоит мне доверять. Горстка слушателей выглядит слегка шокированной, но Анна усмехается. Пожилой мужчина поднимает руку, привлекая внимание Кастиэля. — Вы жалеете об этом? Хоть о чем-то? — Да, — отвечает Кастиэль. — Я сожалею о своем невежестве и соучастии. Я бы поступил иначе, зная о своей роли в этих незримых планах. — Но тогда вы бы не женились на своем возлюбленном, — говорит Дэниел. Кастиэль растерянно моргает и пытается придать своему лицу нейтральное выражение, словно он все время называл Дина своим возлюбленным. Однако говоривший не шутит — он серьезен, как и все остальные, которые, кажется, ждут его ответа. — Да, но ведь относительно всего это мелочь? Я могу радоваться одному исходу, но сердиться на все остальное. Мужчина склоняет голову, по-видимому, удовлетворенный ответом. В целом, все идет гораздо лучше, чем Кастиэль мог надеяться. В Королевстве такие разговоры попросту невозможны, но, кажется, большинство людей здесь так или иначе эмоционально связаны с Республикой. Именно поэтому для такого как Кастиэль произнести вслух, что нет, их система не идеальна, и нормально верить в это — катарсис. Внезапный шепот на другом конце комнаты заставляет его обернуться. В дверном проеме стоит Дин и, когда их взгляды встречаются, машет рукой. — Давайте сделаем перерыв, — предлагает Ханна. — Его Светлость, должно быть, устал. — О... — Кастиэль кашляет. — Да, благодарю вас. Когда Кастиэль встает, пожилая женщина — он не расслышал ее имени — сует ему в руки чашку чая и уходит, прежде чем он успевает отказаться. Так что приходится нести ее Дину, который, похоже, веселится, глядя на все это. — Ну, привет, — говорит Дин. — Создаешь свою собственную военную коалицию? — Не говори глупостей, — Кастиэль наклоняется, и внутри у него все замирает, когда Дин тут же отзывается на приветственный поцелуй. — Как прошел твой день? — Нормально, — Дин обнимает его за талию, но скользит взглядом за плечо, осознавая их потенциальную аудиторию. — Собираемся примерно через час связаться с Рэйчел, поэтому, если хочешь отправить ей сообщение, то сейчас самое время. — О да, хорошо, — Кастиэль смотрит на свою чашку. — Сначала я должен закончить тут и достойно откланяться. Может, встретимся позже? — О, — Дин опускает голову и понижает голос: — Все в порядке? За тем столом я вижу парочку довольно мрачных лиц. — Все нормально, — говорит Кастиэль. — Я просто поделился с ними своими мыслями о Майкле. Дин вздрагивает. — Ух ты. Думаешь, хорошая идея? — Они отрезаны от своей Родины, Дин. И это не те, кто может броситься прямо в объятия Майкла или Люцифера, они просто пытаются выжить. Дин начинает что-то говорить, но останавливается и качает головой. — Ладно, тебе решать. — Я знаю, ты просто волнуешься. — Кастиэль небрежно проводит тыльной стороной ладони по животу Дина. — Давай, увидимся через несколько минут. — Ладно, — Дин оглядывается через плечо Кастиэля, чтобы кивнуть кому-то, а затем мягко улыбается Кастиэлю. — Увидимся. Кастиэль смотрит, как он уходит, и остается в дверях даже после того, как Дин исчезает в толпе. Забавно, насколько знакомо это ощущение — колкое сознание того, что они с Дином — в центре внимания, хотя ситуация настолько изменилась. Анна тихо подходит к Кастиэлю. — Что-то важное? — спрашивает она. Кастиэль рассказывает о сеансе связи, но она отказывается присоединиться к нему. — Думаю, я останусь здесь с Ханной. Ей пригодятся лишние руки, и я с удовольствием общаюсь с этими людьми. Надо сказать, это довольно забавно. — Что? — Как они ловят каждое твое слово? Я знала, что ты знаменитость, но видеть это в действии... сбивает с толку. В хорошем смысле. Но ты наверняка уже привык. — Нет, не совсем, — отвечает Кастиэль. — Но сейчас все иначе, чем раньше. Здесь нет камер, и сценарий — мой собственный. Так лучше. — Знаешь, я горжусь тобой. И не только из-за этого. — Анна понижает голос и добавляет: — Никто этого не озвучил, но я уверена, что все здесь так думают. Майкл может обрушить на тебя свой молот за сказанное сегодня. — Тогда будем надеяться, что ни у кого здесь нет с ним быстрой связи. — И... ты смеешься над этим, — Анна качает головой. — Как всегда, стоит только хоть кому-то о тебе побеспокоиться. — Я не собираюсь пренебрегать твоими чувствами, — Кастиэль тычет сестру локтем в плечо. — Брось, ты говорила и поступала гораздо хуже. Я просто следую семейной традиции.***
В прежней сторожевой башне кипит жизнь и днем, и ночью. Кастиэль с помощью Дина готовит для Рэйчел короткое сообщение, в котором докладывает, что жив и здоров, получил все письма и воссоединился с Дином. Факт передачи означает, что он не может позволит себе больше подробностей или вопросов, которые хочет задать о ее безопасности, местоположении и реальных событиях по ту сторону моря. — Кас, да нормально все, — настаивает Дин. Они смотрят, как Чарли отправляет сообщение через передатчик; Дин прижимается к боку Кастиэля. — Она будет в восторге, если узнает, что у тебя все в порядке. — Я виноват, пусть даже косвенно, — говорит Кастиэль. — Я всегда мог положиться на нее, Рэйчел наставляла меня на путь истинный, и все же сейчас она контачит с врагом. — Так что, прикажешь ей не рисковать? Кастиэль бросает взгляд на Дина, подтверждая, что сказанное — шутка, а не предостережение. — Я бы сказал ей, что мне жаль, но больше ничем помочь не могу. Подтекст ее писем мне понятен. Рафаэль твердо держится за свой авторитет и со своими подозрениями близок к паранойе. У Люцифера все еще остались последователи, поэтому Рафаэль целенаправленно их искореняет, но кто знает, считает ли он, что у Наоми могут быть свои собственные планы в игре. Роль Рэйчел на переднем плане коммуникаций означает, что она первая окажется под ударом, если их разоблачат. — Она умна, и опытна, — говорит Дин. — И решила, что оно того стоит. И это правда. Кастиэль глубоко вздыхает и прислоняется к Дину, и тот, кажется, очень этому рад. Так они и наблюдают за Чарли и ее командой, которые работают, словно единый механизм, четко двигаясь между столами, электроникой и проводами, обрабатывая серию сообщений для кодирования и передачи. Кастиэль откашливается. — Бальтазар писал, что они с нетерпением ждут встречи с тобой. — Они? — эхом отзывается Дин. — А, ты имеешь в виду придворных. — Просто «двор» достаточно, Дин, — мягко улыбается Кастиэль. — Очевидно, твое обаяние действует даже на расстоянии. Может, мы и циничны, но, похоже, некоторые видят благочестие в нашем браке. — Благо... чего? — Политический брак вопреки всему превратился во что-то личное. Для местных это лишь интересная история, но мои люди — не поклонники совпадений. Поэтому истинные скептики заподозрили уловку, зато другие — большинство обычных людей, как говорит мне мой двоюродный брат, — верят, что это Божий промысел. Дин издает сдавленный звук. Кастиэль не собирается смеяться, но Дин кажется таким шокированным, а затем раздраженным, что Кастиэль находит это забавным. Он с сожалением качает головой и, поскольку это кажется правильным, поворачивается к Дину и просовывает руки в карманы его куртки. — Ты беспокоишься, — говорит Кастиэль. Дин фыркает. — Это была одна лажа за другой, Кас, а не ниспосланный Богом союз. — У монеты две стороны. — Кастиэль вздыхает, когда Дин обнимает его и притягивает ближе. Они так хорошо подходят друг другу, просто нереально. Кастиэль и представить не мог, что можно ощущать счастье от такой малости. — Их это вдохновляет, но не так, как ваших людей. — Никого это не должно вдохновлять, — ворчит Дин. Он подается вперед и прижимается лбом к Кастиэлю. — Кроме, возможно, нас.. — Ладно, — Кастиэлю сейчас даже не нужно целовать Дина. Он довольствуется тем, что впитывает его присутствие и накапливает багаж совершенно новых воспоминаний. Кастиэль чувствует себя спокойным, намного спокойнее, чем когда-либо. Это не значит, что все его страхи и сомнения исчезли; они есть, но теперь он лучше подготовлен ко встрече с ними. Громкий щелчок заставляет Кастиэля вздрогнуть от неожиданности. Дин резко хмурится, и, повернувшись, Кастиэль видит, как Чарли застенчиво опускает фотоаппарат. Остальные члены ее команды все еще работают с приемниками, а вот она, очевидно, уже давно закончила свою часть. — Серьезно? — раздраженно интересуется Дин. — Прости, прости, — быстро говорит Чарли. — Просто... вы тут такие... — Теперь все иначе, Дин, — мягко говорит Кастиэль. — Она твоя подруга и просто поймала удачный момент, который можно запечатлеть. Дин вздыхает. — Не обращай внимания. Я просто в последнее время сильно раздражительный. — Спасибо, Чарли, — ласково говорит Кастиэль. — Если ты когда-нибудь ее напечатаешь, сделай и мне копию. — О! — Чарли сияет. — Конечно, без проблем. — Вообще-то... — Кастиэлю вдруг вспомнились все эти журнальные и газетные вырезки в коттедже Анны, и то, как он долгое время не мог смотреть ни на что из этого. С тех пор, как он уехал из Илчестера, у него остались только воспоминания о Дине, так не возможность ли это исправить ситуацию? — Дин, можно тебя сфотографировать? Дин поднимает бровь. — А что, этому миру не хватает моих фотографий? — Вообще-то да, — говорит Кастиэль. — Потому что на этой ты будешь таким, как сейчас — знающий, что я твой. Дин резко захлопывает рот. Молчаливое удивление к лицу Дину, зеленые глаза становятся еще ярче. Кастиэль спокойно похлопывает его по отворотам куртки, наслаждаясь ни с чем не сравнимой интенсивностью его взгляда. Он и не подозревал, что может наслаждаться таким вниманием, не говоря уже о чувстве удовлетворения. — Хорошо, — говорит Дин странно высоким голосом. — Конечно. Почему бы и нет. Чарли поднимает фотоаппарат — Прямо здесь? Вопрос вдохновляет Кастиэля. До подготовки к дневному эфиру еще несколько часов, так как насчет импровизированной студии? Бог свидетель, Кастиэль слишком долго слушал голос Дина и представлял себе его во плоти. Пока палатка занята, входить нельзя, но, может, использовать ее, когда она свободна? Дин ослепительно улыбается.. — А, — говорит он. — Что значит «а»? — Просто «а». — Дин наклоняет голову к Чарли, которая, похоже, пытается сохранить спокойное выражение лица. — Ладно, Лейбовиц, давай приготовим сцену. Чарли фыркает. — Да неужели ты не против, чтобы тебя фотографировали... — Я за правое дело, — весело говорит Дин. — Вообще-то, цель тут самая благая. Звучит так, словно предложение не ново и его уже отвергали. Кастиэлю льстит, что сегодня ему не отказали и позволили войти в палатку с Дином и Чарли, чтобы увидеть ее изнутри. Дин приподнимает полог, помогая Кастиэлю войти, и они входят в импровизированную комнату со спартанской обстановкой. В центре стоит стол с фонарем, микрофоном и наушниками, а по бокам — два стула. Здесь темно — Дин объясняет, что обычно им хватает одного фонаря. Но для съемки этого недостаточно, поэтому они приносят еще несколько, устанавливая их там, где они больше всего подчеркнут атмосферу. Чарли уже придумала лучшую экспозицию и занимается светом, а Кастиэль и Дин подходят к столу. — Итак, вот где ты обитаешь, — говорит Кастиэль. — Здесь очень уютно. — Можно сказать и так, — Дин усаживается на стул, и сразу становится ясно, что подставка для микрофона настроена специально для него. — Впереди сидит Чарли и подсказывает мне. Чарли, не хочешь спрятать вон те оборванные провода? Сейчас к генератору ничего не подключено, так что это разрушит иллюзию или типа того. — Реквизит! — щебечет Чарли. Она держит в руках стопку листов и аккуратно кладет их на стол перед Дином. — Сделай вид, будто очень занят чем-то. Кастиэль, садись сюда. — Я? — удивляется он. — О да, — говорит Дин. — Если я это сделаю, то и ты тоже. — Но я не участвую в ваших передачах... — Это фотография, Кас, — Дин снимает наушники с микрофонной подставки и надевает их на голову. — Тем более, что именно с тобой я всякий раз говорил в эфире. Кастиэль так поражен, что от одного прикосновения руки Чарли к его плечу падает на стул, стоящий позади его ног. — Что? Дин хмурится. — Это и ежу понятно. — Нет, — Кастиэль смутно сознает, что Чарли меняет его позу и что-то дает в руки. — Нет, быть этого не может. Теперь Дин выглядит растерянным. — Я почти уверен, что только один человек знает, что творится у меня в голове, и он — не ты. Конечно, я разговаривал с тобой еще до того, как получил твое письмо. Кого, по-твоему, я имел в виду, когда говорил об ошибках и незавершенных делах? — Сэма? — отвечает Кастиэль. — Да, конечно, иногда я говорил о Сэме, — признается Дин, — но и о тебе тоже. Как, думаешь, я вообще убедил себя на эту авантюру? Ты же знаешь, как я ненавижу подобное, но другого способа добраться до тебя у меня не было. Только так. А ведь я даже не знал, поможет ли это, но был шанс, поэтому я им воспользовался. Кастиэль рад, что он сидит. Он ни разу не думал об этом, и теперь услышанное, как наковальня, долбит по голове, выбивая все. Так все время, когда речь заходит о Дине; Кастиэль смотрит на мир определенным образом, и Дину обязательно нужно парой удачно подобранных фраз перевернуть этот мир с ног на голову. — Ага, конечно, — коротко бросает Дин. — Ты всегда ожидаешь худшего. Я помню. Но если ты не знал, какого черта вообще мне писал? — Это Сэм предложил, — отстраненно говорит Кастиэль. — Он собирался разыскать тебя, и ему пришла в голову мысль, чтобы я отправил тебе сообщение, что я и сделал. — Да, уж, отправил и даже не удосужился сказать в нем, как у тебя дела, все ли в порядке, —Дин говорит это грубо и пренебрежительно, вот только Кастиэль отчетливо слышит хорошо замаскированную обиду. — Кас, ты действительно думал, что мне все равно? Что я не слишком беспокоился о тебе? — Не то чтобы я думал, что тебе все равно, — в голове Кастиэля шумит, сердце бешено колотится, ему нужно все исправить. — Наоборот, Дин, ты так заботишься обо мне. Тебе присуще отдавать, ты уже стольких одарил. Сэма, своих родителей, друзей, твою страну. Ты сражаешься ради спасения людей и их защиты. Объяснение слабое и бессвязное, но выражение лица Дина медленно меняется от разочарованного к задумчивому. — Это не было... — Кастиэль медленно выдыхает. — Я не привык, чтобы мое благополучие кого-то волновало. Думал, будет достаточно слов Сэма, что я в порядке; мне и в голову не пришло, что тебе понадобится что-то еще. — Мне казалось, я ясно дал понять о своих чувствах. Когда мы прощались. — Я не так умен, как кажется, — Кастиэль слабо улыбается. — Особенно когда дело касается тебя. Лицо Дина по-прежнему серьезное и мрачное, но встретиться с ним взглядом уже не так трудно. Он слегка кивает, почти рассеянно, а затем делает глубокий вдох. — Ладно, теперь я знаю, что должен делать, — твердо говорит он. — Чарли, может, перестанешь корчить такое лицо, будто хочешь заползти в нору и умереть? Кастиэль совершенно забыл о Чарли. Она возвращается в его поле зрения и говорит: — Я могу уйти... — Нет, раз уж мы здесь, давай сделаем это, — настаивает Дин. — Дин... — пытается переубедить его Кастиэль. — Все нормально, — Дин аккуратно надевает наушники и делает знак Чарли. — Начинай, когда захочешь. — Если ты уверен, — неуверенно говорит Чарли. — Ага. Дин поправляет лежащие перед ним листы бумаги, хотя они пустые. Он откашливается и закрывает глаза. Кастиэлю требуется секунда, чтобы понять: Дин пытается представить, что это настоящая передача. Так он попадает в это пространство, когда, словно плащ, набрасывает на себя это нарочитое спокойствие. Когда Дин открывает глаза, они спокойны. Собственное беспокойство Кастиэля при взгляде на него забывается. — Это я, и мы в эфире, а вы меня слушаете. Низкий тембр голоса Дина подобен меду, тщательно модулирован и чрезвычайно сексуален. Справа от Кастиэля движется Чарли и слышатся слабое жужжание и щелчок ее камеры. Глаза Дина сосредоточены на чистом листе бумаги, и он продолжает: — Думаю, это выглядит и звучит легко. Я просто говорю полчаса подряд, но на это уходит уйма времени. Нужно красиво и аккуратно разложить все по пунктам, сосредоточиться и выкинуть все лишнее из головы. Первые несколько раз были провальными, но мы исправились. Это что-то среднее между стендапом и рассказыванием историй — обычно я рассказывал Сэмми сказки на ночь, и все такое, но он — самая легкая аудитория в мире. Здесь должна быть одна ровная линия. По крайней мере, я стараюсь держать ее от А до Б. Иногда можно и отклониться, но я всегда должен возвращаться к сути. Что касается тебя — ты всегда здесь. Кастиэль вздрагивает. Шелковый голос Дина обволакивал его, и он только сейчас замечает устремленный на себя взгляд. — Прямо здесь, — повторяет Дин, постукивая двумя пальцами по лбу. — Дом Джошуа, ты в галерее, в библиотеке, в саду. Иногда это продолжалось часами, да, ты говорил о своем генеалогическом древе, связях, ритуалах, истории. Твой голос, шершавый, как гравий, но гладкий, как масло, и я слушал только потому, что в те дни мне было не до разговоров, но ты ведь не возражал, верно? Ты так старался быть полезным, что просто взял и превратился в профессора, отвечал на все мои вопросы, всегда пытался найти способ объяснить мне и никогда не говорил со мной свысока. Кастиэль держит планшет Чарли. Она вложила его ему в руки, и теперь он прижимает его к груди. — Ну вот, я проработал это воспоминание, — говорит Дин. — Работал над голосом, потому что знаю, как он должен звучать. Надо произносить все четко, правильно. Не слишком быстро, потому что тогда люди не поймут. Но не слишком официально, иначе прозвучит фальшиво. Интересно, что скажет Кас? Какой совет дал бы мне он? Что бы вообще подумал, если бы случайно услышал эту фигню? — Он был бы в восторге, — натянуто произносит Кастиэль. — Смущен, благодарен, полон восхищения и гордости. Хотя больше всего — благодарен. — Благодарен за что? — тихо спрашивает Дин. — За... — Кастиэль замолкает, смущенный тем, что Дин мягко указывает на очевидное. — Возможность снова слышать тебя, пусть даже не лично, и знать, что с тобой все в порядке. — Теперь я понимаю, — говорит Дин, все так же спокойно. — Я помню... а ты помнишь, как я разозлился на тебя, когда ты прямо сказал, чего хочешь от нашего брака? Ты выложил все как на духу, и я подумал: "какая же он ледышка", но спустя некоторое время до меня дошло. Это твой образ действий. Тебе нужно, чтобы все было прописано. Я должен быть ясным, чтобы ты понимал меня. — Я понимаю, — настаивает Кастиэль. — Теперь уже точно. — Хм, — нейтрально произносит Дин. — Возможно. — Но, знаешь? Если мне нужна ясность, тебе — действия, а я не склонен к демонстрациям. Дин ухмыляется. — Вот это уже откровенная ложь, Кас. — Нет... Ты же знаешь, что это не так... У тебя в комнате есть моя фотография... В комнате Бенни. Я нашел ее вчера под твоим одеялом, когда готовился ко сну, — Кастиэль запоздало думает, что зря это сказал, но Дин оживляется — заинтригованный, а не смущенный. — Ты прекрасно знаешь, как я выгляжу. Холодный, отстраненный, гордый. Это отчетливо проступало на той фотографии. — Да нет, я вижу совсем не это, — говорит Дин. — Конечно, другие, возможно, и не видят дальше твоих идеально-точеных скул, но не я. Иначе не держал бы у себя твою фотографию. — Это все равно неправильно, — настаивает Кастиэль. — Я должен пойти тебе навстречу. Должен выучить твой язык, как ты выучил мой. Ты научишь меня. — Эй, слушатель, это что, требование? — Совершенно верно, — говорит Кастиэль. — Дай мне шанс, и я буду хорошо к тебе относиться. Как положено. — Нет, нет, подожди, — смеется Дин. — Чувак, именно я должен все это выложить. Ты просто офигеешь от того, как потрясающе я буду к тебе относиться. — Я стану радовать тебя самыми разными способами, — обещает Кастиэль. — Я стану таким, что ты больше никогда не будешь сомневаться во мне, ха! И знай, что каждая душераздирающая баллада, которую я в конце концов исполню в караоке — в твою честь. Вот посмотришь, — Дин ухмыляется. — Эй, Чарли, у тебя там уже есть приличные кадры? — Зачем довольствоваться приличными, когда я могу сделать зрелищные? — весело отзывается Чарли. — Может, мне оставить вас наедине? — Прекрасная идея. Дин снимает наушники и встает, когда Чарли с легким шорохом выходит из палатки. Кастиэль тоже встает и кладет планшет на стол, но только для того, чтобы дотянуться до Дина, когда тот тянется к нему, их губы встречаются с безумием и страстью. Это абсурд. Полный абсурд. Они отчаянно целуются, словно и не спорили всего пять минут назад, хотя разногласия определенно были незначительными, даже не ссора, ведь обошлось без топота или запертых дверей. Но это все равно абсурд. Руки Дина скользят по телу Кастиэля, и он прижимает Дина к столу, будто совершенно нормально целоваться здесь и устраивать прелюдии к сексу. Потому что Кастиэль действительно хочет секса, он жаждет снова узнать Дина и разделить с ним эту близость. Поцелуи жаркие, но Кастиэль хочет разжечь их до истинного пламени, выйти на полную мощность, довести Дина до безумия со всем, что он может предложить. Долг Кастиэля — отступить. Что он и делает, стойко игнорируя жалобный скулеж Дина. Но совсем отстраниться он не успевает — Дин крепко сжимает его руки. — О нет, — шипит Дин, касаясь влажными губами подбородка Кастиэля, — больше ты не заснешь в процессе. — Что? Когда это я... вчера ночью? Ты пытался заняться сексом? Дин проводит зубами по бьющейся жилке Кастиэля. — Возможно. — Я очень устал, — Кастиэль задыхается от давления бедра Дина на его промежность. — Ты так долго не возвращался, что вряд ли можешь меня винить. — Эй, я никого не виню. Просто говорю, что очень сильно тебя хочу. Гораздо веселее, когда ты принимаешь в этом активное участие. — В отличие от роли бессознательного тела? Дин замирает. Он откидывается назад и хмуро встречается взглядом с Кастиэлем. — Я не приставал к тебе в отключке, если ты об этом. Кастиэль пытается изобразить, как он надеется, застенчивое выражение лица. — Значит, ты не позаботился о себе, пока я спал? Дин кашляет. — Да, но не в... Я не прикасался к тебе или что-то в этом роде. Кастиэль задумывается. — Полагаю... я не против, если ты прикоснешься ко мне в случае повторения подобной ситуации. Хотя прошу тебя не опускаться ниже талии, — Кастиэль берет руки Дина и кладет их себе на плечи. — Пожалуй, тут. Или вниз по рукам и спине. — По-о-ого-ди минуту, — Дин крепче сжимает плечи Кастиэля, притягивая его ближе. — О чем ты говоришь? — О том самом, — говорит Кастиэль. — Это жутко, если без спроса. Я даю тебе разрешение. — Ты имеешь в виду... — Дин проводит пальцами по шее Кастиэля, и от этого прикосновения по его телу пробегает дрожь. — Я могу, скажем, уткнуться сюда лицом и вдыхать тебя, пока я... забочусь о себе? — Да, можешь, — говорит Кастиэль. — Только не буди меня. Дин поднимает бровь. — Не будить тебя. — Очевидно, если я сплю, мой приоритет — сон, и не стоит принимать это на свой счет. Но я вовсе не против твоего удовольствия. Мне приятно быть твоим вдохновением в этом процессе. Дин поджимает губы. Очевидно, в данный момент сказанное выше его понимания, он пристально смотрит на Кастиэля, слегка качая головой. — Ясность, Дин, — напоминает ему Кастиэль. Дин вздыхает. — У тебя когда-нибудь вставало перед глазами будущее? У меня сейчас как раз такой случай. — Но мы все равно не можем заниматься здесь сексом. — Ты только что отправил все эти мечты в небытие. — Не все, — Кастиэль улыбается. Он не умеет флиртовать так, как Дин, но пытается, и его доблестных усилий достаточно, чтобы Дин разразился смехом. Кастиэля не нужно убеждать, что это — один из лучших звуков в мире, все ясно и так.