Разделившись по парам, говорящий с немым, они прочёсывали тёмный корабль в поисках Петрича. Домагоя ещё пошатывало (вдобавок у всех от повышенной гравитации мускулы начинали просить пощады), но он не отставал от Даниела, цепляясь за его руку. Фантомы не появлялись более. Мужчина из загадочного прошлого Манджукича… Хрвое в скафандре Домо… Лже-Давид… Те, кого жертвы не просто любили, а тосковали и чувствовали перед ними вину? Как бы то ни было, Домагоя он обрёл и больше никогда не потеряет. Даже когда тот уйдёт из команды — что же, значит, у Даниела с ним будет общая планета, новый общий дом…
Если они оба выберутся с «Миранды» живыми.
— Лука, — позвал он, чтобы отвлечься, да и остальные всё равно не услышат, — а что Иван имел в виду, когда спорил с тобой, дескать, «как же ты будешь» с… чем?
Лука помолчал немного.
— Ну хорошо… У меня с войны клаустрофобия. Поэтому и пришлось уйти из пилотов-истребителей.
— Ого, — присвистнул Даниел, осторожно открывая очередную дверь и освещая пустое маленькое помещение. Теперь было понятно, почему Лука иногда так пыхтит и нервно озирается. — Ну и зачем ты правда сюда полез? В шаттле же тесно, и в скафандре, наверное, ощущения те ещё?.. У нас и помимо тебя полный корабль крутых парней.
— Нее. Она накрывает далеко не каждый раз, когда я оказываюсь в тесном пространстве. И она несильная, я не лежу, рыдая, в позе эмбриона. Однажды во время приступа я выполнял расчёты гиперпрыжка, когда Ива поломалась. Мне просто делается дискомфортно, вот и всё. Единственное, где клаустрофобия реально мешает — если случается во время секса.
— А… это как? — Даниел не удержался от любопытства.
Лука хихикнул:
— Ну, при сексе возрастает пульс, давление, а каюта-то тесная, поэтому… иногда в разгар процесса меня накрывает. От приступа у меня всё падает на полшестого, и в целом возбуждение сразу в ноль.
— Упс, — невольно фыркнул Даниел. Подивился тому, сколь мало необходимо людям, чтобы улыбаться посреди корабля смерти. — Сочувствую.
— Даже и не знаю, как Иван меня такого терпит. Например, несколько недель назад он устроил в своей каюте приватную вечеринку со свечами… и только мы начали развлекаться — а тут снова конфуз.
— Аа, так вот куда последние свечки на борту подевались, — сообразил Даниел. — Что ж, как говорится, пока есть пальцы и язык, ты до последнего мужик, верно?
— Верно. Если не вышло нормально потрахаться, то делать массаж и спать рядом как суслики — тоже в радость. Просто прикосновения — я научился это ценить с ним. Ещё мы курим, мне это помогает расслабиться, книжки вместе читаем, — в скрипучем голосе Луки звучали ностальгия и нежность. — У Милана есть бумажные книги, которые можно одолжить, ты знал?
— Нет… но учту, спасибо за наводку, — Даниел сделал в уме пометку, ведь настоящей книги он не держал в руках уже несколько лет. Было поразительно, но трогательно, как разоткровенничался их капитан-интроверт.
— Главное — ничем их не заляпать, а то наш тихий профессор страшен в гневе, — рассмеялся Лука.
— И всё-таки, кэп, при клаустрофобии лучше не ползать в скафандре по разбитым кораблям, охотясь на монстров…
— Да брось, Суба. Я ведь собираюсь не выебать эту тварь, а уебать.
После паузы Лука спросил:
— Кого ты видел? Не отвечай, если не хочешь.
Даниел втянул в себя воздух. Поразмыслил. Медленно выдохнул:
— Друга… вернее, больше чем друга, с которым я рос на Плутоне. Твоя семья в то время уже переехала. Это очень короткая и грустная история. Футбольный виртуальный чемпионат «Плутон против Харона». Допотопное оборудование, сам знаешь…
— Угу, в этой нищей дыре оно было по качеству, как футбольные щитки из дерева.
— Ну вот. Сильное замыкание в сенсорном обруче Хрвое… его так звали. Один случай на миллион, именно ему поджаривший мозги... — кажется, Домо почувствовал что-то, потому что успокаивающе похлопал Даниела по спине и заглянул в лицо. — Вот и всё.
Лука пробормотал:
— Ужасно… соболезную тебе, что тут ещё скажешь. Странно, что ко мне одному эта штука не явилась ни в чьём облике. Отвлекалась на кого-то из вас, что ли?
— Знаешь, — спохватился Даниел, — её тогда сжёг кто-то другой. У меня не было израсходовано ни капли из огнемёта. Нихуя не понимаю, кто меня спас…
Фонари Домагоя и Даниела осветили последний тупик в коридоре. Если злосчастный техномаг вообще ещё не был сожран, то он мог найтись только в секторе, который прочёсывала вторая группа…
Домо повернулся лицом и, чётко выговаривая слова, чтобы Даниел мог прочесть по губам, сказал: «Науке лучше бы исследовать корреляцию между тортами и неприятностями, а? А не выводить какую-то хищную биомассу».
— Сюда! — раздался испуганный возглас Луки. — На мостик!.. Да как же тебя угораздило, чёрт лысый?..
Даниел и Домагой метнулись через перекрёсток коридоров, задыхаясь под тяжестью экипировки, но не разжимая рук.
Перед ними в мечущихся лучах фонарей и языках пламени предстала картина из ночного кошмара, достойная Босха или Гигера. Мостик был облеплен мясистой багровой паутиной, шевелящейся, буграми ползущей к иллюминатору. Лука и Марио уже прожгли дорожку, очистив себе часть пола, но вещество и не стремилось напасть на них.
Оно концентрировалось в иной точке.
На Младене Петриче, который висел посередине иллюминатора, раскинув руки, полностью обнажённый, словно залитый с головы до ног кровью, покрытый наплывающими массами вещества. Скафандр вместе с комбинезоном валялись на полу, однако грудь техномага поднималась и опускалась, невообразимым способом дыша в ядовитой атмосфере. Очков на нём не было, но глазные впадины залепляло красное. Лицо его оставалось до абсурда спокойным, ни малейшей гримасы страдания. Правый кулак сжимал нечто скомканное, в чём Даниел распознал свой пакетик с органическим образцом.
— ём!.. «Искра» вызывает Феник… — неожиданно прорезался в наушниках сквозь шуршащие помехи голос Ракитича. — Мы видим картинку от вас. О госпо… Млад… — на заднем плане доносились растерянные голоса остальных.
— Иванко! — жалобно выдохнул Лука, вложив в короткое имя весь свой ужас.
— Что же нам делать? — прорычал Даниел. Рука Домагоя сжимала его плечо. Марио в бессловесной злости пнул обломок кресла.
Петрич глубоко вдохнул и шевельнулся. Медленно, преодолевая сопротивление, он потянул раскинутые руки к себе, скрещивая их на груди, и за руками повлеклись путы живого фарша, ещё более жадно покрывая его тело. Даниел понял: Петрич стягивает вещество на себя, приманил его с помощью образца и завлекает, как эта квазиразумная органика завлекала своих жертв.
— Сожгите всё это на мне! — чётко проговорил техномаг. — Сейчас же.
— Нет! Ты с ума сошёл! — Лука замахал свободной рукой. — Держись, мы что-нибудь придумаем…
— Быстро! — вещество уже всё стянулось на тело Петрича, очистив помещение.
— Ты же сгоришь заживо!
— Лука! — зазвенел сквозь помехи далёкий голос Ивана. — Делай, что говорит Младен! Верь ему!
— Я не на войне! Я больше никогда никем не пожертвую! — голос капитана упал до шёпота.
— Тогда верь мне! Жги! — в словах Ивана чувствовалась пугающая уверенность, и сейчас некогда было думать, откуда она взялась.
Лука поднял огнемёт. Видно было, как он зажмуривается, нажимая на гашетку. Красный сгусток с человеком в центре (Даниел поймал себя на мысли, что впервые переживает о Петриче, как просто о человеке) охватило пламя. Даниел, матерясь, активировал и свой огнемёт тоже…
Петрич не издал ни звука и даже не вздрогнул, шевелилась и шипела лишь сгорающая, грудами осыпающаяся с него дрянь. По мостику плясали тени. Вспыхнула и начала плавиться консоль управления, разбитая предыдущими жертвами в схватке с их грузом. Наконец почерневшее тело сползло с иллюминатора и упало на пол ничком. Дрожащие (потому что у Луки и Даниела тряслись руки) струи огня погасли.
В гробовой тишине Петрич вытянул левую кисть вперёд, нашарил очки, надел их и перевернулся вверх лицом. Чихнул. Приподнялся на локте и начал смахивать со своего совершенно невредимого тела сажу:
— Что с вами, капитан Модрич, что-то не так? Вы думали, у меня три яйца?
Лука, сглотнув столь звучно, что было слышно в динамиках, шагнул к нему и протянул руку, чтобы помочь подняться.
— О-отличная работа, господин Петрич.
— Можно просто Младен, — на перепачканном лице впервые просияла белозубая улыбка, а пальцы крепко ухватились за протянутую ладонь в перчатке.
Они шли к шаттлам сквозь полумрак затихающей бури, который казался чудным ясным днём после проклятого корабля. Лука и Домагой загрузились в первый, остальные — во второй.
Марио, поковырявшись в нагрудной панели, наладил свою рацию. Рассказал, что самой первой бедой действительно стала близко ударившая молния, которая спалила электронику в скафандрах. Дальнейшие события он помнил смутно под влиянием гипноза мимикрирующего существа, да и так все знали: раньше ад замёрзнет, чем Манджукич будет делиться личным.
— Слушай… Младен, — полюбопытствовал он. — Тебя в принципе можно чем-то убить? Я просто так спрашиваю, — добавил он, наткнувшись на выразительный взгляд Даниела.
Младен добродушно засмеялся:
— Можно — всем тем же, чем и вас. Но только если я не успею заранее приготовиться.
— А если успеешь, то ты неубиваемый? Я всё ещё просто интересуюсь, — Марио пытался сделать невинное лицо, но у прирождённого убийцы это получалось так себе.
— Тогда я неубиваем в течение недолгого времени, например, неуязвим для высокотемпературной плазмы около двух минут, могу обходиться без кислорода около десяти минут… одним словом, я могу составить для тебя таблицу, когда вернёмся домой, — Младен сделал вежливый жест. Его очки смеялись зеркальными бликами.
— «Домой», значит… — подмигнул ему Даниел. — Хорошо, что ты играешь в нашу игру.
Шаттлы вырвались из верхних слоёв атмосферы навстречу привычной, нестрашной темноте космоса, усеянной искорками звёзд. Вверху висела самая главная искра.
— Приём, Фениксы, — сказал Иван. — Вы точно ничего внизу не забыли?
— Нет! — хором отозвались оба шаттла.
— Хорошо же… — протянул Иван с несвойственными ему угрожающими нотками.
Орудийный створ «Искры» раскрылся, выпуская подряд две ракеты, наведённые по координатам «Миранды». Горящие хвосты, сливающиеся друг с другом, скрылись в облаках, и через одиннадцать секунд на сканере шаттла расцвела вспышка.
— Ненавижу военных с их штучками, — злорадно произнёс старпом.
— Эй! — возмутился Лука.
— Ты — исключение, sunce moje…
— Славен будет не в восторге, придётся вам объясняться. Особенно тебе, Ракета, — усмехнулся Даниел, хотя сделал бы то же самое на его месте.
— Да пускай он меня хоть выпорет.
***
Двое суток они торчали в камере санобработки, под присмотром взволнованных Милана и меддроида Зорана, пока остальная команда, вооружившись до зубов, драила шаттлы химикатами и оставляла их открытыми в ангаре — «на проветривание» вакуумом. Лука долго молча стоял у прозрачной стены камеры, приложив к ней ладони, а с другой стороны стоял Иван, приложив руки точно так же, и никто не решался их отвлекать. Даниел хотел было посочувствовать им — у него-то Домагой под боком, можно его облапить и целовать, не обращая внимания на химический привкус кожи, а этой парочке даже не пообниматься после кошмара, а потом понял, что незачем их жалеть — им довольно и этого. Младен почти все два дня не то спал, не то медитировал, или как эти техномаги подзаряжаются. Марио, Домо и Даниел резались в карты, которые им нашаманил откуда-то этот лысый чёрт, проснувшийся на перекус. Лука присоединился к ним, проиграл два дежурства на вахте, и удалился в уголок с наушниками и планшетом — составлять вместе с Иваном отчёт о произошедшем. Для отчёта он многовато улыбался, краснел и сопел…
***
Колония Аль-Истанбул встречала путников ослепительно-солнечными тропическими парками, силуэтами огромных зелёных богинь, которые поднимались из фигурно подстриженных рощ, антигравитационными фонтанами, блуждающими по садам. Светловолосый мальчик в костюме Флэша (древние супергерои жили в комиксах сотую эпоху и умирать не собирались) бежал к Домагою босиком по траве, размахивая ручонками. Тот присел на корточки, сгрёб его в объятия и закружил, верещащего от восторга. Прекрасная Ивана Гугич в пёстрых полупрозрачных шелках добежала, подбирая сброшенные сыном сандалики, звонко расцеловала Домо в обе щёки и грациозно устроилась на скамейке, снимая встречу на память.
— У меня узе пелвый зубик выпал! — рассказывал Давид, живой, настоящий и смешной. К болтающимся пяткам приклеились травинки. — Вот смотли, дядя Домо!
— Отлично, с почином! А у меня есть для тебя подарок, — сказал Домагой, нежно целуя лопоухую головёнку. — Настоящая денебская «Стрела»!
— Даа?
Даниел приблизился к ним, приветственно улыбаясь и пряча за спиной коробку.
— Ага. От меня и моего… лучшего друга, он столько слышал о тебе. Он тоже будет тебя любить. Познакомься с дядей Дани, Давид…
