И снова все мои, все мои, все мои там, Там кто-то ждёт меня, зовёт меня, рвёт на частицы, Но только по обыкновению вокруг пустота, Дыхание ни на мгновение не участится Princesse Angine «Оставаться ничем»
***
— Вы слышали, второй нефрит клана Лань повредился разумом! — Быть не может, Ханьгуань-цзюнь — герой войны и один из величайших заклинателей своего поколения. Ещё и из клана Лань, а трезвость и крепость рассудка там развивают с самого детства! — Точно тебе говорю, двоюродный брат моей жены поставляет в Облачные Глубины целебные травы, он говорил с помощником главного лекаря, информация точная. Вроде это началось после смерти старейшины Илина и даже по вине этого выродка! Вот так даже сейчас благороднейших мужей продолжает изводить. — Его призрак что ли проклятие посмертное? Может ли тогда ещё на кого перекинуться? На главу ордена Цзян, например, или на Цзинь? С кем он там ещё более всех враждовал? — Да это самое удивительное! Я слышал, что дело вовсе не в проклятии, а в том, что второй молодой господин Лань сам хочет повстречаться с этим пёсьим сыном, как одержимый прямо. И помочь себе избавиться от этих мыслей не даёт, глава ордена уже с ног сбился, а только всё хуже становится, шутка ли — брат от еды отказывается, с людьми перестал общаться вообще и истощает себя постоянно! — А говоришь не проклятие! Проклятие же, как оно есть, самое настоящее, не мог же Хангуань-цзюнь в здравом рассудке желать подобных встреч!***
Лань Ванцзи, истощенный и бледный сидел на кровати, тяжело привалившись к стене. С того дня, как был раскрыт обман, к еде он так и не притрагивался, но даже опытный заклинатель на индении долго не протянет. Прошло уже два мучительных месяца, полных уговоров, споров и даже криков. Что бы ни происходило, Лань Чжань просто молчал в ответ, разговаривая только с а-Юанем, когда того приводили. Раны на спине стали заживать куда хуже, у организма просто не хватало ресурсов на восстановление. Помимо всего прочего, на свет неожиданно выплыл неприятный побочный эффект от лекарств — привыкание. А в качестве следствия, ужасную ломку и бессонницу. Могло бы помочь постепенное снижение дозы, но лекарю и брату он уже не верил, а больше обратиться было не к кому, и Лань Чжань ждал, пока организм справится с недугом сам. В результате и сон доставался ему урывками, и отдых выходил более, чем условным. О чудесном чужом городе, в котором живёт самый дорогой и свой человек не приходилось и мечтать. Будь у него чуть больше сил, чуть меньше боли в ранах, он бы вставал и готовил себе сам, занялся бы и снотворным, и проверкой своей порции на пригодность, но так вышло, что Лань Ванцзи полностью зависел от других людей и просто не мог помочь себе сам. И в результате делал только хуже себе. Но не чувствовал, что поступал неправильно, несмотря ни на что. Несмотря на собственное отчаяние, несмотря на боль в глазах брата, которая, чтобы между ними ни случилось, жгла и резала лучше любого заклинательского меча. Несмотря на то, что он тихо, медленно, но верно умирал. Возможно, дай люди вокруг ему оклематься, не подрывай те немногие вещи, которые оставались важными, всё сложилось бы иначе. Он бы смирился, пусть и спустя время, вылечил бы раны и отправился спасать всех, кого может, потому что это правильно. Учил бы подрастающее поколение и помогал брату. Но всё пошло не так. И для ордена он лишь бывший великий заклинатель, а ныне — простой сумасшедший. Страшная и позорная тайна. А в отношениях с семьёй потеряна невосполнимо важная часть. Одним утром Лань Сичень застал брата спящим, наконец-то крепко и спокойно. Только тревога о Ванцзи, всё это время мучившая его, лишь усилилась. Что-то не так было с этим сном. Вскоре стало понятно, что именно. Утомлённый и истощённый организм отказывался просыпаться, никакая передача духовных сил не помогала. Глава ордена уже сам едва стоял на ногах, отдавая всё, что мог, и результат был нулевой. Казалось, Лань Сичень просто бьётся в каменную стену. Запоздалые сожаления о собственных ошибках захлестывали с головой, но уже ничего было не исправить, ничего не переписать. Только смотреть, как умирает самый близкий человек. Наверное, это плата за всё несделанное им в этой жизни. Невысказанное, то, что он не решался отстаивать… Возможно, будь он с самого начала более решительным и смелым, всё сложилось бы иначе. Может быть, они смогли бы спасти невинных людей, а Вэй Усянь не пошёл бы против всего мира, и всё, происходящее сейчас осталось бы дурным сном, забытым с первыми минутами нового дня. Возможно. Но правда была в том, что Лань Сичень, Цзэу-цзюнь, сиятельный глава клана Лань, первый в списке молодых господ, был самым обычным трусом. Пойти против дяди, против мнения крупных кланов, за правильными идеями, казалось правильным, вот только смелости так и не хватило. И в чём-то он завидовал брату. За вот это его умение идти против всего мира просто потому что по другую сторону что-то по-настоящему важное. И хоть, разумеется, отстаивать себя и свои интересы, а также интересы своих близких, он вполне себе умел (было бы странно, если бы глава одного из великих орденов не мог бы это сделать), но вот так вот в пропасть и против всего мира — сложно и больно. И он не смог, а сейчас всё стало ещё сложнее и больнее. И страшнее. Главное, что глупо было отрицать, что он виноват сам. Хотя бы тем, что не поверил вовремя, не поддержал, обманом пытался что-то решить, в обход правил клана, своих принципов, того доверия и почти мистической связи, которые царили между ним и братом. Не нашёл сил обсудить по-человечески. И вроде выучил сейчас урок, только вот поздно уже. Даже если Лань Чжань выкарабкается, даже если они смогут снова наладить отношения, в мир уже просочились слухи о его сумасшествии, и он будет обречен на жизнь затворника, что вкупе с его трауром всё равно рано или поздно даст свои горькие плоды. Спустя ещё полторы недели лекарь объявил, что Лань Хуаню стоит перестать себя истязать и постараться смириться с потерей. Если Лань Ванцзи до сих пор не очнулся, лучшее, что для него можно сделать — дать спокойно уйти. Слишком уже истощён организм, слишком плохо заживают раны на теле, да и большая часть духовных сил уходит вникуда. И сам глава ордена уже находится на пределе. И кто бы ни давал силу, вряд ли это повлияет на результат. Лань Сичень решил, что с братом пробудет до конца, а там уже… Дальше думать не хотелось. Бледные лица родителей вспоминать тоже. Это было слишком… Да просто слишком. Так и сидел один из величайших заклинателей в своём поколении, тяжело уронив голову на руки, в плену глухого отчаяния и вины. Пришёл в чувство Лань Сичень, когда резко почувствовал присутствие посторонних в помещении. Мгновенно среагировал, обернулся и застыл, встретившись взглядом с Вэй Усянем, мёртвым уже более полугода как. И несколько мгновений назад ни его, ни его спутника, маячившего позади недоброй памяти старейшины Илина, в цзинши не было. — Лань Чжань! Лань Чжань… — не обращая внимания ни на что вокруг Вэй Усянь бросился к лежащему на кровати Ванцзи, будто бы дёрнулся его растормошить, но в результате лишь растерянно посмотрел на своего спутника. Тот тем временем с некоторым любопытством осматривался, и, в отличие от тёмного заклинателя, нисколько не паниковал. И хоть у Лань Сиченя сейчас было миллион вопросов, он не посчитал возможным озвучить хоть один из них. Только одно… — Вы сможете помочь? — абсурд, как он есть, лучшие лекари Гусу Лань опустили руки, но само появление двух чужаков в центре резиденции так, чтобы никто и ничего не заметил, причём, чужаков выглядящих настолько инородно, насколько возможно. — Да, — кивнул спутник Вэй Усяня. — Но сначала я помогу вам, выглядите не очень хорошо, если сказать мягко. Глотните, — он протянул какую-то бутылочку. — Ничего такого, просто лучшее тонизирующее средство во всех мирах. Не хватало ещё и вас откачивать. В Лань Сиченя как будто разом вернулись все потраченные физические и частично духовные силы после только первого глотка. Впрочем, больше этого первого глотка ему и не дали. А Вэй Усянь наконец опомнился и поклонился в знак приветствия. — Цзэу-цзюнь, извините за столь внезапное и бесцеремонное вторжение. — Молодой господин Вэй, — кивнул он в ответ. — Что ж, полагаю, это вполне в вашем стиле. И не мне вас прогонять, если вы и вправду пришли помочь. Удивляться внезапному воскрешению просто не было сил, как и интересоваться личностью второго незваного гостя. Только ещё бо́льшая вина накатила, потому что раз Вэй Усянь сейчас здесь, то Ванцзи тогда говорил чистую правду, а никакой не бред. Неудивительно, что он вот так вот… Лань Хуаню подумалось, что он очень и очень плохой брат. Незнакомец тем временем сосредоточился, прищёлкнул пальцами, и от них к Лань Ванцзи полетел маленький зелёный шарик, постепенно увеличивающийся в размерах. — Слабонервным заткнуть уши, меня самого до сих пор коробит каждый раз, — усмехнулся он за секунду до того, как шарик растворился в груди лежащего. — Я с тобой, хозяин, — Лань Чжань мгновенно и как-то неестественно сел на кровати, открыв невидящие золотые глаза. Голос его звучал как-то по-неживому. Неудивительно, что это «коробило», если при использовании такого приёма, каждый раз приходилось проходить через мёртвое и тупое подчинение. Лань Сиченя обуяла запоздалая тревога о брате. Что он делает вообще? Так отчаялся, что доверяет неизвестно кому. Позор. Он хотел было рвануться вперёд, но Вэй Усянь удержал его за локоть. — Ты сейчас проснёшься и не будешь испытывать каких-либо проблем из-за своего состояния здоровья, а после сразу же полностью освободишься от моей власти, — проговорил странный мужчина и выдохнул, вытирая лоб. А после повернулся к Лань Хуаню. — Извините, я так и не представился, хоть и вломился в ваш дом. Сэр Макс, вижу вас как наяву. Мы бы пришли раньше, но график отпусков одного из моих коллег сильно задержал, и ситуация стала критичной, — понятнее сильно не стало, но это уже не имело значения — Ванцзи очнулся, действительно очнулся, смотрел несколько потерянно, но вполне осознанно. И огромная гора свалилась с плеч Лань Хуаня. — Ванцзи… — он почувствовал, как по щекам бежит солёная влага. — Брат, Вэй Ин… Почему? — видимо, Лань Чжань тоже ничего не понимал. Вэй Ин оказался рядом быстрее, чем Лань Сичень смог хотя бы встать. — Я же обещал, что мы тебя найдём и спасём. Даже если тебе не хочется. Мне тоже, может, не хотелось смотреть, как ты умираешь, — Вэй Усянь будто бы тоже только сейчас наконец выдохнул свободно. И немедленно полез обниматься. Лань Сичень смотрел на эту сцену, не вмешиваясь и как будто взвешивая что-то. Наконец он решительно вскинул голову, как и положено главе великого клана. — Ванцзи, прости. Я очень виноват перед тобой, и даже не знаю, что мне сделать, чтобы это искупить. Молодой господин Вэй, позвольте один вопрос. Вы сейчас действительно живёте в какой-то иной реальности? — Да, всё верно. — Вэй Усянь даже не повернулся, чтобы ответить на вопрос, будто не в силах оторвать взгляд от Лань Ванцзи. — Тогда у меня будет просьба к вам. Я…я хочу, чтобы вы забрали Ванцзи с собой, — говорить это было нечеловечески тяжело, но надо же хоть раз в жизни быть взаправду сильным. — Боюсь, здесь жизни ему уже не будет. В народе начали говорить о душевной болезни, которой он якобы страдает, несмотря на запрет сплетен на территории ордена. Да и думается мне, сам он с куда большим удовольствием последует за вами, а не останется здесь. И ещё одно. Подождите немного, я приведу кое-кого. Вэй Ин недоумённо переводил взгляд с одного из братьев Лань на другого, не понимая, почему это вдруг Лань Чжань скорее должен последовать за ним, нежели за своей семьёй. Но тот лишь кивнул на монолог брата и повернулся к Усяню и Максу. — Я присоединяюсь к просьбе брата, если вас это не отяготит. И… Спасибо. Макс только улыбнулся, понимающе и немного покровительственно. Как будто давно уже понял что-то очень важное. — Да уж потеснимся как-нибудь, влезем небось в огромный-то город. Не то чтобы я сейчас вижу гуманную в достаточной степени альтернативу. А бессмысленный садизм входит в мои непосредственные обязанности исключительно по мнению городских сплетников. Лань Сичень вернулся так скоро, как только смог, неся на руках маленького ребёнка, и Вэй Усянь на секунду замер, посмотрев на него. — А-Юань! Но… Как, почему он здесь? Лань Чжань, ты молчал, что он живёт у вас! Как ты мог, я же тебе доверял… Это же ты его спас, да? — Да, только вот он тебя не помнит, всё выжгла лихорадка, которую он схватил вскоре после того, как я его забрал, — Ванцзи не вёл себя так, будто присутствие Вэй Ина было большим сюрпризом, и Макса как будто бы тоже знал. — Как понимаю, господа, вас эвакуировать вместе с ребёнком, — усмехнулся Макс. — В любом случае, нам понадобится помощь лекаря, мои смертные шары в таких ситуациях далеко не панацея. Вскоре Лань Сичень мог увидеть, как его брат и ребёнок испаряются одним движением руки сэра Макса, и они с Вэй Ином выходят в дверь, исчезая возможно навсегда. И тогда наконец рухнул на кровать в отныне навеки опустевшей обители. Он распрощался уже с которым членом своей семьи и наконец смог дать волю слезам. Буквально на время, пока не догорит палочка благовоний. А потом решительно вышел. Ему надо сделать объявление.***
— Вы слышали, Ханьгуан-цзюнь окончательно сошел с ума, сбежал с каким то ребёнком и убил себя и его. — Да нет, вроде просто сбежал. — А я слышал, что никакого ребёнка не было, он просто умер от своей болезни и всё. — В любом случае, жалкий конец для столь выдающегося человека. Воистину, ничто не вечно под луной.