Место девочки — в политике

Вальбурга Блэк

      Когда Тому Риддлу тридцать два, Вальбурге приятно видеть его, несмотря ни на что. Его глаза больше не алые, они тёмные — как она и привыкла. Ему всё-таки удалось купировать последствия некоторых ритуалов, пусть он всё ещё выглядит болезненно худым.       Он вылез из своей дыры, где бы она не находилась, на один из приёмов в Блэк-мэноре — его вытащил к ним Альфард, такой же затворник. И когда Риддл смотрит на Вальбургу, в глазах его такое удивление, что ей хочется рассмеяться. Брату удалось сделать сюрприз им обоим.       Она подходит к нему первой и с ехидной улыбкой говорит:       — Здравствуй, Том… Хочешь прикоснуться к чуду жизни?       Он настолько ошеломлён, что она, не дождавшись ответа, сама берёт его за руку и кладёт её на свой выпирающий живот. На самом деле, Вал едва ходит — так тяжело ей носить детей, — но лицо Риддла несомненно стоило того, чтобы выползти сегодня в Блэк-мэнор.       Странно, что она не заподозрила неладное уже в тот момент, когда Альфард начал говорить, что без неё хорошего приёма не выйдет… Видимо, беременность совершенно отбила ей аврорский нюх.       — Их там двое, — улыбается она в тёмные глаза Риддла. — Сириус и Кассиопея. И они сделают меня самой счастливой женщиной на свете.       Он не отдергивает руку. Впервые в жизни она видит, как он заворожен каким-то ощущением. Вальбурга сдвигает его пальцы, и в этот момент кто-то из разбушевавшихся детей пинает её изнутри.       Риддл снова меняется в лице. Вальбурга внутренне хихикает — ей ужасно нравится наблюдать за ним.       — Поздравляю, Вал, — всё же выдыхает он. — Ты добилась своего… Но не хочешь ли присесть?       Он видит, что ей тяжело, и потому удивительно ласков. Они отходят от людей вглубь Блэк-мэнора, садятся в одной из гостиных в слизеринских цветах.       — Куда ты пропал так надолго, Том? — спрашивает она. — Мне казалось, в прошлый раз ты что-то говорил про амбиции?..       Риддл фыркает. А потом закатывает глаза — теперь он выглядит нормально, а не как восставшее из кошмара чудовище.       — Амбиции… Что мне до них теперь, — цедит он, и она заинтригованно приподнимает бровь.       Он тяжело смотрит на неё и говорит:       — Помнишь, однажды я хвалился, что достал бы для тебя Луну с неба? Так вот… Неделю назад маглы, чертовы грязные маглы, достали её.       Вальбурга давненько не видела Риддла в настолько мерзком настроении.       — Какое же тебе дело до маглов и их отношений с Луной?       — Мне? — взбеленился он, и в его голосе пышным цветом расцвёл сарказм. — Понимаешь ли, Вал, я изучаю магию и тёмные искусства, чтобы быть самым сильным, самым могущественным, самым умным… А тут — маглы. Маглы, отправляющие в космос искусственные спутники. Маглы, фотографирующие обратную сторону Луны.       Он смотрит в пол и на его лице отражаются столь же противоречивые эмоции, как и от прикосновения к её животу.       — Теперь мне постоянно кажется, что я идиот и чего-то не понимаю в мире. Как? Как они смогли?       Он качает головой.       — Знаешь, я заинтересовался этой темой ещё два года назад, когда они запустили первый спутник на орбиту. Потому что маглы могут, а волшебники — нет. Маглы могут, а я — нет.       Вальбурга не совсем понимает, почему Риддла так заело на маглах, его ведь раньше интересовала исключительно политика... И он настолько увлечён сейчас, что даже забыл пару раз уколоть её своим сарказмом для профилактики. Но, кажется, всё дело в уязвлённой гордыне. И потому в её вопросе звучит лёгкая ирония:       — И что же, тёмный маг, проводишь теперь над маглами наитемнейшие ритуалы?       Он смеётся как-то особенно злобно, и она понимает с какой-то жутковатой аврорской хладнокровностью — проводит.       Разбушевавшиеся дети внутри испуганно замирают, словно чувствуют настроение матери. А Риддл усмехается:       — Что такое? Неужели хочешь меня арестовать, Вал?       Вальбурга качает головой и нежно гладит живот, словно пытается успокоить и себя, и ждущих своего часа детей.       — Нет, что ты. Куда мне, — она возвращает ему усмешку. — Я теперь года три минимум буду сидеть на скамейке запасных… Мне не до ловли тёмных магов, — она хмыкает и пару раз легонько хлопает по животу. — Хотя, как посмотреть? Может, двух будущих тёмных магов я уже поймала?       Она продолжает поглаживать живот и замечает, как странно Риддл смотрит на неё.       — Ты так улыбаешься, Вал, — тихо отвечает он на её незаданный вопрос. — Я никогда не видел тебя такой счастливой. Это из-за Ориона или из-за…       Он скашивает взгляд на живот, словно не может произнести это слово. Словно не может поверить в то, что Вал, его Вал, беременна. И не от него, а от другого мужчины.       Вальбурга пристально смотрит на Риддла. Она видит, как его раздражает сам факт существования Ориона. И отвечает:       — Всего понемногу, Том.       У них очень странные отношения. Вальбурга отчётливо видит: Риддл в каком-то мучительном кризисе, его мотает из стороны сторону. Когда он аппарировал с Гриммо 12 два года назад, он презирал её. Он был уверен, что больше никогда не захочет её… Но вот, счастливая и прекрасная, Вал снова перед ним, и становится очевидно — теперь он снова хочет. Сильно, как никогда раньше.       И его вопрос звучит, словно невзначай:       — А какая конфигурация у твоего проклятья? Может, можно его попробовать снять?       Но Вал качает головой.       — С чего ты вообще взял, что я хочу его снимать?..       Ей не нравится вновь ступать на эту территорию полутонов, где они способны только мучить друг друга. Вальбурга хотела бы сказать, что именно из-за Риддла она восстала из пепла, именно из-за него она дала Ориону шанс, именно потому решилась… Но не может.       Она может только мучить Тома Риддла. Мучить себя.       — А если я убью его? — он почти мурлычет. — Проклятье спадёт?       Вальбурга смеётся, будто Риддл не предложил только что избавиться от Ориона каким-нибудь особо мерзким способом, и качает головой:       — Нет, не спадёт. Тебе придётся подождать меня семнадцать лет… Раньше никак не выйдет.       Том цокает языком, будто это всё шутка, однако Вальбургу не обмануть. Он снова, как до произошедшего на Гриммо, очарован ею. Хочет её общества.       И отвергает его.       Но Вал спрашивает, чтобы убедиться окончательно:       — Придёшь к нам на торжество? Роды будут в первых числах ноября, а через неделю-две мы соберём большой праздник здесь же. Придёшь?       Риддл ожидаемо качает головой.       — Я занят. И ты должна понимать теперь, чем.       По загривку Вальбурги снова идут мурашки. Она никогда не интересовалась даже, в насколько тёмных искусствах завяз Альфард, а про Риддла она хотела знать ещё меньше. Возможно, поэтому в её вымученной шутке осталось слишком мало шутки:       — Много жертв украл? Надеюсь, хотя бы меньше сотни?       А Том Риддл смотрит на неё цепкими чёрными глазами и отвечает неожиданно честно:       — Ты удивишься, Вал… Но куда больше тысячи.       Его губы кривятся в холодной усмешке. И Вальбурга понимает, почему она ничего не хочет знать о Риддле. Она хочет оставаться в наивной иллюзии, что мир добр и прекрасен, особенно сейчас, когда она так счастлива. Она хочет верить, что Том — та ещё заноза, но уж точно не маньяк-убийца, готовый идти по головам ради амбиций и всемогущества.       Она хочет видеть, как он со странной тоской и ревностью смотрит на её живот. Снова тянет к нему худую руку, уже без спроса, закрывает глаза и чувствует её детей, которым внутри с каждым днём становится всё теснее. Она хочет смотреть на этого Тома вечно и представлять, что было бы, умей он любить так, как Вал этого хочет.       — Можно? — спрашивает он, сворачивая с неудобной темы, и кивает на живот. Она согласно прикрывает глаза и наблюдает сквозь ресницы, как Риддл наклоняется и ложится ухом на её живот.       — Это восхитительно, Вал, — он отстраняется, и в его голосе звучит ирония: — Теперь мне ещё больше кажется, что я идиот.       Риддл берёт руку Вальбурги, целует её и говорит то, из-за чего её сердце сладко замирает:       — Будь счастлива, Вал. Уж точно не мне судить тебя за этот выбор.