Место девочки — в политике

Орион Блэк

      В первых числах ноября семьдесят четвёртого исполнилось три года с тех пор, как Орион и Вальбурга начали отношения с чистого листа. И это были три самых лучших года их совместной жизни.       Орион смотрел назад и думал, почему всё сразу не могло получиться. Как так вышло, что понадобилось сорок пять лет, чтобы он вырос, повзрослел и понял себя? Почему он сразу не мог всё сделать правильно, с первой попытки?       Но потом он смотрел на свою Вал, на детей, на старших Блэков. Вспоминал Ликориса и Регулуса… И грустно усмехался — да разве ж могло хоть что-то сложиться иначе?..       У него был выбор, но Орион всё же сделал предложение именно ей, своей Вал. Он с самого начала должен был понимать, что просто никогда не будет. Ведь чем идеальнее фасад, тем ужаснее и тяжелее то, что человек скрывает за ним.       Как и Орион, Вальбурга тоже лишь казалась идеальной. Она выглядела, как королева, разговаривала с окружающими, как королева, и строила интриги, как королева. Она знала, чего хочет, и порой с пугающей эффективностью выкручивала руки окружающим, чтобы добиться желаемого.       Не нужно было быть гением, чтобы предположить, что, когда жизнь запрёт её в четырёх стенах на Гриммо 12, она тут же начнёт перекраивать всех на свой лад, не считаясь с чувствами: вначале Ориона, а потом и детей. Но он не понял, не предугадал. Ему понадобилось семнадцать лет, грубое вмешательство Кас в их отношения и выход Вальбурги на работу, чтобы понять простую истину.       Люди — не идеальны. И никогда не будут.       Орион прекрасно помнил, с чего началось разрушение их брака — они начали отдаляться сразу же после рождения Регулуса.       Их разделил эгоизм. И дети.       Первые роды Вальбурги пришлись на момент, когда Орион был в отъезде по работе — и он бы понял, если бы именно тогда между ними что-то надломилось. Ведь их отношения с самого начала были такие хрупкие, такие неустойчивые… И потому Орион совсем не удивился, когда, вернувшись из командировки, вместо ласкового приветствия получил тихий угрожающий шёпот на ухо:       — Если я снова забеременею и во время родов ты не будешь держать меня за руку, я тебя прокляну так, что ты будешь ссать исключительно кровью до конца своих недолгих дней. Ты меня понял, Орион?..       Этот ошибочный выбор она припоминала ему ещё полгода при каждом удобном случае. Ведь он между семьёй, которую так хотел, и работой почему-то выбрал работу.       И всё же ни к чему плохому это не привело. За ежедневными хлопотами эта обида постепенно выветрилась. А Вальбурга пусть и оставила аврорат из-за беременности, но зато часто выходила в свет. И любви к детям в ней вспыхнуло столько, что, казалось, она стала самой яркой звездой на небосклоне Блэков.       А потом она забеременела второй раз — слишком быстро. Орион помнил, как задумчива она была, когда узнала. И как спросила его однажды, когда он сидел в гостиной за газетой:       — А когда жить-то? Я думала, через год-два уже вернусь…       Он не услышал тогда. Не понял, что это был крик о помощи. Что Вальбурге, как и ему, важна работа, она горит ей. А Гриммо 12 может Вальбургу только задушить.       Орион убедил её, что всё в порядке, что в этот раз всё будет идеальнее некуда. И постарался это обещание выполнить. Держал её за руку в больнице Святого Мунго — он до сих пор помнил пальцы Вал, впивающиеся до синяков, — и даже взял отпуск, чтобы помочь с детьми.       Но это не помогло.       — Почему я? — спрашивала Вальбурга потолок своей комнаты, когда бесконечные слёзы катились из её глаз. — Почему я должна этим заниматься?.. Моя жизнь проходит мимо.       Она часто целыми днями спала, просыпаясь только от плача Регулуса. А когда две недели отпуска прошли, стала абсолютно невыносимой. Вся её злоба, воспитанная родителями и Сириусом, крепко запертая внутри, вырвалась наружу.       Снова.       Но одно дело, когда ей было двадцать восемь и Орион едва начал серьёзно ухаживать за ней. Тогда Вальбурга сама пошла ему навстречу: оплакивала Сириуса, злилась на родителей и братьев, на мерзкого Тома Риддла… И совсем другое — когда после рождения Регулуса весь мир стал причиной её злобы, её неидеальной жизни. И когда Орион, пытавшийся помочь из всех своих ничтожных сил, тоже попал в список тех, кто эту жизнь разрушил.       — Уходи с работы, — шипела Вальбурга во время очередной ссоры. — Почему я должна жертвовать всем ради семьи, а ты нет?       — Но ты же вернёшься, Вал, — пытался увещевать он. — К тому же, ты женщина, ты мать! Ты нужна детям больше!       — От ежедневной аппарации молоко не киснет, — холодно цедила она, злясь ещё сильнее. — Ты мог бы быть с ними. Или не так уж сильно ты и хотел семью? Каков же ты лжец, Орион.       — Я не смогу вернуться, в отличие от тебя! — шипел он, выведенный из себя. — Ты просишь невозможного! Ты просишь меня пожертвовать собой!       — А я? — голос её дрожал. — Я собой не пожертвовала?..       Они кричали, хлопали дверями, пугая детей, и потому-то Ориону так легко было снова увлечься Алайной и оправдывать себя тем, что Вальбурга — неблагодарная жестокая сука. Но это, конечно же, была неправда.       Неблагодарным кобелём был он сам.       Орион с самого начала знал, что у Вальбурги слишком много ожиданий — зачастую завышенных — к себе, миру и людям вокруг. Он когда-то даже по-доброму иронизировал над этим, думая, что сам грехом гордыни не запятнан… И потому всеми силами не замечал, что у него тоже есть ожидания.       Ему казалось, что происходящее вне Гриммо 12 его интересует разве что в исследовательских целях: кто у власти, сколько у кого денег, как правильно жить. Ведь Орион и про себя-то не знал, что это такое — жить правильно, так как он мог решать это за других?..       Но на практике оказалось, что его ожидания касались не мира — семьи.       На идеальной картинке был он, она и дети. Все счастливые, улыбающиеся и довольные жизнью. Ведь с чего бы быть недовольным, если ты — часть огромного, богатейшего рода?..       Однако дети — это ещё более неидеальные и непредсказуемые существа, чем взрослые. Никто не предупреждал о бессоннице, вызванной их криками. Никто не предупреждал, что светящаяся от удовольствия первые два года Вал превратится в шипящую змею, сутками лежащую на кровати — и не пускающую к себе в душу. А он не найдёт нужных слов и начнёт плеваться ядом в ответ, медленно превращаясь в того, кто сам себе отвратителен.       Впрочем, он ведь всегда был трусом. Именно поэтому он не ушёл с Алайной в своё время. И поэтому же вместо того, чтобы упорствовать, попытаться понять Вальбургу, он сдался. Сбежал к своей славной Айн, с которой ссориться было практически невозможно. И в то же время остался с Вал.       Повис над бездной, пока Кассиопея не столкнула его в пропасть.       Всё сложилось: вино искренности, долгие годы раздумий и Алайна, рядом с которой он понял, каково это — быть в нормальных отношениях. Если бы не это, не хватило бы и всей жизни, чтобы он попытался исправить ошибки прошлого. Чтобы он, осознав всю неидеальность людей, наконец, понял, в чём всегда хотел быть идеален сам — в отношениях. И попытался стать таким.       Чтобы он, наконец, вместо упрёков — "я так много для тебя сделал!" — извинился. А потом спросил:       — Чего ты хочешь? Почему тебе больно? Чем я могу помочь?       И с удивлением выяснил, что именно этого от него и ждали уже долгие годы.       Доброты, участия, терпения.       Орион наизусть выучил этот урок. А Вальбурга преподала ему ещё один, неочевидный: если человек не идёт навстречу, ты будешь бежать за ним всю жизнь со своей помощью, но никогда его не достигнешь.       Так что теперь Орион, может, и продолжал теряться на приёмах или в кабинете Блэк-мэнора, но зато точно знал, что надо сказать, когда близкому человеку плохо. Какой совет дать, если супруга приходит к тебе и взволнованно говорит, что не уверена, сможет ли выйти на работу снова. Как правильно поддержать, если твоя дочь влюбилась в того, кого не следует любить.       А не это ли самое главное — научиться, наконец, выражать словами то, что другие выразить не в силах?..       Даже пусть это никогда не будет идеально.       Через неделю после разговора с вином искренности Орион проснулся раньше Вальбурги и спустился на кухню, где уже вовсю хозяйничал Кричер. Эльф с удивлением посмотрел на него и проскрежетал:       — Доброе утро, хозяин. Вам завтрак? Чего-то особенного хотите?       Но Орион покачал головой и улыбнулся.       — Я хочу приготовить для Вальбурги кофе. Достань всё необходимое.       Глаза домового эльфа увлажнились. Он прекрасно помнил, как всё было в самом начале, когда Орион только переехал на Гриммо 12 и ухаживал за его любимой хозяйкой. Как она смеялась.       Эльф радостно закивал и принялся с воодушевлением помогать. Орион то и дело хихикал над его неуклюжестью и смущением — будто ухаживать собрался сам Кричер.       Это было самое весёлое и радостное утро за последние лет десять.       На следующий день он завязал Вальбурге глаза и сжал в руке порт-ключ. В несколько переходов они перенеслись на остров в Тихом океане, на котором совсем не было людей. Одни только птицы, песок и разбивающиеся о берег волны — идеальное место, чтобы кричать во весь голос о том, что боялся сказать раньше. Или шептать.       — Мы здесь на две недели, — сказал он, опасаясь смотреть на неё. — Я взял отпуск, чтобы провести его только с тобой. Нам очень многое надо обсудить… — он проглотил свой страх и неуверенно спросил: — Тебе нравится?       Вальбурга отвернулась. Он вначале не понял, почему, но потом она тихо сказала:       — Мы были только один раз на море, Орион. Почему только один?..       Он услышал, что она плачет. И он знал, почему. Их первое и единственное путешествие было по Италии, ещё до рождения Сириуса и Кассиопеи. Он тогда сделал ей предложение… Сейчас то путешествие ощущалось, словно из другой жизни, словно оно произошло не с ними.       Сердце Ориона сжалось. Он взял Вальбургу за руку, встал перед ней на колени, как в далёком прошлом… И сказал:       — Давай по-настоящему начнём всё с начала, Вал. Я расскажу тебе совершенно всё, с самого начала… А ты — мне. И мы снова научимся доверять друг другу.       Вместе.