Место девочки — в политике

Орион Блэк

      В ресторане у Ориона получилось пристальней вглядеться в своего провожатого. У старика-латиноса были чёрные волосы с импозантной проседью на висках. Он то и дело весело улыбался, словно в меню водились не названия блюд, а искромётные шутки.       Время, как умелый скульптор, выточило в сеточке морщин у его глаз и тонкогубого рта доказательства того, что всю жизнь старик старался быть весьма приятным, добродушным человеком. Но Орион прекрасно знал, что внешность обманчива. Особенно, когда речь заходит о невыразимцах.       Поэтому он просто наблюдал. Дьявол — он всегда в деталях.       Когда к ним подошёл слегка сонный официант, Доркас с лёгким испанским акцентом протараторил свой заказ. И протянул ему меню — левой рукой. А когда принесли еду и напитки, он, слегка пригубив чаю, взялся за ложку — тоже левой. Занятый уничтожением овсянки и вежливо-пустым разговором с официантом, путешественник совершенно не скрывал ведущую руку.       Вот так и попадаются даже самые умелые и опытные.       — Вы всегда так молчаливы? — Медоуз расслабленно откинулся на стуле с чашкой чая в руках и, наконец, посмотрел на Ориона. Тот дожёвывал последний кусок политых сиропом вафель и насмешливо рассматривал тёмные, мозолистые руки путешественника.       — Всегда, — кивнул Орион, поднимая взгляд к дружелюбным, искрящимся глазам Доркаса. — Ведь согласитесь, "чем продолжительней молчанье, тем удивительнее речь"... Думаю, эта фраза могла бы даже стать моим девизом.       Медоуз усмехнулся, одобряя цитату из малоизвестного русского стихотворения. Вернувшийся официант поставил перед Орионом чашку свежесваренного кофе и забрал опустошённые тарелки.       — К тому же я не думал, что вы так скоро будете в настроении отвечать на мои вопросы, — продолжил Орион. — Ночью вы были весьма… агрессивны. И я решил дождаться первого шага с вашей стороны. Но, видимо, не судьба.       Брови латиноса удивлённо приподнялись. Это даже слегка раздражало — Медоуз будто принимал его за желторотого юнца, неспособного сложить два и два.       — Не припоминаю, чтобы мы ранее встречались…       — Вы левша, — Орион приподнял чашку кофе и с удовольствием вдохнул аромат. — Я мог бы понять, будь левшами двое путешественников подряд, но трое? — он покачал головой. — Какова вероятность этого события, одна сотая? Я за год не встречаю столько левшей, сколько встретил за прошедшие двенадцать часов.       На лице старика не дрогнул ни один мускул. Прекрасное самообладание.       — А ещё вы женщина.       В чашке путешественника пронзительно звякнула ложечка. Медоуз облизнул губы, и его старческое лицо собралось складками, словно на череп натянули не слишком подходящую ему кожу.       — Вы скрывали походку только в мужских обличиях, то стремительно сбегая от меня, то намеренно следя за каждым шагом, словно шли не по лестнице и ресторану, а по минному полю, — Орион улыбнулся. — А в женском, несмотря на мою назойливость, вы чувствовали себя весьма уверенно. Вы явно предпочитаете это обличье, привыкли к иному центру тяжести в теле. К лучшей устойчивости на ногах — очень полезно в нашей с вами профессии…       Орион сделал глоток и замер, наслаждаясь вкусом.       — Полагаю, вы используете большое трансфигурационное зелье?       Уголок губы старика слегка дёрнулся, но путешественник тут же взял себя в руки. Орион сощурился, ступая на совсем уж зыбкую почву.       — Ведь ко всему уже сказанному, вы ещё и сикарий. И если судить по книгам, — мой личный сикарий. Я стал слишком опасен. Раньше мой талант можно было обуздать, но теперь я в этом не так уверен. И вы здесь как раз на тот случай, если я вдруг решу, что мне больше не по пути с Праматерью, — последние слова дались Ориону с трудом: слишком уж святотатственную мысль он озвучил. — Не совсем понимаю, правда, почему у вас маховик, но во всех остальных своих догадках я практически уверен… — он пытливо посмотрел на путешественника. — Что скажете?       Доркас медленно опустил кружку с горячим чаем. А потом на его плохо сидящее бесстрастное лицо снова выползла улыбка, но теперь Ориону даже в голову не пришло бы назвать её дружелюбной.       — Вы правы, обычно сикарии не совмещают убийства и прыжки во времени. Но в каждом правиле есть исключения, — старик сцепил руки в замок, превращаясь из доброго дедушки в дьявола. — Например, приезжаешь в глухое село, куда бежал нарушитель Статута… И узнаёшь, что тот подался в леса — какая досада! — голос Доркаса стал вкрадчивым. — Но зачем волочиться за ним по кустам, словно жалкий магл, если можно вернуться в прошлое, встретить его у края леса и похоронить дурака под ближайшим деревом? И никаких временных парадоксов, сплошная рутина.       Если Доркас хотел впечатлить Ориона, то у него не получилось. Орион был точно таким же хладнокровным чудовищем — в сикарии других просто не брали.       И сейчас он делал то же самое, что и Доркас — пытался прощупать противника. Узнать, насколько он силён и что он сделает, если Орион решит стать отступником.       Не из праздного любопытства. А так, на всякий случай.       — То же самое касается и закрытых гостиничных номеров? — Орион повёл бровью. — Там ведь легко избежать временных парадоксов?       — Всё верно. И пустых коридоров, — Медоуз окинул Ориона одобрительным взглядом. — Даже жаль, что вы не сможете совмещать ваш новый дар с прежней профессией. Пророк-сикарий… Даже звучит страшно.       — Думаете?       — Знаю.       Путешественник, явно завершая разговор, окликнул официанта, чтобы им принесли счёт… Однако Орион не собирался так легко отпускать его.       Он допил свой кофе и перевернул чашку на блюдце, пока путешественник расплачивался. Собравшийся уже подняться Медоуз обернулся и вздрогнул, явно не ожидая такой прыти от Ориона. В чёрных глазах путешественника вспыхнул первобытный ужас. Он словно не знал, что ему хотелось больше: то ли плеснуть в новорождённого пророка остатками своего чая, то ли убить здесь же, на месте.       Орион миролюбиво улыбнулся и поставил чашку рядом с путешественником.       — Не бойтесь, Доркас, я не собираюсь никуда бежать… Лучше погадайте мне. Уверен, вы умеете это делать, госпожа пророк-сикарий.       Ужас в тёмных глазах превратился в отвращение, а потом — в гнев. Но не в полыхающий, а в холодный, промораживающий до самых костей. Даже не взглянув в сторону чашки, Медоуз, словно случайно, смахнул её на пол.       Дорогой фарфор разбился вместе с бесполезными попытками Ориона не то подобрать ключ к сердцу своей наставницы, не то расшатать её самообладание.       — Прочтите книгу до конца, мистер Линделл, чтобы понять, насколько вы ошиблись в своём предположении… — с лживым добродушием улыбнулся старик. — Встретимся в полдень.       В этот раз местом для чтения Орион избрал кровать. Его ждало очередное "увлекательное" путешествие в мир пророчеств и прыжков во времени.       "Ликвидация пророчеств. Том 3. Уменьшение урона.       Предисловие. Пророчество известно всем       Глава 1. Вы квэзитор.       Глава 2. Вы нарратор".       Орион пропустил начало, так как догадывался, что в нём будет расширенная версия инструкций из пятой главы, но уже адаптированная под тех, кто будет бороться с пророчеством. Квэзиторы начнут выдумывать максимально творческие и нестандартные пути для безболезненной реализации пророчества, а нарраторы — рассказывать сказки квэзиторов в газетах, на радио и даже по телевидению маглов…       Либо уничтожить новорождённое пророчество, либо мягко исполнить его как можно скорее — иного не дано.       "Глава 3. Формы пророчеств.       ...в массовом сознании закрепилось мнение, что существуют истинные пророчества, которые якобы обязательно сопровождаются потерей памяти у пророка. Это удобная ложь, распространяемая квэзиторами. Все пророчества — истинные, даже безобидные гадания на всплывших чаинках, отвечающие только на вопросы "да" и "нет". Нужно лишь, чтобы их читал умеющий это делать пророк. И потому так важно преподавать прорицания в школах и находить подростков с даром ещё до его раскрытия. Таких подростков отличает хорошая фантазия и предрасположенность читать знаки. Только раннее взятие под контроль подобных детей способно уменьшить вред, который они способны невольно нанести миру и обществу силой своих желаний…"       Удивительное дело — в Хогвартсе Ориону никогда не давались пророчества. И уж точно он не считал свою фантазию хорошей. Ему всегда нравились книги, но в те времена он больше читал о магии или о крайне практических вещах, а художественную литературу распробовал только после школы.       Как-то раз даже прорицательница, преподававшая у него на третьем и четвёртом курсах, обозвала его ограниченным. В тот день он не выспался, был в крайне дурном настроении и в кофейных потёках не смог увидеть ничего, кроме потёков.       В ответ Орион огрызнулся, что ограниченная тут только она, потому что пророчества никому не помогут устроиться в жизни или удовлетворить жажду власти — в общем, добиться всего того, что ценят слизеринцы. А эта безумная женщина лишь хрипло расхохоталась, будто услышала лучшую шутку в своей жизни.       Тогда Орион не осознавал насколько легендарной она была, Кассандра Сибилла Пандора Трелони. А ведь именно ей принадлежали предсказания и о революции в царской России, и о падении Гриндевальда…       Орион как сейчас помнил светлые волосы и печальные голубые глаза профессора. Но только сейчас он понял, что эта удивительная женщина определённо знала, о чём говорила, и что у неё было прекрасное чувство юмора.       Самой лучшей её шуткой Орион считал тот случай, когда она напророчила, что умрёт в полдень, а потом успешно сбросилась с астрономической башни.       "Глава 4. Сила пророчеств.       Пророчество всегда сбывается дословно. Свидетелю может показаться, что оно размыто и непонятно, но чаще всего такая формулировка требуется как раз для того, чтобы предсказание успело войти в силу и захватить как можно больше жертв. Если успеть уничтожить пророчество до его распространения, есть огромная вероятность, что оно никогда не сбудется.       …никто не знает, что первично — пророчество или ситуация, которая предшествует его появлению. Есть задокументированные случаи, когда ради эксперимента выпускали в мир пророчество, сделанное сто лет назад, и оно сбывалось, хотя считается, что смерть предсказателя уничтожает все сделанные им пророчества. Возможно, дело в силе, напитывающей предсказание, но узнать это не представляется возможным…       …большинство пророков умирают молодыми от рук сикариев, так как соблазн использовать пророчества ради своего и общего блага слишком велик…"       Внезапно Орион осознал, что буквы расплываются перед глазами. Звёздное небо, которое он пытался забыть, могучей волной заполнило комнату и захлестнуло его с головой. Кто-то закричал, и крик вернулся к нему, отразившись от стен. Внутри забурлил огонь, резко пересохло во рту. Ринувшись к окну, Орион распахнул его, пытаясь вдохнуть…       Но лишь закашлялся от бензинового хода времени и кроваво-электрических облаков, расцарапавших горло.       "Глава 5. Способы обмана пророчеств.       Глава 6. Эволюция пророчеств.       Послесловие. Разбор ошибок".       Читать оставалось совсем немного, но Орион не хотел больше притрагиваться к проклятой книге. Его голубой огонь стал пищей звёзд. Его пламя отныне неспособно сидеть в заточении, оно обязательно будет выплёскиваться наружу, питая пророчество снова и снова…       Орион выл в подушку, чтобы хоть немного заглушить шепчущие о звёздах голоса в голове. Орион ненавидел свою семью, своих женщин и Детлефа, загнавших его в эту западню.       Простой сон вдруг стал таким же чудовищем, как и он сам.       Вернувшаяся к полудню Доркас, лица которой Орион в этот раз совсем не запомнил, помогла по всем инструкциям уничтожить предсказание.       — А чего ты ожидал? Прыжки во времени лишь усиливают дар пророка. Ты видишь гораздо больше, уточняешь своё предсказание… — саркастически фыркнула она, рассеянно гладя его, обессиленного, по волосам. — Зато теперь ты на своей шкуре понял, почему пророку-сикарию, даже если однажды такой и будет существовать, не позволят просто так прыгать во времени.       — Почему ты не могла сразу мне это рассказать? — просипел Орион. Горло нещадно саднило. — Зачем вообще заставлять меня проходить через это?       Доркас рассмеялась.       — Все нюансы того, почему следует избегать создания пророчеств, можно понять лишь на практике. Иначе однажды ты решишь поиграться и погибнешь, как и многие другие… Ты ведь хочешь жить, Орион? Конечно же, хочешь.       Она даже перестала притворяться, что не знает, как его зовут.       — Я всего лишь хочу ответы на свои вопросы… — голос почти не слушался.       — А я "всего лишь" хочу узнать, что было первым, курица или яйцо, — усмехнулась Доркас. — Есть вещи, над которыми мы не властны. Есть вопросы, на которые нет ответа. А есть проблемы, которые можно решить по-разному в зависимости от того, с какими вызовами мы встретимся на пути…       Она поднялась с кровати, посмотрела на наручные часы и приказала тоном, не терпящим возражений:       — Собирайся. Нам пора.       Следующие два месяца превратились в затяжной кошмар.       Сновидение о звёздах, его уничтожение. Завтрак с Доркас в обличии мужчины, книги и обед с ней же, но уже в обличии женщины. Снова книги, прыжок в очередной гостиничный номер и сон.       Иногда пророчество вспыхивало наяву, и всё остальное откладывалось. Орион в такие моменты ненавидел Доркас до зубовного скрежета. Это всё её вина, думал он. Это она заставляет его прыгать во времени, лишь увеличивая силу предсказания. И она никогда не отвечает на его вопросы прямо, не говорит, сколько ещё времени им понадобится продолжать. Заставляет его захлёбываться безысходностью звёзд.       Как Кассиопея могла сказать, что квэзитор — непыльная работа?.. Хотя, скорее всего, она понятия не имела, о чём говорила.       — Где первый том "Ликвидации пророчеств", Доркас? — процедил Орион, когда увидел ссылку на него в одной из книг. — Почему ты не дала его мне? Ты же мой наставник, почему ты сама постоянно вставляешь мне палки в колёса? Там ведь общая теория времени! Я должен был прочитать её в самом начале! Зачем это путешествие? Зачем мою жизнь превратили в ад одного дня?! Я не понимаю!       Она лишь рассмеялась в ответ на очередную его истерику.       — Настоящим наставником пророка может быть только время, Орион… Не книжки, не люди, только Время, — Доркас произнесла слово "Время" с тем же придыханием, с каким рассказывала о своих самых любимых командировках. — Я здесь только для того, чтобы ты познакомился с ним поближе… Даю тебе его столько, сколько потребуется!       И ушла, бросив на стол очередную тошнотворную книгу.       Ещё через месяц Орион внезапно осознал, что так больше продолжаться не может.       За пять минут до полудня Доркас в женском обличье впорхнула в комнату. Ужасно юная, вчерашняя школьница. Она любила такую внешность: слегка кукольную, хрупкую, чрезмерно женственную. Угольные волосы делали её светлую кожу ещё бледней. Голубое платье идеально подчёркивало огромные глаза такого же небесного оттенка.       Они перекинулись парой ничего не значащих фраз, собираясь на обед. Доркас рассмеялась какой-то шутке Ориона и доверчиво отвернулась. Она всегда шла первой, в любом обличьи.       И Орион впервые в своей жизни ударил женщину. Подло, со спины, светильником по затылку. Однако выучки сикария хватило, чтобы Доркас, прежде чем осесть на пол без сознания, буквально на одних рефлексах создала вокруг себя волну голой магии. Бурлящая сила отшвырнула всё вокруг путешественницы. Орион едва успел выставить щит, однако даже с ним его подхватило и с размаху впечатало в стену. А следом на пол полетел телевизор, разбрызгавший во все стороны осколки экрана.       В глазах на мгновение потемнело, но Орион выпрямился и встряхнулся, будто пёс. И, подхватив телевизор за шнур, вылетевший из розетки, медленно двинулся вперёд.       Руки не дрожали, когда провод захлестнул горло путешественницы. Не дрогнули они и тогда, когда Доркас внезапно распахнула глаза и, захрипев, забилась под ним.       Он просто хотел, чтобы всё это поскорее закончилось. Орион так ненавидел Детлефа, а оказалось, что и он сам не железный. Что и он всего лишь плоть и кровь, подвластные эмоциям.       Лишь когда огромные голубые глаза закатились, а тело Медоуз обмякло, внутри что-то дрогнуло. Орион отпустил провод и недоумённо посмотрел на тоненькую, словно тростинка, девушку под собой. На свои руки, всё же начавшие мелко подрагивать. Плохо слушающимися пальцами он нащупал пульс на хрупкой шее — слабый, но всё-таки он был. Значит, очнётся.       Орион поднялся и, пошатываясь, вышел в ванную, чтобы просто умыться, прийти в себя, но в итоге залез под ледяной душ прямо в одежде. Он простоял под ним не меньше получаса; в голове было абсолютно пусто, словно за прошедшие месяцы он истратил весь запас мыслей.       Когда он перестал чувствовать даже губы, а в голове завелась одинокая мысль о том, что, кажется, от переохлаждения Блэки не умирают, Орион перекрыл воду. И, хлюпая ботинками, вышел наружу.       Тело в голубом платье лежало на том же месте и в той же позе. Орион нахмурился: Доркас уже должна была очнуться… Может, стоило проверить её раньше? Может, стоило позвать на помощь?..       Он подошёл поближе и склонился над путешественницей. И застыл, словно поражённый Петрификусом. Его бесчувственное тело вспыхнуло огнём, он ощутил его целиком в один миг. Каждый сустав, каждую мышцу, каждый сантиметр кожи.       На полу лежала Викки. На белоснежной шее алел след от шнура, и цвет его был так похож на вспышку Круцио.       Все его внутренности, словно перемолотые безжалостной силой, собрались выплеснуться через рот. Орион зажмурился, покачнулся и упал спиной назад, распоров руки о расыпанные осколки. Ему хотелось кричать, но наружу вырвался лишь полузадушенный всхлип.       Неужели снова пророчество? Неужели его кошмар вновь прорвался в реальность? Или он всё ещё спит, разрывая во сне простыни, не в силах проснуться?..       Однако шла минута, другая, а он всё никак не просыпался. Его отчаянно бьющееся сердце успокоилось, он открыл глаза… И заскрипел зубами.       Орион смотрел в незрячие глаза Алайны. Его светлой солнечной девочки. Её прекрасные золотые волосы разметались по полу. В голубом платье Доркас она была смертельно, убийственно прекрасна.       Кровавая полоса на её горле выглядела, словно изысканное ожерелье.       Орион ударил себя по щеке, уже не надеясь проснуться. Сон не уходил, а ведь это должен быть сон! Но где же тогда звёзды, обычно мучающие его, где они? Он никогда не хотел увидеть их настолько сильно. Уж лучше они, чем смотреть на любимых женщин, убитых его собственными руками.       Орион ударил ещё раз, хорошенько зажмурившись, а потом, не раскрывая глаз, медленно поднялся. Он поплёлся к выходу из номера, но сил совсем не осталось. Пальцы вцепились в косяк двери, позволив ему перевести дыхание. Взгляд упал на зеркало, висящее рядом…       Вначале он увидел себя: мокрого, болезненно перекошенного, но всё ещё себя. А потом разглядел и её.       Она зашевелилась, приподнялась на локти. Угольные волосы водопадом бесконечных кудрей обняли узкие плечи.       Орион обернулся, перестав дышать. Губы Вальбурги презрительно скривились, когда она увидела себя в зеркале — небесно голубое платье смотрелось на ней, словно выцветшая тряпка, но даже так она оставалась богиней.       Вал провела пальцами по горлу, на котором алело доказательство падения Ориона, а потом перевела взгляд полыхающих ночью глаз на него.       Она посмотрела на него, словно видела впервые, словно забыла его, и от этого стало так больно, что он рухнул к её ногам. И стоило его коленям встретиться с полом, на презрительно кривящихся губах Вальбурги расцвела нежная улыбка.       Она шагнула к нему, и её пальцы привычным властным жестом впились в его волосы на затылке. Она наклонилась, но вместо того, чтобы поцеловать, прошипела в губы:       — Зачем ты пытался убить меня, Орион?       Горло сковало от боли. Он никак не мог найти слов, чтобы ответить. Только когда холодную, мокрую рубашку на груди внезапно обожгло горячей влагой, Орион понял, почему.       Левая рука Вальбурги держала палочку, которая одним слитным жестом разрезала его шею. Блэковская густая кровь текла вниз, заливая всё вокруг. А лицо Вал мягко менялось, вновь становясь лицом юной брюнетки с голубыми глазами.       Метаморф. Морганов метаморф, которому не нужны никакие трансфигурационные и оборотные зелья. Как же он сразу не догадался?..       Так Орион впервые умер, глядя в ледяные глаза Доркас, полные наслаждения.