Место девочки — в политике

Орион Блэк

      Первое, что Орион почувствовал — её чудесные, предназначенные ему самой судьбой губы. Самые сладкие, самые желанные на свете. Они наполняли его жизнью и звали сбежать куда-то прочь из ласковых объятий Праматери.       Сердце, откликаясь на нежный зов, сделало первый несмелый удар. Любовь вспыхнула в вечной тьме маяком, и он жадно устремился к нему сквозь мёртвые воды. Свет озарил всё вокруг, заполнил болезненно сжатые лёгкие, и Ориону, наконец, удалось вдохнуть.       Мир нестерпимо ворвался в него: тиканьем часов, густым запахом крови и тонким, едва слышимым ароматом апельсинов… Кровь от сердца разошлась по венам, возвращая Ориону власть над собой. Он сжал и разжал кулаки, напряг ноги, и, наконец, ощутил тело целиком. Молодое, крепкое. Живое тело.       Клятва Невыразимца радостно билась в солнечном сплетении.       — Алайна… — прошептал Орион. — Моя славная Айн, побудь со мной ещё немного…       Он протянул дрожащие руки и, ощутив под пальцами обжигающе горячую кожу хрупкой шеи, скользнул по плечам, притягивая мираж к себе. Звонкий девичий смех, казалось, стал единственным доступным ему звуком, а губы вновь ощутили поцелуй.       Орион не знал, сколько прошло времени, прежде чем он нашёл в себе силы открыть глаза и удостовериться, что этот поцелуй — не сладкий сон. И Алайна оказалась самой настоящей, любимой и родной.       Длинные золотые волосы, струясь, обнимали их лица. Они скрывали мир вокруг и оставляли их наедине друг с другом. Орион смотрел в её голубые глаза и видел лишь бесконечную, неземную любовь, которую он ничем не заслужил. Которую он предал.       Они поссорились сразу после выпуска Алайны из Хогвартса. И вот прошло уже два года, как она, его светлая девочка, уехала в Америку, а они так и не поговорили, не выяснили отношения. На письма Айн не отвечала, а Орион, после трёх ничтожных попыток, сдался. Ведь это было так легко — забыть обо всём в постели Вальбурги.       — Это и в самом деле ты, — Ориона бросило в жар от сокрушительного чувства вины. — Милая моя, любимая. Я правда… Я…       Да уж... Простого "прости" здесь было явно недостаточно. И даже не ясно, кто именно должен извиняться!       Да, он сам — чертовски виноват. Он не смог принять Айн, не смог обуздать желания плоти. Он мучал её всю школу своими интрижками. Но правда также была и в том, что это Алайна, поклявшаяся быть с ним всегда, бросила его. Нарушила все договорённости и планы на будущее. Это она практически поставила ультиматум "или я, или твоя семья", прекрасно зная, что для него значит род Блэк.       Любовь, грусть, стыд, злость — всё это встало комком в горле, выступило слезами в уголках глаз, размывая и искажая её лицо.       — Тс-с-с… — она приложила ладошку к его губам. — Я знаю, Орион. Всё знаю. Я чувствую тоже самое. И совсем не хочу извиняться… Ведь мне, как и тебе — не за что.       Она отстранилась, и вслед за ней из Ориона потянулись и жизнь, и солнце, выворачивая его наизнанку. А на их место тут же хлынули привычные тоска и безысходность. И ужас — когда Орион увидел высокий потолок магловского гостиничного номера, теряющийся в вечерних тенях.       Он всё ещё находился в петле, медленно затягивающейся вокруг шеи. Ловушка времени, в которую он угодил — реальна. И Айн пусть и не призрак, не сладкая ночная грёза, но поцелуй её был исполнен неземной любовью вовсе не потому, что она хочет начать всё с начала.       Просто такова её работа — возвращать к жизни полезных Праматери людей.       — Неужели недостаточно того, что моя любовь способна пробудить тебя от вечного сна? — Айн насмешливо взглянула на него из-под ресниц, безошибочно угадав мысли Ориона. — С годами ты становишься всё более ненасытным…       Её глаза почти светились, будто в них горело полуденное солнце.       — Но я тоже ненасытна, и потому никогда тебя не отпущу, — она крепко сжала его пальцы. — Запомни, Орион, ничто не властно над нами — ни время, ни расстояние, ни другие люди. И пока жива я, будешь жив и ты.       Его солнечная Алайна изменилась, выросла, стала ещё сильнее. Из смешного утёнка она превратилась в прекрасного лебедя. Потеряла всю детскую робость и неловкость.       Она отправилась в тёплые страны вместе с перелётными птицами, чтобы найти себя, а Орион остался ждать её при птичьем дворе. Он лишь с тоской смотрел в ясные голубые небеса и потому совсем не изменился. Ему было хорошо среди породистых куриц, степенных уток и высокомерных индюков, где всё известно наперёд, всё так предсказуемо и понятно… Так что здесь не было места ей, а в небесах — ему.       — Ах, милый, тебе и не нужно меняться! Твоя сила — в постоянстве, — внезапно рассмеялась Алайна. — Птицы улетают, чтобы вернуться и построить семьи. Но ты ведь даже не птица! Ты — сторожевой пёс. Очаровательный кобель, от которого я совершенно без ума! — она легонько чмокнула в нос смутившегося Ориона. — Будет забавно взглянуть, какую семью ты сумеешь построить при таких-то данных…       Айн не владела легилименцией, но ей было подвластно кое-что иное — чувства. Они льнули к ней, словно дети к матери, и наперебой рассказывали всю правду, таящуюся в сердцах людей…       Ориону же не рассказывали ничего ни мысли, ни чувства. Но зато он слишком хорошо знал Алайну. Что бы она ни говорила, он видел правду в её глазах — осколках голубых небес, которые когда-то казались их общими.       И всё же, как бы грустно они ни расстались, в своём путешествии Алайна нашла не только себя, но и столь нужные им слова утешения. Так что теперь Орион знал: она вернётся. Пусть не навсегда, пусть на краткий миг — но они обязательно отразятся в расколотых небесах одновременно.       И в этот миг им будет хорошо.       Сам же Орион ни в одном языке не нашёл бы слов, чтобы выразить всю свою благодарность. Всю любовь. И поэтому он просто молча поднялся и снова обнял её.       Однако мир, который Орион так старательно игнорировал, всё ещё пах его собственной смертью, тёмной магией и густой блэковской кровью. На полу тускнела исцеляющая октограмма. Чуть в стороне, рядом с разбитым телевизором, валялась пара пустых пузырьков из-под кроветворного зелья. Им составляла компанию сброшенная белоснежная рубашка, и Орион хотел бы оказаться сейчас как можно дальше от её хозяина… Но взгляд дяди уже обжигал спину.       Орион тяжело вздохнул и обернулся — глупо оттягивать неизбежную встречу. И поперхнулся от картины, представшей перед ним.       Регулус, обнажённый по пояс, сидел на диване. На его плечах виднелись затянувшиеся бледные шрамы. Он по-хозяйски прижимал к себе Доркас, уткнувшуюся носом в его шею и, кажется, слегка задремавшую после душа — на ней вместо привычной мантии был белоснежный махровый халат.       Правая рука Регулуса покоилась на тонкой талии Доркас, а левая — на обнажённых ногах. Он словно собирался унести её на кровать, да так и застыл, опасаясь потревожить чуткий сон.       Дядя сощурился. Орион, зная, что Регулус обычно не в духе после ритуалов исцеления, тут же покрылся липким потом. Но, как оказалось, дядя злился вовсе не на него. Он снял руку с колен Доркас и довольно издевательски ткнул пальцем в её щёку. Голова путешественницы запрокинулась назад, нежные губы беззащитно приоткрылись…       Медоуз была без сознания. Похоже, Регулус незаметно проклял её, пока Айн увлеклась вначале воскрешением Ориона, а потом разговором… Но теперь Алайна, повернувшаяся следом, мгновенно оценила обстановку, резко вскинулась, выхватывая палочку — и замерла от неожиданности, когда Орион схватил её за запястья.       Голубые глаза распахнулись в немом удивлении, когда заклинание Регулуса едва заметно расцарапало щёку Алайны, погружая её в вечный сон. Орион подхватил обмякшую девушку и хмуро посмотрел на ухмыляющегося и очень довольного собой дядю.       — Какой же ты у меня понятливый, золотце, — похвалил он, направляя палочку на Алайну.       Он перенёс её на одно из кресел, а затем поднялся вместе с бесчувственной Доркас и устроил ту на диване. Бережно расправил тёмные волосы путешественницы, а руки сложил на груди — спящая красавица да и только.       Орион пожал плечами.       — Просто не хотел узнать, чем может закончится дуэль между некроманткой и тёмным магом.       Дядя ухмыльнулся ещё шире.       — А уж как я не хотел бы узнать!       Орион неодобрительно покачал головой. На его памяти Регулус проворачивал подобную шутку не в первый раз. Конечно же, он не желал зла ни одной из девушек, просто ему было лень придумывать более вежливый способ пообщаться тет-а-тет. Впрочем, Доркас тоже не баловала Ориона вежливостью всё это время.       Заслужила.       — Никогда не думал, что скажу это, но я почти завидую, — Регулус с явной неохотой оторвал шаловливые ручонки от Доркас. — Думал, роман с путешественницей — это уже удача, но личная некромантка… — дядя присвистнул. — Впрочем, детям же нужно превосходить родителей, верно?       Орион закатил глаза.       — Не думаю, "папочка", что мне удастся тебя превзойти, не уложив в постель хотя бы половину Британии…       Регулус издевательски поклонился.       — Официально разрешаю тебе использовать для этого маховик. Возможно, с ним ты даже управишься с этой задачей до моей безвременной кончины!       Регулус подошёл к хихикающему Ориону и, упав на пол рядом с ним, устало зевнул. А Орион, недолго думая, подвинулся поближе, чтобы соприкоснуться плечами и погреться в пламени дяди… Он успел соскучиться по нему. По его едва осязаемой, но такой необходимой поддержке.       — Ну что, поболтаем? — в голосе Регулуса сквозили деловитые нотки. — Хочу знать всё, что не подпадает под твою клятву. А то я ж помру от любопытства… Крайне интересно, знаешь ли, что вы тут творите!       Орион поморщился.       — А ты думаешь, Доркас мне хоть что-нибудь говорит? Только всё книжки заставляет читать и не выпускает из гостиничных номеров. Я так устал…       Орион замолчал, наслаждаясь знакомым с детства запахом полыни, казалось, пропитавшим Регулуса целиком. Он будто без всякого маховика вернулся в беззаботное прошлое, в те яркие летние дни, когда дядя выбирался из своих подвалов после экспериментов и пытался научить его летать.       Как же хорошо, что без тёмных магов невыразимцы — словно без рук, а Орион — Блэк. И что бы ни случилось, семья всегда будет рядом. Регулус будет рядом.       — Я повторяю свой день уже три месяца, — Орион пытливо посмотрел на дядю. — А ты?       — Сам взгляни!       Регулус лениво поднял руки вверх и растопырил пальцы. А Орион послушно закрыл глаза, позволяя магическому зрению явить сокрытое.       Белый мел заметался по чёрной доске, размечая руки Регулуса сотней заживших шрамов. Это было больше, чем обычно у него набиралось за пару-тройку лет. Дядя будто в Мунго на подработку устроился…       Орион чуть приподнялся и обернулся, отыскивая внутренним взором Алайну. После каждого воскрешения на кончиках её пальцев тоже оставался хорошо различимый в этом тёмном мире след. Обычно он исчезал в течение нескольких дней, но сейчас он полностью захватил её руки, дошёл до середины ключиц…       "А следов-то месяцев на три…" — подумалось Ориону. Он помнил, что воскрешение для некроманта возможно лишь раз в сутки. Следовательно, умирать ему предстояло ещё не меньше сотни раз.       Орион поёжился.       — Только, к сожалению, мы с тобой не в одной временной линии, — в глазах дяди блеснуло обычно не присущее ему сочувствие. — Между воскрешениями у тебя проходило больше времени, чем у нас. К тому же ты выпадал к нам в совершенно случайном порядке — то из прошлого, то из будущего… Петли, должно быть, просто сумасшедшие.       — И это вполне ожидаемо, — Орион хотел принять плохие новости с достоинством, но получилось только упасть обратно к Регулусу и по-детски уткнуться носом в его плечо. — Представляю, в каком ты восторге — постоянно подлечивать почившего меня, а потом сидеть запертым в трёх стенах…       — И трахать одну лишь Дору, — пробурчал Регулус. — Что может быть хуже?       Орион удивлённо поднял брови.       — Но… она же метаморф? Так много возможностей…       — Эй! Я вообще-то трахаю личность, а не тело! — до глубины души оскорбился дядя. — И к тому же это Доркас! Мне казалось, ты уже понял, что она такое… — он раздражённо цокнул языком. — Да ещё и эта твоя некромантка отказалась присоединиться, а ведь такая хорошенькая! Или она после тебя вообще ни с кем и у неё давненько внизу всё отсохло?       Орион ещё сильнее уткнулся лицом в обнажённое плечо дяди, заглушая рвущийся наружу смех. Было так забавно слушать Регулуса, скрывающего свою уязвлённую гордыню за иронией и шутками. Ведь как же, ему посмели отказать! Он что, зря такой красивый и могущественный?!       Регулусу неоткуда было знать то торнадо чувств, эмоций и наслаждений, что делят некроманты со своими партнёрами, призывая их из-за грани. Когда боль вроде бы нестерпима, но в то же время так экстатична, что хочется пасть ниц и в слезах восторга вознести молитвы Богине. Боль вспыхивает в голове, и ты впервые дышишь по-настоящему. И кто-то рядом делит всё с тобой — ведь вы существуете только друг для друга.       Это полное единство: с Любовью, со Смертью. И с Праматерью, если ты клялся ей в верности. После подобного опыта очень надолго становится не интересна простая земная любовь.       Но партнёру доступна лишь часть картины. Некроманты же не просто робко приникают к этому источнику. Они им живут. Потому-то секс для них — крохотный солнечный зайчик вместо знойного полуденного светила. Будь всё иначе, не было бы у них с Алайной никогда столько проблем.       Впрочем, дядя никогда и не узнает этого. Невыразимцы защищают секреты некромантов даже усерднее, чем тайны самого времени.       — А ты не думал, что просто твоё время прошло? И ты слегка староват для Алайны? — оскалился Орион. — Песок сыпется из разных мест, да и зуб даю, клинок твой уже затупился и не так охотно покидает ножны…       Регулус поперхнулся, не ожидав удара по самому дорогому.       — Готов спустить штаны и помериться письками прямо сейчас, — он хищно сощурился. — Будим девочек или сами справимся?..       Тишина стала почти осязаемой, а потом Орион не выдержал и заржал, как стадо фестралов, столкнувшееся с дементорами.       — Так что у вас с Дорой-то случилось? — спросил Регулус, когда Орион отдышался. — А то она мне обещала сюрприз… Ненавижу её сюрпризы.       Орион тяжело вздохнул, но ответить не успел. Дядя сцепил пальцы в замок на груди и манерно, совсем не похоже на Доркас, пропищал:       — "Дорогой! Тебя в самом конце ждёт такой сюрприз! Тебе о-о-очень понравится!" — Регулус нарочито захлопал ресницами, словно смущённая девица на выданье. А потом его лицо сморщилось, словно печённый кабачок. — И вот я выпадаю сюда вместе с твоей сладенькой некроманткой, а Дора стоит и довольно ухмыляется. Колени и платье в крови, на шее — красный след, будто она только что пару раз повесилась. А ты валяешься у её ног с перерезанным горлом, мертвее мёртвого… Вокруг всё разбросано, разбито, а эта сучка хохочет: "Сюрпри-и-из!"       Орион шумно втянул воздух, чтобы снова не заржать. В таком изложении это и правда звучало комично.       — А когда она тебе его обещала?       — Ой, да давненько, в самом начале ещё. Мы тебя тогда первый раз воскрешали, — Регулус расцепил руки и сладко потянулся. — А для вас, наоборот, это был самый конец… Ну, по крайней мере, так сказала Дора, прежде чем потащила тебя на экзамен.       Орион задумался. Несмотря на то, что книгу по теории времени наставница ему так и не дала, он и сам начал постепенно выстраивать правила использования маховика.       Время не любит парадоксы, и путешественник может поплатиться жизнью, если попытается изменить предначертанное. Но верно и обратное: путешественник внезапно не умрёт и не потерпит неудачу, если ему уже предначертан успех — и Регулус с Алайной, встретившись с будущим Орионом, создали это правило. А то, что он умирал несколько раз по пути… Так это ничего страшного! Ведь у него есть личная некромантка, готовая всё исправить.       Доркас запугивала Ориона страшными книжками и разговорами о судьбах пророков, но на деле с самого начала собиралась дотащить его до конца. Это намерение в совокупности с её безжалостными преподавательскими навыками и бесконечностью времени в запасе и создало самый безумный парадокс, который только можно представить.       Медоуз уже сейчас знала, что сделает последнюю смерть Ориона первой для Регулуса и Алайны — и так и случилось. Так что дальше всё тоже пойдёт именно так, как она запланировала.       Ориону было страшно от осознания масштабов этой петли. Как всё происходило бы, не будь у него человека, способного позвать его в мир живых? Смогла ли бы Доркас тогда создать для него такую петлю со стопроцентной гарантией на успех? Или Орион умер бы точно так же, как и остальные пророки, не сумев совладать с силой своего самого сокровенного желания?..       Сейчас, зачитав "Ликвидацию" до дыр, он слишком хорошо понимал, что такое пророчества.       "Ликвидация пророчеств. Том 3. Уменьшение урона.       Глава 6. Эволюция пророчеств.       ...Классическое (эдипово, самосбывающееся) пророчество — сбывается, если люди в него верят.       Обратное классическое пророчество (п. Кассандры-Олега, п. ложной безопасности) — сбывается, когда в него не верят или теряют веру в него.       Тёмное (ползучее, вирусное) пророчество — сбывается вне зависимости от того, верят в него или нет, или даже знают о нём или нет благодаря компоненту тёмной магии, превращающему пророчество в проклятие, которое распространяется по популяции подобно вирусу. После заражения оно заставляет людей действовать в интересах пророка…       ...когда у человечества появилась письменность и возможность фиксировать события, выяснилось, что теперь практически все пророчества — тёмные. И нет человека более опасного, чем пророк, использующий свой дар ради собственного блага".       Орион прекрасно осознавал свою опасность. Как и то, что умение предсказывать будущее тешит его самолюбие гораздо больше, чем синее пламя или навыки сикария. Ведь прорицания не только будоражили кровь своей неизведанностью и необузданностью. Они обещали почти божественную силу.       Внутри него пробудился любопытный ребёнок, бесшабашно пренебрегающий опасностью. Он зачитывался страшными книжками Доркас о путешественниках и пророках, но не очень-то им верил. С ним-то уж точно всё будет хорошо! И он никогда не использует свой дар во зло.       Честно-честно.       Орион много вспоминал свою школьную прорицательницу, Кассандру Трелони, и её предсказания. Они ведь закончились хорошо: Триединый погиб, а Гриндевальд оказался в заточении. Разве это не значит, что пророчества могут приносить не только вред, но и пользу?       Но когда он попытался робко обсудить это с наставницей, Доркас его просто высмеяла.       — Конечно. Эти пророчества и были произнесены, чтобы принести пользу. Но тебе стоит задуматься ещё и о том, какая цена была за них заплачена. Каждое из пророчеств Кассандры влекло за собой мировые войны, кровавые революции, смены режимов. Потрясения магического и магловского миров до основания.       Орион пытался с ней спорить, но она, словно издеваясь над ним, лишь приносила всё новые и новые книги. А он им не верил, не верил и ещё раз не верил.       Но одно дело — философские и этические вопросы применения пророчеств ради общего блага и последствия этих самонадеянных решений. И совсем другое, когда становишься участником временной петли, чья длина непредсказуемо велика.       Если Орион в среднем будет умирать раз в два дня, петля продолжится ещё шесть месяцев. Раз в три дня — девять. Но может ли он рассчитывать на столь "оптимистичные" прогнозы? Что Доркас, дементор её засоси, хочет вбить в голову своего "туповатого ученика" такой ценой?.. Чтобы у него даже мысли не возникало перечить странной и не очень логичной догме, что все пророчества — темны, ужасны и подлежат мгновенному уничтожению?