Место девочки — в политике

Вальбурга Блэк

      Вальбурге снились сны о настоящей, истинной любви, потерю которой она так и не смогла пережить. Ей снился человек, который глядел на неё из тени, преследовал каждую секунду, а она бежала, бежала от него — так же, как и он бежал от Вал когда-то, не желая принимать её помощь и любовь.       Он отпечатался в каждом жесте Вальбурги, в каждом слове… И если она когда-нибудь сумеет превозмочь свой страх и разобраться в себе, ей придётся обернуться. Беспристрастно вглядеться в себя, — и в него. И прочесть, наконец, то, что он оставил для неё в своих дневниках.       Наверное, он думал, что когда его не станет, эти записи смогут утешить Вальбургу, заткнуть дыру одиночества в её груди. Но за все эти годы Вальбурга так и не смогла даже пальцем к ним прикоснуться. Она наглухо заперла сердце и не пускала его внутрь — даже во снах.       Она оставалась одинокой и когда вышла замуж, и когда родила детей — в память о нём.       Но теперь Вальбурга позволила себе снова стать чьей-то, — вначале матерью Кассиопеи, а теперь и женой Ориона, — и он тут же пришёл к ней. Наверное, утром она проснётся в слезах от горького счастья и радостной боли, а пока…       А пока она снова будет с ним.       Её долгий сон начался с памятного вечера из далёкой бесшабашной юности. Тогда их с Орионом поймала Ирма… Это было и смешно, и грешно: в конце концов, не каждая мать решится прерывать дочь, когда та увлечённо делает минет своему любовнику. И тем более не каждая мать увидит в этом идеальную возможность побыстрее спихнуть дочь под венец!       Когда глупый разговор подошёл к концу и Орион с Ирмой покинули Гриммо, Вальбурга переместилась к столу. Она по-хозяйски села на угол и потянулась к тёмной деревянной шкатулке, в которой хранились главные богатства лорда Блэка: сигареты, сигары, самокрутки, — а также кое-что гораздо крепче и опаснее.       Того кабинета на четвёртом этаже больше не существовало — Орион переделал всё под себя, — но Вальбурга не пожелала его забывать. Все вещи Сириуса до сих пор хранились на Гриммо: она попросила Кричера точно воспроизвести эту комнату в подвале, где как раз нашлось подходящее помещение.       Сердце Вал с тех пор билось где-то там — в узловатых корнях дома её великих предков.       Шкатулка Сириуса тоже осталась стоять на столе. Вальбурга так и не посмела прикоснуться к ней со дня его смерти — даже когда её тело и разум выкручивало от боли и желания приглушить её хотя бы на мгновение.       Ни в одной другой вещи не таилось столько памяти, чувств, любви и разочарований.       Вальбурга вспомнила, как Сириус однажды пытался объяснить юным Блэкам, что с собой делать можно, а что — нет. И, конечно же, он достал оттуда наиубойнешую дрянь и закурил прямо перед ними.       — Дети, запомните: никогда не делайте как дед Сириус! Сядете с первой же затяжки! — и, нарушая собственный запрет, тут же смачно затянулся, выпуская из ноздрей лиловый дым.       Вальбурга тогда хохотала как сумасшедшая.       Только сейчас, вновь прикоснувшись к шкатулке, Вал поняла, что на самом деле заперла в этом ящике Пандоры: свой смех и умение радоваться жизни. А Кассиопея, упрямством пошедшая в мать, открыла её…       Или, точнее сказать, бросила в огонь. Сожгла дотла в горьком фиолетовом пламени.       Будь это не сон, Вальбурга бы расхохоталась. Но тело юной Вал, в котором она застряла, отказывалось подчиняться. Вал могла лишь наблюдать, вспоминать и осмысливать. И радоваться недолгой возможности вновь побыть рядом с ним.       Пальцы ухватили бумажный цилиндрик, преступно близкий к опасной секции — Сириус всегда отличался педантичностью в сортировке своей отравы, так что ориентироваться в её разновидностях было легко. Дождавшись, когда он чиркнул спичками, Вал чуть наклонилась вперёд, и концом зажатой в зубах сигареты коснулась огня. Нахально глядя в чёрные, насмешливые глаза, она глубоко вдохнула.       И вместе с едким дымом внутрь неё проникла и душа лорда Блэка. Горькая, искалеченная. Принадлежащая только ей одной.       Вальбурга с двенадцати лет перестала называть его дедушкой. Это было бы слишком нелепо. А уж теперь, когда они вот так сидели в наполняющимся дымом кабинете и медленно, но верно растворялись друг в друге…       В тёмных глазах Сириуса блеснула печаль.       — Он тебя любит, девочка.       — Ничего подобного!       Юная Вал выпрямилась и покачала головой. Ею двигало чистое упрямство, хотя дурочкой она не была и прекрасно осознавала, что, скорее всего, дела обстоят именно так.       — Он со мной спит и хочет думать, что любит.       — Именно с этого-то всё и начинается…       — Однако это не мешает ему снова и снова выбирать не меня! И он чуть не расстался со мной сегодня!       — Но не расстался же? — Сириус покачал головой. — На самом деле, он выбрал уже давно. И сегодня выбрал снова, когда не смог сопротивляться тебе. Просто ещё не понял этого.       Под его вечно насмешливым, всезнающим взглядом Вальбурга недовольно дёрнула плечом. Кипящее раздражение переливалось через край. Мало ей было пытавшегося сбежать Ориона, так теперь слишком уверенный в своих предположениях Сириус зачем-то вселяет в неё неприятную робкую надежду.       Но помимо раздражения она чувствовала и смутное облегчение. Она наконец-то смогла заговорить о своих самых потаённых чувствах — и попытаться понять, что за безумие происходит сейчас между ней и Орионом.       Только с Сириусом она могла обсуждать что-то настолько личное, ведь Сириус — это целый мир, мир, который принадлежит только ей. Мир, из которого она то и дело пыталась сбежать, хотя прекрасно знала, что никогда этого не сделает. Ведь он умрёт без неё, а она — без него.       Но вот он мёртв, а она здесь. Она не сошла за ним в могилу, позволила мерзкому Тому Риддлу удержать её на самом краю. А потом уже Кассиопея завершила начатое — и разрушила стены её склепа, вытащила её обратно в мир живых.       Почему, почему она всё ещё жива? Почему Орион всегда был для неё ориентиром на тёмных небесах, к которому она отчаянно тянулась — и посмела по-настоящему полюбить?       Наверное, потому что Сириус хотел для неё именно этого. Чтобы она жила. Чтобы она была счастлива.       Он выбрал Ориона для неё — и Вал отказывалась верить, что он ошибся.       В ответ на вопросительно поднятую бровь Вальбурги, указавшей на первую опасную секцию в шкатулке, Сириус покачал головой и поморщился. Вал бросила обеспокоенный взгляд на его пальцы. Они, беспрекословно слушавшиеся буквально пару секунд назад, теперь судорожно вцепились в подлокотник. Если не поторопиться, то кресло можно будет менять — из-за огромного количества ритуалов лорд Блэк даже спустя пятнадцать лет после завершения практики мог легко сломать его в щепы.       Вальбурга достала из шкатулки самую мерзкую дурь, на которую большинство садилось с первой дозы, небрежно раскурила от своей сигареты и подала ему. Первый вдох он, наклонившись, сделал с рук Вал, чиркнув лёгкой щетиной по костяшкам её пальцев.       И вместе с лиловым дымом он втянул в себя свой самый сильный наркотик — её горькую мятущуюся душу.       Пальцы Сириуса на подлокотнике расслабились, и нестерпимая боль в искалеченных ногах ушла. Когда в его глазах снова вспыхнула ехидная искорка, Вал продолжила прежнюю мысль:       — Орион хладнокровен, последователен и верен своему слову. Не знаю, где ты видишь сходство с собой.       — Ему девятнадцать, — парировал Сириус, будто это всё объясняло.       Вальбурга закатила глаза.       — То, что ты всё порывался сбежать с магловскими девками то после Дурмстранга, то после Хогвартса, вовсе не означает, что остальные не умеют думать головой. Орион, как оказалось, не настолько ведомый, — она улыбнулась. — В какой-то мере это делает ему честь.       Теперь хрипло фыркнул Сириус:       — Ты о нём слишком высокого мнения.       Смерив взглядом выкуренную лишь на треть сигару, он без всякого напоминания потушил её и вернул обратно в шкатулку. Вальбурга наблюдала за этим с щенячей радостью ребёнка, сумевшего заставить своего взрослого свернуть на верную дорожку.       И невольно любовалась тем, каким красивым рядом с ней он стал.       Сириус выглядел роскошно. Тёмная рубашка, короткая аккуратная стрижка и слегка загорелое от постоянных прогулок у моря лицо. Приятный запах одеколона, подчёркнутый горечью сигарет. Даже презрительные морщины между бровей не слишком портили его, ибо сочетались с радостными лучиками в уголках бездонных глаз. Одного взгляда на этого старого дьявола хватало ей, чтобы понимать, каким после семидесяти будет Регулус. Каким будет Орион.       Сириус мог бы выглядеть и лучше в свои годы — лет на сорок пять по магловским меркам, — но из-за букета вредных привычек и магической травмы он выглядел лет на десять старше. И всё же это было гораздо лучше, чем когда ей было тринадцать. Тогда он наконец-то начал её слушаться — после шести лет слёз, уговоров и шантажа.       Насколько вообще могла шантажировать взрослого тёмного мага маленькая девочка.