Главная площадь кажется уже родным местом: столько раз Инори приходит сюда, чтобы послушать пение бардов, а в особенности — Венти, что и сосчитать нельзя.
Она с трудом проталкивается через толпу людей, то и дело извиняясь за отдавленные ноги, да и, в целом, просто так. То и дело она извиняется и благодарит случайных прохожих без повода, заставляя их впасть в ступор, а себя — едва ли не умереть от смущения.
Но в данной ситуации Инори извинения кажутся справедливыми.
Потому что из-за неё кто-то лишается исключительной возможности полюбоваться на Венти.
И вот, она наконец-то в первом ряду, совсем близко. Инори млеет.
Иногда ей кажется, что Венти способен сочинить песни сходу, без подготовки и в любой момент. Как будто это не сложнее, чем сделать очередной вдох, чтобы набрать в лёгкие побольше кислорода, готовясь к следующему куплету.
Руки у Венти изящные, бледные. То, как он перебирает струны лиры и как напрягаются его тонкие и очень умелые пальцы, заставляет Инори замирать от восторга и бесконечно долго любоваться его игрой.
Она понимает, что не может отвести от него восхищённый и полный обожания взгляд. Обрамляющие его лицо иссиня-чёрные пряди кажутся такими мягкими и непослушными, будто их взъерошил сам ветер, а губы...
На губы она не смотрит. Инори — девушка приличная, и хоть ей семнадцать лет и её голова полна всякими смущающими глупостями, от своих принципов она отступать не планирует.
Ну, разве что... на долю секунды.
О том, что она пялится на чужие, донельзя манящие губы непозволительно долго и даже не стесняется, Инори не думает. Сбивчивое дыхание под конец куплета, полураскрытый рот и разгоряченные щёки барда делают своё дело. Она скорее умрёт, чем перестанет любоваться.
В такие моменты ей кажется, что они остаются лишь вдвоём. Словно остальные люди, которые так же наслаждаются его балладами, попросту исчезли, а Венти играет только для неё.
Как же было бы славно, будь это правдой...
Венти обводит толпу людей, собравшуюся у статуи Барбатоса, лукавым и довольным взглядом. Пересекается им с Инори — она крупно вздрагивает и замирает от испуга — и...
Подмигивает. Ей. Инори.
Ступор. Сердце колотится так быстро, что она перестает слышать что-либо, помимо его стука. Ноги подгибаются, дыхание спирает, и она...
Сбегает, расталкивая остальных слушателей, как десять минут назад.
***
Ноги Инори болят от долгого бега, а щеки пылают от позора и смущения. Это надо же было так пялиться, что бард, на которого было направлено её пристальное внимание, сам это заметил...
Со вздохом она опускается на ближайшую скамейку, а затем — прячет лицо в ладонях. После такого она точно не посмеет появляться на его выступлениях, уж слишком стыдно.
Ужас.
— Для барда нет наказания хуже, чем отсутствие у публики интереса к его музыке, — говорит кто-то над её ухом обиженно, и Инори испуганно вздрагивает и пищит что-то нечленораздельное.
Она резко оборачивается. Венти смотрит на неё, сощурившись. Не похоже, что это как-то особо его задело, но голос его драматичен.
— Простите...
Ей хочется извиниться за свою непутёвость, заверить Венти, что она просто смутилась от такого внимания и постаралась сбежать, чтобы позорный румянец на её щеках остался незамеченным... только как это выразить словами?
— Неужели вам так сильно не понравилась моя игра?
Инори от неожиданности теряет дар речи.
— Простите, вы... изумительно играете, правда, и мне очень понравилось. Да и другим тоже. Не воспринимайте мой уход на свой счёт, пожалуйста.
Её слова едва слышны, выдавить из себя хоть какой-то звук — уже достижение.
Венти сперва смотрит удивлённо, а затем уголки его губ медленно растягиваются в хитрую улыбку.
— В таком случае, чем докажете? — спрашивает он, сверкнув глазами с задором.
Вопрос ставит Инори в ступор. Она открывает рот, думая уж было сказать «готова дать вам мору», но сразу понимает, что это не совсем правильная фраза в данной ситуации. А что она ещё может сделать? Поклясться?
Венти замечает её смятение, а затем, словно планировал это с самого начала, выдает нараспев:
— Думаю, юная мисс, вам придётся прослушать все те песни, которые вы пропустили после своего побега.
— В плане? — спрашивает она удивлённо.
— Я сейчас буду петь только для вас и, надеюсь, в этот раз вы не планируете сбегать.
Как будто она посмеет, когда столь талантливый бард будет уделять всё внимание только ей...
