Конструктор

Паркер заглушил двигатель, но не отпустил руль, продолжая пальцами сжимать мягкую обивку. Несколько раз глубоко вдохнул. Он припарковался недалёко от аэропорта, непосредственно на прилегающей к нему стоянке, а потому мог лицезреть блестящее стеклянное здание прямо через широкое лобовое стекло. Оно выглядело бы удручающе на фоне обложившего всё вокруг снега и светлого неба сверху, если бы не мельтешащие тут и там люди, дающие ему иллюзию наполненности жизнью… или что-то в этом роде. Красивые художественные обороты никогда не были сильной стороной Паркера — это было уделом кое-кого другого. Когда стало известно, что Софи прилетает в Нью-Йорк на Рождество, он сам вызвался встретить её с самолёта. Родители до сих пор ничего не знали о случившемся между ними, и Паркеру очень не хотелось придумывать правдоподобную мишуру в ответ на их расспросы в случае, если Софи отказалась бы, но она согласилась, и Паркер был так рад избежать вопросов, что даже забыл удивиться. Вспомнил позже, когда уже стоял в пробке на Куинс-Бульвар, подъезжая к тёмному стеклянному зданию, а окончательно осознал только сейчас, стоило заехать на парковку. Он снова глубоко вдохнул и медленно выдохнул, повторяя дыхательное упражнение, которому научился на психотерапии. Милая женщина с пучком на голове, которая вела с ним беседы за деньги, чем-то напоминала ему Софи, и Паркер даже думал, что если бы сестра не выбрала карьеру педагога-лингвиста, то вполне могла стать приличным психологом. Однако юная мисс Престон уехала покорять научное сообщество Праги, а совсем недавно и вовсе получила степень доктора наук. Софи перед ним не отчитывалась, но Паркер знал обо всём со слов родителей. Она ведь так его и не простила. С момента смерти Фло прошло чуть больше года, но с тех пор они ни разу не поговорили. Софи улетела в Европу практически сразу, на следующий день после похорон, предупредив родителей, но ничего не сказав ему самому. Паркер пытался дозвониться до неё, поговорить, но всё было бестолку — его звонки сбрасывались один за другим. Он даже звонил Логану в надежде узнать от него хоть что-нибудь, но тот не сказал ничего вразумительного, да и по голосу Паркер понял, что на том конце провода слышать его были не рады. Оно было понятно — Прайс, будучи лучшим другом сестры, очевидно знал об их конфликте и справедливо занял в нём сторону Софи. В конце концов он всегда выступал в роли её защитника и команды поддержки, когда сам Паркер не справлялся. Софи не приехала ни на свой, ни на его, ни на родительские дни рождения, пропустила Пасху и Хэллоуин и только периодически созванивалась с самими родителями, иногда по видеосвязи. Паркер жадно ловил каждую крупицу информации о жизни сестры, а сам отшучивался, делая вид, что тоже поддерживает связь с Софи. Эта ложь была так приятна, что ему самому хотелось в неё поверить, но увы. Паркер в последний раз глянул в зеркало переднего вида. — Ну, вперёд. — Он ободряюще улыбнулся себе, вынул ключ зажигания и вышел из машины. Морозный воздух ударил в ноздри. Паркер вдохнул поглубже, плотнее запахивая пальто, и двинулся в сторону возвышающегося впереди здания. Разумеется, он нервничал. Более того, он уже успел сто раз пожалеть, что сам ввязался во всё это. Он понятия не имел, что скажет или как поведёт себя, когда увидит Софи… как и понятия не имел, что скажет и как поведёт себя она. Всё же прошёл год. Это было достаточным промежутком времени, чтобы двое даже некогда самых близких людей стали друг другу чужими. Впрочем, Паркер прекрасно понимал, что далеко не время превратило их в незнакомцев, — это сделал он сам, в ту самую секунду, когда согласился на план Фло по «вытаскиванию» Софи из «зоны комфорта». Отрицать это было бы глупостью. У него почти не дрожали руки в карманах пальто, когда Паркер подошёл ко входу, откуда и куда бесперебойным потоком проталкивались люди. Он собирался зайти внутрь и написать Софи о своём прибытии, но, сам того не замечая, оглядывался по сторонам с самого начала пути к стеклянным дверям, словно выискивая в толпе какого-то определённого, конкретного человека, которого здесь, очевидно, не мог быть. Или Паркеру просто так думалось. Он пробирался через толпу спешивших на следующий рейс людей, когда случайно заметил её. Софи стояла в отдалении, рядом с колонной, разделяющие два входа в здание, и курила; людей рядом почти не было. Сердце Паркера забилось чаще, он тут же развернулся и чуть ли не бегом направился к ней. Софи выглядела задумчивой, словно размышляла о чём-то серьёзном, и не сразу заметила идущего к ней брата. Выражение её лица сменилось на удивление, когда их глаза встретились, и Софи торопливо затушила сигарету, выкидывая её в стоящую рядом мусорку, а Паркер почувствовал, как под её взглядом сбиваются с хода ноги. Волнение всё же взяло над ним верх, но уже было поздно что-либо предпринимать. Он остановился на расстоянии двух шагов от неё. Всего лишь два небольших шага разделяли их от того, чтобы прикоснуться, обнять до хруста в рёбрах, подхватить в охапку и закружить, ничего не замечая вокруг. Паркер теперь понимал, что совсем недооценивал силу своей тоски по Софи, пока не увидел её вживую. — Привет, — первым заговорил он и тут же откашлялся, чувствуя, как от нервов пересохло в горле и вместо слов оттуда слышался лишь хрип. — Привет, — просто ответила Софи. Она выглядела спокойно, но как-то натянуто, как будто пыталась скрыть прорывавшуюся нервозность. Дрожь рук в карманах пальто не унималась. Паркер криво улыбнулся, желая сбавить напряжение между ними, но он не был уверен, насколько хорошо это смотрелось со стороны. Однако Софи улыбнулась в ответ, а значит шансы были ещё не совсем потеряны. Они оба продолжали молчать. Паркер украдкой, не слишком навязчиво разглядывал сестру, сравнивая и сверяя прошлую её версию и ту, что видел сейчас перед собой. Что-то изменилось в выражении лица, но он не мог определить, что именно, — Софи смотрела на него всё с той же доброй и чуть смущённой улыбкой, которую Паркер привык видеть раньше. Софи больше не горбилась, неуверенно теребя пальцы, она стояла, свободно расправив плечи, и без стеснения смотрела на мир вокруг. Кажется, волосы стали сантиметров на пять короче, но он не был уверен. — Не знал, что ты куришь, — ляпнул самое очевидное Паркер и тут же мысленно дал себе подзатыльник. Если он хотел наладить отношения с сестрой, едва ли это было действенным способом. Софи смущённо кашлянула. — Случается. — Она неловко опустила глаза, даже слегка краснея, и в этом жесте было столько знакомого и родного для него, что Паркер почувствовал себя растроганным. — Извини, я не хотела, чтобы ты видел. — Всё нормально, — качнул он головой, и более искренняя улыбка тронула его губы. Паркер поднял руки в капитулирующем жесте. — Родителям стучать не буду, обещаю. Они оба усмехнулись этой шутке, и Паркер почувствовал, как вместе с этим разрядилась возникшая вокруг них обстановка. По крайней мере Софи шла на контакт, а он был только рад наконец позволить себе расслабиться. — А ты поседел, — заговорила Софи после небольшой паузы. — Только, как сказать… в обратную сторону. Паркер удивлённо вскинул брови, но почти тут же сообразил, о чём она, и тихо, искренне рассмеялся. В каком-то смысле это было правдой — высветленных прядей у него на голове больше не было. Когда прошлые отрасли, он состриг их и решил не заморачиваться с повторной процедурой, так что теперь ходил со своим натуральным цветом волос. — Да, это тоже… случается. Они снова замолчали. Было странно разговаривать вот так, как будто виделись всего пару дней или, от силы, неделю назад. Пропасть между ними чувствовалась, но не так ощутимо, как Паркер боялся. — Ты изменилась, — выдал наконец он, озвучивая слова, вертевшиеся на языке с самого момента встречи. Софи отвела взгляд. — Ты тоже, — последовал простой ответ. Добавить к этому было нечего. Они помолчали ещё с минуту, прежде чем Паркер предложил взять её чемодан, и они вдвоём не спеша двинулись к припаркованной машине. Разговор не клеился, и всё, что им оставалось, — слушать поскрипывание снега под ботинками и гомон окружавших их людей. Когда сели в машину и тронулись, ситуация не поменялась — неловкость сидела вместе с ними в салоне, устроившись на заднем сидении. Паркер начинал думать о том, что это было глупой идеей. В конце концов чего он ожидал? Что Софи бросится ему на шею? Паркер рассчитывал неизвестно на что, подписываясь на эту авантюру, а теперь сидел в собственной машине, нервно сжимая руль, и мирился с чувством неловкости, смущением, виной и прочими прелестями. Вероятно, если бы вместо него приехал отец, всем было бы лучше. Софи так точно. — Мне кажется или ты похудел? — вдруг спросила она, украдкой оглядывая брата с ног до головы. — Да, есть такое. — «От стресса», мысленно добавил Паркер. Он немного растерялся от неожиданности вопроса. Это было правдой, Паркер действительно скинул несколько кило в следствие произошедших событий. Психотерапия помогала, он чувствовал себя лучше, но потерянные килограммы так и не вернулись. Видимо, это было видно настолько, что Софи заметила потерю в весе даже через слои объемных кофт и пальто. Для Паркера это было тем более показательно и оттого ещё грустнее. Он всегда любил поесть и рассматривал еду скорее как способ поднятия настроение, чем необходимый источник энергии. А потому в его случае похудение на нервной почве и отказ организмом потреблять пищу в привычных количествах было действительно тревожным звоночком. Софи ничего не ответила. Даже если она и подумала о том же, то решила не озвучивать свои мысли вслух. Они встряли в пробку на Мейн-Стрит, когда Паркер снова попробовал завязать диалог. — Как работа? Слышал от родителей, что ты получила докторскую степень. Поздравляю. — Да, спасибо. Всё потихоньку, знаешь. Ничего экстраординарного не происходит, а слушать про академические будни тебе, наверное, будет неинтересно. Конкретно сейчас он с удовольствием послушал бы про что угодно, касающееся её, но Паркер учтиво промолчал. Он снова судорожно подбирал тему, когда Софи заговорила сама. — А у тебя как дела? — Все идёт своим чередом. — Паркер беспечно тряхнул головой и улыбнулся. — Я устроился на новую работу. Страшно устал от этих бесконечных перелётов, только лишний стресс зарабатываю. Теперь вот сижу в Нью-Йорке. Последние пару месяцев живу у родителей, ты, может, слышала. Софи кивнула, давая понять, что она в курсе. Молчание снова возникло между ними, но в этот раз ненадолго. — Как Фрэнк? В стекло переднего вида Паркер увидел, как загорелись глаза сестры при упоминании питомца. Он знал, что Софи всегда была рада обсудить его. — О, всё хорошо. Он продолжает стоически нести бремя самой сладкой булочки в моей жизни. Так жаль, что я не смогла взять его с собой. Фрэнк очень плохо переносит перелёты. Но я уже скучаю, если честно. — Софи вздохнула и откинулась на сидении. На губах у неё застыла мечтательная улыбка — видимо, она думала о собаке. — Может и не стоило сюда приезжать без него. Как думаешь? Паркер грустно улыбнулся. — В любом случае рад видеть тебя здесь. Добро пожаловать домой, Соф. Она улыбнулась, ничего не ответив на это, и переключилась на рассказ о Праге, но Паркер не возражал. Он понимал, что это всего лишь временное перемирие, что напряжение никуда не ушло, только ненадолго отошло на второй план. Им всё ещё нужно было поговорить. — Если тебе не сложно, можешь остановиться у кофейни по пути? Она одна там около дома. — Софи скосила глаза в его сторону, глядя почти заискивающе, но всё ещё немного неловко. — Хочу тыквенный латте. Паркер только молча кивнул, не отрывая взгляда от дороги. Когда подъехали, он даже сам вызвался сходить за кофе. День неспешно перетекал в вечер, успел начаться и закончиться мелкий снегопад, и кофейня уже принарядилась, привлекая покупателей светом лампочек тёплых оттенков. Некоторое время Паркер простоял в очереди, но это стоило того — сейчас он вообще чувствовал себя готовым пойти ради Софи на всё. Он был так рад наконец поговорить с ней, обсудить её жизнь, даже потрепаться о ерунде, и хотел сделать всё в наилучшем виде. Серьёзный разговор придёт позже, а пока ему хотелось вызывать на её лице улыбку своими дурацкими шутками. Паркер подходил к стоящему рядом с бывшим летним кафе автомобилю, когда заметил, что Софи тоже вышла на улицу. Она стояла к нему вполоборота, о чём-то задумавшись, и снова курила. Паркера это насторожило, но он постарался не подать виду. — Ваш тыквенный латте с корицей, мускатным орехом и гвоздикой, mademoiselle, — объявил он торжественно и протянул ей дымящийся на холоде стаканчик. Софи усмехнулась, принимая напиток, и щелчком пальцев отправила недокуренную сигарету в стоящий рядом мусорный контейнер. Та моментально потухла, утонув в припорошившем мусор тонком слое снега. — Спасибо. — Софи взяла стаканчик обеими руками и выдохнула облачко пара. — Кстати, твой французский всё ещё ужасен. — Спасибо, — парировал Паркер и улыбнулся. Ему действительно хотелось улыбаться, хотелось наслаждаться компанией сестры-близняшки, которую он не видел больше года, но поведение Софи никак не давало покоя. Он боролся с собой совсем недолго, прежде чем всё-таки спросить: — Всё в порядке? Софи удивлённо вскинула брови, отпивая кофе. — Да? А в чём дело? — Просто ты… опять куришь. — Он неуверенно махнул в сторону мусорки. — Не знаю, это так странно. Софи неопределённо пожала плечами. — Извини. Если вдруг хочешь, могу тебе дать. — Что ты, нет, спасибо, — качнул головой Паркер и вежливо улыбнулся. — Ну ладно. — Софи сделала ещё один глоток и пристально посмотрела на брата. — А сигареты? Паркер завис на пару мгновений, толком не понимая, о чём она говорит, и уже намереваясь переспросить, как вдруг до него дошло. Улыбка медленно сползла с его лица, сменившись недоумением. Сразу стало как-то неуютно. — Эм… Неловкость, возникшая между ними буквально из ниоткуда, засела напряжением в плечах, когда он с непониманием смотрел на сестру, но задержалась она всего лишь на несколько секунд. Молчание нарушил звонкий голос Софи. — Боже, видел бы ты своё лицо! — Софи смеялась, но смех этот показался Паркеру каким-то странным, как будто наигранным. Она ещё пару раз махнула рукой, прогоняя остатки веселья, и взглянула на него с улыбкой. — Ручкер, да расслабься. Я же пошутила. Паркер криво улыбнулся, подыгрывая ей, но чувство неловкости внутри него лишь усилилось. Эта шутка была неуместной. Глупой, откровенно говоря. И всё только усугублялось тем, что озвучила её Софи. Ну, то есть, Софи. Та самая, которая даже не материлась толком и всегда избегала шуток «ниже пояса». Та же самая Софи, предлагающая ему покурить и беспечно отпускающая шутки про «давание», — это было что-то на грани сюрреализма. Даже в самые свои лучшие времена, в самых близких компаниях она не позволяла себе такого. Правильно люди говорят, что стоит бояться своих желаний. Но Паркер лишь тряхнул головой и ничего не сказал. Софи, судя по всему, действительно наслаждалась собой, а ему не хотелось портить вечер. Он затолкал свои мысли подальше, чтобы те не успели всплыть сегодня вечером, и открыл дверь машины. Они сели внутрь и поехали. Дома их встретила суматоха. Родители восторженно суетились вокруг них, по очереди и одновременно тиская дочь в объятиях. Мать всё не могла отойти от неё, не переставая причитать о том, что Софи ещё сильнее похудела, а отец даже поднялся со своего кресла, что уже было большим достижением. Радовались больше приезду Софи, конечно, и Паркер совсем не возражал. Он и сам был в очень приподнятом расположении духа и даже испытывал своего рода гордость за то, что довёз такую ожидаемую гостью до дома в целости и сохранности. Рождество наступало только через два дня, но сегодняшний вечер всё равно был объявлен праздничным в честь приезда любимой дочери и сестры. Эллен предварительно оккупировала кухню на несколько часов, готовя любимые блюда Софи (и немного Паркера, по его личной просьбе), а потому когда сиблинги приехали домой, половина необходимого уже была готова. Оставалось лишь дождаться запекающейся в духовке курицы, приезда курьера с тортом на заказ, декор которого Софи выбирала сама, и вдогонку доделать пару вещей по мелочи, вроде оформления тарелки с нарезками и добычи бутылки вина из недр семейного бара. Софи хотела присоединиться к приготовлениям, но Эллен бескомпромиссно отправила её отдыхать после перелёта, так что кухню они делили втроём — Паркер вызвался помогать родителям. Ему как раз было поручено принести алкоголь к столу (не то чтобы он специально напрашивался на это дело, но не без этого). Всё шло как по маслу ровно до тех пор, пока ему не приспичило споткнуться о ковёр в гостиной. Собственный баланс Паркеру удалось сохранить, но вот бутылка пострадала. Да и ковёр тоже: по нему теперь красноречиво растекалось бурое винное пятно. Эллен только поругалась (чересчур нервно, чем следовало бы, но кто мог её винить) и отправила Паркера наверх за пятновыводителем. На втором этаже было тихо. Из комнаты Софи не доносилось ни звука, что свидетельствовало о том, что она всё же отдыхает, как и было предписано. Тонкий луч света, выбивающийся из-под двери, был единственным свидетельством пребывания в ней хозяйки комнаты. Паркер прошёл к ванной: вся бытовая химия хранилась там, сколько он себя помнил. Ничего не предвещало подвоха, он лёгким движением распахнул дверь, делая шаг внутрь… только для того, чтобы сразу же залепить себе глаза ладонью. Софи стояла, насколько он успел разглядеть, абсолютно нагая и вытирала волосы полотенцем. Паркер почти сразу же ретировался назад и услышал уже вдогонку возмущённый женский крик: — Паркер! — Виноват, виноват, извини! — протараторил он уже в процессе. Дверь хлопнула прямо перед его носом, и Паркер остался наедине с собой в полутёмном коридоре. «Научись закрываться сначала!», крикнул бы он напоследок, прежде чем уйти, если бы ситуация развернулась на пару лет пораньше, однако сейчас не стал. Он почему-то не чувствовал себя вправе сделать это. Хотя, признаться, горевший в комнате Софи свет немного сбивал с толку. Уходя, Паркер не стал задумываться о том, почему не решился попросить Софи передать ему нужный раствор. Всё это было очень неловко. Такие ситуации пару раз случались и в прошлом, только тогда всё было по-другому. Они были легкомысленными подростками, братом и сестрой, не пережившими серьёзных потрясений, а теперь между ними была пропасть, и Паркер не решился сократить её даже самым плохим способом. Это в целом было очень плохо — он так старался наладить с ней отношения, но из раза в раз попадал в неловкие, дурацкие ситуации подобные этой, что совсем не упрощало его деятельность. Спустившись, он рассказал обо всём так, как есть, не скрывая правды и ничего не придумывая. Эллен побранила его ещё усерднее и пошла за пятновыводителем сама. Уже позже Паркер нашёл себя в собственной комнате, вертящегося перед зеркалом в дурацком рождественском свитере. Тот был великоват, в следствие похудения Паркера и собственной растянутости, но в принципе смотрелся неплохо. Они с Софи купили эти парные свитера пару лет назад в качестве шутки, а теперь по негласному правилу были вынуждены носить их каждое Рождество и страдать. Сейчас Паркер не переживал об этом. Наоборот он был рад надеть его — каждая вещь, хранившая в себе воспоминания о тех временах, когда они с Софи были дружны, теперь была дорога для него, и Паркер просто не мог относиться к ней с ненавистью. К тому же Софи, может быть, посмеётся, увидев знакомый атрибут одежды, и это был лишь ещё один аргумент «за» в списке причин надеть его. Паркер как раз мельтешил на кухне, в отсутствие матери намереваясь тайком стащить что-нибудь из приготовленных вкусностей, когда на лестнице раздались шаги. Он тут же убрал руки за спину — оттренированный за детские годы рефлекс — и принял самый невинный вид, готовясь защищаться от обвинений в воровстве, но в кухню вошла не Эллен, а Софи. Паркер удивлённо распахнул глаза — она была одета в точной такой же свитер с пришитыми оленьими рогами. Они так и замерли, оценивающе оглядывая друг друга; на губах обоих играли смутные улыбки. Паркер вдруг понял, что его сердце отчего-то зашлось. Всё же это было приятным совпадением, что они оба этим вечером решили надеть именно эти свитера. Послышался вздох. — Мда… Паркер ухмыльнулся, глядя на то, как сестра закатывает глаза. — Миндальная связь? — Да ну тебя, — фыркнула она, но он видел, что Софи тоже была рада. В её присутствии можно было не переживать о своих тайных делах, поэтому Паркер без стеснения потянулся за бутербродами на тарелке с закусками. Он доверял Софи — в конце концов за всю жизнь она сдавала его только в половине случаев, хотя сама никогда в таком не участвовала, — и какого же было его удивление, когда она сама ногтями подцепила тарталетку с сыром и яйцом, с хрустом отправляя её себе в рот. — Воруешь еду? — Она, смакуя, облизнула пальцы. — А если я маме пожалуюсь? Паркер задохнулся от возмущения. — Эй! — Он уже дожевывал ветчину с бутерброда. — Нечестно! Тебе ведь тоже прилетит в таком случае. — Я свалю всё на тебя. Мама мне поверит, и ты это знаешь. — Софи пожала плечами, съедая вторую тарталетку, и кивнула в его сторону. — Поэтому медленно опусти бутерброд на тарелку, толкни её ко мне, и никто не пострадает. — Вот уж нет, я перестану есть, только если ты тоже перестанешь. Софи прыснула. — Ого, это что, шантаж? Паркера словно током ударило. Улыбка исчезла с его лица. Упоминание шантажа, даже в таком безобидном контексте, сработало триггером, запустив цепную реакцию самых разных противоречивых чувств. Паркер всматривался в лицо сестры, пытаясь понять, сказала она это намеренно или данное слово вырвалось случайно. Но Софи просто улыбалась. Смотрела открыто, почти весело, только что-то в её глазах не давало Паркеру покоя. Он не мог прочитать отражённые в них эмоции и не понимал, как ему реагировать. — Соф… — Он почувствовал, как вина вновь тисками сжимает его сердце. Но в этот момент в кухню зашла Эллен. Она почти сразу, намётанным глазом матери, определила, что тут происходит, а потому Паркеру пришлось на время отложить ощущение себя виноватым и попытаться придумать оправдание. Софи оказалась права — Эллен поверила, когда та скинула всю вину на брата. Паркер ещё несколько минут спорил, а потом сдался, решив оставить всё как есть. К разговору он так же решил вернуться позже — Софи было весело, и он не хотел портить ей настроение. К тому же он так и не понял, имела она ввиду что-либо конкретное или просто сказала не подумав. Атмосфера в гостиной сменилась на более праздничную. Эллен продолжала хлопотать на кухне, Джеймс сидел в неизменном кресле с газетой в руках, а Паркер и Софи валяли дурака каждый на свой манер. Паркер притащил из своей комнаты колонку, и они включили сумбурный плейлист, смешавший в себе атмосферную рождественскую классику, динамичный поп-панк Паркера и лёгкий, расслабляющий лоу-фай из аудиозаписей Софи. С кухни тянулся аппетитный аромат горячей еды, наполняющий комнату вместе с тёплым воздухом гостиной, и глядя на всё это со стороны, даже можно было бы сказать, что всё хорошо. Софи сумела вытащить Паркера потанцевать с ней в центре гостиной, когда заиграла известная «Last Christmas», хотя тот отнекивался, предпочитая до ужина отсидеться на диване. Ему показалось ироничным, что в прошлом дела обстояли с точностью наоборот. Прошлое Рождество, наступившее вскоре после смерти Фло, Паркер провёл один. С родителями, конечно, но в глубоком одиночестве. Софи, его младшей близняшки, которая всегда чувствовала его лучше всех, не было рядом, и более того, она находилась где-то за океаном в незнакомом городе неизвестно с кем и, вероятно, не хотела ни видеть, ни знать самого Паркера. Это было мучительно. Он задумался тогда над тем, как Софи чувствовала себя на протяжении всей той самой истории. Было ли ей так же невыносимо пусто и одиноко, ощущала ли она себя оставленной двумя самыми близкими для неё людьми? Паркеру становилось не по себе от таких мыслей. Если это было его наказанием за то, что он тогда необдуманно натворил, то видимо, оно было именно таким, какое он заслуживал. И Паркер был готов пережить его. И вот теперь Софи была здесь. Может, не ментально, но физически она присутствовала рядом, танцевала, веселилась, даже говорила и перешучивалась с ним. Пока этого было более, чем достаточно. Единственное, что не давало ему покоя, было странное поведение Софи. И её взгляд. Паркер не мог определить, что именно его смущало в нём, и всё же было в её глазах что-то неправильное, как будто наигранное. На ум почему-то пришло сравнение со взглядом висельника, уже принявшим свою участь: пустота, прощание с жизнью и вместе с тем — почти нечеловеческая лёгкость от того, что он больше не связан ни с чем земным. Такое сравнение показалось Паркеру жутким, и он поспешил побыстрее прогнать его из своей головы. Он не мог объяснить это даже себе, не находя рациональных аргументов в пользу странных изменений Софи, кроме своего предчувствия, да и сама Софи, за исключением странных шуток, вела себя как обычно, разве что выглядела чуть устало (это было Рождество, конец года, так что усталость была нормальным явлением для всего работающего населения). Паркер ругал себя за мнительность. Да, он действительно неплохо разбирался в людях и чувствовал, когда у кого-то что-то было неладно, но ведь речь шла о Софи, которую он не видел Бог знает сколько. Он чувствовал себя глупо за то, что предавался беспочвенным подозрениям и тревогам вместо того, чтобы наслаждаться чудесным вечером в компании своей сестры. В конце концов его психотерапевт такого точно не одобрил бы. Вскоре подоспела курица, и они всей семьёй уселись ужинать. Все были голодны, а потому разговаривали мало, больше ели. Паркер как раз с аппетитом вгрызался в куриную ножку, когда кто-то толкнул его собственную под столом. Определить, кто это был, не составило труда — Паркер упёр вопросительный взгляд в Софи, но та была сама невинность и даже сумела изобразить удивление. Паркер попытался легонько пнуть её в ответ, не нашёл тонкой лодыжки под столом и оставил это… ровно до того момента, пока чужая нога не приземлилась на его колени. Он вновь повернулся к сестре, приподняв брови. Софи даже не смотрела в его сторону, но обернулась и тут же недоумение захлопала ресницами, будто не понимала, о чём идёт речь. Паркер улыбнулся краем рта. Это оставалось неизменным с детства — их невербальные разговоры за столом всегда были содержательнее обычных. Ступня Софи скользнула ему вниз по бедру во внутреннюю сторону, и Паркер удивлённо приподнял брови — это не было похоже на те тычки за столом, которые были обычным делом в прошлом. Он снова, не совсем успешно, попытался убрать ногу Софи с того места, где она находилась, из-за чего та лишь съехала глубже, скользнув по паху. Паркер беззвучно охнул, притворившись, что подавился. Это было не столько болезненно, сколько дискомфортно: когда твоя сестра ни с того ни с сего начинает лапать твою промежность, это всегда немного не очень. Паркер слишком резко сбросил чужую ступню со своих колен и с громким стуком ударился о стол. Вино в бокалах пошло рябью. — Дети, — нахмурилась Эллен. Софи среагировала мгновенно. — Это Паркер! — Эй! — Предлагаю тост, — подал голос отец, и все тут же притихли — он всегда умел подбирать удачные тайминги, чтобы влиться в разговор. Джеймс взял в руку бокал с красным вином и откашлялся. — Хочу поднять этот тост за Софи, нашу трудолюбивую пчёлку, наконец вернувшуюся в отчий дом. — Паркер хмыкнул, глядя на краснеющую от слов отца Софи, и тоже поднял свой бокал. — За успехи в её карьере, их продолжение, и за то, чтобы она… Задребезжал звонок входной двери, грубо прерывая речь главы семьи. — Я открою! — в один голос закричали Софи и Паркер и, не сговариваясь, сорвались со своих мест. Словно во фрагменте далёкого прошлого, они рванули наперегонки в сторону двери с надрывающимся около неё звонком. Как и ожидалось, это был курьер с заказанным тортом. Софи едва ли не прыгала от радости, со всех сторон рассматривая украшенный глазурью и орехами торт, скрывающий под лазурным декором нежный миндальный бисквит и шоколадный крем, а Паркер не мог оторвать взгляд, глядя на то, как она светилась от такого простого подарка. У отцовского тоста не осталось и шанса на то, чтобы быть дослушанным. Расходиться все решили, когда было уже далеко заполночь. Софи и Паркер предложили свою помощь с уборкой, но Эллен погнала с кухни обоих, пояснив, что будет разбираться с посудой завтра, а сейчас уже поздно, и всем им следует идти спать. Поднимаясь к себе, Паркер услышал, как она загружала грязные тарелки в посудомоечную машину. С Софи они пожелали друг другу доброй ночи и разошлись по комнатам. Паркер успел переодеться в пижаму и, потушив свет, валялся на кровати, однако сон не шёл. Сегодняшний день прошёл более чем успешно, и Паркер не мог прекратить прокручивать его в голове. Он вспоминал каждую фразу Софи, обращённую к нему, и не переставал анализировать до тех пор, пока не начал находить в них несуществующий неприятный подтекст. Вообще-то он немного жалел, что они с Софи так и не поговорили сегодня, хотя с другой стороны, возможно, это было и к лучшему. Одно было ясно точно — у их отношений были шансы исправиться, и если не вернуться к тому, что было, то хотя бы восстановиться во что-то нормальное. Он ещё с полчаса залипал в телефон, прежде чем отложить его в сторону и вновь попытаться заснуть. Когда в дверь комнаты робко постучали, он всё ещё бодрствовал. — Паркер, ты не спишь? Дверь открылась, и в проёме показалась растрёпанная копна русых волос. Паркер прищурился. — Софи? — Он сел на кровати. — Заходи. Что-то случилось? Конечно ничего не случилось, будто бы он не понимал, зачем она пришла. Сам ведь надеялся, что это случится. Софи тихо, будто всё ещё была не уверена в данном ей разрешении находиться здесь, прошла внутрь и опустилась на край кровати рядом с ним. — Нет, просто… я не могу заснуть. — Она замялась, неловко отводя глаза. — Если честно, то я не могу перестать думать обо всём этом. О том, что случилось, о тебе, о нас… Сердце Паркера взволнованно забилось. — Оу, я… понимаю тебя. Они замолчали, каждый подбирая верные слова. Что вообще можно было сказать по этому поводу? Паркер столько раз представлял их диалог, а теперь, как это обычно и бывает, в голове его было пусто — все заготовленные заранее речи оттуда испарились. — Софи, я знаю, что уже говорил это, и всё ещё не жду, что ты простишь меня, но мне жаль, правда, так жаль, что всё случилось, как оно случилось. — Он двинулся в её сторону, сжав девичьи ладони в своих, и тут же отпустил их, испугавшись, что позволил себе лишнего. Стушевавшись, продолжил: — Если бы я мог вернуться в прошлое и не допустить этого, я бы это сделал. Больше всего на свете мне хочется вернуть свою сестру назад. Я говорю это честно. — Ох, Паркер… — Ему показалось, что голос Софи надломился от эмоций — либо он просто слышал то, что хотел слышать. Она сама протянула руку и сжала его ладонь, давая понять, что всё в порядке. — Это взаимно, правда. Она потрепала его по коленке — такой родной, знакомый жест. Так иногда делала Фло, в качестве дружеской поддержки, и Паркер не мог не вспомнить об этом. Это действительно помогло: он наконец набрался духу и озвучил то, что хотел весь день: — Возможно, сейчас ещё рано говорить, но я рад, что всё понемногу приходит в норму. — Он тут же виновато взглянул на сестру. — Извини, опять же, если спешу… — Нет-нет, всё нормально, — успокаивающе покачала головой Софи. Паркеру почему-то хотелось, чтобы она улыбнулась, но она не делала этого. — Наоборот хорошо, что ты так думаешь. Значит, я всё сделала правильно. — Что? — не понял Паркер, но Софи пропустила этот вопрос. — Ты скучаешь по ней? — вместо этого спросила она, и голос её прозвучал скорбнее, печальнее. Воздух в комнате стал ощутимо тяжёлым. Паркер судорожно вздохнул. — Каждый день. — И это было правдой. — Не проходило и суток, чтобы я не думал о Фло. — Он помолчал, взвешивая слова. — Точно так же, как и о тебе. Когда ты уехала… Я очень тосковал, Соф. Чувствовал себя невероятно одиноким. Да, возможно, я это заслужил, и всё же… Уже постфактум ему показалось странным сравнивать живую сестру с мёртвой подругой, но он не стал исправляться. Софи тоже молчала. Тишина между ними теперь была наполнена тяжестью и горем, и они оба позволили ей опуститься на плечи, вновь переживая утрату близкого человека. Это молчание было необходимо. — Я хочу съездить к ней, пока буду в городе… повидаться, — первой подала голос Софи, и звучал он приглушённо-тихо, как бы спрашивая разрешения нарушить образовавшуюся тишину. — Д-да, конечно, — тут же откликнулся Паркер. — Я тоже хотел. Можем вместе поехать. — Спасибо, Паркер, но мне кажется, это будет не совсем уместно. — Если до этого Софи говорила тихо, то теперь и вовсе практически перешла на шёпот. Паркер кивнул, чувствуя всколыхнувшуюся внутри вину. Они снова замолчали. Именно этого он хотел, когда встречал её в аэропорту. Этот разговор было трудно вести, но он того стоил. Когда он успел подумать, что они уже больше не заговорят, Софи вдруг задала неожиданный вопрос: — Слушай, Паркер, скажи, а как ты живёшь? Паркер удивлённо повернулся к ней. — В каком смысле? — Родители говорили, что последние месяцы ты особо никуда не выбираешься. — Он не мог уловить по её тону, говорила она серьёзно или пыталась шутить, да и вообще не был способен определить её эмоции в точной мере. — Что случилось с твоей экстраверсией? Паркер попытался улыбнуться, чтобы перевести возникшее напряжение в шутку. — Если честно, после всего произошедшего между нами, слова «интроверт» и «экстраверт» стали для меня своего рода триггерами. — И это было правдой. Паркер потёр шею. — Ну, как минимум я всё ещё встречаюсь с друзьями каждые выходные. Но вообще ты права, последнее время вышло у меня не самым общительным. И, что удивительно, меня это даже устраивает. Как оказалось, организовывать такие перерывы бывает полезно. Он вдруг грустно усмехнулся и покачал головой. — Теперь я гораздо лучше понимаю тебя, Соф. Ну, по поводу всей этой темы с выходом из зоны комфорта и нежелания этого делать. Злая ирония судьбы, м? — Злая ирония… ну да, — протянула Софи. Она вновь выглядела задумчивой, как тогда, на входе у аэропорта или когда ждала кофе, выйдя из машины. — Но вообще, знаешь, я — это одно дело, а ты — совсем другое. — Ты о чём? — О том, что тебе нужно оставить этот… осёдлый образ жизни и вернуться к истокам. Стать тем самым прежним Паркером. Понимаешь? — Паркер не понимал, а Софи не спешила объяснять. Вместо этого заговорщически добавила: — И я даже могу помочь тебе с этим. — Пф-ф, ну давай, — криво усмехнулся Паркер. Он не воспринимал всё это всерьёз, хотя и должен был признать, что такая резкая смена вектора в разговоре его напрягала. — И как ты собираешься это делать? Софи придвинулась ближе, и он только сейчас заметил, что её рука всё ещё лежала на его колене. Она начала медленно водить ладонью вдоль его бедра. Паркер непонимающе нахмурился. — Софи, что ты делаешь? Та просто пожала плечами. — Вывожу тебя из зоны комфорта, возвращаю вкус к жизни, пытаюсь тебя «растрясти»… — Она выглядела так, будто перечисляла пункты из списка покупок. — Как это ещё называется? Её ладонь скользнула во внутреннюю сторону бедра, как бы невзначай касаясь паха. Между их телами была только ткань его пижамных штанов, и эта деталь, помимо всего прочего, только усугубляло происходящее. — Ну всё, хватит, Соф, мне неприятно. — Паркер сделал попытку отодвинуться, одновременно с этим отводя чужую руку в сторону, но Софи последовала за ним. — А приятно и не должно быть. Ты засиделся на одном месте без меня — целый год! Горе горем, я понимаю, но жизнь на этом не заканчивается. Она идёт дальше, а ты этого не видишь. — Она замолчала буквально на долю секунды, словно взвешивая последующие слова. — Думаю, Фло не хотела бы для тебя такой участи. Паркер вздрогнул. Тонкая ладонь вдруг накрыла его пах, обхватывая член. Паркер дёрнулся и тут же откинул её руку, вновь отодвигаясь в сторону, но Софи схватила его ладонь, пригвождая к кровати и не давая мешать ей. Её рука вернулась на промежность и стала неторопливо поглаживать его член, то проводя вдоль всей длины, то обхватывая и несильно сжимая. Паркер испуганно уставился на сестру. Происходящее переставало походить на дурацкий сестринский розыгрыш. Паркер неожиданно почувствовал себя очень слабым и уязвимым. — Перестань, это уже не смешно. — Я и не смеялась. Паркер посмотрел в её лицо — Софи действительно выглядела серьёзной. Пугающе серьёзной. Он не понимал, чего она пытается добиться, но это ведь точно не было тем, что ему казалось, верно? Самым очевидным? Софи не могла на полном серьёзе пытаться соблазнить его… или что она сейчас делала? У всего это очевидно должен был быть смысл, и как бы то ни было, она сейчас прекратит это представление, они всё обсудят, и Паркер ляжет спать, забыв о том, что увидел и почувствовал. Ведь так? — Соф, ты меня пугаешь, — порывисто вдохнул Паркер, сам удивившись тому, что перешёл с нормально тона на нервный шёпот. Рука, поглаживающая его член через ткань пижамных штанов, замерла. Софи повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза. — Вовсе нет. — Она говорила спокойно (слишком спокойно, если быть откровенным), но в интонациях её голоса Паркер уловил какие-то эмоции, определить которые он был не в силах. — Это не страшно. Она кивком головы указала на собственную руку, двигающуюся по его штанам, но Паркер не стал смотреть туда. — А знаешь, что действительно страшно? — Софи вдруг наклонилась к нему, так близко, что даже в темноте он смог разглядеть все родинки и неровности на её коже. От неё исходило еле различимое тепло, а Паркера продолжало едва ли не бить в ознобе от всего происходящего с ним. Софи приблизилась ещё плотнее, шумно выдыхая прямо в напряжённо сомкнутые губы брата, а затем прошептала на ухо, тихо, доверительно, словно делилась каким-то сокровенным секретом. — Когда тебя шантажируют твоими обнажёнными фото, а потом ты узнаёшь, что за этим стояли твои брат и лучшая подруга. Чужая рука скользнула за резинку штанов, и Паркер поперхнулся воздухом, вскидывая бёдра, когда почувствовал прикосновение прохладных пальцев к своему члену. Софи провела вдоль всей длины, подушечками обвела головку. На сухую прикосновения ощущались не так приятно, но у Паркера всё равно поджались пальцы на ногах, когда она погладила дырочку уретры. Он предпринял слабую попытку остановить сестру, но Софи откинула его руку, схватившую её плечо, словно та ничего не весила. Ему вдруг впервые стало по-настоящему страшно. — Софи, пожалуйста, прекрати, — сквозь зубы выдавил Паркер. Его голос почти срывался на всхлипывания, и сам он продолжал смотреть куда угодно, лишь бы не на сестру. — Просто уйди, и завтра мы обо всём забудем, я клянусь. — Забудем? — послышался голос Софи, смешавший в себе возмущение, удивление и недоумение разом. Паркеру не нужно было смотреть на её лицо, чтобы видеть, как взлетают вверх тонкие брови. — Нет-нет, так совсем не пойдёт. Он почувствовал, что рука Софи исчезла из его штанов, и на долю секунды позволил чувству облегчения заполнить своё сознание, однако оно ушло так же быстро, как и появилось. Софи приподнялась и принялась стягивать с него штаны. Паркер сопротивлялся. Скидывал её руки, отталкивал её саму, пытался отодвинуться дальше на кровати, ближе к стене, — что угодно, лишь бы избежать того, что, он прекрасно понимал, Софи хотела сделать. Паркер был сильнее, ввиду того, что являлся хоть и совсем не тренированным, но всё же мужчиной, однако это едва ли помогало. Его душили вина, стыд, растерянность и чувство кромешной, всепоглощающей паники от происходящего, он перехватил взгляд сестры — Софи смотрела с такой решимостью и спокойствием, что это лишь ещё больше лишало способности делать вообще что-либо, и Паркер чувствовал, как физически слабеет под взглядом сестры, а плескавшийся в крови алкоголь совершенно не помогал в этой ситуации. Паркер действовал рвано, дёргано, руководствуясь включившимися на всю мощь инстинктами, в то время как Софи двигалась чётко, выполняя всё быстро и отточенно, будто прекрасно осознавала, что делает. Паркер попытался вспомнить, выпила ли сестра хотя бы один бокал спиртного за вечер, но не смог. Внезапная мысль о том, что она могла всё это спланировать заранее, привела его в ещё больший панический ужас. Если спланировала, то как давно? Сегодня после отхода ко сну? Когда он привёз её домой? Когда её самолёт приземлился в Нью-Йорке? Или ещё раньше? Паркер вспомнил их разговор в машине, дурачество за праздничным столом, смех над глупыми свитерами и все шутки, отправленные друг другу мимоходом, и невольно представил, что уже тогда она хотел сделать всё это с ним. Паркер вспомнил, что дверь в ванную, куда он сегодня днём случайно зашёл, была не заперта. Его затошнило. Софи пихнула его коленом в живот, с силой, без стеснения и лишних прелюдий, — в отличии от брата она не была прибита к кровати чувством вины и стыдом за себя, как гвоздями. Паркер завалился на спину, поперхнувшись разом застрявшим в горле воздухом, и этого минутного замешательства оказалось достаточно. Софи слегка приспустила чужие пижамные штаны на бёдрах, оголяя поросший чёрными волосами пах и уже полувставший член. В конце концов большего ей и не требовалось. Паркеру было холодно. Температура в комнате очевидно поднялась, воздух был нагрет из разгорячёнными телами и дыханием, и всё же от соприкосновения с ним кожа Паркера покрылась мурашками. Он приподнял голову и увидел опустившуюся между его разведённых колен Софи. Вероятно, ему бы даже понравился такой вид, если бы на этом месте находилась любая другая девушка, а не его родная сестра. Софи склонилась над ним, волосы упали, заслоняя её лицо, и Паркер вскочил в последней отчаянной попытке остановить всё это. Он схватил её за плечи, удерживая. Софи скинула его руки так резко, словно сама мысль о его прикосновении вызывала в ней крайнюю степень брезгливости, и подняла голову. Нахмурилась. Паркер почувствовал, как по спине пробежал жуткий холодок, жёсткой хваткой сковывающий всё тело. Софи приподнялась и одним резким движением влепила ему хлёсткую пощёчину. Голова Паркера дёрнулась в сторону от той силы, что была вложена в удар, но поразило его другое. Это уже было. При других обстоятельствах и в другой комнате, но подобное уже происходило между ними. Чувство дежавю окатило его ушатом ледяной воды, он вспомнил тот день, те чувства вины, ненависти к себе и беспомощности, которые в конечном счёте привели к той пощёчине, и Паркер замер словно контуженный, во все глаза глядя на сестру перед собой. — Ну хватит, Ручкер, — пробормотала Софи, склонившись над ним, и в её тоне Паркер отчётливо услышал тихую, клокочущую злобу. Такое незнакомое и инородное чувство — ведь Софи никогда не злилась на него в открытую. — В следующий раз, когда захочешь попросить меня остановиться, подумай о том, как чувствовала себя я, сидя на полу в собственной квартире, рыдая и мечтая о том, чтобы мой кошмар наяву прекратился. Паркер тяжело сглотнул, и Софи, видимо, удовлетворённая таким ответом, снова опустилась на колени перед ним. Одной рукой она заправила выбившуюся прядь волос за ухо, затем коснулась уже опавшего члена, принимаясь снова неспешно надрачивать, а другой рукой опёрлась на чужое бедро, параллельно зажимая лежащую рядом ладонь, на случай, если Паркер снова попытается сопротивляться. Минуты, занявшие паузу, показались ему вечностью, когда он услышал, как Софи произносит: — Если хочешь, можешь представлять её вместо меня. — Он содрогнулся всем телом, стоило смыслу сказанных слов отпечататься в его голове. Паркер не смотрел в ту сторону, но почувствовал, как дыхание сестры коснулось нежной плоти полового органа. — Уверена, ты не раз делал это раньше. Почему бы не пофантазировать сейчас? Паркер шумно втянул воздух сквозь зубы и зажмурился до искр в темноте, когда почувствовал, что его член погрузился в горячий рот Софи. Он часто задышал, боясь открыть глаза, как будто тот факт, что он не видел перед собой всего лишь ничего, делал настоящее менее реальным. Щека от удара уже не горела, но ему всё равно было больно. Это всё происходило не с ним. Этого не могло происходить на самом деле, Софи не могла делать с ним все эти вещи. Хотеть делать их. Она взяла его член в рот грубо, почти небрежно, пару раз задев нежную кожу зубами и вынуждая бёдра Паркера нервно вздрагивать, однако довольно быстро нашла нужную позицию. Паркер чувствовал горячую влажность чужого рта, в которую его член толкался всё глубже, и представлял все самые неприятные вещи разом, лишь бы избежать росшего в теле возбуждения. Разговоры о политике, длинные математические расчёты, сеанс у психолога, обнаженная родная сестра… о чёрт. Влажный язык Софи очерчивал головку, заставляя его подавлять громкие вздохи, тонкая ладонь продолжала двигаться вдоль длины наливающегося кровью члена, намеренно, дразнящими движениями задевая яички — Софи, очевидно, знала, что делала. Это сводило Паркера с ума. Его тело не могло не отзываться на стимуляцию, тем более такую умелую, даже несмотря на то, что она исходила от его родной сестры, и от этого Паркеру было противно, тошно, и он ненавидел себя. Хотелось содрать кожу в тех местах, где она до него дотрагивалась и всеми силами, как угодно, заставить возбуждение уйти из тела… Будь на месте Софи кто угодно другой, он бы уже давно оттолкнул его прочь и выгнал из комнаты, предварительно хорошенько, с чувством и толком обругав. Но не с ней, нет, совсем нет. С Софи он не мог позволить вести себя так, и дело было далеко не только в том, что она была его сестрой. Ситуация с шантажом, оставившая глубокий, неисправимый след на них обоих, влияла на всё его восприятие. Паркер чувствовал слабость перед сестрой и корил себя за неё, боясь представить, во что она теперь ему может обойтись. Софи продолжала двигаться, постепенно беря член глубже. Паркер не предпринимал попыток вырваться — всё его тело будто сковала вселенская бессилие. В конце концов, может, если он позволит Софи сделать то, что ей хочется, она просто по-быстрому закончит и уйдёт. Он повернул голову — их взгляды случайно пересеклись. Софи усмехнулась, ртом посылая ему лёгкие вибрации, и не разрывая зрительного контакта, взяла его целиком. Паркер вздрогнул, вскидывая бёдра, и зажал себе рот ладонью, боясь застонать. Язык Софи сводил с ума. Жар, растекающийся по телу от его движений, заставляя Паркера практически вплавляться в кровать. Он вцепился в одеяло под собой — ему хотелось взять Софи за волосы и направить, задать свой собственный темп, который мог довести его до желанной кульминации, и он до побеления костяшек сжал кулаки, чтобы не сделать этого. Он едва не пришёл к кульминации преждевременно, когда с причмокивающим звуком Софи выпустила его член изо рта. Паркер шумно и облегченно выдохнул. Ещё было рано радоваться, но само отсутствие горячей влажной плоти вокруг него уже расслабляло. Это помогало мыслить трезвее. Софи пару раз провела рукой вдоль основания, размазывая собственную слюну, а затем поднялась и села на чужие бёдра. Одним простым движением она стянула с себя пижамную рубашку, оголяя небольшую, аккуратную грудь. Паркер не хотел смотреть. Разумеется, он и раньше видел Софи обнажённой: когда случайно заходил в ванную или не вовремя — в её комнату, а также в далёком детстве, когда они всей семьёй уезжали отдыхать на тропические пляжи. Но ни одна из этих ситуаций не могла сравниться с той, что разворачивалась сейчас. Паркер не хотел смотреть на свою сестру, как на объект сексуального желания. Она слегка приподнялась, снимая пижамные шорты, и Паркер воспользовался этим, чтобы сбежать. Он рванулся в сторону, намереваясь выскользнуть из-под неё и, если очень повезёт, скинуть на пол, а затем кинуться к двери и — наружу, но Софи была быстрее. Она навалилась на него всем телом, обвивая руками и ногами, не давая двигаться, и уронила обратно на кровать, придавливая собственным весом. Какое-то время они возились на сбившихся простынях, каждый пытаясь перехватить инициативу, пока Софи наконец не одержала верх. Она вновь оседлала бёдра Паркера, усевшись сверху, одновременно с этим коленями прижав его руки к телу, лишая его возможности двигаться. Их обнажённые промежности соприкоснулись кожа к коже, и Паркер замер. Софи нахмурилась. — Ну и куда ты собрался? Я вот не убегала, когда вы с Куп давали мне свои задания. — Софи, пожалуйста, не делай этого, — прошептал Паркер практически в мольбе. Он был готов расплакаться, если бы это означало, что она прямо сейчас перестанет и отпустит его. Выражение лица Софи не дрогнуло. — Потерпи немного, процесс выхода из зоны комфорта и должен быть болезненным, ты же сам понимаешь. — Она слегка качнула головой. — К тому же, как я и сказала, можешь представлять Фло, если тебе от этого будет легче. Она протянула руку, касаясь его члена и помогая себе насадиться, а затем опустилась — сразу, резко, до упора. Они одновременно застонали и замерли на несколько секунд, привыкая к новым ощущениям. В Софи было так узко и влажно, что Паркеру тут же стало противно — от самого себя. Хотелось, чтобы она быстрее начала двигаться. Среди тишины, полной их совместных тяжёлых вздохов, её хриплый голос показался ему скрипом наждачки. — Следует быть потише. Ты же не хочешь разбудить маму с папой? Упоминание родителей бросило его в холодный пот. Паркер в ужасе уставился на сестру, и следующим, что он почувствовал, была тонкая ладонь, накрывающая его рот. Как она в принципе могла говорить о таком, к тому же так спокойно? Как она могла говорить об их общих родителях, когда в буквальном смысле седлала его, а его член находился в её влагалище? Это всё выглядело как плохо смонтированный кошмар, который ему снился после тяжёлого дня и выпитого алкоголя, но Паркер не спал, и оттого происходящее становилось в несколько раз более жутким. Софи начала двигаться. Сначала медленно, позволяя себе привыкнуть и найти нужное положение, а затем понемногу начала набирать скорость. Паркер молчал, заставляя себя не издавать ни вздоха, но от задаваемого ритма делать это становилось всё сложнее. Ему было мерзко от собственного возбуждения. Он не хотел, но случайно, видимо, рефлекторно поднял голову. Его глаза тут же встретились с глазами Софи, и Паркер только сейчас наконец понял, что его смущало в них весь прошедший день. Взгляд Софи был пустым, безжизненным. Там уже не было той сестры-близняшки, которую он когда-то знал, — там вообще больше никого не было. Всё, что он видел сегодня днём, было притворством, игрой, просто заученным алгоритмом действий, нужным лишь для того, чтобы обмануть его, Паркера, их родителей и всех остальных, с кем ещё предстояло увидеться. Это всколыхнуло в нём какое-то тёмное, первородное чувство — Паркер уже испытывал его, когда стоял в чёрном выглаженным костюме в окружении толпы людей и смотрел на бледное безжизненное лицо Фло. И вот теперь это чувство в него вселяла его собственная сестра. Живая. Софи насаживалась глубже, резче, задавая свой собственный ритм, и Паркер чувствовал, как тело предаёт его, заставляя подаваться ей навстречу и подмахивать бёдрами. Он что было сил вцепился во влажную от пота простыню, боясь пошевелиться или издать случайный звук. Ему не хотелось, чтобы хоть что-то выдавало, что его телу нравилось происходящее. Горячая узость Софи, в которую скользил его член, сводила с ума, приводила в исступление и заставляла дрожать под седлавшей его девушкой. Софи подбирала именно тот темп, который ему нравился — то начинала двигаться быстро, резко, задыхаясь в собственных приглушённых стонах и выбивая отчаянное хныканье вперемешку с всхлипами удовольствия из чужих плотно сжатых губ, то приостанавливалась и нарочито медленно опускалась вниз до основания и обратно, сжимая Паркера изнутри, изводя и едва ли не заставляя умолять о большем. Это было так отвратительно и так хорошо одновременно, что Паркеру хотелось просто перестать существовать, чтобы никогда больше не чувствовать ничего подобного и забыть о том, что он переживал сейчас. Но вместо этого он лишь стонал в руку своей сестры, и каждый звук, выдающий, что его тело наслаждается происходящим, заставлял его ненавидеть себя ещё больше. Он действительно хотел, чтобы Софи продолжала, его тело требовало разрядки, и Паркер всей душой презирал себя за это. Он упустил момент, когда ладонь с его рта исчезла, а в следующий момент Софи грубо поцеловала его, засасывая губы. Паркер тут же замотал головой, но она взяла его за подбородок, удерживая и не давая отвернуться. Её язык грубо скользнул внутрь рта, бесцеремонно исследуя его, прошёлся по чужому языку, нёбу, внутренней стороне зубов. Софи целовалась жадно, не жалея ни себя, ни его. Она вкладывала в этот поцелуй всю одолевающую её похоть, вылизывая его язык и едва ли не трахая его глотку своим собственным. Паркер отчаянно вырывался, стараясь вытолкнуть чужой язык из своего рта, но всё было тщетно — Софи использовала это как ещё одну возможность углубить поцелуй. Как будто в наказание за его нежелание мириться с этим она с силой укусила его. Паркер замычал ей в губы от боли и задёргался в два раза быстрее. Во рту он почувствовал вкус крови — его собственной, потёкшей из прокушенной губы и теперь перемешавшейся с их общей слюной, размазанной по губам обоих. Софи вздрогнула, когда он замотал головой, скуля от боли, и слегка сдвинулась в сторону. Паркер вошёл в неё под другим углом, видимо, попадая по нужному месту — Софи вдруг дёрнулась всем телом и не сдержанно простонала ему в рот. Паркер изо всех сил зажмурился, скрывая душившие его слёзы. Не могло что-либо в мире быть настолько отвратительным и приятным одновременно. Эти эмоции были не его — он испытывал их, но понятии не имел, что с ними делать. Софи отстранилась, облизывая блестящие от их общей слюны губы, и вновь накрыла его рот ладонью. Ничего не поменялось. Паркер не знал, сколько прошло времени. Минуты происходящего в его смазанном сознании сливались в бесконечные часы. По комнате разносились характерные шлепки тела о тело и тяжёлое дыхание двух людей. Паркер представлял, что он находился в другом, лучшем месте, а всё это происходило с кем-то другим, не с ним. Он старался отвлечься: глазами обводил контуры всех предметов, до которого мог дотянуться взгляд. Кругляш большой светлой люстры справа над головой навсегда отпечатался на его сетчатке глаза. Любое явление рано или поздно заканчивается, однако сейчас, лёжа на кровати под собственной сестрой, ему казалось, что всё это будет продолжаться вечно. Одна тревожная деталь вскоре привлекла его внимание — Паркер чувствовал, что приближается к завершению. И Софи, судя по всему тоже, — она начала двигаться более целенаправленно, опускаясь резче, быстрее. В попытке привлечь внимание он повернулся к ней. — Софи, стой, — практически промычал Паркер в её руку — его рот всё ещё был зажат, и он не мог говорить свободно, — но сестра не обратила на это внимания. — Софи! Она его не слышала. Паркер в панике задёргался под ней. «Софи, Софи, стой, остановись, пожалуйста, Софи, стойстойстойстой» — нескончаемым приглушённым потоком лились слова из зажимаемого чужой рукой рта. Паркер попытался убрать ладонь со своего лица, но Софи оттолкнула его, не давая сделать этого. Она выглядела уставшей, но всё ещё полной решимости. — Я понимаю тебя, — наконец хриплым полушёпотом произнесла Софи. Пряди волос прилипли к её взмокшему лбу. — Я тоже скоро… кончу… И она ничего не сделала. Паркер внезапно похолодел. Она ведь не могла… действительно рассчитывать на то, что он кончит в неё? Одно дело, если она задумала всё это, чтобы унизить его, но окончание внутрь? Они не использовали презерватив, и Паркер понятия не имел, была ли Софи на таблетках — хотя какие таблетки, зачем Софи их принимать, если у неё, по последним новостям, не было постоянных отношений? Это всё выходило за рамки любого здравого смысла, и Паркер понимал, что его постепенно начинает захлёстывать паника. Плевать на то, что было в её голове, он не хотел в этом участвовать. Он просто не мог этого допустить! Паркер выпростал руки из-под сжимающих их бёдер Софи — та за отсутствием каких-либо пререканий с его стороны успела расслабиться, так что ему почти не пришлось прикладывать усилия. Он схватил её за талию, намереваясь остановить и скинуть с себя. Прикасаться к ней было противно, но мысли о завершении внутрь собственной сестры-близняшки были куда хуже. Софи злобно взглянула сверху вниз и схватилась за его запястье, не давая этого сделать. У неё было преимущество — она сжимала его изнутри, и Паркер терял самое себя, не будучи в состоянии связно мыслить, к тому же естественная смазка Софи, стекающая на его яички, совсем не помогала в концентрации. Она прижала его руки к кровати, не оставляя и шанса сдвинуться в сторону, и Паркер, всё ещё плохо соображая, понял, что это конец. Теперь он был в гораздо менее выигрышном положении — обе их пары рук были заняты, и больше ничто не могло скрыть стонов наслаждения, слетающих с его губ. Ритм, с которым двигалась Софи, стал более рваным, она старалась насадиться глубже, грубее. Паркер чувствовал, что был близок, и в ужасе понимал, что ничего не может с этим сделать. — Пожалуйста, — одним губами произнёс он, глядя Софи прямо в глаза. — Прошу тебя… Я не хочу… Софи не ответила. Она двинулась ещё один раз, другой, грубо насаживаясь и принимая его целиком, и через мгновение Паркер откинулся назад, не в силах сдерживать стон столь желанного удовольствия. Не осознавая, что делает, он схватил её за бёдра и грубо толкнулся внутрь ещё пару раз в попытке ухватить остатки оргазма, срывая уже не такие уж контролируемые вздохи с чужих губ. Софи не сопротивлялась. Она последовала за ним практически сразу же. Сквозь собственный накатывающий волнами оргазм Паркер почувствовал, как сокращаются вокруг него стенки влагалища и как Софи напряжённо замирает, вздрагивая всем телом. Она тут же рухнула на него, утыкаясь в покрывало совсем рядом с его лицом, и Паркер, всё ещё сжимающий ладонями её худые бёдра, слышал, как Софи стонет, протяжно и несдержанно, переживая такую долгожданную кульминацию. А затем наступила оглушающая тишина. Паркер слышал издалека, как из-под подушки, как дыхание Софи выровнялось, и понял, что его тоже. Она медленно поднялась, вставая. Без тепла её кожи сразу стало зябко, и Паркер поёжился, несмотря на духоту внутри комнаты. — Ну, вот и всё, — донёсся до него голос сестры. Да, всё. Паркер лежал на спине и смотрел на свою правую руку, теперь свободно лежащую на кровати. Чувство эйфории отступило, и теперь он ощущал только опустошение. Оно заполняло его до краев, до самых кончиков пальцев на ногах, и апатия захватывала его разум, позволяя хотя бы ненадолго всё отпустить. Паркер тонул в темноте собственной комнаты и не пытался остановить это. По крайней мере всё закончилось. Это закончилось. Он хотел бы забыть всё так же быстро, но отдельные фрагменты происходящего до сих пор вспыхивали в его сознании, заставляя внутренности скручиваться в тугой узел и хотеть стошнить. Впрочем, даже сквозь чувство апатии он ощущал что-то, не дававшее в полной мере забыться. Что-то, болезненно цеплявшееся за край его сознания, которое всё ещё было в состоянии думать и воспринимать. Паркер резко сел на кровати. — Почему ты не остановилась? — Он старался говорить тише, но голос его периодически срывался от перенапряжения, и Паркер сам отчётливо слышал в нём истерические нотки. — Софи, почему?! Я же просил, я же… Ты вообще понимаешь, что мы с тобой сделали? Это… Я же… Он оборвал себя на полуслове, потому что даже произносить подобное было невероятной мерзостью. Паркер вдохнул поглубже, судорожно возвращая остатки спокойствия, и произнёс более ровно, выпаливая разом: — Ты теперь можешь забеременеть. «От меня», он хотел добавить, но не смог заставить себя выговорить это. Даже у его психики были пределы… …Однако, судя по всему, даже мысленного произношения этих слов хватило, чтобы подорвать его и так колеблющееся самообладание. Паркер вдруг вцепился себе в волосы и скрючился на краю кровати, низко склоняясь к коленям. Его руки дрожали. Ведь это всё действительно случилось… Он действительно занимался сексом со своей родной сестрой, он даже получал физическое удовлетворение от процесса, он кончил в неё, и теперь она могла быть от него беременной. Осознание душило и жгло калёным железом, это было похоже на личный, уготованный специально для него, Паркера, ад. Он не знал, какой реакции ожидал от сестры — к тому же он всё ещё плохо соображал от крывшей его истерики, — но точно не той, которую получил. Софи неопределённо, почти небрежно пожала плечами. Она выглядела так, будто её это всё… забавляло. — Ну так и кто в этом виноват? Паркер вскинул голову, неверяще смотря на девушку перед собой. Казалось, ещё немного — и он разрыдается. — Что?.. — Он не узнал свой раздавшийся в тёмной комнате слабый, неуверенный голос. Софи не улыбалась, но весь её вид говорил о том, что она над ним смеётся. — Если бы хотел, то остановил бы. — Она снова пожала плечами. — Я бы не смогла ничего сделать, если бы ты действительно возражал. Да даже поначалу сопротивлялся ты, честно говоря, так себе. Может, не так уж и сильно был против? Если до этого Паркер чувствовал себя просто грязным из-за того, что они с Софи сделали, то теперь у него было ощущение, что об него ещё и вытерли ноги. Очевидно, не стоило вестись на её слова, однако в них обличались его собственные опасения. Паркер боялся, что Софи была права, а тоненький, мерзкий голосок внутри вторил, соглашаясь с этим. Чувство вины и всепоглощающего стыда за всё случившееся, возникшие столь неожиданно, что он пропустил момент их появления, сжирало его изнутри. Может, он и вправду сделал недостаточно? Может, действительно не предпринял более серьёзных попыток предотвратить всё это? Паркер уставился на свои колени, сжимая ткань пижамных штанов, и стыдливо промолчал. Около резинки он заметил свежие белёсые капли, и ему захотелось выдрать этот кусок ткани собственными руками. — Должна сказать, ты не был так уж хорош, — продолжала Софи. Она наклонилась и подняла свою брошенную на пол спальную рубашку. — Я, конечно, понимаю, что ты не искал серьёзных отношений, все эти годы просыхая по Фло, но даже твои похождения на одну ночь? Теперь я ещё больше уверена, что ты всё придумывал. Паркер не слушал, что она говорила. Он чувствовал только безграничную усталость в каждой клеточке тела, и у него не было никакого желания ни разговаривать с ней, ни слышать её голос, ни вникать во всё ею сказанное. Всё, чего ему по-настоящему хотелось, — чтобы Софи оставила его в покое и ушла. Она помолчала несколько минут, зачем-то выдерживая паузу, прежде чем заговорить снова. В этот раз её тон изменился, будто бы стал серьёзнее. — Помнишь, я как-то сказала тебе: «Я не сломана, Паркер, а ты всё пытаешься меня починить». — Софи слегка изменила голос, когда цитировала свои же слова из прошлого, сделав его более жалостливым и грустным. — Теперь я понимаю, что была не права. От услышанного Паркер напрягся. Он прекрасно, вплоть до каждой сказанной реплики, помнил тот их разговор, словно он произошёл вчера, а не больше года назад, но не совсем понимал, к чему Софи ведёт, а оттого ощутимо нервничал. — Ты же так любишь возиться с конструкторами, — продолжала она, между тем, и выражение, с которым она это говорила, было таким будничным, будто она рассуждала, по меньшей мере, просто о погоде. — Ещё с детства, я помню. Всё время копался в этом, что-то строил, собирал. Иногда ломал, конечно, только чтобы потом непременно исправить. Он осмелился посмотреть в её сторону — не в лицо, — однако периферийным зрением всё же заметил его выражение. Софи выглядела почти задумчивой и смотрела куда-то в сторону. — Вот и посмотрим, как ты исправишь это. — Она повернулась и несильно шлёпнула себя по заднице. Паркер заметил, как по внутренней стороне её бедра из влагалища вытекает его семя, и содрогнулся от отвращения. Софи наклонилась, поднимая с пола свои пижамные шорты. Паркер опустил голову, чтобы не видеть, как она настойчиво, даже после всего произошедшего, демонстрирует ему своё обнажённое тело. Это было попросту насмешкой. Она выпрямилась, сжимая в руках шорты, но не утруждая себя надеть их, и смерила Паркера взглядом. Тот продолжал смотреть на ворс ковра. — Молчишь? — Она склонила голову набок, словно была озадачена или обеспокоена. То была блажь, теперь Паркер был уверен в этом. Тон её голоса оставался абсолютно безэмоциональным. Софи вдруг развернулась всем телом и шагнула в его сторону. Паркер среагировал быстрее, чем понял это, — нервно дёрнулся в противоположную, весь сжимаясь на краю кровати, где сидел, так и не решаясь поднять взгляд. — Паркер, я прощаю тебя. — Он вдруг понял, что она говорила серьёзно. — Теперь и ты прости меня. Софи говорила, но Паркер отказывался слышать это, воспринимать как что-то реальное, что она могла сказать. Это всё было где-то за гранью его понимания. Софи сделала шаг назад и развернулась. Послышалась ходьба босых ног, скрип дверной ручки и хлопок закрываемой двери. Она ушла. Паркер остался один в тишине своей тёмной комнаты. Его словно погрузили в облако ваты, и он позволил этому случиться. Все звуки и проявления мира долетали до него издалека, а он просто сидел на кровати, уставившись в одну точку, и ничего не воспринимал. Как из-под толщи воды до него донёсся приглушённый звук падающих капель — видимо, Софи решила сразу пойти в душ. Паркер не чувствовал время, позволяя ему протекать сквозь себя, поэтому когда он услышал звуки шагов в коридоре, ему показалось, что прошла всего секунда. Он даже не отдавал себе отчёт, что весь съежился, когда шаги прозвучали совсем близко от его комнаты, словно он боялся, что она снова решит зайти. Негромко хлопнула соседняя дверь — Софи скрылась в своей комнате. Паркер просидел так ещё несколько, как ему показалось, минут. А потом его будто прорвало. Он вскочил с кровати и принялся с нездоровым, почти истерическим рвением стягивать с себя пижаму, второпях ногтями сдирая кожу. Одержимый порывом избавиться от всего, до чего они вдвоём касались, он бросил на пол одеяло, выдернул подушки из чехлов и тоже побросал их вниз. Потянул простынь, запнулся и упал, но даже не обратил внимания и просто продолжил. Вся одежда полетела на пол и там же осталась — ему было противно даже прикасаться к ней. Паркер без сил рухнул на пустой матрас и разрыдался. Время растягивалось, как жевательная резинка из школьных годов, за окном стояла всё та же беспроглядная темень — зимой светало поздно. Паркер, кажется, задремал. Он не знал, сколько времени он пролежал на голом матрасе, прежде чем вновь прийти в сознание, подняться и хотя бы попытаться привести себя в порядок. Хотелось помыться, простояв в горячем душе добрые три часа, но он чувствовал себя не в состоянии выйти из комнаты. В ящике стола нашлась упаковка влажных салфеток, и он обтёрся ими, отмывая каждый участок тела, до которого смог дотянуться. Некоторые места он тёр настолько сильно и долго, что кожа покраснела от раздражения. После переоделся в чистую одежду. Лежащие на полу тряпки он по-прежнему не трогал, переступая и обходя по широкой дуге. Паркер перевернул матрас другой стороной и застелил другим постельным бельём, но даже после этого не решился лечь на неё — всё внутри будто сводило судорогой при одной мысли об этом. Он подумал о том, чтобы сдать матрас в химчистку. Паркер сел на ковёр у платяного шкафа. Взял телефон в руки — тот показывал 5:11. Написать кому-то он не решился, а просто залипать куда-либо не хотелось, и он убрал его. По правде говоря, не хотелось вообще ничего. Паркер теперь отчётливо ощущал эту сосущую пустоту внутри. Он столько месяцев ходил на психотерапию, так тщательно заново выстраивал свою жизнь, возвращал себе способность чувствовать и не ненавидеть себя, а теперь это всё просто рассыпалось из-за одного-единственного поступка. Всё рухнуло. И было так странно и дико осознавать это. Ещё несколько часов назад у него всё шло хорошо, у него были планы на следующий день, на неделю, на будущее. Он разговаривал с родителями, смеялся, шутил. Чёрт, он даже думал, что у них с Софи всё может наладиться. Теперь эти мысли казались жестокой издёвкой. Более того, он больше не чувствовал себя в безопасности в родительском доме — он не был уверен, что Софи не захочет повторить всё это. Он теперь вообще ни в чём не был уверен и больше всего в самом себе. Было ли происходящее частично или полностью его виной? Действительно ли он сам ответственен за то, что это случилось? Паркер пообещал себе, что напишет своему психотерапевту, когда закончатся рождественские каникулы, даже если ему придётся собрать то, что от него осталось, в кулак. Спать не хотелось, но усталость — физическая и эмоциональная — в какой-то момент взяла над ним верх. Так и оставшись на полу, Паркер провалился в поверхностную, тревожную дрёму. Время от времени он просыпался — сквозь сон ему казалось, что дверь в комнату начинает открываться. Он проснулся только под утро и понял это, по светлеющей темноте за окном. Шея и спина болели от неудобного положения во сне. Паркер болезненно потянулся, разминая затёкшие мышцы, и глянул на часы — время подходило к восьми утра. Воспоминания о ночи нахлынули тяжёлой волной, стоило на глаза попасться валявшейся на полу одежде. Паркер сморщился, когда в мозгу снова, поочередно возникали те или иные сцены произошедшего. Они уже не казались такими реальными, как несколько часов назад. Ощущения притупились, как будто это всё было не с ним, а он лишь смотрел со стороны. Голова болела, и хотелось пить, но он всё ещё не чувствовал себя способным выйти из комнаты, словно какой-то внутренний животный страх не давал ему этого сделать. Паркер с трудом поднялся. Он не знал зачем или что собирался делать дальше — всё теперь потеряло свои оттенки и смыслы. Наверное, нужно было что-то делать, но Паркеру не хотелось ничего. Он случайно подумал о родителях, и ему тут же стало хуже. Он понятия не имел, как будет вести себя, когда всё же выйдет из комнаты и спустится вниз, как будет смотреть им в глаза, разговаривать как ни в чём не бывало. Как будет взаимодействовать с ней. Это всё было из другой жизни, где-то потом, где будет будто бы другой Паркер, который сможет разобраться с этим. Паркер из настоящего не стал думать об этом. Как и о прочих планах. Он, как и Софи, собирался посетить могилу Фло на этих каникулах, но теперь отказался от этой затеи, чувствуя себя слишком грязным. Фло заслуживала гораздо большего. Паркер подошёл к окну и выглянул в темноту. Утренние сумерки чертили небо, делая его оттенок менее мрачным. За утопающими в снегу кронами деревьев виднелась голубая полоса — то место, откуда приближался рассвет. Паркер не думал ни о чём целых несколько минут и искренне наслаждался этим состоянием, но увы, ему не суждено было продлиться долго. Паркер опустил взгляд вниз и похолодел. Он увидел её. Софи стояла посреди их дворика перед домом и смотрела куда-то вперёд (или вверх, Паркеру не было видно). Выглядела она так себе: мятые джинсы, натянутое поверх пижамы расстегнутое пальто, растрёпанные слегка влажные волосы. Паркер почему-то задумался о том, спала ли Софи этой ночью, смогла ли заснуть после того, что сделала, но поскорее отогнал эти мысли — не хотелось о ней думать. Он не знал, что она делала и зачем вышла на улицу так рано, и не имел ни малейшего желания узнавать. Софи больше не была его сестрой, и Паркер не был уверен, что когда-нибудь станет ей снова. Ему бы этого не хотелось. В этот момент, будто почувствовав, что он смотрит на неё, Софи оглянулась. Их взгляды пересеклись. Паркер ощутил, что ему физически становится плохо, что он не может вдохнуть, словно весь воздух разом выкачали из комнаты, и спешно опёрся о стоящую рядом тумбу, чтобы не грохнуться на пол. Софи смотрела на него долго; пустой взгляд, который Паркер приметил в выражении её лица ранее, застыл там, ничем неприкрытый и не имеющий смысла быть таковым. Софи улыбнулась. Позади заснеженных крыш занимался рассвет.