Возвращаться — плохая примета

Эрен небрежно обхватывает сигарету между средним и указательным — это красиво. Просто красиво. Флок может подобрать тысячи определений получше, но нет смысла изобретать велосипед. Голодные взгляды — Форстер мониторит шумный бар. Йегера, по обыкновению, облизывают глазами везде, куда бы он не пошел. Кормят его самолюбие. Флок едва сдерживает оскал, влажность его языка все еще как будто ощущается на коже. Как давно это было? — Вам повторить? — голос знакомого бармена доносится словно из аквариума. Флок, на самом деле, не любит шум. Эрен, если быть до конца откровенным, тоже не любит людные места. Угораздило ведь. — Виски забацай, — неопределенно кивает головой рыжеволосый. Сердцебиение учащается, градусы — виновники. На улице холодно. Форстер даже злится — почему именно здесь? Дерево барных стоек помнит, как соленые капли вперемешку с горячительным — трясутся руки — окропляют поверхность. Чёртов Йегер. Если бы Флок не был таким упрямцем — незаметно ушел бы, приподняв ворот пальто. Чёрта с два. — Подсоби, — манит пальцем молоденького помощника, учащегося врачевать чужие души алкогольными коктейлями. Тот нервно улыбается, стараясь не встречаться глазами, щелкает бензиновой, случайно касаясь ладонью запястья Флока. Случайно ли? — Простите… — почти шепчет. Форстер примеряет этот шепот себе на ухо, бесстыдно оценивая чужие руки — щеночек щеночком, но длинные пальцы неплохо будут смотреться на веснушчатых бедрах. Хмельные янтарные мутнеют. — Когда ты заканчиваешь? — Один джин-тоник. Банальщина. Но тело откликается мурашками вопреки. Неприятным, бьющим по затылку отрезвлением. Бегущим вдоль позвоночника раздражением. — Я помешал? — скрипит соседним барным стулом. Невинный, блять, как волк в овечьей шкуре. Щеночек пугается нехорошо сверкнувших под тяжёлыми веками бирюзовых глаз, растворяясь в своей работе. — Помешал, — устало кривится Флок. — А ты совсем в отчаянии, если это серьезно, — усмехается Эрен, непринужденно касаясь чужого колена. Не встречать его никогда было заветной мечтой, загадываемой Форстером на каждую падающую звезду. Даже здесь наебали. Флок приподнимает бровь, брезгливо скидывая чужие пальцы. Смотрит в стену напротив, разглядывая разноцветные блики огоньков, скачущих по бутылкам с горячительным, будто Йегер может исчезнуть, оказавшись алкогольным миражем. Коленка горит и Форстер мысленно ругается на податливое тело. Он никогда не был тактильным. Эрен сделал его таким. Эрен сделал его таким. — Ну не дуйся ты так, meine Liebe, — смеется в кулак Йегер. Что он вообще может знать о любви? Флок его почти ненавидит. Почти — потому что не хочется признаваться самому себе, что не до конца отболело. — Отъебись, — как можно небрежнее. Молоденький щеночек ставит перед Йегером напиток и Эрен подмигивает ему, по-змеиному тягуче наклоняясь к уху Флока. — Я справлюсь с этим намного лучше, — этот шепот не нужно и примерять. Въелся на подкорку, как голоса в голове, от которых стоит избавиться. Форстер сжимает кулаки до побелевших костяшек. Разворачивает голову резко, задевая его нос своим. — Отъ-е-бись, — цедит рыжеволосый. И в бирюзовых пляшут черти. Это принцип — кто отвернется первым. Смешная мальчишечья игра, по обыкновению заканчивавшаяся сексом, когда глаза обоих мутнели, забывая про упрямство, оставляя только жгучее желание здесь и сейчас. Флок отворачивается, смачивая горло виски. — Бери свое пойло и проваливай, — Йегер всегда сдавался первым, запуская пальцы под его водолазку. Эрен еще долго дергался от каждого, пробегающего мимо в чёрной под горло. Но не признался бы в этом даже самому себе. Глупо было бы жалеть о том, от чего отказался сам. Тогда почему так скрутило, когда увидел чужую ладонь на «своем»? Сколько вообще было этих чужих за три года? Йегер и сам стал чужим. Самым чужим незнакомцем, знающим каждую веснушку на этом теле. Оставившим следы на каждой. Без исключения. Такое не смывается джин-тоником. — Давай просто посидим. По старой дружбе, — Эрен примирительно бодает его стакан своим. — Дружбе? — давится Флок, хрипло смеясь. За три с небольшим — ни одного поздравления, пожелания и даже вежливой попытки справиться о здоровье. — Друг-то из тебя еще более хуевый оказался, Йегер, — продолжает заливаться рыжеволосый. У Форстера заразительный смех и нежные губы. Эрен почти забыл их вкус. Но почти — не считается. Годы «без» обрушились резко, вместе с градусами. Хотелось бесстыдно трогать чужие бедра, ежесекундно наблюдая за реакцией. Излюбленные мучения в йегеровском стиле. Флок поддавался так сладко, что можно было добавлять его в утренний американо. Но с утра Эрен предпочитал секс. Врать самому себе не входило в его привычки, но он собирал Форстера по частям в своей постели. Веснушки, ухмылка, рыжие шёлковые, вздёрнутый нос, крепкие бёдра, умопомрачительные лопатки. Все по-отдельности, смазано, частями, как надоевший пазл, не складывающийся воедино. Почти никогда не остающийся на ещё один раз. — Ты сменил номер? — невпопад. — Нет, — Форстер уже не улыбается. Девять цифр наизусть. Девять лет обнимать его со спины в их постели. Девять — многовато, чтобы не узнать эту спину за барной стойкой. Три — многовато, чтобы ни разу не столкнуться в этом огромном городе. Эрен никогда не верил в случайности. Только в плохие приметы. — У меня… — начал было, поправив туго собранный пучок. — Знаю, — отмахнулся Флок, — успешный успех. — Следишь? — неосознанно по-детски улыбнувшись. — Слушаю новости, пока трахаюсь, — съязвил Форстер. — Так плохо трахают? — Подташнивать начинает, только когда слышу твое имя. Эрен залпом выпивает остатки, крутит пальцем, прося повторить, укладывая голову на локти, лежащие на стойке. — А ты? — Йегер делает вид, что не слышал последней фразы. — Все хорошо? — Да, — Флок вслед за бывшим расправляется со своим напитком, встречаясь с ним взглядом. Злости, на самом деле, не было. Только усталость. Эрен всегда был на голову выше. Всегда тянулся к неведомым высотам, недоступным взгляду Флока. Кем был Форстер, когда Йегера не было рядом? Флоку хотелось быть с ним одного роста, но Эрен знал, что вершина пьедестала вмещает только одного. И там холодно. Но об этом стало ясно сильно позже. — Я выйду подышать, — рыжеволосый заказывает ром, соскальзывая со стула. Смешивается с разношерстной толпой — Йегер обычно не ходит в подобные заведения. Исчезает за дверью. Холодный воздух приятно обдаёт раскрасневшиеся щёки. По-хорошему, надо сваливать. Пускай оплачивает все выпитое, в конце концов, для господина-большая-шишка это не проблема. Наверное, трусливый побег, но какая уже разница, что он подумает? Форстер щёлкает зажигалкой, затягиваясь. Им было двадцать, когда они курили одну на двоих. Берегли пачку — скидывались с сэкономленных, дули на лапшу и смеялись. В промёрзлой съемной было холодно, но Эрен затаскивал под одеяло, оставляя горячие поцелуи на каждом сантиметре нежной кожи. Имело ли смысл хранить это в памяти? Обрывки кинолент, так и не выпущенных в прокат. Флок пытался затереть до дыр каждый момент вместе. Стёрлись девять лет жизни. Последние годы только учился отстраивать заново. Искал самого себя. — Нашёл, — усмехается Эрен, заворачивая в переулок у входа в бар. Флок смотрит сквозь него, замерев с сигаретой. Йегер достаёт пачку, обхватает губами фильтр, сжимает руку Форстера между своих ладоней — тыкается кончиком в горящий уголёк, раскуривает. Форстер молчит, отстранённо выпуская дым. — Ради курева мог бы и не выходить, — ворчит Эрен, — холодно. — Мне нравится, — пожимает плечами Флок. — Раньше не любил. — Любил. Правда любил. По-настоящему. Молчание с Йегером больше не было уютным. Раздражало. Хотелось отряхнуться котёнком, попавшим под ледяной ливень. — Эрен, — Флок затушил окурок о стену. Неосознанно и по имени. Йегер вздрогнул от подобного откровения. — Да? Форстер делает шаг, аккуратно берясь за ворот дорогого пальто, вскидывает голову — глаза в глаза, подается вперёд, касаясь его губ своими, едва ощутимо прихватывая… — Возвращаться — плохая примета, — выдыхает он, отстраняясь. Йегер справляется со сбившимся дыханием, кусая нижнюю губу, с оставшимся на ней неизменным привкусом Pall Mall. Хватает чужое предплечье, больно вбивая спиной в кирпич, нависая сверху, не давая и шанса на высвобождение. — Я не верю в приметы, — скалится он, запуская ладонь под чужое пальто. — Раньше верил, — Флок вскидывает голову, в его глазах за завесой усталости — пляшут черти. — Раньше я делал много глупостей, — выдыхает он перед поцелуем. Пальцы уже под водолазкой, привычно двигаются, очерчивая пресс, нижние рёбра, линию вдоль брючного пояса. Флок поддаётся — чёрт побери, отвечает, не обрушивая кулаки на его грудь, и это — прямое согласие. Им обоим за тридцать — но в этой подворотне двадцатилетние мальчишки, утонувшие в забытых некогда чувствах. Забытых? Их поцелуй длится так долго, что бармены наверняка решили — сбежали, не заплатив. Эрен прижимает Флока к себе, пряча в своем пальто, отогревая замёрзшие ладони. Форстер тянется к теплу, не сопротивляясь — можно свалить на виски, больную голову или давнее одиночество. У бывших же такое случается? И, если да, насколько все это бывшее? Флок отворачивается, разрывая поцелуй, Эрен ловит ртом воздух, не отстраняясь, невесомо касаясь губами веснушчатой скулы. — Мне не хватает только одной детали, — тихо говорит он. — В чем? — нехотя спрашивает Флок, глядя в сторону, туда, где мерцает тусклый фонарь на другой стороне дороги. — В моей жизни. — В твоей потрясающе идеальной жизни всего добившегося человека, которому ничего не мешает? — выдержав паузу, чеканит Флок с плохо скрываемой издёвкой. — Да, в ней, — просто соглашается Эрен, склоняя голову. — Тогда это счёт, — криво улыбается Форстер, игнорируя — больно. — Заплатишь? — Я уже, — Эрен говорит про бар, — пойдем ко мне? Флок поворачивается, вглядываясь в родную бирюзу на лице незнакомца. Обводит глазами возмужавшее лицо, пролёгшие под глазами темные круги, добавляющие зрелости, только-только искусанные им самим губы, едва проявившуюся под вечер щетину. Качает головой, отказываясь. — Так будет лучше, — утешающе хлопнув по плечу. «Так будет лучше для нас обоих» — точка на их девятилетие. В качестве извинений — бездушные дорогие часы. Словно удачно закрытая брокерская сделка. Флок высвобождается, закуривает, выпуская дым в темноту. Он не носит часов. Серое облачко причудливыми узорами растворяется в морозном воздухе. Форстер запахивает пальто потуже, приглаживает волосы, поправляет ворот водолазки, делая шаг на освещённую улицу. — Эрен, — оборачивается Флок, сверкая янтарными глазами, — может, в следующей жизни?