Ветер

      Никто не может помнить всё, но Моракс помнил многое. Много знает, много видел, много слышал. Ему есть что с чем сравнить. Ему есть, что вспомнить.       Поэтому он прекрасно помнит Анемо Архонта, который заглядывал к нему чуть ли не каждый день в один и тот же час. Неужто этому мальчишке делать нечего, как прилетать к нему, да болтать о том о сём. — Когда плачет Гидро-дракон, то идёт дождь. А если ты заплачешь, то будет метеоритный дождь? — Спрашивал Барбатос, повиснув на ветке вниз головой. — Пойдут слёзы, — ответил Моракс, скрестив руки на груди. — А мора может пойти? — Я тебе что, золотая антилопа?       Паренёк расхохотался. Как мало нужно для того, чтобы услышать смех Анемо Архонта. Свободен в чувствах, свободен в эмоциях, свободен от всех оков. «Свободен ли?» — задумывается Моракс, глядя на Барбатоса. Тот, утерев слёзы, скопившиеся в уголках глаз, спорхнул с ветки, встав прямо напротив Гео Архонта. Мальчишка был тому по грудь, отчего приходилось запрокидывать голову, чтобы заглянуть в золотые глаза мужчины. — Улыбнись! — Не хочу. — Почему? — Нет повода. — Вредина. Ну улыбнись, чего ты с таким каменным лицом стоишь, — толкнув в бок старшего, Барбатос вновь звонко рассмеялся с собственной шутки, — утонешь ещё.       Моракс в лице не меняется, чтобы Барбатос не выдумал. А мальчишка всё кружился и прыгал около него, как блоха, задорно хохоча. Гео Архонт этого не покажет, но он рад, что Барбатос однажды ворвался в его жизнь. Эта беззаботность и ветренность чем-то манила и привлекала.       Но больше всего Моракс любил, когда Анемо Архонт пел, играя на своей лире. Он мог слушать это едва ли не вечность. А как же было приятно засыпать под мондштадские колыбельные после тяжелого дня. И что не день, то новая песня и новая мелодия. Некоторые песни Барбатос писал специально для Моракса, но тот лишь благодарил и хвалил его талант и исполнение. — Твоя улыбка была бы лучшей платой. Ты когда-нибудь вообще улыбаешься? — Не замечаю за собой подобного. — Плохо! Ты когда-нибудь видел, чтобы солнце грустило? — Что? К чему ты это говоришь? — Когда я не могу к тебе прилететь, я очень скучаю, — начав издалека, Барбатос присел рядом с мужчиной, глядя на голубое небо, по которому ветер гонит облака, — поэтому часто смотрю на небо. Оно одно на все царства Тейвата, поэтому я знаю, что мы всегда смотри на одно небо. А когда я хочу почувствовать тепло, то ложусь прямо под солнечные лучи, зная, что нас с тобой греет одно и то же солнце. — А если пока у тебя греет солнце в Ли Юэ идут дожди? — Ты это специально, да? — Нет. — Не порть драматичный момент, Моракс! — Крикнул мальчишка, толкнув Архонта под бок. Тогда-то он впервые и услышал, как смеётся мужчина. — К тому же, я серьёзно считаю, что ты похож на солнце. Даже несмотря на твоё каменное лицо и холодный расчётливый нрав, я чувствую тепло в тебе. А когда ты улыбаешься, то ощущаю это тепло в сто раз лучше. — Странное сравнение, но я его приму, так уж и быть. — Гляньте-ка на него, одолжение он мне тут делает. — Прыснул мальчишка, закатив глаза.       В руках у Барбатоса вновь заиграла лира. Прикрыв глаза, Моракс наслаждался каждой нотой, каждой струной, которая порождала мелодию. Она напоминала ручей, что течёт с высоких гор, виляя то вправо, то влево. Когда я умру — я стану ветром И буду жить над твоей крышей. Когда ты умрёшь ты станешь солнцем И всё равно меня будешь выше. Осенним ветром я буду где-то Летать с тобой ветром по свету. Ты не поймёшь, а я незаметно Шепну теплом: «Ах, солнце, где ты?» — Что за тоска? — Просто недавно услышал её от одного барда. Понравилась она мне. Есть в ней и печаль и радость. И мне она напомнила нас с тобой. — Принимаю. — Да что за день одолжений такой?!       По истине необычный день, раз Гео Архонт позволил себе расхохотаться так звонко, что Барбатос замер в удивлении. А ветер будет помнить этот смех.

***

— Грядёт война, верно? — Понуро спросил мальчишка, глядя в серое грозное небо. Крыльями он старался закрыться от этого кошмара. Почему это происходит, ведь всё было в порядке. — Столько божеств на один мирок… нас слишком много, поэтому остаться править должны сильнейшие. — Проговорил Моракс, глядя со скалы вдаль, будто уже видел, как враг крадётся к нему и его землям. Но Гео Архонт готов был дать отпор любому. — Получается, мы стали врагами? — Поджав ноги к себе, обхватив их тонкими руками, Барбатос поднял бирюзовые, полные тоски и печали, глаза. Он не хотел, чтобы они были по две разные стороны. — Не обязательно. Я бы не хотел воевать с тобой. Ты мне нравишься и, как бы не хотелось этого признавать, мне хорошо и спокойно, когда ты рядом со мной. — Что значит «как бы не хотелось этого признавать»?! — Юноша, умерьте свой пыл. — Усмехнувшись, Моракс повернулся к мальчонке, что сидел уже весь красный, правда не ясно от чего конкретно. — Ну вот, ты хоть оживился, а то сидел понурым. — Предчувствие плохое.       Замолчав, Архонты старались не пересекаться взглядами. То, что сейчас происходит не приведёт к счастливому финалу. Оба понимали, что будет много жертв, много крови, много смертей. Не разрушат ли они, божества, весь этот мир до такой степени, что тут уже нечем будет править?       Украдкой, Моракс всё же взглянул на Анемо Архонта, который ворошил ногами песок. Отчего-то ему хотелось, чтобы Барбатос вновь улыбнулся или громко рассмеялся, хоть он и понимал, что сейчас для этого мало повода. Но когда малец улыбался и пел, то мужчине казалось, что всё в жизни хорошо и будет только лучше. Пусть будет так, пусть они будут рядом.

***

      Он умирал у него на руках. Кряхтя и кашляя кровью. На бирюзовых глазах застыли слёзы. Крылья были изрезаны и сломаны, а с ними и весь смысл свободы Барбатоса. Птица без крыльев — мёртвая птица и ни один ветер не в силах помочь ей.       А Моракс будто не мог поверить в происходящее. Он и сам убивал других божеств, наблюдая, как те истекали кровью, как тухли их глаза. И точно скала он наблюдал, как медленно уходят их жизни. Но и на камень есть управа. И ей оказалось плачевное состояние мальчишки. — Всё будет в порядке, ты только продержись. — Моракс… моя лира разбита. — Починим! И ты сыграешь на ней ещё раз для меня. — Так тебе нравилось, как я играю? — Задыхаясь, спросил Барбатос, заведомо зная ответ. Просто он хотел услышать это ещё раз. В самый последний раз. — Конечно! Твоя игра, твой голос и пение — всё это мне нравится. Ты в моей жизни — спокойствие, прекрасная беззаботность. — Только ты не будь пока солнцем, слышишь, я буду петь тебе песни с крыш, я буду снова тем, кем ты дышишь, осталось ветром лишь стать, — полушепотом пролепетал мальчишка, улыбнувшись в последний раз. А затем его глаза закрылись. — Барбатос? Барбатос!       Проведя рукой по темным волосам, Моракс аккуратно уложил мальчишку на землю, накрыв его тело своим плащом. «А если ты заплачешь, то будет метеоритный дождь?» — Да. — Ответил на вопрос из прошлого Гео Архонт, глядя на других божеств, что бились не на жизнь, а на смерть. Взмахнув рукой, с небес посыпались каменные копья, а по щеке пробежала одинокая слеза.

***

      Шум в гавани Ли Юэ обычное дело. Проходя мимо торговцев, Чжун Ли рассматривал товары на их прилавках. Рядом с ним пробежали дети, играя с воздушным змеем. Всё спокойно, он может больше не беспокоиться о своём народе, ведь тот сможет за себя постоять.       Идя по побережью, скрывшись от чужих глаз, вновь он вернулся в Каменный лес Гуюнь. Тут всё также тихо. Мужчина вновь погрузился в воспоминания. Это место — поле битвы и могила для некоторых божеств.       Ветер закружился вокруг него, поднимая края накидки Чжун Ли. Впервые он почувствовал здесь, в краю боли и страданий, спокойствие. Видимо весточка из прошлого к нему прилетела в настоящем. — Я буду ждать лишь твоей улыбки, — ветром пронеслось около мужчины. Тут же обернувшись на зов, Чжун Ли заметил маленький элементаль, что вскоре приобрёл знакомые черты лица. — Я буду слушать твои песни. — Здравствуй, Моракс. — Здравствуй, Барбатос. Вернулось ко мне моё спокойствие.       Вновь мальчишка расхохотался, как и несколько сотен лет назад. И впервые за долгие сотни лет Моракс явил улыбку.