***
После смерти Петра другие рабы-мужчины разделили между собой его обязанности. Никто из них не оставался в лудусе надолго после выполнения работы, и никто из них не спал там, как было с Петром — меры, предложенные Наставником и согласованные с господином, чтобы избежать повторения той неприятной ситуации. На этой неделе обязанности легли на плечи Назира, поэтому перед рассветом он спустился в лудус, стараясь выполнять указания Наставника. День проходит в довольно рутинном режиме. После всего того, что произошло в последнее время — с Петром, Гнеем, Сеговаксом — гладиаторы, похоже, стали более склонны вести себя прилично и не рисковать жизнью за пределами арены. Ничего примечательного не происходит до тех пор, пока Назир не наполняет чашу из бочки с водой, поворачиваясь, чтобы передать её стоящему перед ним мужчине, и неожиданно ловит внимательный взгляд зелёных глаз. — Назир, — произносит гладиатор так тихо, словно его имя — доверенная ему тайна. Кажется, он искренне рад видеть Назира, и тот не может сдержать осторожной улыбки, протягивая чашу. Агрон берёт её, на мгновение их пальцы соприкасаются, и кажется, что он вот-вот заговорит, когда кто-то толкает его сзади. — Я что должен умереть от жажды, пока ты стоишь истуканом и флиртуешь с рабом, брат? У заговорившего мужчины такие же волосы, заплетённые в дреды, как и у Агрона, и когда тот поворачивается, чтобы отпихнуть брата назад, это кажется игрой. Назир вручает чашу и другому гладиатору, а, отходя, Агрон бросает на Назира долгий взгляд через плечо. Вскоре братья возвращаются к тренировке, а Назир, хоть до этого и стоял с опущенными глазами, теперь наблюдает на Агроном. Как тот тренируется с мечом и щитом — выражение его лица, движения, разочарованное рычание, когда противник застаёт его врасплох — всё это выдаёт в нём воина, и нет ни единого намёка на мягкость, которую видел Назир. Агрон не первый мужчина, с которым Назиру приказали лечь в постель. Первый раз произошёл вскоре после смерти Тита Батиата, и с тех пор их было много. Не только гладиаторы, обеспечивающие шоу, как они с Агроном, но и привилегированные гости, чей взгляд мог на нём остановиться, даже люди, оказавшие Батиату какую-то услугу, получали взамен награду. Никто из них никогда не задумывался о его удовольствии и не вызывал такого неожиданно искреннего отклика. Никто из них никогда не спрашивал его имени. Когда гладиаторы делают перерыв на отдых и еду, Назир помогает, а затем отходит, чтобы встать у стены, пока Наставник не даст ему дальнейших указаний. Но когда он проходит мимо скамьи, на которой сидит Агрон со своим братом (Назир слышал, что его зовут Дурон), Агрон протягивает руку, чтобы остановить его. — Задержишься на минутку? — спросил Агрон. По крайней мере интонация в его голосе заставляет звучать эти слова, как просьбу, а не приказ. — Если можешь. Мгновение Назир думает о Петре, но, быстро оглядевшись, видит Наставника, который лишь наблюдает, не делая ни малейшего движения, чтобы остановить Назира. Он снова поворачивается к Агрону. — На минуту, — согласился он. — Что я могу для тебя сделать? Агрон хмурит брови. — Ты говоришь так, будто я римлянин, отдающий тебе приказы. Назир слегка пожал плечами. — Ты гладиатор. И имеешь надо мной власть, пока твоя воля не станет противоречить воле Наставника. — Я этого не хочу, — ответил Агрон, и в его голосе прозвучала различимая обида. Назир машинально склонил голову, и голос Агрона становится мягче, когда он снова говорит. — Я просто хотел попросить тебя присесть рядом и немного поговорить, если хочешь. То, что гладиатор проявляет хоть какую-то заботу о его желаниях, так же чуждо Назиру, как и то, что кого-то волнует, как его зовут. Он слишком удивлён, чтобы даже задуматься, поэтому садится на скамью. Дурон сидит по другую сторону от Агрона, пока тот не тычет его локтем в рёбра, после чего он закатывает глаза и отправляется на поиски другого места. — О чём ты хотел поговорить? — спросил Назир. — О чём угодно, — ответил Агрон, не сводя глаз с его лица. — Расскажи мне о себе. Назир улыбнулся, глядя на него в ответ. Интерес Агрона столь же незамутнён сколь и лестен. — Рассказывать особо нечего, — сказал он, ловя себя на сожалении, что это было правдой. — Я родился в Сирии, сюда меня привезли ещё ребёнком, и теперь я служу дому Батиата. — Наверняка есть нечто большее, — настаивал Агрон. — У тебя есть семья? Назир опустил взгляд вниз. — Я помню только брата. Нас разлучили, когда взяли в рабство. — Прости, — сказал Агрон, бросая взгляд на Дурона. — По крайней мере, Боги не сочли нужным разлучить меня с братом. Он говорил так, будто потеря Дурона полностью уничтожила бы его, и Назир понимает, что боится за них обоих. Опасно придавать такое большое значение чужому выживанию на арене. — Пусть они и впредь будут благосклонны к вам, — сказал он. Агрон окинул его взглядом, улыбаясь, и потянулся, чтобы накрыть ладонь Назира своей. Прикосновение было нежным, но именно в этот момент Наставник выкрикнул имя Назира, и тот выдернул свою руку из хватки Агрона. — Я должен идти, — сказал он, встав, и ушёл, не оглядываясь. Краем глаза Назир видел, как кто-то другой занял его место на скамье — Спартак. Назир подошёл к Наставнику и встал, сложив руки за спиной опуская взгляд, но не отходя слишком далеко, чтобы слышать разговор гладиаторов. — Чего ты хочешь от мальчика? — голос Спартака был предельно спокоен, но как и каждый раз, когда Назир слышал речь фракийца, в его голосе скрывалась опасность. — Какое тебе, чёрт возьми, до этого дело? —сердито ответил Агрон. — Хотел бы я дать тебе ответ, — ровным голосом произнёс Спартак, и хотя Назир не поднимал взгляд, он со всей ясностью мог видеть, как те смотрят друг на друга. Несколько мгновений прошли в тишине, а ответ Агрона был мягок, но не менее сердит. — Я ищу лишь его компании. Ты не согласен с этим, чемпион? Спартак, кажется, смягчился, и голос его стал тише. — Я говорю из беспокойства за мальчика. — Назира, — перебил Агрон. — Назира, — продолжил Спартак. — Раньше здесь был ещё один мальчик, прислуживающий нам, и он… его замучил один из наших. Я слишком долго бездействовал и не смог помочь, поэтому мне бы не хотелось, чтобы эта ошибка повторилась. — Я не грёбаное животное, — с явным отвращением в голосе сказал Агрон. — По крайней мере, не в этом. — Рад это слышать, — ответил Спартак. — Ради вас обоих. Но если он тебе небезразличен, помни, какое положение вы оба занимаете в этом доме. Возможно, слишком открыто демонстрировать свой интерес неразумно. — Наш чемпион говорит правду, — добавил вполголоса Наставник, и Назир опустил голову. — Да, Наставник, — согласился он. До конца недели Агрон не обмолвился с Назиром ни словом, за исключением благодарности, когда Назир подносил воду или меч. Он был один из немногих, наряду со Спартаком и Дуроном, и Назир подозревал влияние Агрона на младшего брата. Они не разговаривают, но Назир часто чувствовал на себе взгляд Агрона, не в силах удержаться от ответного взгляда. И подобное наблюдение не казалось неприятным. Назир привык, что на него смотрят, так было большую часть его жизни, но взгляд Агрона чувствовался иначе, Назир ещё никогда такого не чувствовал. Если бы он был свободен, то стремился бы узнать его лучше, но такого у него никогда не будет. По выходным другой раб занимает место Назира в лудусе, и он больше не видит Агрона, разве что мимоходом.***
Накануне следующих игр Батиат устроил очередное празднование. Назир не позволял себе ожидать чего-то или даже надеяться. Он даже не уверен, чего на самом деле хочет. Его пульс учащался от воспоминаний о руке Агрона на своём теле, о его члене внутри него. Но мысль о том, что они будут лишь зрелищем для гостей Батиата теперь казалась неприятной, как и мысль о том, что его с лёгкостью могли бы подложить под другого гладиатора. Он всегда принимал такие вещи, у него не было другого выбора, кроме как принять их, но теперь его беспокоило то, что на этот раз принять их становилось труднее. Всё, что он мог сделать — ждать и смотреть, что из этого выйдет. Назир спокойно выполнял свои обязанности, и ему становится ясно, что готовит ему эта ночь, когда он откликается на приказ Лукреции, находя её стоящей с небольшой группой других римлян, некоторые из которых присутствовали при их с Агроном первом соитии. На этот раз они приказали ему подготовиться и ждать, отвернувшись от двери, так что он не знал, кого они выбрали для него, пока мужчина не становится на колени позади него. Руки, обнимающие его за плечи, были сильными и покрытыми мозолями, но их прикосновение оказалось нежным, а знакомый голос шептал его имя. Назир не мог сдержать вздох облегчения, расслабив плечи. Агрон, почувствовав это, прижал Назира к своей груди, ощущая, как тот прижимается к нему в ответ. — Мы привели тебя сюда, чтобы ты трахнул мальчишку, а не шептал ему нежности на ушко, — вторгся в их мир голос Лукреции, разрушая иллюзию близости, которой они достигли каким-то неведомым образом. — Продолжай. На этот раз всё было знакомым: руки Агрона на его бёдрах, член Агрона, входящий в него, пока Назир опирался руками о кровать. Назир сделал глубокий вдох, закрыв глаза, а затем открыл их, услышав приближение кого-то из римлян. Когда римлянка заговорила, Назир узнал голос Иллитии, женщины, чьей благосклонности стремится добиться Лукреция. — Он такой тихий, этот малыш, — её рука легла на макушку Назира, поглаживая его по волосам, словно он был домашним псом. — Я хочу, чтобы на этот раз ты был груб, гладиатор. Заставь его кричать. Агрон колебался, и Назир молча умолял его послушаться. Он достаточно видел эту женщину, чтобы понимать: если она хочет причинить боль, она получит желаемое в любом случае. Спустя мгновение Агрон обхватил его крепче снова делая толчок вперёд — сильнее, чем раньше, но недостаточно, чтобы причинить настоящую боль. Назир подчинился, издав стон. — Хорошо, — пальцы Иллитии впились в его волосы, и вот уже в этой боли нет никакой фальши. — Ещё раз. Она продолжила подстёгивать Агрона, и поначалу его сильные толчки и ответные стоны Назира были больше показухой, чем правдой. Но что-то, кажется, овладело ими обоими. Руки Агрона сжались на бёдрах Назира, когда он вошёл в него, сильнее, глубже, и крики, срывающиеся с губ Назира, шли из самой его сути. Всю жизнь Назира, что бы с ним ни делали, ему удавалось сохранять внутренний контроль, контролировать свои разум и реакции. И ему не хотелось отдавать этот контроль Иллитии, но неожиданно он понял, что готов передать его в руки Агрона. На этот раз он кончил совершенно неожиданно, не притрагиваясь к собственному члену, его тело подрагивало и сжималось, а мгновение спустя застонал Агрон, и Назир почувствовал, как он кончает. Назир задыхался, стоя на коленях и склонив голову так низко, что она касалась кровати, а Иллития отпустила его волосы, погладив по голове, как пса, прежде чем отойти. У них выдалось несколько коротких мгновений наедине, чтобы привести себя в порядок и одеться, и тогда Назир, наконец, повернулся лицом к Агрону. От резкого движения он не смог сдержать гримасу боли, которая обернётся синяками в ближайшее время. Одна из ладоней Агрона нежно коснулась его бока, а другая прижалась к щеке Назира. — Прости меня, — пробормотал он. — Не стоит извиняться, — тихо ответил Назир, поднимая взгляд. — На этот раз, уходя, я унесу на своём теле следы твоих прикосновений, и это меня радует. Агрон поперхнулся воздухом и сделал шаг навстречу, но Назир опустил глаза. — Мы не можем задерживаться, — сказал он. Вздохнув, Агрон кивнул. На мгновение его рука прижалась к щеке Назира, и тот подался навстречу прикосновению, а спустя секунду они отстранились друг от друга.***
Агрон привыкал к новой жизни быстрее, чем мог себе представить. Он ест, спит и тренируется, ожидая шанса проявить себя на арене. Препирается с Дуроном и пытается уберечь его от неприятностей. Он дорожит каждым мимолётным взглядом, который бросает на Назира, каждым словом, которым они обмениваются, каким бы кратким оно ни было. Он никогда раньше ни за кем не ухаживал. Дома он просто находил мужчину, который был готов разделить его аппетиты, и они трахались — возможно, раз, возможно, несколько, если секс был хорош — но на этом всё заканчивалось. Он понимает, что ему не следует пытаться ухаживать за Назиром, но Агрон всё же ищет способы показать своё уважение, дать Назиру понять, что Агрон о нём думает. Назир слишком сдержан, чтобы показывать бурную реакцию, но иногда его губы изгибаются в подобии улыбки, когда он медлит, протягивая Агрону чашу с водой или тренировочный меч, а после поднимает взгляд внимательных глаз, чтобы посмотреть прямо на него, и этого оказывается достаточно, чтобы поселить в сердце Агрона надежду, что его чувства взаимны. Спустя несколько дней после испытаний ему и Дурону, наконец, выпадает шанс проявить себя на арене, сражаясь бок о бок. Это первый раз, когда Агрону дают настоящий меч с момента пленения, и это приятно, даже если он предпочёл бы пустить его в ход против охраны, а не бедных ублюдков, которых выставили против них с Дуроном. У него нет желания сражаться с другими порабощёнными Римом, но единственные доступные им варианты — победа или смерть. А победа опьяняет. На несколько мгновений нет абсолютно никакого значения, что толпа, почитающая их, полна римлян, или что Дурон потерял бдительность во время их сражения, заставляя сердце Агрона замереть в груди, спустя секунду забившись снова. Они вместе, они живы, и Агрон вскидывает меч, взревев в ответ на рёв толпы. Братская забота снова поднимает голову, стоит им вернуться в лудус, и Агрон влепляет Дурону подзатыльник. — О чём ты думал, опуская щит? Дурон сердито отмахивается от его руки. — Бранишься, как старая дева из-за секундной оплошности. — Эта секунда могла стоить тебе жизни, — прорычал Агрон. — Мы были на грёбаной арене, а не на тренировочном бою. Дурон не отвечает, хмуро уставившись в землю. Агрон же уходит, оставляя его в одиночестве. Внезапно кто-то зовёт его по имени, и он, подняв голову, видит приближающегося Ашура. Агрон относился к нему с настороженностью, он не слишком часто пересекался с сирийцем, но никто из гладиаторов не отзывался о нём хорошо, и то, как он заискивал перед любым, кто, по его мнению, мог принести пользу, вызывало у Агрона отвращение. — Чего ты хочешь? — спросил он. — Просто хочу быть полезным, — услужливым тоном ответил Ашур, чему Агрон ни на секунду не поверил. — Ты хорошо показал себя на арене, а Батиат всегда вознаграждает подобное рвение. — Мне ничего от тебя не нужно, — категорично заявил Агрон. — И я меньше всего нуждаюсь в одной из твоих шлюх. — Разве? — Ашур склонил голову набок, и на его лице расцвела понимающая улыбка. — Ну конечно, я кое-что припоминаю. Твои вкусы, кажется, распространяются только… на моего юного родича. Агрон отвёл взгляд, стиснув челюсти, но Ашур не отступал. — Тебе никогда не доводилось наслаждаться обществом мальчика наедине, верно? Такая награда тебе по душе? — Разве это возможно? — вопрос ворвался с губ Агрона прежде, чем он успел остановиться. Сама мысль об этом вытесняла из его головы всякий здравый смысл, пока он изо всех сил пытался взять его под контроль. Ашур улыбнулся, вызывая у Агрона желание съездить кулаком по его самодовольному лицу. — Когда господин доволен твоими успехами на арене, а Ашур нашёптывает ему нужные вещи, многое становится возможным, друг мой. — Я тебе не друг, — огрызнулся Агрон. На мгновение елейная улыбка Ашура обратилась свирепым взглядом, но он быстро взял себя в руки. — Возможно, — спокойно ответил он. — Но… ты бы не отказался от мальчика? Агрон отвёл взгляд, мысленно взвешивая глупость от принятия чего-либо от этого змея и мыслей о Назире. Он знает, какой из этих выборов окажется мудрее, точно так же понимая, что не сможет его сделать. Ашур оставил его в камере, пока сам будет заниматься приготовлениями. Стоит сирийцу уйти, и Агрон слышит чьи-то приближающиеся шаги, а, повернувшись, видит Дурона. — Что он хотел? — спросил Дурон, очевидно уже забыв об их ссоре. — Я ни разу не видел, чтобы ты обменялся столькими словами с этим вероломным ублюдком. Будь это кто-то другой, Агрон бы уже огрызнулся, что это не их грёбаное дело, но от Дурона у него никогда не было секретов. — Он спросил какую награду я хочу за свои победы на арене, — тихо сказал он. — Я попросил Назира. — Твоего сирийского мальчишку? — спросил Дурон, а после, расхохотавшись, хлопнул Агрона по плечу. — Мне было интересно, когда же ты соберёшь яйца в кулак и сделаешь хоть что-то, кроме обхаживаний. — Он не мой, — поспешил указать Агрон, напоминая об этом не только Дурону, но и самому себе. — Точно, — согласился Дурон с кривой улыбкой и снова положил руку на чужое плечо, на этот раз осторожно. — Но я всё равно желаю тебе счастья с ним. Ты заслужил все радости мира, сражаясь на арене в этом грёбаном месте. Агрон улыбнулся, наклоняясь вперёд, чтобы соприкоснуться лбами с братом. Время проходило в ожидании, и его начали одолевать смутные сомнения. Что, если Назир будет оскорблён его действиями? Что если он не желает этого так, как Агрон? Казалось, он всегда с радостью принимал прикосновения Агрона, но, возможно, тот просто видел то чего нет. Он думал об улыбках Назира, редких, но не кажущихся менее искренними, о том, как Назир подавался навстречу прикосновениям Агрона в те драгоценные минуты, которые они провели вместе. И воспоминания вселяли уверенность. Наконец, охранник открыл дверь камеры и рявкнул Агрону идти с ним, и тот проследовал в свободную комнату дальше по коридору. — Моя смена заканчивается через три часа, — сообщил ему стражник. — И по её окончании мне приказано отвести тебя обратно в камеру, а мальчишку на виллу. Не заставляйте меня ждать, мать вашу. Агрон вошёл в комнату и увидел Назира, вскинувшего голову. Когда дверь за ним закрылась, Агрон открыл рот, чтобы заговорить — дать хоть какое-то объяснение, заверить Назира, что ему не нужно ничего делать — но, прежде чем он успевает издать хотя бы звук, Назир подошёл к нему и прижал пальцы к губам Агрона. — Я надеялся, что меня приведут именно к тебе, — мягко сказал он, а глаза его светились теплотой и мягкостью. Агрон обхватил его руку, отводя от своих губ, и притянул Назира ближе. Первое прикосновение их губ — самое сладкое ощущение, когда-либо испытанное Агроном. Он наклонился, чтобы обхватить Назира руками, притягивая ближе. Назир же положил ладони на грудь Агрона и приподнялся на цыпочки, чуть наклонив голову, пока Агрон крепко держал его в своих объятиях. Когда поцелуй, наконец, прервался, они остались стоять тесно прижатые друг к другу. Агрон легко перенёс на себя вес Назира, прижимая его хрупкое тело к своему. — Неразумно было сообщать Ашуру о своём отношении ко мне, — тихо произнёс Назир. — Я рад находиться в твоих объятиях, но никогда больше не рассказывай ему то, что можно скрыть. — У тебя есть причины опасаться его? — спросил Агрон, заглядывая Назиру в глаза. Если Ашур посмеет угрожать Назиру, Агрон снесёт его грёбаную голову с плеч. Назир покачал головой. — Не больше, чем у любого другого в этом доме, — сказал он. — Но и не меньше. Он никогда не сделает ничего, не попытавшись обернуть это пользой для себя. — Я запомню, — пообещал Агрон, наклоняясь, чтобы прижаться своим лбом ко лбу Назира. — Но сегодняшним вечером я хочу, чтобы не Ашур был в моих мыслях. У нас есть всего несколько часов. Назир прижался к нему, закрывая глаза. — Я мечтал оказаться в твоих объятиях, когда ни один посторонний не будет за нами наблюдать, — прошептал он. — Нескольких часов совсем недостаточно, но если это всё время, которое у нас есть, давай не будем тратить его зря. Агрон приподнял подбородок Назира кончиками пальцев, снова целуя его. На этот раз он уговаривал Назира открыть рот, скользнув внутрь своим языком, стремясь попробовать его на вкус. Назир издал нетерпеливый тихий звук, пока его руки неосознанно блуждали по груди Агрона, скользя по рёбрам и животу, и не останавливались ни на миг, пока не достигли сублигарии. Он замер, словно прося разрешения, несмотря на то что между ними уже дважды случалась близость. Агрон подумал о первом их разе, когда Назир по приказу Лукреции обхватил его спокойными, умелыми руками, и понимает, почему на этот раз тот предпочёл дождаться разрешения Агрона. Он прервал поцелуй, чтобы прошептать: — Сними это, — и Назир послушался. На мгновение его руки задержались на бёдрах Агрона, поглаживая мягкую кожу, а затем он занялся собственной одеждой, вынимая из-за пояса пузырёк, прежде чем скинуть мешающуюся ткань. Агрон обхватил Назира за талию, обвивая руками его бока, и наклонился, чтобы снова завладеть его губами. Он подтолкнул их обоих к кровати, но стоило им добраться до неё, Назир развернулся и легко толкнул Агрона в плечо. Тот сел, когда задняя сторона колен коснулась кровати, а Назир забрался на него верхом. — Я хочу видеть твоё лицо, когда ты будешь внутри меня, — сказал Назир. Одной рукой Агрон обхватил его за талию, чтобы удержать на месте, а другой коснулся пальцев Назира, сжимающих флакон. — А я хочу своей собственной рукой подготовить тебя, — ответил он. Агрон неторопливо протянул руку, поглаживая кожу между ног Назира, прежде чем мягко надавить. Может, у них и было мало времени, но впервые им не нужно было никому угождать, кроме друг друга, и Агрон был преисполнен решимости позаботиться об удовольствии Назира. Назир придвинулся к нему, положив руки на плечи. Это было совсем не похоже на те лёгкие контролируемые движения, которые Агрон замечал в нём ранее, теперь Назир ничего не скрывал, он был так прекрасен. Агрон двинул пальцами внутри Назира и был вознаграждён тихим стоном и изящным изгибом спины. Назир опустил голову, ища губы Агрона, и в следующий раз, когда стон рвался из груди, он прервал поцелуй, но оставался тесно прижатым к мужчине, тяжело дыша. Агрон двигал пальцами, пока Назир не начал извиваться над ним, а затем завёл руку назад, обхватывая свой собственный член, чтобы хотя бы немного успокоить бушующее внутри желание. Назир крепче сжал его плечи и сделал глубокий вдох, позволяя себе опуститься вниз. Агрон крепко обхватил его за талию и положил руку на бедро. Назир опустился до упора, а после замер, не шевелясь. Агрон наклонил голову, целуя его грудь, и Назир вскинул руки, чтобы обхватить его затылок. Спустя несколько мгновений Назир начал двигаться. Сначала он просто слегка покачивал бёдрами, поощряя Агрона к ответным действиям. Тот мягко подался навстречу, издав низкий стон. Проведя губами по груди и ключицам Назира, он начал подниматься поцелуями наверх, останавливаясь и подавляя разочарованный вздох, когда достиг места, где рабский ошейник обхватывал шею Назира. Он отстранился, чтобы взглянуть в чужое лицо, и увидел, что Назир смотрит на него в ответ. Агрон никогда не видел его лица таким открытым и незащищённым, никогда не видел того огня, что сейчас горел в его глазах. Назир продолжил движения, вращая бёдрами по кругу, и Агрон ответил, с каждым разом входя в него всё сильнее и глубже. Они находят свой ритм, легко двигаясь навстречу друг другу. Назир наклонился к Агрону, и тот не раздумывая впился в его губы жадным поцелуем. Они были прижаты друг к другу довольно плотно, но Агрон умудрился просунуть руку между их телами и обхватить член Назира. Тот прервал поцелуй со вздохом, подаваясь навстречу прикосновению, пока Агрон продолжал гладить его в такт толчкам. Назир продолжал двигаться, полностью отдавшись во власть возбуждения, и Агрон не был готов к тому, что всё так быстро закончится, но он не в силах замедлиться и не способный ничего поделать, кроме как входить в Назира снова и снова. Сириец опустил голову на плечо Агрона, царапая зубами кожу, и простонал в изгиб его шеи. Одной рукой Агрон прижал его ближе, а другой продолжал поглаживать его член, пока Назир не вздрогнул, изливаясь в его ладонь и издав пронзительный вскрик. То, как он сжимался и вздрагивал, звуки, которые он издавал, подвели Агрона к грани его собственного освобождения, он вскинул бёдра вверх в последний раз и, простонав, излился глубоко внутри Назира. Назир упал ему на грудь, тяжело дыша, а Агрон обхватил его обеими руками, крепко прижимая к себе. Они не произнесли ни слова. Через несколько мгновений Агрон вышел из него и взял одеяло, лежащее на кровати, чтобы вытереть их обоих. Он прижал Назира к себе и откинулся на кровать. Сириец же стал тихим и послушным. Он позволил Агрону уложить себя, и когда тот снова прижал его к себе, ложась рядом, Назир положил свою голову на чужое плечо. Он не отстранялся от прикосновений Агрона, но в его теле чувствовалось лёгкое напряжение, поэтому Агрон неохотно решил прервать их молчание. — Боюсь, тебе не по себе в моих объятиях. Если ты уйдёшь раньше выделенного нам времени… — Нет, — перебил его Назир, и это вселяло уверенность, пусть даже он и не мог расслабиться рядом с Агроном. — Прости, меня одолевают мысли. Агрон отстранился, чтобы взглянуть на него и убрал выбившийся из причёски локон с его лица. — Тогда поделись ими, если хочешь. Назир обхватил пальцами запястье Агрона и повернул голову, целуя место, где бился пульс. — Ты заставляешь меня чувствовать то, чего я никогда не испытывал, — прошептал он. — То, о чём я даже не подозревал. И это пугает. Агрон нахмурился. — Я бы никогда не причинил тебе вреда, Назир. Не по своей воле, — поправился он, вспоминая острый взгляд и римский голос, отдающий приказы. — Меня пугаешь не ты, — уверял его Назир. — А всё, что нас окружает. Я много раз видел, как рабы испытывали чувства и сильную привязанность, несмотря на оковы, но никогда не видел, чтобы это заканчивалось хорошо. — Я больше не стану искать твоей компании, если ты этого не хочешь, — сказал ему Агрон. Обуздать своё желание кажется невыполнимой задачей, но он найдёт способ, если понадобится, ради Назира. Назир вскинул руку, нежно обводя пальцами контур губ Агрона. — Это безопасный путь. И всё же, когда я смотрю в твои глаза или чувствую твои прикосновения, меня мало заботит безопасность или осторожность, — он поднял глаза, чтобы встретиться со взглядом Агрона. — Ты опасен для меня, но я жажду тебя, как умирающий в пустыне жаждет воды. Агрон поцеловал кончики его пальцев. — Осторожность всегда давалась мне с трудом, — сказал он. — Даже сейчас. Любая другая судьба, где я не держу тебя в своих объятиях, кажется мне самой худшей. — Ты говоришь, как человек, который недолго был рабом, — произнёс Назир с грустной улыбкой. — Так и есть, — ответил Агрон. Память о родине, о свободе и доме причиняет больше боли, чем любая рана, и всё же он лелеет эту боль. Потерять её — всё равно, что потерять память о том, каково это — быть свободным. — Когда-то я думал, что скорее умру, чем попаду в рабство к римлянам. — И всё же ты жив, — сказал Назир, приподнявшись на локте, чтобы посмотреть в лицо Агрона. — Когда я понял, что вместе со мной они схватили и Дурона, я понял, что должен выжить. С тех пор я живу ради него, — Агрон протянул ладонь и коснулся щеки сирийца. — Я и не ожидал, что найду кого-то ещё ради кого стоит жить. Какое-то время Назир со всем серьёзностью смотрел на него, а затем подарил одну из своих мягких, нежных улыбок, наклонившись для поцелуя. Они лежали рядом, пока не истекло подаренное им время, обмениваясь нежными поцелуями и прикосновениями, наслаждаясь тем фактом, что у них вообще есть такая возможность. Слишком рано они услышали приближающиеся шаги и встали, быстро одеваясь. Агрон в последний раз заключил Назира в свои объятия, прижимаясь щекой к его волосам и отчаянно желая не отпускать его. — Ты позовёшь меня снова? — прошептал Назир. — Сразу, как только смогу, — пообещал Агрон. — А до тех пор ты не покинешь мои мысли. Этого недостаточно. Но это всё, что у них есть. Они обмениваются последним долгим поцелуем, прежде чем стражник стучит в дверь.***
В следующий раз гладиаторов вызывают на виллу для празднования дня рождения римского мальчишки Нумерия. Как только они занимают свои места среди гостей, Агрон находит глазами Назира, упиваясь его видом. Группа римлянок, любующихся стоящими в шеренгу гладиаторам, останавливается перед Агроном, и он стискивает зубы изо всех сил стараясь не обращать внимания на нежелательные прикосновения к груди и предплечьям. Рассыпавшиеся по плечам мягкие волосы Назира выглядят свежевымытыми и тщательно расчёсанными. Если бы Агрон только мог зарыться лицом в эти тёмные локоны и вдохнуть их аромат, скорее всего он бы почувствовал приторный запах масла и духов, но, возможно, под ним скрывался более чистый и глубокий аромат. Из задумчивости его вырывает начало показательного матча, но не Крикса со Спартаком, как все думали, а Спартака с Варроном. Они не были равны в бою, как Спартак и Крикс, но любовь и уважение, которые они испытывали друг к другу, проявлялись в каждом движении, и за таким боем было приятно наблюдать. Пока не происходит то, чего никто не ожидал. Когда стража образует кольцо вокруг двух гладиаторов, Агрон, не задумываясь дёргается вперёд, тут же чувствуя, как в плечо вцепляется чья-то рука. — Не надо, — прошептал Назир, стоя у него за плечом. Кажется, никто вокруг не обращал на них внимания — все взгляды были прикованы лишь к Спартаку и Варрону. — Я не могу просто стоять в стороне и наблюдать, — прошипел Агрон, и хватка Назира становится крепче. — Ты должен, — отвечает Назир, и голос его не становится менее настойчивым из-за природной мягкости. — Спартак — Приносящий Дождь, и они убьют даже его, если он не подчинится. А если вмешаешься ты, они убьют тебя без малейших колебаний, — Агрон всё ещё пребывал в напряжении, готовый к действиям, и тогда Назир прошептал. — Агрон, я не могу потерять тебя вот так. Отчаянная мольба в его голосе цепляет Агрон, а спустя долю секунды Варрон делает нечто такое, что делает бессмысленным любые возможные действия с его стороны. Когда тот схватил лезвие и вонзил его в свою плоть, Агрон вздрогнул от шока, и услышал тихий вздох Назира. Он чувствует шелковистые волосы, касающиеся его плеча, когда Назир отводит взгляд, но Агрон не отрывает глаз от Спартака и Варрона. Если он ничего не может сделать, то хотя бы почтит их. Наконец, Варрон падает наземь, римляне аплодируют, а Агрон не желает ничего, кроме как убить как можно больше из них. Но на этот раз его останавливает не только мысль о Дуроне, но и присутствие Назира за плечом. Стражники возвращаются на свои посты, и тогда пальцы Назира соскальзывают с его руки, будто их там никогда и не было.***
Никогда ещё разум Назира не был поглощён чем настолько сильно, как сейчас мыслями об Агроне. Сегодня гладиаторы снова вышли на арену, а Назир провёл весь день разрываясь между страхом, что Агрон может пострадать и надеждой, что скоро они снова смогут провести время наедине. Слова, которые он сказал Агрону незадолго до смерти Варрона, продолжали эхом отдаваться в его голове. Страх потерять что-то подразумевал, что это что-то изначально принадлежало тебе, а Назир не мог назвать что-то по-настоящему своим, даже собственное тело. То, что такие слова вообще сорвались с его губ, говорило о том, как сильно время, проведённое с Агроном, изменило его. Он был так погружён в свои мысли, что Невии пришлось дважды окликнуть его по имени, прежде чем он поднял голову. Она подошла к нему, слегка нахмурившись. — Твои мысли блуждают где-то далеко, — тихо произнесла она. — И тебе лучше вернуть их назад, пока менее дружелюбные взгляды не обратили на это внимания. — Прошу прощения, — пробормотал Назир, склоняя голову. Невии не приходилось отчитывать его с тех пор, как он был ребёнком, а она девочкой ненамного старше, Невия всегда разговаривала с ним как старшая сестра с младшим братом. — Я думал, ты всё ещё на арене с госпожой. Этот ответ, кажется, её не удовлетворил, но она решила не концентрировать на этом слишком много внимания. — Мы вернулись рано, госпожа нездорова. Я не могу отлучаться от неё надолго. Будь добр, сходи к лекарю и попроси его приготовить что-нибудь от боли в желудке. Назир кивнул и поспешил выполнить задание. Вернувшись на виллу со свёртком в руках, он нашёл Невию возле спальни Лукреции. — Она спит, — сказала Невия, взяв свёрток. — Я прослежу, чтобы она всё приняла, когда проснётся, — Назир собрался было уйти, когда Невия коснулась его плеча. — Задержись на минуту. Назир повиновался, радуясь возможности побыть с ней. — Обычно ты не склонен отвлекаться, — заметила Невия, нежно касаясь его плеча. — Так что тебя беспокоит? Назир улыбнулся, покачав головой. — У меня всё хорошо, — неправда. Назира беспокоило многое — то, что они не вольны выбирать с кем быть, что Агрон каждый день сталкивается лицом к лицу со смертью — но даже вкупе со всем этим он ещё никогда не был так счастлив. Невия улыбнулся ему. — Так значит это отвлечение приятного рода? Назир не говорил об Агроне ни с кем из домашних рабов, но если и есть кто-то, кому он мог довериться, это, несомненно, была Невия. — Сегодня Агрон снова завоёвывает песок арены, — сказал он ей тихим голосом. — В прошлый раз в награду он попросил побыть со мной наедине. Назир поднял глаза и увидел странное выражение на лице Невии, понять которое он был не в силах. — Агрон, — тихо произнесла она. — Я видела, как ты смотрел на него, когда прислуживал в лудусе, и как он смотрел на тебя. Вы настолько увлечены друг другом? Назир почувствовал, как по лицу расползается краска. — Я не думал, что это вообще возможно. Ты считаешь это глупо? Поощрять взращивание подобного чувства? Невия положила руку ему на плечо, мягко улыбаясь. — Я верю, что рано или поздно сердца каждого из нас сделают нас глупцами. Я бы призвала к осторожности, но если он делает тебя счастливым, такой подарок нельзя растрачивать попусту. Назир улыбнулся ей, протягивая ладонь, чтобы взять её за руку. — Я скучал по разговорам с тобой. Раньше мы находили время, когда могли просто посидеть и поговорить, даже после того, как ты стала личной рабыней госпожи. Невия опустила взгляд. — В последнее время я была занята. Многое занимало мысли госпожи в эти дни, и она, в свою очередь, требовала многого и от меня. Назир нежно сжал ее руку. — Надеюсь, что когда-нибудь мы снова сможем говорить более свободно. — Как и я, — улыбнулась ему Невия, прежде чем направиться обратно в спальню. С наступлением вечера гладиаторы вернулись в лудус, а Назир ощущал лишь бешеное биение собственного сердца, несмотря на все его попытки сохранять внешнее спокойствие. И действительно, один из стражников пришёл за ним. Его привели в ту же комнату, что и раньше, а вскоре к нему присоединился и Агрон. Не сказав приветственного слова, он заключил Назира в крепкие объятия и впился поцелуем в губы. Назир же обнял его за талию и ответил на поцелуй с таким же пылом, отстранившись спустя несколько мгновений и улыбаясь. — Я так понимаю, ты рад меня видеть, — сказал он. Агрон улыбнулся, наклоняясь для очередного, но уже короткого поцелуя. — Я надеюсь, и ты рад меня видеть. Назир опустил голову, прижимаясь к плечу Агрона. В его объятиях он чувствовал себя так, словно попал домой. — Весь день я только и думал об этом. Агрон нежно провёл руками по его спине и плечам. — По крайней мере хоть кого-то радует моя компания, — Назир с любопытством поднял взгляд, и Агрон вздохнул. — Дурона начинает раздражать, что мы сражаемся в паре. — Он жаждет проявить себя, — ответил Назир. Он не слишком много общался с Дуроном, но достаточно наблюдал за тренировками гладиаторов, чтобы некоторые вещи стали очевидными. — А разве он не может сделать это, сражаясь рядом со мной? — спросил Агрон, нахмурившись. — Этот вопрос лучше задать самому Дурону, — отметил Назир. — Ты говорил с ним об этом? Агрон посмотрел на него сверху-вниз, нежно улыбаясь. — Мы поогрызались друг на друга и разбежались в разные стороны. Я попытаюсь найти более спокойные слова при следующем разговоре с ним. — Ты просто обязан сделать это, — сказал Назир, улыбаясь ему. — Но сначала ты должен поцеловать меня. Улыбка Агрона становится шире, а спустя долю секунды он обхватывает щёку Назира, наклоняясь. Он сразу углубляет поцелуй, а Назир приоткрывает рот под напором чужих губ, скользя ладонями вверх и вниз по плечам Агрона. Тот разворачивает их и направляет, пока спина Назира не упирается в стену, удерживая руками за бока. Его губы жестоки и голодны, не дают Назиру времени перевести дыхание. Он отвечает на поцелуй так же яростно, издав негромкий звук, когда Агрон впивается зубами в его нижнюю губу. Мгновение спустя Агрон чуть наклоняется и, обхватив бёдра Назира, легко поднимает его. Назир, ахнув, обхватывает ногами талию Агрона, скрестив лодыжки за его спиной, пока Агрон удерживает его крепкой хваткой, прижимая к стене. Спустя некоторое время Агрон поворачивается спиной и несёт Назира к кровати, но тот внезапно прерывает поцелуй, заговорив. — Подожди, — сказал он, легонько толкая Агрона в грудь, и тот опускает его на пол с любопытством на лице. Назир продолжил подталкивать его, пока они снова не упираются в стену, но на это раз спиной к ней прижимается Агрон. — Есть ещё кое-то, что мы не пробовали, — сказал Назир, наклоняясь, чтобы оставить поцелуй на челюсти Агрона и спуститься вниз по линии его горла. — И мне хотелось бы сделать это сейчас, а не ждать пока нам прикажут. — Всё, что угодно, — голос Агрона был хриплым от желания, а руки беспокойно скользили по плечам и предплечьям Назира, будто он не мог насытиться прикосновениями к нему. — Чего бы ты ни захотел, всё твоё. Назир оставил лёгкие поцелуи на ключицах и груди Агрона, а затем плавно опустился на колени, слыша резкий вздох сверху, когда Агрон понял, что он намеревался сделать. Назир быстро расправился с его сублигарией, а затем обхватил рукой основание члена Агрона, подаваясь вперёд и обхватывая головку губами. Он знает, как это делается, знает, как доставлять удовольствие. А ещё он никогда не делал этого по собственному желанию, лишь по воле приказа. Но сейчас он страстно желал этого, хотел попробовать Агрона на вкус, увидеть, как он рассыпается на части от прикосновений рук и губ Назира. И Агрон прекрасно выполняет эту задачу. Он хватает ртом воздух, а затем громко стонет, пока Назир, подняв глаза, видит его запрокинутую голову и обнажённую линию горла. Когда Назир скользит ртом вниз, вбирая как можно больше, ладони Агрона зарываются в его волосы, а бёдра едва заметно дёргаются вперёд. Но после этого он замирает, как мраморное изваяние, Назир чувствовал его напряжение в каждой линии тела, и спустя мгновение скользнул руками по задней поверхности чужих бёдер, мягко нажимая, убеждая его расслабиться. Агрон качнул бёдрами вперёд, сначала мягко. Назир издал ободряющий звук, позволяя глазам закрыться, пока член Агрона входил и выходил из его рта. Спустя несколько мгновений Агрон, кажется, поверил, что в случае, если он зайдёт слишком далеко, Назир подаст какой-нибудь сигнал. Его движения стали резче и уверенней, а пальцы запутались в волосах Назира. Сириец дразнил его языком, просунув руку между ног Агрона, чтобы обхватить его яйца, и использовал всё своё мастерство, чтобы подвести его к краю. Дыхание Агрона становится резким и учащённым, а бёдра подрагивают, когда он крепче сжимает волосы Назира и стонет его имя, кончая. Назир уверенно сглотнул, не отстраняясь, пока Агрон не опёрся спиной о стену и не замер. Сириец прижался лбом к его бедру, переводя дыхание, пока ладони ласково скользили по его волосам. Агрон прикоснулся к лицу Назира, убеждая его встать, и крепко поцеловал, когда он подчинился. Одной рукой обхватив подбородок Назира, а другой его талию, он снова развернул его так, что Назир оказался прижатым к стене. Когда Агрон упал на колени, Назир просто посмотрел на него. Германец сжал руками его талию и посмотрел вверх. — Назир? — тихо позвал он, сжав ладонями его бока. — Ты хочешь этого? Назир хотел, чтобы руки и губы Агрона были на нём любым возможным способом, но он всё ещё колебался. — Я… доставлял такое удовольствие другим, — тихо произнёс он. — Но никогда не получал его в ответ, — это было одной из тех вещей, которые просто казались неким фактом существования — мальчики вроде него сосали члены таких мужчин, как Агрон. Глаза Агрона слегка расширились, как будто он и не предполагал такого исхода. Долю секунды он смотрел на Назира снизу-вверх, а затем наклонился вперёд и поцеловал его в живот. — Тогда я с радостью стану первым, кто откроет тебе подобное удовольствие, — сказал он куда-то в кожу Назира. Сириец смотрел на него сверху-вниз, приглаживая спутанные пряди чужих волос. — Да, — прошептал он. Агрон быстро стянул одежду Назира и подался вперёд. Сириец подавился воздухом, совсем не готовый к ощущению влажного жара, обволакивающего член. Агрон сразу же взял глубоко, упираясь руками в бёдра Назира, и когда тот перевёл дыхание, всё, что он смог сделать — стонать. Агрон ублажал его с той же неистовой страстью, с какой делал всё остальное, усердно посасывая и обводя ствол языком. Назир издал резкий крик удовольствия, чувствуя, как слабеют колени. Он прислонился к стене, удерживаемый в вертикальном положении лишь благодаря каменной кладке и крепкой хватке Агрона на бёдрах. Одну руку он запустил в волосы Агрона, вцепившись пальцами в дреды. А другой прикрывал рот, не давая звукам, рвущимся из груди, покидать пределы комнаты, не желая делиться ими ни с кем, кроме Агрона. А Агрон не сбавлял темпа, не отпуская его ни на мгновение, пока Назир стонал и трясся, паря на грани освобождения. Как только Агрон отстранился, Назир опустился на колени рядом с ним и, обхватив ладонями его лицо, крепко поцеловал. Это было ново и немного странно на вкус, но не так уж и неприятно. Агрон прижал его к себе, обхватив рукой за шею. Наконец, они перебрались на кровать, ложась, переплетя конечности, и нежно исследовали тела друг друга. Назир провёл пальцами вниз по шее Агрона к груди, ненадолго останавливаясь на шраме, а после очертил коничиками пальцев его ключицу. — Расскажи мне о своей жизни до рабства, — прошептал он. Агрон проводил пальцами по волосам Назира, рассказывая ему о своём доме, о вещах, о которых сириец знал только со слов других. Он говорил о землях к востоку от Рейна, о матери и отце, о деревне, где все относились друг к другу, как к родным, независимо от того, были ли они связаны кровными узами или же нет, так что в детстве казалось, что у Агрона много братьев и сестёр, а не только один. Он рассказывал о своём детстве, о том, как Дурон всегда следовал за ним по пятам с тех пор, как научился ходить. О рассказывал о том, как отец впервые показал ему, как разделывать тушу животного, как он впервые взял в руки меч, и о первом мальчике, с которым переспал, когда ему ещё не исполнилось и пятнадцати, а они оба были слишком неуклюжими и нетерпеливыми. — Он был красивее меня? — спросил Назир с дразнящей улыбкой, а Агрон обхватил его за щёку, отвечая со всей серьёзностью. — Ты затмеваешь всех, с кем я когда-либо был, — сказал он. — Любого, на кого я взглянул. Назир улыбнулся похвале и подался навстречу для поцелуя. Когда он кончился, сириец положил голову на плечо Агрона, продолжая водить ладонью по его коже. — Я очень мало помню о Сирии, — пробормотал он. — А что касается моего брата, в мыслях остались только… смутные образы, которые с лёгкостью могут оказаться просто историей, которую мне когда-то рассказали. Одно из моих первых чётких воспоминаний — прибытие сюда. Корабль сильно качало, я был напуган, мне казалось, что я попал в брюхо к чудовищу. А после аукцион. Меня купил Тит Батиат, отец Квинта. Он заплатил больше другого покупателя, и я помню, ещё они ругались, тогда я ещё не понимал, почему они спорили. Я плохо знал латынь, поэтому не понимал, пока меня не забрали. Агрон неосознанно обнял Назира крепче, и тот вскинул голову, изучая чужое лицо. — Я никогда не знал другой жизни, кроме этой — всегда делал то, о чём просили, не имея собственных желаний и надежд. Мне никогда и в голову не приходило желать чего-то. Пока не появился ты. Агрон притянул его к себе для глубокого медленного поцелуя, запустив руку в волосы Назира. Он перевернул их на кровати, подмяв сирийца под себя, и смотрел ему в глаза, когда тот отстраняется. — Дурон и я надеемся выкупить себе свободу победами на арене, — начал он. Назир уже знает — об этом мечтают многие гладиаторы. Но то, что Агрон произносит дальше, застаёт его врасплох. — Если мы заработаем достаточно, чтобы купить и твою свободу, ты хотел бы этого? Назир распахнул глаза. — Ты бы сделал нечто подобное ради меня? — удивлённо прошептал он. — А что ещё я могу? — спросил Агрон. — Оставить тебя здесь и никогда больше не иметь возможности увидеть? — Я никогда не думал о том, чтобы получить свободу, — сказал Назир. Эта мысль ему чужда. — Или что бы я делал, получив её. — Всё, что угодно, — ответил Агрон, улыбаясь ему сверху-вниз. — Ты мог бы вернуться в Сирию, если бы захотел отыскать свою семью. Или… — на мгновение он колебался, прежде чем продолжить мягко и с надеждой. — Или ты мог бы отправиться к востоку от Рейна со мной и Дуроном. Назир вскинул руки, обхватывая лицо Агрона. — Я понятия не имею, где искать тех, кто мог быть моей семьёй, мне пришлось бы прочесать всю страну, — сказал он. Назир думал о том, что предлагал ему Агрон — свободу, место, куда можно отправиться, шанс на жизнь на собственных условиях. Он был бы чужаком для всех, кроме Агрона и Дурона, незнакомый с языком и местными обычаями, не знающий ничего, кроме рабства. Но он мог бы научиться. Он мог бы попробовать. Назир поднял взгляд, чувствуя, как по лицу расползается улыбка. — Да, — мягко произнёс он. — Да, я бы отправился с тобой. Агрон, смеясь, заключил его в крепкие объятия. Назир засмеялся в ответ, немного ошарашенный. Он должен обуздать свои чувства, напомнить себе, что Агрон и Дурон получат свободу не в ближайшие дни, на это могут потребоваться годы, если это вообще произойдёт. Многое может измениться за несколько лет. Но однажды вспыхнувший огонёк надежды погасить невозможно. Они откинулись на кровать, ложась рядом, и повернулись друг к другу лицом. Агрон обхватил одну из ладоней Назира и поднёс к своим губам, покрывая костяшки пальцев нежными поцелуями. — На твоей родине очень холодно? — спросил Назир. — Гораздо холоднее, чем здесь, — ответил Агрон. — И даже холоднее, чем в северных землях Рима. — Я к такому не привык, — сказал Назир. — Я никогда не уезжал севернее Капуи. Агрон, улыбнулся, заключая Назира в объятия. — Тогда мне придётся найти способ согреть тебя, — прошептал он, а спустя долю секунды поцеловал.***
На следующей неделе Назир снова прислуживал в лудусе. Они с Агроном держались на расстоянии друг от друга, обменивая короткими словами, когда могли, но старались не демонстрировать свою взаимную привязанность. Тем не менее, Агрон, кажется, не мог удержаться от улыбки, а Назир не мог не улыбаться в ответ. — Я не помню, чтобы мой брат так часто улыбался с тех пор, как нас схватили. Назир отвёл взгляд от Агрона и увидел Дурона, прислонившегося к стене неподалёку. Тот снова бросил взгляд на своего брата, а затем на Назира, и тогда уже его губы изогнулись в кривой улыбке. — Быть может он пропустил слишком много ударов по голове, но я склонен думать, что причина тому ты. Они разговаривали совсем нечасто, и Назиру было интересно, что Дурон думает о нём. Он снова посмотрел на Агрона, слабо улыбнувшись. — Сердце трепещет от мысли, что я являюсь причиной его улыбки. Дурон разразился смехом. — Грёбаные Боги, ты прям как он. Назир опустил взгляд, чувствуя, как собственная улыбка становится шире. — Агрон всегда был уязвим в том, что касалось сердечных дел, — продолжил Дурон, говоря достаточно тихо, но с резкими нотами в голосе. — Не причиняй ему вреда, если этого можно избежать. Назир посмотрел на него и кивнул. — Даю слово. Агрон подошёл к ними становясь по другую сторону от Назира. — Не знаю, радоваться мне или опасаться, увидев вас двоих секретничающими. — Не стоит опасаться, — ответил Дурон, ухмыляясь. — Я просто говорил Назиру, что для меня навсегда останется загадкой, как такой болван, как ты вообще привлёк его внимание. — Я могу объяснить, если хочешь, — сказал Назир. Он не двигался, чтобы прикоснуться к Агрону, но позволил своему взгляду скользнуть по всей его фигуре. Медленно. Дурон страдальчески простонал и ушёл к Гамилькару. Агрон улыбнулся Назиру, который улыбался ему в ответ. Было так легко протянуть руку и дотронуться до него, и Назиру ужасно хотелось это сделать, но тут Наставник щёлкнул хлыстом, и гладиаторы вернулись к тренировкам. Назир отступил на край тренировочной площадки, а Наставник встал рядом с ним, сжимая в руках свёрнутый хлыст. — Похоже, ты был не столь осторожен, как советовали, — сказал Наставник. Говоря это он смотрел прямо перед собой, но Назир знал, что он обращается к нему. Сириец склонил голову. — Наставник… — начал он, а затем неуверенно замолк. Существовало мало людей, чьим ожиданиям он хотел соответствовать, потому что хотел, а не ради выживания, и хотя Назир ни за что не отказался бы от неожиданного счастья, свалившегося на голову, он ощущал укол разочарования в голосе Наставника. Спустя мгновение Наставник снова заговорил. — В мои намерения не входило лишать тебя счастья, Назир. Но я боюсь, что за этим последует лишь боль. Назир осторожно поднял взгляд и задал вопрос, который никогда бы не пришёл ему в голову, пока он не встретил Агрона. — Если счастье достаточно велико, разве оно не оправдывает риск испытать сильную боль? — На этот вопрос каждый из живущих должен ответить сам, — сказал Наставник, искоса посмотрев на него. — Я молюсь, чтобы ты нашёл лучший ответ, чем остальные в этом доме. На эту неделю приходятся игры в честь магистрата Калавия. Пока Наставник и гладиаторы находятся на арене, Назир замечает, что к их возвращению всё готово, и некоторое время можно отдохнуть. Его мысли, как и всегда в подобные дни, обращались к Агрону, и когда из задумчивости его выводит голос лекаря, первая испуганная мысль заключается в том, что стоит ему туда добраться, как он увидит лежащих там Дурона или Агрона. Но раненным гладиатором оказывается кто-то из новобранцев, купленных вместе с германцами, и он не слишком хорошо его знает. Зрелище и без того было ужасным. Назир не видел подобных ран с тех пор, как от руки Феокла пал Крикс, а этот гладиатор совсем не ровня Криксу, даже если он выживет, его будущее на арене выглядело крайне сомнительно. Назир удерживал гладиатора за плечи, пока лекарь перевязывал его раны. Он сдерживает сдавленные крики, чуя запах горящей плоти, и не позволяет себе думать, что однажды на его месте может оказаться Агрон. — Оставайся здесь и смотри, чтобы он не двигался, — говорит лекарь, когда всё заканчивается. — Если он проснётся, дай ему что-нибудь, чтобы он снова уснул. Некоторое время Назир сидит в тишине, а затем слышит, как кто-то входит, и поднимает глаза, тут же натыкаясь на Агрона. Он встаёт, когда Агрон подходит к нему, и они встречаются на полпути. — Я спросил, могу ли я увидеть тебя сегодня вечером, и мне сказали, что ты здесь, — сказал Агрон, обхватив лицо Назира ладонями, и наклонился, чтобы поцеловать его. — Я боялся увидеть здесь тебя, — ответил Назир, а затем отступил назад, чтобы взглянуть на него. На торсе и руках Агрона виднелись порезы, хотя ни один из них не выглядел достаточно глубоким. — И я вижу, что ты не в порядке. Агрон улыбнулся, не обращая внимания на собственные раны. — Всего пара царапин. Ничего, что могло бы вызвать беспокойство. Он приблизился для очередного поцелуя, но Назир уклонился. — Для меня это не пустяк. Он подвёл Агрона к одной из кушеток и заставил его сесть, а затем потянулся за водой и тканью. — Я должен найти кого-то, кто сменит меня здесь, — сказал Назир, обрабатывая чужие порезы. — Но ты сказал, что спрашивал обо мне — значит, сегодня ты хорошо сражался на арене? Агрон откинул волосы Назира назад и оставил поцелуй на его шее, чуть выше ошейника, а затем прошептал на ухо: — И я заслужил свою награду. Назир улыбнулся, продолжая работу, несмотря на попытку Агрона отвлечь его, и не обращая внимания на дрожь, которую та вызвала у него. — Тогда, как только я разберусь с остальными своими обязанностями, я весь твой. Агрон поцеловал его ухо, а затем отстранился. — Хотел бы я, чтобы все мои просьбы были исполнены с таким же рвением, — сказал он со вздохом. — Батиат отдал приказ, чтобы Дурон и я сражались по отдельности в будущих играх. Назир нахмурился, закрепляя повязку на плече Агрона. — Я думал, что он специально купил братьев, чтобы вы сражались на арене вместе. — Так и было, — сказал Агрон, а в его голосе нарастал гнев. — И всё же теперь он говорит, что я слишком рискую собой ради Дурона. После попытки использовать наше родство, чтобы завоевать расположение толпы, он недоволен тем, что я веду себя, как брат. Закончив работу, Назир подошёл и присел рядом с Агроном, нежно дотрагиваясь до его плеча. — Прости, — мягко произнёс он. — Кажется, какое-то время мы не сможем покорять пески арены, — сказал Агрон с упрямым выражением лица. — Возможно, на Батиата могут повлиять чьи-то слова, но не мои. — Возможно, — согласился Назир. — Но… быть может, в этом приказе есть доля мудрости. Агрон повернулся к нему лицом. Даже если бы Назир вонзил нож ему в спину, он не выглядел бы таким преданным, и сириец поспешил объясниться. — Твоё желание защитить его естественно и достойно восхищения, — сказал он. — И всё же если ты позволишь вашей привязанности друг к другу влиять на твои действия на арене, это закончится плохо для вас обоих. Дурон должен быть в состоянии постоять за себя, если хочет выжить, а ты не должен отвлекаться, если желаешь того же. — Он мой брат, — резко отозвался Агрон. — Ты тоже хочешь, чтобы я повернулся спиной к нему? Назир почти отшатнулся от него. Ему не привыкать к вспыльчивости Агрона, но она никогда не была направлена против него. Машинально он опустил голову, но спустя долю секунды собрался и поднял её, встречая свирепый взгляд Агрона. — Он такой же гладиатор, как и ты, — спокойно сказал он. — Он прошёл те же испытания и ту же подготовку. И мне бы хотелось увидеть, как вы оба будете сражаться и останетесь в живых. Агрон тут же сдулся, выражение его лица смягчилось, когда он вскинул руку к щеке Назира. — Прости. Мне не стоило быть таким резким с тобой. Назир подался навстречу прикосновению. — Ты говорил из любви к брату. Я всё понимаю. Агрон притянул его ближе, оставляя нежный поцелуй на лбу. — Как же получилось, что ты так хорошо знаешь моё сердце? — прошептал он. — Ты не слишком-то прячешь его, — ответил Назир, кладя руку на чужую грудь, чтобы ощутить биение сердца. — Я просто обратил внимание.***
Агрон всегда надеялся на будущее, при этом помня, что то, на что он так надеется, может никогда не сбыться. Он прожил всю свою жизнь, зная, что смерть может прийти за ним в любой момент, независимо от того насколько он осторожен, силён или искусен. Но позволить страху боли или потери решать за него, удерживая от надежд, желаний и планов означало бы жить лишь наполовину, и когда смерть придёт за ним, Агрон планирует встретить её, прожив полную эмоций насыщенную жизнь. Поэтому мысль о том, что он может умереть в Капуе, никогда больше не увидев свой дом, не мешает ему мечтать о возвращении на родину с Дуроном и Назиром. Он мечтает построить дом в своей родной деревне и жить в нём с Назиром, пока Дурон будет жить неподалёку, возможно, с женой и детьми. Он уже начал учить Назира своему языку, когда у них появляется возможность поговорить. Начинает он с самых важных слов: вода, еда, меч, брат. Назир произносит их так, словно у него есть что-то лишнее во рту, но похоже, он был полон решимости произносить их более привычно для германцев. Дурон же не перестаёт его поддразнивать. Агрон не признавался в глубине своих чувств к Назиру, но он и не обязан этого делать. Он сносно переносит поддразнивания — вероятно он будет поступать ещё хуже, когда влюбится Дурон — но он всё равно не даёт ему спуску на тренировочной площадке, с гордостью отмечая, что с каждым разом это становится всё труднее. Дурон учится. Когда они делают перерыв на обед, Агрон оглядывается в поисках Назира. Поймав его взгляд, он видит, что мягкая улыбка, к которой так привык Агрон, не трогает его губ. Когда гладиаторы отходят в тень, Агрон направляется к Назиру. — Ты совсем не улыбаешься, — мягко сказал Агрон, и когда единственным ответом Назира становится упершийся в землю взгляд, он хмурится. — Что-то случилось? — Не со мной, — быстро заверил его Назир. — Тогда с кем же? — допытывался Агрон. Назир поднял взгляд. — Боюсь, с Невией что-то случилось. Агрон знал девушку только в лицо, но он был в курсе, как сильно Назир дорожит ей. Он нежно коснулся запястья Назира. — Чего именно ты боишься? — Я не знаю, — ответил Назир, снова опуская глаза. — В последние дни у нас не было возможности поговорить, но я никогда не видел её такой обеспокоенной. Прежде чем Агрон успел ответить, Наставник рявкнул, чтобы все к нему подошли. — Нас вызывают на виллу, — сказал он. — Направляйтесь в бани и приведите себя в порядок, живо. — Что, все мы? — спросил Дурон со своего места, похоже, некоторые уроки усвоены не были. Ладонь Наставника стиснула рукоять хлыста, но не пустила его в ход. — Все вы, — подтвердил он. — Живо. Назир коснулся руки Агрона. — Я помогу тебе, — настойчиво сказал он, отложив любые проблемы, пока они направляются в бани.***
Из-за ограничений, введённых их новым покровителем, гладиаторов охраняют с особым усердием — но люди такие же жадные и корыстные, как всегда. Агрону требуется всё, что он заработал на арене, чтобы подкупить стражника дабы тот позволил ему остаться наедине с Назиром в комнате, которой они пользовались раньше. Агрону плевать на деньги. Все мысли о том, чтобы выкупить свою свободу, были отброшены. Когда стражник приводит Назира внутрь, он, как всегда, тих и спокоен, но стоит двери закрыться, и он бросается в объятия Агрона. Германец крепко обнимает его, зарываясь рукой в волосы, и прижимается губами к макушке. — Невии больше нет, — прошептал Назир дрожащим голосом. Его руки обвились вокруг талии Агрона, цепляясь так, будто он боится, что и его могут забрать, если он не будет держать достаточно крепко. — Никто не знает, куда её увезли. — Я знаю, — сказал Агрон. Он отвёл Назира в угол комнаты, как можно дальше от двери. — Есть кое-что, что я хотел бы тебе рассказать, но ты не должен делиться этим ни с кем другим. Назир с любопытством посмотрел на него снизу-вверх. — Что? — У нас есть план побега, — Агрон говорил шёпотом, но не мог полностью унять волнение. — Больше не придётся ждать свободы на римских условиях. Назир сморщил лоб. — У нас? — мягко спросил он. — Спартак, Дурон и я, — ответил Агрон. Назир смотрел на него с сомнением, и Агрон его понимает, трое мужчин не представляют большой угрозы для такого количества стражи, находящейся в лудусе, даже если одним из них является Приносящий Дождь. — Остальные присоединятся к нам, я уверен. И тогда мы скинем рабские оковы. Назир отступил от него на шаг, помрачнев лицом. — Вы что с ума посходили? — прошипел он. Агрон нахмурился, протягивая руку, чтобы обхватить локоть Назира, но тот отдёрнулся. — Они убьют тебя, — продолжил он, говоря тихо, но в то же время кипя от гнева. — Они убьют всех нас, даже тех, кто не поднимал на них руки. Агрон обхватил лицо Назира, заглядывая в глаза. — Нет, если мы убьём их первыми. Назир недоверчиво смотрел на него, качая головой. — А если вам это удастся, что тогда? — Мы заберём нашу свободу, — сказал ему Агрон. — Все мы. Назир со всей серьёзностью смотрел на него в ответ. — Свободу? Свободу быть объявленными беглецами, которых будут загонять, как диких зверей? Свободу провести оставшуюся нам жалкую жизнь под постоянной угрозой смерти? — А разве сейчас всё иначе? — спросил его Агрон. Он немного отступил, а затем вернулся, чтобы снова встать рядом. — Я могу принять смерть в бою, как свободный человек или на арене, где мастерство владения мечом и честь хоть чего-то стоят. Но этим чёртовым римлянам стоит только решить, что они хотят твоей смерти, как они увидят исполнение своей прихоти. Что насчёт Варрона? А Крикса и Невии, чьим единственным преступлением была любовь, как произошло и с нами? Назир вскинул на него взгляд полный эмоций, и Агрон понял, что за всё время, что они знают друг друга, это был первый раз, когда он сказал Назиру, что любит его. Он потянулся к нему, но Назир склонил голову, отводя взгляд. — Невия и Крикс ещё дышат, — заметил он. — Израненые и закованные в цепи, они живы только потому что Рим ещё не развлёкся их страданиями, — возразил Агрон. Между ним и галлом не было особой любви, но невозможно было не испытывать жалости, вспоминая его рыдания, когда Невию вырвали из его объятий ещё и потому, что теперь Агрон имел некоторое представление о том, каково это — чувствовать подобную боль. Он снова обхватил лицо Назира ладонями, огладив скулы большими пальцами. — Нас с тобой в любой момент могут разлучить точно так же, и я не буду бездействовать в ожидании. Пусть, как беглецы, но мы по крайней мере будем вольны выбирать, как нам жить и умереть. Назир снова поднял на него взгляд, вглядываясь в лицо. — Для тебя это настолько важно — иметь возможность решить, как умереть? — Если это единственный доступный мне выбор, тогда да, это чертовски важно, — сказал ему Агрон. Назир закрыл глаза и вздохнул. — Ты твёрдо решил идти по этому пути? — спросил он. — Да, — ответил Агрон. Назир подошел ближе, обвивая руками его шею, и прошептал на ухо: — Тогда убедись, что убьёшь их всех. Агрон обнял Назира, прижимаясь поцелуем к виску. — Обещаю. — Не говори мне, когда вы планируете это сделать, — сказал Назир, и Агрон кивнул. Если всё пойдёт наперекосяк, а это вполне может случиться, Назиру лучше знать как можно меньше. — Но… мы увидимся снова, прежде чем это произойдёт? — Нет, — с сожалением сказал Агрон. Даже если бы он мог, слишком велик был риск, что страже начнёт казаться подозрительным количество времени, которое они проводят вместе. Назир повернул голову, проводя губами по шее Агрона. — Тогда я предпочту отнестись к этой ночи, как к последней, потому что это вполне может обернуться правдой. На этот раз Агрон перевернул его, укладывая спиной на кровать и крепко обнял. Назир обхватил его руками и ногами, прижимая к себе и глуша крики в изгибе шеи Агрона. Тот оттягивал так долго, как только мог, удерживая их обоих на грани разрядки, пока ни один из них не в силах был больше выносить этого, они вздрогнули, простонав в унисон, и упали на кровать. — Ты узнаешь, когда придёт время, — прошептал Агрон, пока они лежали, обнявшись. — Если мы потерпим неудачу… Назир перебил его, прижав пальцы ко рту. — Не говори так. Агрон настойчиво убрал его руку. — Возможно, тебе и другим домашним рабам удастся ускользнуть незамеченными, — сказал он. — По крайней мере, это дало бы тебе шанс избежать наказания. Назир покачал головой. — Если ты потерпишь неудачу, это будет означать твою смерть, тогда не будет иметь значения, что они сделают со мной. Ты дал мне надежду на жизнь за пределами этих стен. Но без тебя мне ничего этого не нужно. Агрон сомневался в этом. Назир умён и гораздо сильнее, чем сам о себе думает, будь к него хотя бы один шанс, он мог бы проложить собственный путь в этом мире. Но Агрон молчит, лишь наклоняя голову, чтобы поцеловать Назира в грудь прямо над бьющимся сердцем. — Тогда найди место подальше от римлян, где можно спрятаться, и оставайся там. Мы с Дуроном найдём тебя, и тогда они будут больше не в силах нас разлучить.***
Несколько мгновений назад Назир стоял на балконе, держа в руках опахало из страусиных перьев, и украдкой поглядывал на Агрона всякий раз, как осмеливался поднять взгляд. Теперь же, когда все гости с криками хлынули на виллу, Назир последовал за ними и забился в угол, сидя тихо и неподвижно. На его плече и волосах осели капли крови первого павшего от рук Спартака человека. Но он был далеко не последним. Назир оглядел гостей — многими из них были женщины, а один мальчик был чуть младше его самого. Все они умрут. Это тот самый мальчик, что отдал приказ убить Варрона, напомнил он себе. Эти женщины были среди тех, кто хотел увидеть кровь Крикса всего несколько мгновений назад. Назир думал обо всём остальном, что здесь произошло: Меллита, захлёбывающаяся собственной кровью, попав под перекрёстный огонь римской мести, Пётр, освободивший себя сам единственным известным ему способом, ужасающее зрелище разбитого лица Невии, когда её утаскивали прочь. Немногие из присутствующих несут прямую ответственность за страдания рабов в этом доме, но разве все они не разделяют эту вину? Он слышит крики и лязг металла снаружи, когда гладиаторы вступают в схватку со стражей, и вспоминает слова Агрона. В этом хаосе его исчезновения никто не замечает. Он быстро и бесшумно передвигается по дому, пока не находит пустую комнату и, спрятавшись за колонной, ждёт. Назир слышит шум и поворачивает голову, когда в комнату заходит стражник. Забрызганный кровью и тяжело дышащий, должно быть, он поднялся из лудуса. Назир стоял совершенно неподвижно, надеясь, что мужчина не обратит на него внимания и пойдёт дальше, но спустя долю секунды взгляд стражника упирается в него, и по одному его выражению Назир понимает, что нужно бежать. Он выбегает из комнаты и пересекает половину коридора, прежде чем стражник хватает его за волосы и тащит назад. Назир врезается в стену, а спустя долю секунды пальцы стражника впиваются в его горло. — Ты, — рычит мужчина. — Ты трахался с германцем. Ты знал об их плане? Его рука сжимает шею Назира слишком крепко, не позволяя ответить. Но ему и не нужен ответ, он хочет лишь причинить ему боль, а Назир более лёгкая добыча, чем любой из гладиаторов. Сириец схватил мужчину за руку, задыхаясь. И тут кто-то врезался в стражника, позволяя Назиру прислониться спиной к стене, судорожно кашляя. Его неожиданным спасителем оказался Агрон, но Назир почти не узнаёт его. Он забрызган кровью с ног до головы, а лицо его искажено яростью, он ревёт, повалив стражника на землю. На его поясе висит меч, но он просто вскидывает кулак и опускает его на лицо мужчины, а затем снова. И снова. Назир отворачивается, вздрагивая, когда слышит хруст костей и последовавший за ним влажный чавкающий звук, а затем видит, как в коридор вбегает ещё один стражник, направляясь прямо к ним. — Агрон, — прохрипел Назир, но тот ещё не закончил с первым стражником, хотя он наверняка уже был мёртв. Второй стражник достаёт свой меч, Назир снова зовёт Агрона по имени, а затем отталкивается от стены и прыгает вперёд, врезаясь в стражника за мгновение до того, как тот обрушивает на Агрона свой меч. Оружие со звоном падает на землю, когда они катятся, и в конце концов Назир оказывается придавленный весом более крупного мужчины. На мгновение стражник, казалось, был ошеломлён нападением домашнего раба, а Назир использовал это преимущество, схватив нож, висящий на поясе мужчины. Стражник наотмашь ударил его по лицу, заставив почувствовать вкус крови во рту и звон в ушах, но затем нож оказался в руке Назира, и он не раздумывая нанёс удар в шею стражника, ища незащищённое доспехами и шлемом место. Каким-то образом он попал и закрыл глаза, почувствовав горячие брызги крови на лице. Стражник упал на него сверху, а Назир продолжал наносить удары ножом, пока мужчина не перестал дёргаться. Тут труп стражника подняли и отбросили в сторону, а спустя мгновение он оказался в объятиях Агрона. Назир прижался к нему, уткнувшись лицом в шею и не обращая внимания на кровь, покрывающую их обоих. Он понимал, что его трясёт, это было запоздалой реакцией, и Агрон держал его, пока он не успокоился. Назир отстранился, проводя руками по плечам и груди Агрона. На нём было так много крови, что он не мог сказать его она или римлян. — Ты ранен? — отчаянно спросил он. Агрон покачал головой. — Это не моя кровь, — мрачно ответил он. Что-то в том, как он произнёс это, привлекло внимание Назира, и пазл в его голове начал складываться воедино. Безрассудство Агрона, его необузданная ярость и тот факт, что он пришёл к Назиру один, они с Дуроном всегда держались вместе, если только… — … где Дурон? — спросил Назир приглушённым голосом. Выражение лица Агрона стало неописуемым, и это было всем, что понадобилось Назиру для ответа. — Он оттолкнул меня в сторону, — прошептал Агрон. — Тот удар предназначался мне. Назир притянул его к себе, обхватывая затылок Агрона, когда тот прижался к его плечу. Плечи Агрона мелко вздрагивали, когда он издал один единственный прерывистый всхлип, но затем успокоился. — Слёзы его не вернут, — сказал он, подняв голову. Как и кровь, но Назир этого не говорит. Агрон всё равно прольёт кровь. Назир протянул руку и поднял оброненный убитым им стражником меч, взвешивая его в одной руке. Его тяжесть удивляла, учитывая лёгкость, с которой гладиаторы владели ими, но он совсем на них не похож. — Тебе придётся научить меня пользоваться им, если мы проживём достаточно долго, — сказал он. Агрон поднёс руку к его щеке и, несмотря на печаль в глазах, Назир ещё никогда не видел, чтобы кто-то смотрел на него с такой гордостью. — Я не могу потерять тебя сейчас, — сказал Агрон. — Держись рядом… — он замолк, отводя взгляд, и Назир протянул руку, крепко сжимая его запястье. Агрон собрался с силами и встал, протягивая руку, чтобы помочь Назиру подняться. — Идём, — сказал он. — Покончим со всем этим. На протяжении оставшейся ночи Назир остаётся рядом с Агроном. Он чувствует дрожь в его пальцах, когда Спартак говорит о братьях, и крепче сжимает его руку. Гладиаторы рёвом выражают согласие со словами своего чемпиона, Назир не может найти в себе сил сделать то же самое, но он ощущает, как где-то внутри зарождается крошечный огонёк согласия. Когда они готовятся выйти с виллы, Спартак обращает на него внимание. — Назир, — выражение лица фракийца прочесть трудно, но похоже он не удивлён, увидев его с мечом в руке. — Ты будешь биться с нами? — Я хочу остаться рядом с Агроном, — сказал Назир, и Агрон придвинулся к нему ближе, словно давая Спартаку понять, что это желание взаимно. — Я не очень хороший боец… Спартак опустил руку на плечо Назира. — Мы поможем тебе стать одним из нас. А пока я хотел бы, чтобы ты кое-что сделал, — Назир посмотрел на него с вопросом в глазах, а Спартак постучал пальцами по ошейнику на его шее. — Обрети свободу. Назир поднял руку к ошейнику. Он не всегда носил его — Тит Батиат не одобрял ошейники на своих рабах — но с тех пор, как он надел его много лет назад, то ни разу не снимал. Назир дёрнул его, но тот держался крепко. — Поможешь мне? — попросил он Агрона. Агрон взялся за ошейник и сорвал его с шеи Назира одним рывком. Голова Назира дёрнулась вперёд, а кожу слегка защипало, но Агрон тут же наклонился, чтобы упокоить его поцелуем в шею. — Теперь ты свободен, — прошептал ему Агрон. — И я всё ещё не уверен, как жить, будучи свободным, — тихо сказал Назир. — Но я готов научится, если ты будешь рядом. Агрон нежно коснулся его подбородка, призывая Назира взглянуть на него снизу-вверх. — Я жил ради тебя и Дурона, — сказал он. — А теперь я буду жить ради тебя и обещания мести. Назир вспомнил, как они впервые по-настоящему поговорили, как он испугался за них обоих, когда понял, какое большое значение Агрон придавал выживанию своего брата. И это было тяжело — ощущать, как этот груз ложится на его плечи, но также это было и честью, и он молится быть достойным её. Назир протянул руку, обхватывая шею Агрона, и потянул его вниз, пока их лбы не соприкоснулись. — Пока ты не появился, я никогда по-настоящему не жил, — сказал он. — Ты научил моё сердце биться. И я навеки твой, пока оно не остановится. Агрон прижался к губам Назира, а слова их обещания эхом отдавались в поцелуе. Из дома Батиата они вышли бок о бок, крепко держась за руки.— the end —