Прятки

Кейа поёжился. В подвале было холодно, и в голову закралась мысль о том, что прятаться здесь — плохая идея. В то же время шанс того, что Дилюк станет искать его в этом месте, был не очень-то велик: раз Дилюк не любит пьяных взрослых, то вряд ли пойдёт туда, где целые залежи той штуки, от которой люди пьянеют. Кейа, в отличие от Дилюка, считал пьяных взрослых лёгкой мишенью и не отказывал себе в удовольствии то и дело подтрунивать над ними, и особо гордился, когда удавалось втянуть брата в свои коварные (по детским меркам) планы. Тогда Дилюк переставал хмуриться и даже с хохотом убегал вместе с Кейей, когда захмелевшая жертва детских пакостей понимала, что его развели (как ребёнка). Сейчас Кейа искал укрытие среди бочек и винных стеллажей, достаточно надёжное, чтобы спрятаться, пока Дилюк, отвернувшись к доске объявлений, ведёт отсчёт (интересно, закончил ли он?), но не самое тёмное, чтобы не бояться и не выбежать раньше времени и позволить себя найти. Кейа темноту не любил: вместе с ней приходили напоминания о том, что брат у него, вообще-то, не родной, отец — приёмный, а сам Кейа — чужой. Темнота разговаривала с ним голосом настоящего отца и напоминала о долге, возмездии и прочих ужасно скучных и пугающих взрослых вещах, и Кейа не хотел её слушать, а хотел заснуть поскорее, чтобы на следующее утро снова отправиться играть в прятки или уговаривать Аделинду приготовить им что-нибудь вкусненькое. Примерно в середине погреба Кейа остановился, оглядел винные стеллажи — между двумя как раз нашёлся неплохой зазор, и только хотел спрятаться, как вдруг… — Лови! — Услышал он откуда-то сверху. Кейа инстинктивно вытянул руки и едва успел поймать упавшую бутылку вина. — Ух, спасена! С верхней полки на него смотрел… Кейе хотелось бы сказать, что мальчишка, потому что выглядел он очень молодо, но что-то такое было в его лице, из-за чего он казался старше. Кейа видел его иногда, когда приходил к отцу в таверну, и помнил, что ему — не-совсем-мальчишке — наливали вино, а иногда отказывались наливать, а ещё он как-то пел и играл на чём-то… На лире, в данный момент стоявшей около одного из стеллажей. — Было бы жаль испортить такое дорогое вино! — Незнакомец слез с полки и поравнялся с Кейей — оказывается, они даже одного роста. — Так ты вор? — Если только благородный — я отнимаю у богатых и раздаю бедным! Себе, то есть. — Но ты не похож на бедняка. — Кейа осмотрел одежду: не вычурная, в какую одевались некоторые Мондштадские богатеи, но и не лохмотья. — Жизнь барда полна тягот и лишений! — Назидательно произнёс «мальчишка». Кейа ничего не знал о жизни бардов, но лишения, о которых говорил собеседник, отчего-то казались ему сомнительными. — К тому же, — продолжил тот, — я собирался заплатить! Вот, смотри, — и показал на висящий на поясе кошель. — Ты странный. Почему просто не купишь вино, как все делают? — Видишь ли… Твой отец сказал, что мне уже хватит. Кейа было засмеялся, но вспомнил, почему он, собственно, оказался в подвале, и быстро прикрыл рот рукой. — Что т… — а затем той же ладонью прикрыл рот барду. — Шшш, — Кейа огляделся, прислушался. Ну и угораздило барда залезть именно сейчас, когда Кейе нужно спрятаться, а не ломать голову, как поступить с вором! Что-то скрипнуло. Затем скрип повторился. Кейа моментально напрягся, словно струна. Он помнил, что первые две ступеньки в подвальной лестнице скрипели независимо от того, насколько бесшумно ты старался по ним ступать. — Кейа, ты тут? Надо было действовать быстро. Кейа схватил Венти, впихнул его в свободное пространство между двумя винными стеллажами и влез следом. Если всё пройдёт удачно, если Дилюк его не найдёт, то подвал таверны станет ещё одним хорошим укрытием. Возможно, он даже расскажет о нём Дилюку, если им придётся когда-нибудь совместно прятаться. — Не шуми, — еле слышно прошептал Кейа, — мы играем в прятки. Бард кивнул. — Ну и холодрыга… Заболеешь — сам виноват, слышишь? — Судя по усиливающимся звукам шагов, Дилюк шёл прямо к ним. Кейа ещё сильнее прижался к стене, надеясь, что детали одежды не выглядывают из-за полок, что он не ошибся и свет точно сюда не падает, но Дилюк продолжал идти. Кейа хотел верить, что брату надоест идти по холодному подвалу и он прекратит поиски. — Я всё обошёл, ты точно должен быть здесь, — почти угрожающе произнёс Дилюк, словно услышав мысли Кейи. Сделал ещё несколько шагов, осмотрелся. — А это что? На Дилюка смотрела лира. Та самая лира, на которой играл тот самый бард, из-за которой их сейчас могли найти. Чёрт, чёрт, чёрт. Но тут случилось то, что Кейа никак не ожидал. С громким криком «БУ!», не выпуская из рук бутылку вина, бард выпрыгнул из их укрытия. Дилюк, перепугавшись, заорал и упал («хватит ржать, Кейа, мне теперь сидеть больно!»), и, кажется, пребывал в таком шоке, что даже не потянулся остановить воришку. Бард успел схватить лиру и, хохоча, на всех парах пронёсся наверх, а спустя пару мгновений Кейа услышал недовольные возгласы отца и топот. Кейа живо представил, как тот погнался за бардом. Дилюк успел испугаться снова, когда Кейа вывалился из тёмного просвета между стеллажей, хохоча до слёз, до колик, держась за живот, и «сейчас помру» было единственным, что он смог выговорить. Дилюк насупился, глядя на смеющегося брата, который мало того, что сговорился с вором, так ещё и проиграл по-дурацки. Ну и кому нужна такая победа? Кейа, пунцовый от смеха, валялся на холодном полу погреба и даже не вспомнил о проигрыше. Как и о том, что, убегая, бард так и не оставил плату за вино.