Мы порочнее всех вас

Глаза слипаются, но совсем не оттого, что хочется спать- и даже не оттого, что во всю орет музыка и свет играет в свою игру. Глаза слипаются потому что где-то тут, прямо рядом, сидит звезда. И эта звезда светит так ярко, что Дугар добровольно подползает ближе к ней, сгорая и ослепляя. Он не может понять- поступает он правильно, или нет, потому что сгорает даже без того крохотного остатка, который мог бы еще думать. Где-то на фоне музыка сменилась, но она на то и на фоне, что не разбираешь ничего. Дугару хочется играть в эти гляделки дальше, с этими сраными кислотно-зелеными глазами, мечтая проиграть и выиграть одновременно. Песня какого-то сексуального характера, что-то на английском, и Дугар правда, честно пытается прислушаться. Но вместо басов музыки слышит только тихий шепот Руслана, потому что все внимание приковано только, и только к нему. И он шепчет что-то на английском, вроде “Say It”, и до Дугара доходит что это строчки песни. Он улыбается. Или скалится- свет играет в покер, и у каждого здесь карты разные. Но выглядит это точно зловеще, потому что он видит свое отражение в глазах Руслана. И черт, это так завораживает, что хочется отдаться этому полностью. Поселится в этих ебаных глазах, чтобы кроме Дугара в них больше никто не отражался. Мимо проходит кто-то, хотя, тут всегда кто-то ходит, и вип-зона не спасает. Не спасает ничего, и ему кажется спасительным взяться рукой за Русланин подбородок, подтягивая ближе к себе. А он кривится, будто больно сделали и становится ближе. Но Дугар знает свою силу- он касается подбородка с такой аккуратностью, на какую только способен. И кажется, будто на большее не способен никто. Так и хочется заявить на всю Россию: “Этот алый цветок мой, мой и только мой!” Но так громко орать он не умеет, и заявляет это по-другому. Так, как может: Наклоняется и тянется к этому ублюдскому лицу. Не мог бог создать нечто подобное. Поэтому Дугар и в вере своей сомневается: Руслан слишком красив. По-сучьи красив, и только посмотришь на него, сразу поймешь. Вот он, шут гороховый, а сам может вертеть вами как хочет. И Дугар-то не дурак, понимает все, но не противится. Пусть Руслан вертит им как хочет. Он разрешает. Поцелуй выходит терпким, жарким и с привкусом табака: Сигарета тлеет в татуированной руке Дугара. Так не целуются, когда любят. Так целуются, когда хотят трахаться. И на такое негласное приглашение согласны оба: но Дугар сбавляет обороты. Прикусывает Руслана за язык, а он чуть шипит и скалится, но языком работает уже ленивей. И отстраняется Дугар только от поцелуя, а сидят они лицом к лицу. Пару сантиметров. И в них прекрасно входит тлеющая сигарета: Теперь Дугар делает затяжку, смотрит проницательно своими желтыми, кошачьими глазами на Руслана. А Руслан в ответ смотрит, через завесу дыма. И так Дугар кажется еще загадочней, еще красивей: Через дым проступает кончик сигареты и его янтарные глаза. Смотрят напористо, так, что взглядом раздевает. Это заводит сильней чем реальное раздевание, и Руслан знает: Так смотреть может только Дугар. Сигарета летит куда-то в урну, ели-ели туда попадая. Она все-таки падает мимо, а Руслан уже ведет Дугара куда-то в туалеты. А он доверяет, даже вперед не смотрит, только прокручивая в голове какие-то прилипчивые строчки последней песни, что играла где-то на фоне. “Пока мы будем вдвоем…”. И как-то символично это все. Но времени думать уже нет, и Дугар впечатывает Руслана в раковину. Наверное, это больно, но никто не думает. Он ели касаясь проводит носом по линии шеи, а Руслан позволяет это, задирая подбородок и дыша как-то совсем тяжело. Дугару хочется носом куда-то в волосы зарыться, и он так делает. Руслан совсем на раковину заползает, а он все прижимает, руки по обе стороны от бедер. И плевать кто зайдет: Кто осудит, кто что сделает. В этом туалете из кабинок стоны, а где-то на полу человек вообще со шприцом валяется, и Дугар с Русланом здесь как в изоляции, будто никого и нет. Он рукой впивается в затылок Дугара, а тот тихо шипит, шумно выдыхая в шею. Это щекочет, это заводит больше. И Дугара это тоже распаляет сильней: он рыкает, и впечатывается с Руслана. Они целуются, нет, пожирают друг друга. Кусаются, играют. И любому другому это было бы даже противно, но Руслан улыбается, а Дугар шикает и опять прикусывает его за язык. Слышатся слова новой песни: “Острые, гладкие тела черты…” А руки двигаются вообще без ведома мозга: Весь мозг там, в губах, в языках и в глазах, которые тоже пожирают все, что видят. И видят они друг друга. А руки ничего не видят, они слепы, на ощупь срывают рубашку с острого тела, не жалея пуговиц. Потом окажется, что пары не достает: И он пойдет домой в толстовке Дугара, обещая вернуть. Но он не вернет. И это будет потом, и об этом сейчас никто не думает: Сейчас одежду сорвать хочется, в клочья разорвать, потому что она как красная тряпка для быка. И вправду: Дугар сегодня в красном худи. Руслан мычит недовольно, когда его силой спихивают и заталкивают в свободную кабинку. Кажется, там пару минут назад тоже кто-то ебался. Но на гигиену всем плевать, когда тела горят и разум опиум курит. А Дугар слишком ревнив, чтобы давать кому-то, кроме него самого видеть изгибы этот алого цветка. Он напоминает бутон розы, что кажется нежным таким, но недооценивать его не стоит. А Дугар его вообще не оценивает: Он до конца срывает эту чертову рубашку, сначала нежно проводя носом по ключицам, а потом впиваясь в них. И Руслан только выдыхает тяжело, об стену головой ударяясь и ругаясь на узенькую кабинку. Но из головы все испаряется, как споры из грибов, когда Дугар прижимается вплотную, кусает теперь плечо, нежно так, осторожно, но грубо ставя колено между ног. И это как спусковой курок для Руслана. И хочется посочувствовать всем тем, кто в эту ночь вообще был в клубе. Они были слишком распалены, чтобы ехать домой и чтобы сдерживаться. Они были слишком распалены, чтобы вообще замечать что-то кроме себя. И оба утопали в глазах друг друга: Кислотно-зеленый и ярко-желтый, который казался каким-то приглушенным, томным. И Руслан обожал смотреть в эти глаза, но он физически не мог: Тело не слушалось, рот открывался и орал, выстанывал имя Дугара, а глаза закатывались, ни на чем не фокусируясь. Но зато он знал, что на него смотрят. Смотрят одна единственная пара глаз, но такая колкая, красивая и янтарная. Даже если в ответ в них никто не смотрит. И последний раз Руслан выстонет “Ангарский, блядь.” прямо куда-то в чужие губы, которые тут же начали кусаться и толкаться в рот, когда тело прошибет настоящий экстаз. А глаза напротив закроются блаженно, тоже хрипя какой-то мат. И может, когда они вдвоем выйдут из туалета, на них будут косо смотреть: Под такие стоны и крики все разбежались, оставляя их одних. Может, они с Дугаром выйдут на улицу, и Руслан получше закутается в толстовку Дугара, пока он в футболке будет держать в руках чужую разодранную рубашку. И может они посмотрят друг на друга, негласно договариваясь в следующий раз без рубашек. Может еще Дугар закурит, пока откуда-то из клуба доносится песня: “Ты вызываешь огонь, его еще никто не видел.” Конечно, может еще они сядут на мотоцикл, который теперь поведет Дугар. Потому что Руслан пил, хоть мотоцикл все равно не его. Потому что Руслан хочет обмякнуть на теплом теле, потому что даже моргание отдается каким-то липким чувством внутри. Потому что Руслан глазами и телом все еще в той темной, грязной и порочной кабинке туалета.