Не друзья

      Разбились о мутное стекло последние на сегодня летние лучи. Многообещающе за горизонт уплыл солнечный диск. Постепенно ушло тепло, и из приоткрытой скрипучей форточки несло уже не знойной духотой, а унылой прохладой.       Час сна. Час молчания. Час неподвижной жизни. Час, когда просыпаются мерзкие твари и кровопийцы, жаждующие утолить свои животные инстинкты и отведать крови.       В звенящей тишине скрип половиц и неспешные шаги. Босиком проследовали прямо к натянутой простыне. Одной такой в своём роде простыне.       Лёва мог бы её сдернуть и вглядеться в спящее лицо. Мог бы, подобно последнему животному, впиться в манящую руку или коснуться губами артерии на изящной бледной шее, а потом жадно вгрызться в неё. Но не стал. И не станет. Ни за что не позволит себе такого с Валерой. Надо терпеть. Пускай хоть сотню раз слюной обольётся, но выдержит.       Хлопов молча стоял. Бессмысленный бесцельный поступок, минутная слабость. Лёва заметил, как уже несколько дней Валерка не обливает простыню и себя святой водой. Забывать стал? Вряд ли. Потерял страх? Да кто его знает.       В усталом лунном свете качались листья и еле слышно шуршали за окном. Ни звука в остановившемся на ночь лагере, никто не смел прерывать нарушать отдыха. — Не спишь?       Глухой вопрос от Лёвы, тихо-тихо заданный в пустоту. — Не сплю. — Боишься? — Нет.       Секунды тянулись подобно часам. Значит, Валера ждал. Абсолютно точно ждал, пока Лёва пробудится и придёт. Как вчера, как позавчера и все прошлые ночи.       Внезапно сумбурный поток мыслей Хлопова был прерван шорохом ткани. Ранее разглядвюывавший окно, он резко перевёл взгляд на кровать и столкнулся с глазами Валеры, устремлёнными точно на него. — Собрался кусать — кусай. Надоело. Приходишь каждую ночь и ничего не делаешь. Решайся уже, раз задумал.       Хлопов сглотнул ком в горле. С чего бы Лагунову говорить такое? Совсем с катушек слетел? Лёва же кровопийца, поганый вампир-вредитель. Для Валерки он был, есть и всегда будет врагом. Не другом, что бы тот ни говорил. И как может сам Валера позволять подобное? Как может одобрять? Кто угодно, только не Лагунов. Раз Валера соглашается, разве это уже Валера? — Не хочу. — Лёва нахмурился. — В чем подвох? — Нет подвоха.       Лёва обнаружил, что наклонился и коснулся волос Валеры. Видимо, каким-то из своих инстинктов он не мог сопротивлялся, когда смотрел на юношу. Странное чувство одновременного отвращения и неизведанной ласки. Валера не должен соглашаться. Никогда не должен. Разве есть между ними двумя смысл, если Лагунов так послушно поддаётся и ни капли не сопротивляется, когда пальцы подушечкими касаются головы и неспешно осторожно перебирают ближайшие пряди?       Завороженный взгляд Лёвы коснулся щеки и ушей, проследовал вниз, к стройным ключицам. Нет, только сейчас Хлопов понял, что манящее желание было не желанием крови и насыщения, не тягой к естественным мерзким потребностям.       Но можно ли? Хлопову не впервые нарушать, но это... — Сегодня разрешаю, — будто отвечая на немой, повисший между ними вопрос, сказал Лагунов.       Не докопавшись до истины, не разъяснив до конца, кто и что имеет в виду, Хлопов присел на кровать и наклонился ближе. Рука его скользнула на щёку Валерки, такую мягкую и нежную. Лёва нервно выдохнул и осторожно придвинувшись, коснулся губ Лагунова. Нежно, аккуратно, будто пугаясь, что он перед ним разобьётся, сломается. Затрепетавшее сердце яростно билось в груди, хотя, казалось бы, давно уже забыло, какого это. Неопытно, волнительно Хлопов задержался на бархатных губах, неохотно и медленно отпрянув.       Видел, как Валерка открыл глаза.       А что дальше?..       Сотни тысяч мыслей пролетели за считанные секунды в голове Лёвы. Разве же мог он сейчас предугадать Валерину реакцию? Не сопротивлялся, даже, кажется, невероятно осторожно отвечал на поцелуй, но было ли это всё действительно тем, что Лёва хотел получить?       Неловкая пауза, которую ни Лёва, ни Валера не прервали. В ночном свете не было видно, как сильно загорелись щёки Лагунова. Хлопов как-то нелепо отвёл взгляд и сел обратно. Ткань наполовину скрывала их обоих. — Тебе... понравилось? — даже не зная, как лучше задать вопрос, уточнил Лёва. — ...мне не не понравилось. Но иди лучше к себе спать.       Стараясь скрыть горящие алые щёки и собственное по-влюблённому глупое выражение лица, Валерка перекатился и отвернулся от Хлопова. Противоречащий сам себе, он плотно зажмурил глаза и сжал губы, храня всё ещё воспоминания чужого тепла.       Лёва ушёл, больше ничего не спросив. И сам лежал ещё долго-долго, не в силах заснуть и выбросить из головы сегодняшнее происшествие.       Только себе они оба смогут признаться, что чувство было совсем не гадким.