сгорим

мы с тобой слишком сложны, был неосторожным, в последний раз молча сгорим

— Мы будем снимать трэвел! Звонкий голос креативного продюсера заставляет Антона вернуться к реальности и вынырнуть из полудремы. Играть до утра в приставку вновь оказалось плохой, но такой соблазнительной идеей, что сейчас приходится давиться кофе из автомата, лишь бы прийти в себя. Он медленно моргает, переводит взгляд на нахмурившегося Диму и скучающего Сережу. — Серьезно, Стас, очередное шоу про путешествия? — Позов смотрит на слишком уж активного Шеминова немного прищурившись. — Интернет кишит ими: «Орел и Решка», «Пора Валить», видео Птушкина. А если и снимать что-то такое, то про Россию-матушку, потому что в остальные города только через Стамбул. — Поз прав, — Матвиенко отрывается от телефона. — Мы явно не будем тут первооткрывателями, прогорим легко. Стас уже переводит взгляд на Антона в поисках поддержки, как дверь в кабинет открылась и в него ворвался ураган по имени Арсений. Правда, если бы разрушительные стихийные бедствия называли и мужскими именами, имя коллеги по цеху было бы первым в списке. Активный, лохматый, попавший под небольшой московский дождь, вернулся из своего Питера и теперь озаряет это помещение. — Опоздал, мужики, — Попов пытается отдышаться, стягивает шапку и начинает улыбаться, приметив заранее приготовленные для него тапочки. — Таксист попался очень медленный, мы с Ленинградского никак выехать не могли. — А ты больше эконом вызывай, еврейский мальчик, — Сережа протягивается через диван и пожимает руку. — Стас, у него чур не спрашивай, он за любой движ, где не надо сидеть. — А что вы обсуждаете? — Попов расшнуровывает свои кроссовки и обводит взглядом кабинет. Кивает Диме, задерживает взгляд на Шастуне, улыбается и сразу же смотрит на креативного, который что-то яростно печатал в телефоне. — Я рассказал пацанам о новой идее, а они засрали, козлы, — Арсений вопросительно склоняет голову. — Трэвел шоу, где четыре кореша путешествуют по городам России и показывают прикольные места. Арсений, поддержи меня хоть ты. Попов подмигивает Стасу и показывает большой палец. Вопреки всем слухам, их взаимоотношения были весьма теплыми, хоть иногда и своеобразными. И даже когда честность и прямолинейность Арсения сталкивалась с упертостью Шеминова, они рано или поздно приходили к компромиссу. — Я за, — Арсений пожимает плечами. — Вы сами жалуетесь, что хотите посмотреть город, а хватает вас только на сон. И я думаю, думаю, — щурится он. — мы же не будем ездить по золотому кольцу, а поедем туда, где мы не были. — Арсений, я нечасто говорю это, но я тебя обожаю, — Шеминов посылает воздушный поцелуй, который Попов ловит в руку и прижимает к груди. — Шаст, твой голос решающий. Антон вздыхает. Он любит сидеть дома, не контактировать ни с кем, кроме доставщиков еды и чередовать игры на телефоне с крепким долгим сном. Он не любит гастроли, смены часовых поясов, бесконечную дорогу и стресс от задержки рейсов. Шоу про путешествия — вообще не его стихия, ему лишний раз напоминают взять паспорт, а тут надо продумывать дорогу, маршрут про новому городу и интересные локации (потому что сваливать всё на плечи команды не очень красиво). А еще это бесконечная коммуникация с людьми, фотографии, автографы, но… — Да давайте попробуем, звучит прикольно, — он сразу сталкивает с четырьмя парами удивленных глаз. — Чего вы вылупились? — Котик, а с тобой всё в порядке? — в своей манере спрашивает Матвиенко. — Правда, Шаст, ты последний, кто поддержал бы такое. Я тусер, Поз выносливый, этот просто больной на голову, — он по очереди показывает на каждого из импровизаторов. — но ты куда? Нам ты можешь честно сказать «нет», не забывай — Как говорит Заяц, моложе чем сейчас мы никогда не будем. Пока есть возможность и силы — надо делать. Пощупаем новый формат, а поскакать на сцене всегда успеем, у нас тур скоро, — пока он говорит, сталкивается с улыбкой Арсения, сидящего в кресле напротив, и мужественно выдерживает взгляд глаза в глаза. — Посмотри на него, философ сидит, Зайца цитирует, — усмехается Позов. — Формат зайдет, у нас аудитория такая — они во всем увидят плюсы. Там сейчас «Тейбл Тайм» смонтируется, они серию с лото увидят и охереют, — Попов наигранно цокает и закатывает глаза. — А что по датам? — Летом повидаете всю Россию: июнь–июль точно будем снимать, — Стас оживляется и начинает рассказывать про их дальнейшие планы. Шастун тонет в своих мыслях, лишь выцепляя ключевые слова из бурного обсуждения всевозможных съемок. В какой-то момент его вновь начинает накрывать: подстроиться под гостей в «Громкий вопрос», «Контакты» и «Цитаты», продумать сценарии реклам, отснять «Истории» и одному Богу известно, в какие шоу его позовут гостем. Всё это неприятно давит и хочется просто сбежать от этой ответственности и посидеть в тишине. Он нервно теребит кольцо на мизинце и начинает трясти ногой, привлекая внимание Попова. В воздухе повис немой вопрос всё ли в порядке, на что Шастун отмахнулся. В порядке у него давно ничего не было. Ради приличия он ждет еще минут пять и уходит курить, сообщив об этом коллективу. С его уровнем тревожности сигареты явно противопоказаны, но эту зависимость побороть труднее, чем можно представить. Хорошо, что к кофе полностью равнодушен, и хотя бы этим напитком он не портит свой организм. Курилка на их этаже тесная и душная, и поэтому Шастун часто сбегал на этаж повыше. Тут и балкон, и чистота, и людей обычно не бывает. Только вид на парк и железную дорогу, шум от которой успокаивает. Антон опирается на перила, глубоко вдыхает и начинает считать про себя. Всё, как когда-то советовал психотерапевт, чтобы прийти в норму. Это работает, но работает не всегда, и он злится на себя, что не может контролировать свои мысли и своё тело. Тревога начинает накатывать снова, сердцебиение учащается, а в ушах начинает шуметь. — Дыши, Шаст, дыши. Арсений материализуется будто бы из ниоткуда, и Антону становится немного легче. Попов точно понимал, почему он сбежал с их собрания, и где-то в глубине души Шастун надеялся, что тот пойдет за ним. Потому что он приходил каждый раз. Самая первая паническая атака произошла в далеком 2017 году, когда их гастроли только набирали обороты. Город за городом, сцена за сценой, толпы фанатов — всё это резко свалилось на голову, не давая привыкнуть к новой реальности. А ко всему этому примешивался гадкий голос внутри, который считал, всё произошедшее — случайность и его популярность сойдет на нет в считанные месяцы. Антон помнит, что в тот вечер он нервничал особенно сильно, однако продолжал списывать на волнение и страх сцены. В какой-то момент гримерка стала особенно тесной и душной, что физически там стало невозможно находиться, и он в прямом смысле убежал оттуда. Он не понимал, почему бешено стучит сердце, шумит в ушах, а дышит так, словно пробежал стометровку. В бесконечных коридорах того дома культуры было много свободных помещений, и он завернул в первое попавшееся. Упал на колени, схватился за стул и сильно зажмурил глаза, надеясь, что станет лучше. — Шаст! — голос Арсения слышится как через толщу воды. — Пожалуйста, посмотри на меня, — он поднимает голову и видит Попова, который упал на колени перед ним и сидит совсем близко. — Давай, попытайся выровнять дыхание, вдох-выдох. Советы не сильно помогают, и коварная тревога не хотела отступать, лишь сильнее обнимала своими огромными ручищами, затаскивая окончательно и бесповоротно. Следующее, что помнил Шастун, были губы. Тонкие, мягкие, с вишневым вкусом гигиенической помады. Он помнил, как на щеку лег большой палец Попова, слегка поглаживая едва заметную щетину. Так мягко, аккуратно, ненавязчиво, больше успокаивая, чем целуя по-настоящему. Когда тот отстраняется, Антон смотрит на него непонимающе. — Я читал, что задержка дыхания может помочь при панической атаке, — Арсений мнется и слегка улыбается. — И сейчас, когда я… ты задержал дыхание и тебе стало спокойнее, — он проводит кончиками пальцев по костяшкам, и Антону кажется, что он до сих пор не дышит. — Тихо, дыши, Шаст, дыши. Расскажи мне о любви и дыши. Если бы их отношения можно было описать статусом Вконтакте — «всё сложно» было бы про них. За почти десять лет знакомства и семь совместной работы они прошли все стадии, какие можно было: неприязнь, притирка, ночные переписки, свидания, секс без обязательств, отношения, их разрыв, пьяные поцелуи на корпоративах, молчание наедине. И весь этот снежный ком привел к тому, что есть. Антона отпускает. Он смотрит на тлеющую сигарету, медленно считает про себя и чувствует, как замедляется пульс. — Ты как? — голос Арсения непривычно тихий. Антон переводит взгляд с рыжего огонька на него, и кажется, Попов и без слов всё понимает. — Можно я почитаю нотации? — Когда ты спрашивал разрешение? — Шастун фыркает и радуется, что между ними нет неловкой паузы. — Зачем ты их куришь? — Арсений кивает на сигарету. — Ты без того нервный, так еще и этим добиваешь себя. — Люблю потому что. — Они противные. — Мне по вкусу. Вот и поговорили. Арсений вздыхает больше наигранно и с неким осуждением смотрит на Антона. Тот стряхивает пепел, докуривает сигарету и выкидывает ее в подобие пепельницы. Пауза между ними становилась неприлично долгой, заполнять ее пустыми разговорами не хотелось, а вот расставить точки над «ё» было необходимо. — Нам надо что-то делать, — Шастун разворачивается вполоборота, чтобы видеть этот питерский профиль. — С чем? — С нами. Арсений и правда актер, который слишком любит применять свои навыки в реальной жизни. Он носит с собой сотню масок и каждый раз выбирает, какую примерить. Редкий раз, когда он давал слабину, был честным и открытым. На фразу «нам надо поговорить» он начинал хмуриться и вздыхать, и каждое слово будто приходилось тянуть клешнями. — Арсений, — полная форма имени заставляет Попова всем корпусом развернуться к собеседнику. — Мы должны были обсудить всё после съемок в марте, а ты опять умчал в свой Петербург. Мы с тобой как два школьника: сначала с цепи срываемся и не отходим друг от друга, а потом в молчанку играем. Это даже не друзья с привилегиями, да даже если и так — ты точно не Джастин Тимберлейк, а я не Мила Кунис. — Так уж и Тимберлейк? — Арсений. — Прости, Шаст, прости. — Это превращается во что-то нездоровое, — Антон начинает нервно теребить кольцо на мизинце. То самое, про которое рассказывал на интервью у Галич, и Попов незаметно улыбается, зная, что не было никаких мастеров, с которыми Шастун что-то согласовывал, а цену вовсе взял из ниоткуда. Импровизатор в конце концов. — Давай только без психологических терминов, мне этого и от Димки хватает, — Арсений правда слабо верил в психоанализ и в то, что, покопавшись в своем детстве, он поймет, как ему жить дальше. — Все еще носишь? — он дотрагивается своим мизинцем до изумрудного перстня. — Ношу, — Антон вздыхает, понимая, что Арсений опять мастерски пытается увести тему. От прикосновения по телу проходят небольшие разряды тока, и Шастун надеется, что судорожный вздох получился не слишком заметным. — Знаешь, почему ты себя так ведешь? Все потому что ты рыбы. — Ого, сходил в астрологическое шоу и теперь веришь гороскопам? — Арсений искренне смеется и забавно морщит нос. — Да проще тебя понять по твоему знаку зодиака, чем логикой. — Что еще обо мне звезды говорят, расскажешь? Арсений стоит слишком близко, не убирая своей руки с руки Шастуна, слегка приподнимает голову и щурится. Антон вглядывается в каждую морщинку, пытается уловить хоть что-то в голубых глазах, но пока видит в них лишь огонек и очередное желание поиграть. Ни единого намека на серьезность. В конце концов, в это они могут играть вдвоем. Антон мог бы рассказать, какие рыбы манипуляторы, любящие избегать ответственности, какие они чуткие и бескорыстные. Мог бы рассказать, что у их знаков зодиака не такая уж и плохая совместимость, и звезды пророчат им страстный роман. Он не спрашивал это у ведущей «Натальной карты», просто зашел на несколько сайтов в гугле, чтобы сделать свои выводы. У этой игры в гляделки нет ни победивших, ни проигравших. Антон наклоняется чуть ниже, бегает взглядом от глаз к губам Арсения, которые тот не перестает облизывать. Между ними остается буквально несколько миллиметров, Шастун чувствует, как чужая рука сжимает его и улыбается. Губы уже касаются друг друга, когда он выдыхает: — А еще звезды говорят, что ты козел. И выпрямляется. Оскорбленный вид Арсения точно стоил того, и Антон не может сдержать победной улыбки. За всё это время Попов так часто и ловко водил его за нос, что постепенно он стал перенимать его повадки. Ученик превзошел учителя, и, кажется, Арсений это признал. — Мне кажется, мы в один момент потерялись, — Шастун удивленно смотрит на коллегу. Если Арсений озвучивает какой-то тезис — после него точно будут долгие рассуждения. — В проектах, друг в друге. Я все еще с трудом разделяю личное и рабочее, Шаст, ты сам знаешь. — Поэтому поддавался во всех настолках, где это было возможно? Съемки в конце марта мало можно было назвать приятными: стоило Антону сойти с самолета из Сочи, такси сразу же повезло его в Подмосковье, где всю ночь они снимали новое шоу. Он устал, не выиграл слиток золота, умудрился просрать в абсолютно каждой игре. Зато в перерывах слушал ободряющий шепот на ухо, подставлялся под прикосновения арсеньевских рук, а в кадре не мог отвести взгляд от этого очаровательного парня в шляпе. Той ночью Арсений был таким, каким не был ни на одних съемках — искренним, открытым, кайфующим от процесса любой игры. Под утро Антону точно сносит башню, и они запираются изнутри в одной из комнат, в которой была накидана одежда и другие вещи для съемок. Арсений безумно ласковый, целует, снова шепчет на ухо, забирается под джинсовую рубашку и кончиками пальцев ведет по спине и бокам, аккуратно спускаясь к низу живота. Антон только и делает, что громко дышит, путаясь в темных отросших волосах, и прижимает Попова ближе к себе. — Тих-тих, Шаст, надо остыть, — он видит этот жалобный взгляд и негромко смеется. — Прости, милый, но секс в этом доме не входил в мои планы, — Попов чмокает его в кончик носа и ерошит волосы. Антону кажется, что он фантомно ощущает все те прикосновения. А может быть это потому, что Арсений все еще держит его руку. — Поддавался. И я все еще учусь принимать решения не за двоих людей, а только за себя. У человека всегда есть выбор делать или не делать, говорить или нет. Мне это тоже тяжело дается, ты сам знаешь, — Попов грустно усмехается. — Я совершенно точно не хочу тебя терять, Антон. Антон. Не привычное Шаст, не задорное Антоха, не серьезное Антон Андреевич. — Мы с тобой накуралесили за это время будь здоров, но сейчас точное самое время решить, в каком статусе мы окончательно. — Арс, ты же знаешь, я… — О, писюны, а вы чего тут? Если бы Дима Позов снимался в кино, он точно был бы лучшим другом главного героя, который умеет появляться в ненужное время, вытаскивает из любой передряги и влюбляет в себя искрометными шутками и сарказмом. Актером во всех смыслах этой профессии он не стал, зато все суперспособности у него присутствовали. Арсений хлопает Шастуна по плечу и кивает головой, мол, напишешь, подмигивает Позову и ретируется с балкончика курилки. Дима достает из пачки сигарету, закуривает и как-то слишком понимающе смотрит на Антона. — Поговорили? — Я даже спрашивать не буду, как ты понял, — Шастун смотрит на друга и улыбается. Ворует из пачки еще одну сигарету и снова выдыхает горьковатый дым. — Да у тебя глаза загорелись опять, — Позов встречается с недоумевающим взглядом. — Светишься ты весь, Антоха. — Димон, давай без психоанализа, ты знаешь, это не мое. — Я бы сказал не ваше. Они вообще с Арсением разные: города, режим дня, привычки. Арсений не представляет свою жизнь без спорта, а день, проведенный в четырех стенах, автоматически становится для него потраченным зря. Антону лишь бы остаться в своем пузыре и изредка выходить на свежий воздух. Попов почти наизусть помнит почти каждый уголок Петербурга, знает местные кофейни и как лучше выйти на крышу, чтобы посмотреть на закат. Шастун все еще путается в бесконечном московском метро. Они разные — в голубых глазах море энергии и какая-то завораживающая сила, в то время как зеленые могут устало пробежаться по очередному сценарию. И вроде все как в песне, когда у его, Антона, Москвы и арсеньевской Невы появилось что-то общее — они. У них из общего любовь к «Друзьям», тишине, самоанализу в одиночестве, а еще ненависть к ресторанам японской кухни. Шастун рад, что Дима не задает лишних вопросов вдогонку, когда он быстро тушит сигарету и уходит с балкончика. За столько лет они так притерлись, что слова оказываются абсолютно ненужными. Не обнаружив Попова в офисе, он быстро спускается по лестнице, потому что лифт не идет слишком долго. Антон чувствует себя героем ебаного ромкома, слоган которого взят из трендов тиктока, что-то из серии «ты не сделаешь и шага навстречу — я сделаю все девять, если ты шагнешь первым». Он находит Арсения на парковке. Тот со сложным лицом копается в телефоне, скорее всего, решает какие-то важные вопросы. Стоит ему оторваться от айфона, как он видит быстро идущего Шастуна и выдыхает. Антон врезается в него и крепко сжимает в объятьях, цепляясь за спину и утыкаясь холодным носом в шею. Арсений смеется, счастливо, тихо, искренне, и обнимает в ответ. — Ты ведь говорил не о сигаретах, Шаст. Ты нервничаешь, тревожишься, добиваешь себя ими, а отказаться не можешь, потому что любишь. Они противные и от их дыма воротит половину офиса — а тебе нравится, тебе такое по вкусу. Ты имел в виду не сигареты, верно? — Давай пообещаем друг другу, что в этот раз ну точно всё получится, – Антон не отвечает на вопрос, шепчет куда-то в шею и слышит такое же негромкое «угу». — Мне неважно, что мы делаем и куда мы идем, важно, чтобы рядом был ты. — Звучит кстати как название нового шоу. Они оба смеются, и, взявшись за руки, бредут обратно в офис. Где-то сверху слышатся крики Димы и свист Сереги, на что Арсений отмахивается и показывает средний палец. Пусть много страниц у них и запачкано, никто не запрещал начинать с чистого листа. Особенно когда впереди их ждала вереница поездов, самолетов и переездов.