Как Торис с Наташей в засаде сидели

На отшибе немецком, Где травы алеют, Черной копотью можно дыхнуть. А вокруг перестрел, Смерть везде, Неизвестно, Сколько людям в болоте Кровавом тонуть. Слышишь, слева снаряд раздробился, Взвился в небо осколок шальной. Справа мальчик чего-то лишился, Сын полка, Глянь, боец удалой. Час четвертый идет, коль не пятый, И не видно, что будет вдали. Кто-то к немцам попал под гранату, Если вспомнят, уже не найти. Где-то крик, рядом стон, и молитва. К мертвецам зов истошный, немой. Правда, Боже их, вряд ли, услышит, Перестрелка не любит покой. А на дальнем, нетронутом фланге, Где последний опорный жив пункт, Сидят двое, в засаде неглядной, Уготовя судьбе жизнь свою. Первый - парень, Вид ровный, холодный, Но душа утаила искру, К той, что рядом сидит с автоматом, Хмуро думая думу свою. Эта пара - Литва с Беларусью, Нет любви, только долг боевой. Торис часто считает убитых, А Наталья мечтает в бой. И мечта не равна героизму, Лишь бы брата из пекла спасти. Только в плен не попал бы к фашисту, Не заменят герои родных. Лоринайтис не глуп, понимает, Но боится ее потерять. Деву эту, что любит, Не чает, Но не люб белоруске дурак. Прошел час, а Наташе нет места, Брат пропал с горизонта, Вдали, Видит, фрицы бегут в это место, Наконец-то и бой впереди. Торис бегло ДС заряжает, Краем глаза косясь на войну. Слева девушка пишет кому-то, Видно запись последню свою. Сжалось сердце его от испуга, Кровь застыла, витает конец. Его жизни, Счастливых моментов, Не умрут они, Смерть - не венец. — Слушай, брось ты, Беги себе смело. Видишь лес? Я, прошу, убегай. Лезешь ты в это гиблое дело, Разве хочешь в земле утопать?! Та опешила, Глянула злобно, В зелену обрамленных глаз: — Как ты смеешь?! Мой брат был героем, Не оставлю его умирать. Тот задумался. — Верно, не дело. Что ж, позволь мне тебя прикрывать. Мне не жаль себя, право, Я хоть и не смелый, За тебя мне не жалко в могиле лежать. Дева явно не рада раскладу, Хоть не люб он, но жаль молодца. Он был рядом, Был рад ей душою, Даже если не рада она. Что-то ёкнуло около сердца, Стало страшно ей вдруг за него. Они были друзьями детства, Юность тоже прошли вдвоем. На секунду и взгляд прояснился, Второпях лепетала она: — Знаю, Торис, не трус ты, Но вижу, тень сомнения гложит тебя. Коль отчаившись, пулей страшишься, О себе лучше думай, дурак. Полегло-то за нами не мало, Будет стыдно теперь отступать. Коли подвиг зовётся отвагой, Не нужна твоя смерть, перестань. Лоринайтис взглянул за засаду, Им осталось немного болтать. И решился признаться бедняга, В своих чувствах, Была не была. — Я не буду держать, убежишь ведь. Мало времени, нужно стрелять. Не могу чувств держать больше в тайне, Я люблю тебя, нет сил молчать. И любил тебя все это время, Ровно с встречи, ты стала родной... Не закончил литовец, Прервались вдруг речи, Поцелуем неловким, но теплым, родным. Счастлив он, ей не страшно, темнеет. Горизонт, ближе к вечеру день, Отстранившись, пошла эпопея, Пулеметный огонь, строй смертей. Бились на смерть, ее прикрывал он. Оба потные, мор, недосып. Сил предел оборвется однажды, Ну, а мы, вместе тут постоим. Брат исчез, растворился во мраке, Мраке ночи и вражеских мин. Страшно ей за него, бедолага, Ведь вернётся почти неживым. А литовец ее утешает. Говорит, мол, Россия не прост. Коль не Бог сбережет Значит Дьявол уладит Русских только сам Чёрт спасет Через пару часов фрицы пал Полыхало вокруг все, темно Твердо шли они, с горсткой собратьев Трупов много легло под огнем. Под осколками, где-то под танком, Кто-то смело кого-то спас. Но счастливчик лежит где-то рядом, Смерть не любит подмены, Он пас. Впереди ещё долгие годы, Сотни битв эту двоицу ждут, А пока, возвращаясь к палатке, След Брагинского, может, найдут. На отшибе немецком, Где травы алеют, Запах копоти, крови, И пыли дорог. Перестрелка промчалась сиреной, А вокруг ни души, только смог.