…а кто-то несёт лекарства

      Зима. Спорное и противоречивое время. Кто веселится, ожидая сначала Новый год, а затем весну. Кто-то болеет, пропуская школу…а кто-то несёт лекарства, пробираясь через страх тёмных улиц и снег.       Мафую ненавидит эти мерзкие хлопья, влетающие в её лицо, кажется, с огромной силой. Мафую боится ходить по тёмным улицам города. Ей неприятен снег, засыпающийся в высокие сапожки, не нравятся вывески круглосуточных, подозрительно яркие тёмными зимними вечерами. Девушка кутается в шарф, натягивая его до ушей. Улицы города, сейчас одинокие, идут вверх. Сегодня праздничный салют, люди, наверное, спешат занять лучшие места, чтобы встретить Новый год. А Мафую целенаправленно плетётся в гору, сжимая в руке аптечный пакет. Она идёт туда, где нет выгодных точек обзора, и не туда, где можно поудобнее устроиться. Она идёт к своей, снова заболевшей, Канаде.       Ужасная лихорадка бьёт тело девушки. В другой комнате включён телевизор – единственный источник света в доме. Канаде не может встать, чтобы его выключить: голова идёт кругом, а ноги слегка подрагивают. Она морщится, пытаясь заткнуть уши подушкой. Тени на стенах слишком яркие, а звук репортажа режет уши, нанося удары прямо по раскалывающейся от температуры голове. Композитор натягивает одеяло ещё выше, понимая, что это её не спасёт от озноба. Серый потолок и такие же серые стены, белая рамка распахнутого окна и тёмно-горчичного цвета небо, впитавшее в себя свет от города, ведущего последние приготовления к салюту.       «Точно, сегодня ведь салют…снова я провожу его тут. Одна.»       Канаде тянется к форточке у изголовья, пытаясь прекратить поток ледяного сквозняка, когда её попытку прерывает хлопок входной двери. Ключи она давала только Мафую, а это значит… Йоисаки вскакивает с постели, но тут же падает обратно. Не ходившие несколько дней ноги не выдерживают.       В комнату влетает Мафую. Она бросает на пол пакет, полный медикаментов вроде аспирина, порошков для полоскания горла и ещё каких-то неизвестных таблеток. Асахина молча закрывает окно, движется на кухню, наконец прекращая раздражающий звук телевизора. Теперь квартира полностью поглощена сумерками. Голова Канаде кипит. Руки и ноги не слушаются. Кажется, она снова провалится в сон, полный бреда, вызванного температурой, но тут с кухни возвращается Мафую. Девушка отставляет принесённый стакан воды на прикроватную тумбочку, а затем бережно заворачивает Канаде в одеяло. Она всё ещё молчит, то ли пытаясь быстрее помочь, то ли что-то обдумывая. Они неплохо сблизились за этот год…Но могла ли предполагать Мафую, что она примчится в квартиру, тогда ещё совсем незнакомой девочки с простым ником «К», в канун Нового года, игнорируя крики матери, чтобы просто позаботиться…Могла ли она думать, что узнает о склонности Канаде пытаться переболеть самостоятельно, игнорируя все лекарства, кроме, может, шипучего витамина? Конечно нет. Желание помочь…отдать помощь, которую оказывали тебе… «Нет, Канаде, в этом году на салют мы будем смотреть вместе. Даже если из твоего окна его не видно.» Мафую бережно поддерживает завёрнутую в одеяло девушку за спину, аккуратно помогая ей запить таблетку.       Когда «первая помощь» оказана, Мафую присаживается на край кровати. Мягкая рука аккуратно касается лба, взмокшего от температуры, бережно отодвигает волосы.       -Тебе не помешает компресс… Канаде что-то бормочет, но Асахина уже хлопочет на кухе.       — Вот так, - на горячую голову опускается влажная тряпочка, - сейчас подействует. Не стоило тебе, конечно, с распахнутым окном спать, Канаде…       В голосе слышится укор. Мафую бы поругала композитора ещё и за отсутствие лечения, но она слишком чётко видит границы дозволенности. Так что сейчас она молча устраивается на краю кровати, ожидая действия лекарства.       «Почему Мафую пришла? Разве она не должна смотреть салют с семьёй? Надеюсь, ей не попало из-за меня…надо будет обязательно спросить.» Бледные веки дрожали, покрывая глаза. Канаде не против была бы посмотреть на Мафую, да и вообще, хорошо было бы сказать ей спасибо…но голова всё ещё идёт кругом. Горький вкус таблетки постепенно принимал сладость. Озноб потихоньку сходил.       «Странное и незнакомое ощущение. Тёплое? Я должна проявлять заботу об окружающих, вроде помощи с домашним заданием. Но жертвовать настроением мамы…надеюсь, она не сердится на меня.» Мафую сидела на постели, склонив голову. Голова полнилась мыслями. Все они были невесёлыми, ибо Асахина совершенно не могла понять, что следовало ей сделать. Но всё это, в конце концов, уже бессмысленно. Ведь сейчас она сидит тут, с композитором группы, ожидая, когда той станет хоть немного лучше. Сиреневые глаза обратились к лежащей фигуре.       «Почему ты издеваешься над собой? Почему не лечишься? Почему не просишь помощи? Это ведь может быть очень опасно. Почему…эти мысли в моей голове звучат такими заботливыми и обеспокоенными?»       Тонкая и уже не такая горячая рука слегка касается колена Мафую.       -Салют скоро начнётся…       Охрипший от долгого молчания, но всё ещё приятный голос раздаётся в тишине.       -О…-Мафую молчит несколько секунд, а затем кивает. Канаде может разглядеть тёплую и, кажется, искреннюю улыбку, тронувшую губы девушки. – Давай попробуем его увидеть.       Мафую встаёт с кровати, чтобы посадить композитора, аккуратно придержав ту за плечи.       - Можешь сидеть? – Асахина подправляет одеяло, помогая девушке облокотиться на стену.       Канаде кивает: «Спасибо, Мафую. Мне лучше.»       И голос её звучит так, будто она готова расплакаться. Хрипы, смешанные с всхлипами, слёзы, текущие тонкими струйками, вырываются из горла.       -Спасибо, что спасла меня, Мафую…       Девушка всплёскивает руками, когда Канаде утыкается в колени. «Я же просто дала ей пару таблеток…» Эта реакция застаёт врасплох, но это потому, что Мафую просто не понимает, насколько Йоисаки нуждалась в помощи, в самом осознании того, что кто-то прибежит в Новогоднюю ночь и положит ей компресс на лоб, лишь бы сбить температуру.       Туман удивления пляшет в сливовых глазах. Спустя ещё несколько мгновений, оправившись, Мафую пристраивается рядом, приобнимая за плечи всхлипывающую Канаде, и они обе замирают в ожидании, глядя в тёмно-горчичного цвета небо.