ты - свет, посланный убить меня.

Сад, наполненный розами всех цветов, видов, окрасов и оттенков для молодого господина, аромат, который притягивал неистово сильно, стал гибелью отказывающегося подчиняться Феликса. Если бы ему кто-то сказал, что его смерть наступит от руки самого любимого человека, что не переставая лупил его так назло острыми шипами роз, усыпанными по всему стеблю - он бы долго-долго смеялся, но горько плакал внутри, ощущая всё это. В голове билось только одно: «не дать ему показать свои истинные эмоции». В планы Ли не входила влюбленность, но от чего-то он поддался искушению, проклиная себя за слабость, за веру в людей; за любовь, что оказалась обманом. Хёнджин, прижимающий его к себе жалкие несколько часов назад, вжимаясь так сильно, что и мысли о плохом не было, потираясь об него и шепча слова, которые Феликсу отчаянно хотелось забыть, и Хёнджин, что приносил ему дикую боль. Боль, из-за которой хотелось выть. Совсем не верилось, как маленькая доля секунды могла изменить его отношение к нему. Ли знал, что это плохо закончится, но он продолжал надеяться, чем убивал себя сильнее. Он убил их любовь. - Как ты посмел меня ослушаться! - удар, удар, удар, что получал Феликс нескончаемым потоком, злость в голосе, печаль, скрытая за толстым слоем ненависти в глазах - Хван пытался сдерживаться изо всех сил, но одни воспоминания подкидывали всё больше ярких картин. Он итак пробыл в раздумьях слишком долго. - Ты... - слова не получалось подобрать и Хёнджин становился агрессивнее. Смириться с происходящем или попытаться оправдать то, во что он сам не верит? Феликс выбрал лежать бездушной куклой на полу, какую из него пытались сделать. Эмоции пропадали, шипы от роз уже, казалось, не наносили болезненные порезы, напротив - они пытались ухватиться за него, обнять, скрыть от всех бед, в которые он успел вляпаться. Феликс не привык сбегать. В целом его всегда оберегали, готовы были носить на руках, что периодически и делали. Он против никогда не был. Вот только всё прекрасное всегда остается в прошлом. Жизнь вдалеке от своих подданных заставила и научила выживать в этом мире, где всем людям друг на друга наплевать. Хёнджин отшвырнул цветы. Какая бы у него не была выдержка, вкус крови манил слишком сильно. А кровь того, кого он желал всё это время, тянула к себе сильнее. Хёнджин готов был поклясться, что слышал мольбу. Мольбу, что просила вкусить её. Попробовать её на вкус. Наклонившись над парнем, он, аккуратно убрав с его лица белоснежные пряди волос, нарочито нежно погладил щеку, проходясь пальцами по скуле. Спускаясь рукой ниже, та сама замерла на стыке плеча и шеи, и огладив место пальцем, Хёнджин отстранился. Неистово сильно хотелось укусить. И пока что-то в его голове старательно пыталось достучаться, он поднял тело Феликса, притягивая к себе. На прекрасном лице красовались пара неглубоких порезов. По одному из них Хёнджин провел языком, слизывая кровь. Парень в руках дернулся. Ещё живой. Так даже лучше. Удерживая Феликса одной рукой, он наклонил его голову. Длинные волосы перепачкались то ли в крови, то ли в грязи, но всё равно сияли так ярко, так солнечно – они всегда были его слабостью. Хёнджину всегда хотелось найти ангела, такого, за чьим сломлением будет интересно наблюдать. Но он заигрался, и игрушка стала вести себя слишком самонадеянно. Потому пришло время от её избавления. Вдыхая аромат Феликса так часто, ему всё ещё было мало. Игрушка и вправду вышла хорошая, но он найдет себе ещё лучше. Раз эта предала его, она сама выбрала свой путь. А он найдет. Лучше. Обязательно. И ебать он будет её чаще. И заботиться о ней не будет совсем. И в конце отдаст кому-то на растерзание. И чувств не будет испытывать никаких. - Mon ange, - Хёнджин оставлял хаотичные поцелуи на шее, куда намеревался укусить, - je t'aimais, но ты не оставляешь мне выбора. Укус. И бездыханное тело Феликса, брошенное на пол.