***
Эва отличается от многих девушек своего возраста конфликтностью с общепринятыми правилами. Сие утверждение не означает, что взбаломошенное дитя Египта устраивает драки с кем попало и дразнит людей на улице, нет: в её манере не прийти вовремя на урок и благополучно уснуть на нём, совершенно не беспокоясь о словах наставника Реммао; хитрить и искусно лгать, когда того требует ситуация; часами спорить с кем-то, если её мысли не совпадают с мыслями собеседника; идти напролом к своей цели и, конечно, дерзить эпистату и попадаться ему на глаза: последнее делает с таким рвением, словно шпионит за ним ради какого-то понятного только одному Ра намерения. «Дурная девчонка», — угрюмо вздыхает Амен каждый раз, когда снова застаёт Эву вблизи себя. Пытается загасить проступающий интерес, но глубоко внутри продолжает крепко задаваться вопросом: «Чего же ты добиваешься? Моего внимания?». Абсурд: она просто чрезмерно смелая и столь же глупая неферут, раздражающая нахальным взглядом лисьих глаз и ироничными высказываниями. Уверенная, борзая — непокорная, пытающаяся доказать всем, какая она независимая и уникальная, но на самом деле выглядит как надоедливый королевский шут. А такой ли надоедливый? Холодная война не поможет, если надо долго находиться рядом и работать сообща; в конце концов Эва, потеряв интерес к частым языкастым разговорам, переключает внимание на папирусы, старательно переписывая слова, изображённые на них. Свою работу она делает вдумчиво, усердно и с каждым разом всё аккуратнее; Амен ловит себя на мысли, что ему нравится любоваться её сосредоточенным выражением лица и кропотливо вырисовывающими символы нежными руками. Он пытается не смотреть на Эвтиду особо часто, не выводить её из баланса неосторожным действием, но вскоре юная девушка привыкает к нему и, кажется, больше не боится его внушительной фигуры. Только один Незримый знает, почему Верховному Эпистату стало так отрадно от того, что студентка Реммао перестала настороженно оглядываться на него и дёргаться из-за резких движений. Начала ему доверять? Почему же Амен так покорён этим? Частые встречи на улице уже не приносят столько недоумения и раздражения, как было раньше. Вместо этих эмоций сначала появляется принятие и безразличное отношение к очередной состыковке, а позже и насмешливая, робкая, но ощутимая радость. Амену стала приятна особенность Эвы всегда появляться там, куда идёт он? Вошло в привычку видеть её красивый бронзовый стан под палящими лучами солнца и слышать звонкий смех, обращённый к какому-то человеку? Нравилось запечатывать воспоминания с ней в памяти, чтобы перед сном о них вспоминать? В последнее время Амен думает об этом чаще, чем о своей работе. «Что же в тебе таится, Неферут?» В следующий раз они встречаются в неформальной обстановке: эпистат идёт вместе с Тизианом и другими охотниками к местному подозрительному знахарю, когда ледяной глаз цепляет загорелую фигуру рядом с мельтешащей полной торговкой. Она назойливо пытается продать Эве свой товар, заговаривая зубы, пока высокий тёмный парень — её сын — стоит рядом с девушкой и держит какое-то блестящее украшение, подначивая его примерить. Эве бы не обращать на них внимания и бежать, да только стоит она, точно колышущийся на ветру асаб, и в напряжении мнётся, бегающими глазами ища пути к отступлению. — Смотри, красавица, это украшение как на тебя сделанное, — не унимается торговка, подавая молчаливый сигнал помощнику. — Золотое, как поцелованная солнцем ходить будешь! Примерь, за щедрую цену и отдать не жалко, — тёмноволосый юноша касается женского плеча рукой, с ухмылкой улыбаясь. Достаточно. Внутри наглядевшегося на сие действо эпистата начинает греметь гром. Останавливая охотников, он подходит к Эве и природной внушительностью заметно умеряет торговский пыл навязчивой семейки. Пронзает ледяным взглядом девушку и грозным голосом молвит: — Эвтида, тебя-то я и искал, — глаза скользят с неё на торговцев, — Вы не задерживаете её? — Не смеем, не смеем Господин Эпистат! — тушуется женщина и отдёргивает сына. — Только предлагали купить украшения, всего-то! — Идём, — Амен крепко берёт шезму за запястье и уводит в сторону, не обращая внимания на прощание торговки. Придя в себя, Эва пытается вырваться из мёртвой хватки и дёргает руку, но натыкается на тяжёлый взор и недовольство, сквозящее в голосе: — Нет, Эвтида. Ты идёшь со мной. — Но… — Нет, — злобно ставит точку эпистат, пресекая дальнейшие попытки непокорной что-либо предпринять. Эва поджимает губы и хмурит брови, послушно идя к остальным охотникам и уже вместе с ними продолжая незнакомый ей пеший путь, слава Незримому уже без железной хватки на запястье. Всю голову молодой неферут заполняют волнующие вопросы: Куда они идут? Зачем она охотникам? Будет ли Амен с ней разговаривать по поводу неприятной ситуации с тогровцами, из которой он её любезно вытащил? Естественно будет, может ещё и придумает наказание похлеще, чем отмывание склянок в его хижине. «Ты же это умеешь», — язвит про себя неферут и прибавляет шаг, не отставая от быстрого хода охотников. Амен имеет по этому поводу собственные вопросы, но откладывает их на потом, строго-настрого запрещая Эвтиде заходить в дом, к которому подошли; сам же скрывается в нём вместе с остальными. У оставшегося следить за девушкой мужчины Эва любопытства ради спрашивает, чего же пожилого человека потревожили, и ответ заставляет испуганно сжаться: есть подозрения, что старый знахарь — шезму, вот и проверить пришли, если что: забрать и повести на заранее понятную всем участь. — Это ваша работа, конечно, — говорит очевидное неферут с нейтральным выражением на лице, а сама старается погасить тревогу и садится на камень, не в силах больше смотреть в глаза мужчине. «Эва, не бойся, им нет нужды проверить и тебя». Тогда зачем Амен искал её? Не просто же так поволок за собой, спасая от надоедливых торговцев, или всё же?.. Но зачем ему это? Эпистат мог бы оставить Эву справляться со своими проблемами самостоятельно, но почему-то решил вмешаться и не погнал в поселение после. Решил, что вляпается в новые проблемы? В чём ему выгода: няньчиться с ней? Маленькая что-ли? Погружаясь в неспокойные мысли, Эва не сразу замечает, как пролетает время и из дома выходят охотники. Амен как обычно с каменным выражением лица. — Всё чисто, — кратко информирует он, поправляя капюшон белой накидки, — идём обратно. Смеркается. Чем ближе к поселению они подходят, тем сильнее Эва переживает по поводу будущего разговора; она до сих пор не понимает мотивов эпистата, да и без этого не хочется вступать с ним в конфликт, не хочется объясняться и выслушивать нравоучения. Но ведь она могла один раз послушать правила и не нарушать их. Почему её вечно тянет искать себе приключения, и она вечно сталкивается из-за этого с эпистатом? По сути Эва должна быть предельно осторожной с ним, но нет: обязательно нужно на всё наплевать и повыделываться. «Допрыгаешься когда-то». — Эвтида, — Амен неожиданно обращается к ней и останавливается, не только прерывая полёт мыслей, но ещё и становясь преградой для дальнейшего шага. Эва не замечает вовремя эпистата и натыкается на него; практически падает, но подхвативший её за руку мужчина предотвращает это и резко тянет на себя. Девушка прижимается к его телу и замирает, переваривая ситуацию, но сладкий аромат граната и мирта препятствует процессу и затягивает, дурманя мысли. «Исфет…» — Простите, Господин Эпистат! — резво извиняется неферут и спешно отходит на более приличное расстояние. — Отойдём, — Амен не только не комментирует инцидент, но и говорит спокойно, без тени обычной строгости; своих же отпускает по домам и уверенным шагом идёт вглубь поселения. Эва послушно, но не менее насторожённо идёт следом. Они останавливаются около обители Амена, к великому для Эвы удивлению. Не показывать его не получается: она широко распахнутыми глазами смотрит на эпистата, не зная, чего точно ожидать в следующее мгновение. — Не смотри на меня так, задерживать не буду, — его голос звучит непривычно буднично, будто у них не нравоучения назревают, а какой-то лёгкий разговор, — Ты не глупая, знаешь, что спрашивать буду. — Почему я была у торговцев? — И зачем ты вышла из поселения, — дополнил эпистат, скучающе ожидая ответа. Он уже предугадал его. — Скучно без дела сидеть, вышла прогуляться, покупать ничего не хотела. — Но подошла к торговцам. — Не думала, что они такие навязчивые. Амен устало коснулся лба и прикрыл на секунду глаза, наверно успев несколько сотен раз проклясть Эвтиду. — Непокорная, — вздыхает, — любопытство бывает губительным. Я запрещаю вам что-то не из-за того, что злой зануда. Я делаю всё для того, чтобы вы остались живы. Если кто-то из наших купит заражённого риса, приготовит его и подаст на общий стол, то велика вероятность того, что отсюда живым не уедет никто. Надеюсь, ты понимаешь это? Эва отпускает взгляд, впервые за долгое время испытывая перед эпистатом стыд за совершённые поступки. Нежелание выкрутиться из ситуации и как можно быстрее ускользнуть, не едкость на языке: сейчас, когда Амен совершенно спокойно общается с ней, она не стремится защититься, а проникается и действительно жалеет, что ослушалась. Получается, она бездушно подвергала опасности весь отряд своим беззаботным отношением к выстроенным правилам. — Понимаю, Господин. Впредь буду осторожнее. Амен хмыкает, не особо веря, но надеясь на правду, и отпускает отдыхать. Собирается зайти в дом, однако его окликает Эва, успевшая отойти на пару шагов: — Подождите! — эпистат вопросительно оборачивается и слышит: — Спасибо за помощь. И доброй ночи. Эвтида неуверенно улыбается и ускользает с поля зрения, растворяясь в ночной темноте. Эпистат удивляется и проходит к себе с очередными мыслями, которые снова не дадут ему нормально уснуть. «Она поблагодарила меня». И мысли его снова о непокорной Неферут.***
Проходят полторы недели после этой ночи, и больше никаких жалоб на Эвтиду у Амена не было. Всё вокруг спокойно и обыденно: жизнь течёт, а эмоции всё никак не утихают. Эва нагло заполняет собой большое пространство сознания и ставит в ступор обычно хладнокровного Амена. «Да что же со мной, в самом деле?» Он неосознанно ищет встречи с юной девушкой, чтобы снова увидеть её красоту, услышать голос и прочувствовать всю силу остроумия, подаренного природой. Она дурманит, опьяняет: может кто-то решил отомстить и приворот наслать, выбив эпистата из колеи? Это чистый бред: никто не осмелится такого сделать, но это не отменяет факта наличия к непокорной и загадочной Неферут симпатии. Чувства и Амен? Не путается ли эпистат в собственных мыслях так сильно, чтобы рассуждать на эту тему? Не ошибается ли? Нет, не ошибается — в этом убеждается благодаря горестному инциденту. Исман умер. Об этом знает всё поселение, а Эва, к которой талантливый лекарь был ближе всех, тем более. В дом, где находится испустившее дух тело, не впускают из-за боязни распространения болезни; сердце Амена непривычно сжимается, а голова гудит от тревоги. Кажется, что мужчине жизненно необходимо увидеть девушку и удостовериться, что с ней всё хорошо. Целый день Эвтиды не было видно, и эпистат всё же решается после заката нагрянуть к ней, зная, что в комнате не будет её соседки. Стучится и не получает ответа, но всё равно открывает дверь и заходит. В свету свечи на кровати сидит заплаканная Эва и вздрагивает, не ожидая увидеть высокую фигуру. — Эпистат… — шепчет и пытается скрыть следы плача, спешно протирая глаза руками. Потом понимает, что всё явно увидено и замирает. — Эва, — тихо говорит Амен, подходя ближе к кровати. Ни в его голосе, ни в красивых голубых глазах нет того былого холода, только искреннее сочувствие чужой потере. «Ты пришёл утешить меня?» Словно отвечая на мысленно заданный вопрос, Амен садится на кровать и смотрит глубоко в душу уже не пугая, а разделяя эмоции девушки. Играть сильную больше не получается: покорённая и одновременно добитая поступком эпистата юная неферут падает в объятия мужчины и снова начинает тихо плакать, но этот плач невыносимой болью отпечатывается в оттаявшем сердце: каждый всхлип, каждый судорожный вдох и дрожь в теле — всё сотрясает сознание, открывая его другую сторону. Он прижимает Эвтиду, желая забрать всю её боль себе. Защищает тёплыми и нежными объятиями от ужасов реальности, гладит большой ладонью по дрожащему телу и не замечает за собой, как то и дело заботливо целует в макушку, нарушая все личные границы и свои устои. Его уверенная и непокорная Неферут показала себя с уязвимой стороны и доверилась, получая то же самое в ответ от, на первый взгляд, холодного убийцы черномагов. Эва немного успокаивается и поднимает голову, застеленным слезами взглядом смотря на то, как свет свечи красиво ложится на белые волосы и отражается в ледяной глади грустных голубых глаз. Позволяя себе переступить ещё одну черту, Амен робко касается приоткрытых губ Эвтиды своими и осторожно целует, выпивая с них всю солённость пролитых слёз. Эва отвечает сначала неуверенно, пробуя на вкус новое, а потом, вливаясь в действие, продолжает и самозабвенно заводит подрагивающие руки за крепкую шею, выпутываясь из объятий и усаживаясь на колени мужчины. Не давая себе отчёта целует скулу, подбородок, шею, и на последнем участке останавливается мягкими руками. — Моя Неферут, — глубоко дышит эпистат, неотрывно смотря на девушку. — Ты сейчас разбита, я не хочу пользоваться твоей слабостью. Эву словно холодной водой окатывают: она понимает, что натворила, и со стыда спрыгивает с колен, однако крепкие объятия не дают ей далеко уйти. Снова сбегает, снова закрывается, а ведь испытывает те же чувства, что и Амен испытывает к ней. — Эпистат… — У меня есть имя, Эва. — Амен?.. — боязливо пробует на вкус новое обращение и слышит, как он улыбчиво произносит: — Да. Уже не до слёз, когда осознание содеянного накатывает на шезму волной и сбивает с ног. Некоторое время она собирается с мыслями всё также в его тёплых объятиях, чтобы снова попытаться спросить: — Амен… Ты пришёл меня утешить? Почему? — Потому что ты мне дорога, Эвтида. Потому что я не могу стоять в стороне, когда тебе тяжело. Потому что переживаю. Это всё, что так хотела услышать Эва и так боялась, но сумасбротная любовь, постепенно охватывающая тело, туманит мысли и расплетает язык. — Ты мне тоже дорог, кажется, — она должна была забить тревогу и послать эпистата куда подальше, но лишь крепче прижимает к себе его руки, несмело улыбаясь. Они сидят в объятиях молча ещё несколько минут, пока Амен не вспоминает про положение и не высвобождает Эвтиду. — Я очень хотел бы побыть с тобой подольше, но никто не должен меня увидеть здесь. Моя Неферут… — Амен ласкает щёку погрустневшей девушки ладонью, присаживаясь на корточки, — мы со всем разберёмся, а пока мне надо идти. Всё будет хорошо. Амену хочется поцеловать Эвтиду на прощание, но он не позволяет себе этого сделать и тихо закрывает за собой дверь. Эва ложится в кровать и опустошённая глядит в потолок. «Во что ты ввязываешься, Эвтида?» А тем временем последующие две недели играют для неферут новыми красками. Боль от потери потихоньку притупляется, а неправильная любовь разжигается всё сильнее, не давая шанса на отступление, хотя в голове однозначно пролетают тревожные мысли. «Он убийца черномагов, а я шезму. Приведёт ли это к чему-то хорошему? Сама же в пасть к хищнику пошла…» — но любящее сердце уже не слушает разум и млеет от прикосновений больших рук и мимолётных тёплых улыбок. Всё в их взаимоотношениях меняется: больше понимания, больше нежности, больше тепла, хотя оба старательно скрывают свои чувства при посторонних. Реммао о чём-то догадывается и чаще обычного косится на студетку; Рэймсс, которому Эва доверила тайну о своих чувствах, неодобрительно отзывается об этом и лишь Дия, такая же улыбчивая и странная, витающая где-то в своём мире, ни о чём не догадывается и живёт себе беззаботно. Эвтида слепо верит, что всё будет хорошо, ловя расположение эпистата и его трепетную любовь из-за которой ноги предательски подкашиваются. Она не думает, а действует, касаясь во влюблённом порыве губ Амена. Она тает под теплотой его рук, оказываясь глубокой ночью у него в спальне; выкидывает всё лишнее из головы, позволяя чувствам вести её вперёд. Обнимает, притягивает к себе ближе, подобно мотыльку ведётся на белый свет эпистата. Он легко подхватывает девушку и садит на кровать; отрывается на миг, чтобы снять с неё фиолетовое платье, к которому идеально подошли бы золотые украшения. Амен готов одарить Эвтиду самыми лучшими нарядами и золотом, но сейчас снимает лишнее и восхищается: в жёлтом свете свечи бронзовое тело красиво блестит и приковывает взгляд пуще прежнего. Такая уверенная, борзая и непокорная в обычной жизни Эва сейчас поддатливая, нежная и дышащая любовью. Она с пламенем и любопытством смотрит на светлое тело и прижимается к нему, демонстрируя яркий контраст кожи; льнёт к Амену, трётся и целует ключицы, крепкую шею, плечо, нетерпеливо спускаясь руками к штанам. Амен горит огнём, быстро освобождаясь от одежды и прикасаясь к девушке с такой уверенностью и трепетностью, что она максимально расслабляется и послушно ложится на кровать. Его Неферут… Такая красивая, хрупкая, женственная — не подпускала к себе никого из мужчин до эпистата, доверившись ему всецело; вместо страха в её карих глазах предвкушение, страсть и интерес. Её воинственный эпистат… В обыденности навевающий страх, холодный и строгий, но рядом с ней никто иной, как влюблённый мужчина, готовый закрыть широкой спиной от всех неприятелей. Эва увидела его таким, значит удачно пробралась в сердце и растопила лёд, который не мог никто растопить годами. — Амен… Эва шепчет его имя и глубоко целует, ногами обхватывая за бёдра. Эпистат отвечает на поцелуй и проводит головкой члена по половым губам; Эва нетерпеливо толкается и Амен аккуратно входит, заполняя девушку собой. Эвтида глубоко вдыхает и отстраняется от нежно-розовых губ, пытаясь разобрать ощущения. — Больно? — Нет, — отвечает неферут и легко улыбается. — Непривычно. Чувство растяжения ощущается дискомфортом, но не более того. Опробовав это, Эва подталкивает Амена к действию и он с такой же осторожностью толкается, шумно вздыхая. — Ты невероятная… — целует в щёку. Влажная, горячая и узкая — его сила, слабость и отрада, мокро целующая и покусывающая ухо. Её тихий стон и прикрытые глаза работают мощным возбудителем и сладостью; она блуждающе улыбается, притягивает ближе, целует — ей хорошо, а от этого становится хорошо и Амену. Слишком. Он замедляется, давая себе передышку, но сбитая с ритма Эва толкается тазом вперёд, пытаясь усилить ощущения. — Тише, расслабься, — Амен успокаивает нетерпеливую, перенося на одну руку свой вес, а вторую кладя между телами на клитор и большим пальцем начиная мягкие движения. Эва вздрагивает и немощно раскрывает рот, переполняясь яркими ощущениями. Эпистат смотрит на свою блаженную Неферут с упоением и двигается резко и медленно, продолжая играться с нежной плотью. Точка невозврата давно пройдена, а финал мерцает неподалёку; он накатывает страшно сильной волной, и Эва начинает захлёбываться в ней, сдерживая громкие стоны за закусанными губами и хаотичными движениями тела. Она дрожит, сжимается, пульсирует; Амен ускоряется и выходит, с протяжным выдохом изливаясь Эве на бедро. Эпистат стирает следы близости штанами и устраивается рядом с приходящей в себя Эвтидой, целуя в мокрый лоб и убирая прилипшие пряди длинных волос с лица. — Я очень тебя люблю. Девушка улыбается, прижимается ближе и расслабляется в надёжных объятиях, неуклонно погружаясь в крепкий сон.***
Изменения между Аменом и Эвтидой становятся заметны всем, и вскоре эпистат открыто сообщает, что между ним и студенткой Реммао есть серьёзные чувства. Реммао в ужасе и бешенстве. Он готов хоть сейчас вышвырнуть Эвтиду вон и никогда больше не видеть, но без видимых на то причин сделать этого не может: особенно сейчас, ведь в таком случае возникнут вопросы от самого эпистата. — Ты нас ведёшь на погибель, Эва, — доносит общую мысль Рэймсс, сидя вместе с подругой в её доме. — Ты шезму, не забыла? А он кто? Если он узнает… — Он не узнает, — упирается неферут. — Ладно, не узнает, — отступает Рэйм. — А если заказ? За его спиной выполнять будешь? Эвтида уклоняется от ответа, пожимая плечами. Рэймсс понимает, что говорить дальше бессмысленно и молча уходит, оставляя подругу одну. Да, она будет выполнять заказы за спиной у эпистата. И данное решение становится для девушки поворотным в её жизни.***
Ночь скрывает человеческие злоденияния своим тёмным покровом. Некоторые бояться выходить в эту пору на улицу, но бесстрашному (практически) Амену она нипочём, тем более когда нужно выйти по делу к охотникам. Эпистат движется неспеша по поселению, вдруг замечая постороннее шустрое передвижение впереди. «Эва?» — проносится в голове. — «Кто же ещё по ночам так бродит». Чтобы не спугнуть человека, эпистат всё также спокойно приближается к обвешанному факелами дому, за который он забежал, но неожиданно на дорогу падает до боли знакомая маска. Амен присматривается и будоражится, однако не спешит кидаться к шезму, а быстро прячется за дом неподалёку, косо выглядывая из-за стены. — Ты это специально?! — доносится до него яростное шипение. Мужчина не хочет признавать, чей этот дивный голос. Правда заставляет сердце разбиться вдребезги: никто иной, как Эвтида шустро поднимает маску и злобно смотрит на своего компаньона, говоря красноречивое: «Тебе не жить, дорогой». Потом надевает маску на лицо и скрывается в ночной темноте, даже не представляя, насколько сильно ранила эпистата и насколько сильно попала в большие неприятности. Амен еле как отрывается от стены и напрочь забыв об охотниках возвращается к своему дому с невыносимым грузом на душе. «Как она могла меня предать?» Случившееся ночью потрясение лишает Амена покоя и трепета по отношению к Эвтиде. Он избегает с ней встреч и смотрит издалека ледяным взглядом, прокалывая в молодом теле кровавые дыры. Прятаться и отвергать факты не в планах эпистата, поэтому, переборов себя, он подходит вечером к Эвтиде и грозным холодным голосом пресекает её попытку как ни в чём не бывало поздороваться: — Сегодня после ужина ко мне без промедлений, Эвтида. Тревога скребёт по сердцу; в глазах Эвы блестит удивление и страх, который Амен с лёгкостью считывает, отчего становится только больнее. Эпистат безразлично разворачивается и уходит к себе, ожидая тяжёлый разговор.***
Солнце уходит за горизонт, погружая поселение в оранжево-розовые оттенки. Вокруг красиво и свежо от лёгкого ветерка, но что-то в душе девушки совсем не так легко и весело; около двери в обитель Амена ноги становятся ватными, но Эвтида робко стучится и приоткрывает её. — Заходи, — голос строгий и холодный, пробирающий до самых костей. Эва молча проходит внутрь и садится на кровать. — Что-то произошло, Амен? — неферут осмеливается нарушить затянувшееся молчание. — Ты шезму. — Что-что? — глупо переспрашивает Эвтида, всё больше раздражая эпистата. — Ты шезму, — с напором повторяет он и разворачивается, утыкаясь в девушку неприятным взглядом, — и твой наставник вместе с парнем и девчонкой — тоже. Сердце глухо прячется в пятки и ладони нервно потеют; глаза широко раскрываются, теряя все чувства, кроме очевидного страха. — Как долго ты хотела от меня это скрывать? Зачем тебе всё это? — ворох эмоций кружит в Амене песчаной бурей, и самые явные — раздражение и разочарование. Не слыша ответа, эпистат в приказной манере повышает голос: — Отвечай! — Не кричи! — защищается Эва, беспомощно сжимая руки в кулаки. Хочется зарыдать в голос и исчезнуть, переставая чувствовать на себе напор ледяных глаз, однако шезму продолжает сидеть напротив грозного эпистата и переживать эмоциональный шторм всем телом. — У меня нет выбора, жить на что-то хочется. — И поэтому ты выбрала деятельность вне закона? — логика юной девушки обескураживает. — Решила пойти хитрым путём и завоевать моё доверие ради своих целей? — Не смей так говорить, — процеживает Эвтида, зеркаля на Амена его же взгляд: — Одному Ра известно, почему я влюбилась в тебя. — Вот именно, ты влюбилась в меня, — выделяет Амен и подходит практически вплотную к взвинченной неферут, — в охотника, чья обязанность убивать тебе подобных. — Так убей меня, — прямо бросает Эва и горько усмехается, поднимая подбородок и смотря снизу вверх на мужчину. Страх прячется за едкостью и напускной уверенностью, — проклятую шезму, которая по глупости влюбилась в своего врага. Убей прямо в этой комнате, тебе же ничего не мешает. Амен грозно рычит и резко отходит от Эвы к столу, злясь больше на самого себя. Если бы на месте девушки здесь был кто-то другой, то под натиском эмоций эпистат бы уже давно покончил с этим делом, но в том-то и оно, что черномагом оказалась его возлюбленная. — Мешает, ещё как мешает, Неферут, — снова оглядывается на Эвтиду. — Не путай справедливого человека с бесчувственным отродьем. Ты даже не знаешь, хочу ли я тебе помочь или нет. — Помочь?.. — брови Эвы в удивлении приподнимаются. — Да. Ты можешь отказаться от пути шезму и в совершенстве обучиться письму, познать арифметику и карту звёздного неба. Я лично порекомендую тебя фараону и ты войдёшь в его общество. Эвтида замолкает, обдумывая предложенный вариант, но быстро приходит к выводу: — Я не могу этого принять. — Почему? — Меня ты пощадишь, а что же с моими друзьями и наставником? Они не откажутся от своего, а ты хладнокровно их убьёшь. — Глупо в твоём положении задумываться о чужих жизнях. — Иначе я их предам. — А меня ты не предала?! — слова девушки задевают за живое. — Проникла в сердце, говорила о любви, а сама тайком тёмными делами промышляла? — Они мне дороги! — Эва эмоционально вскакивает с кровати. — И если их убьют, пусть и я следом за ними в Аменти попаду. — Тогда нам больше не о чем с тобой разговаривать, Эвтида. Сама себе судьбу выбрала. — О нет, Господин Эпистат, это ещё не всё. Что ты там говорил про «справедливого человека»? — чуть оборачивает голову Эва. — Справедливо отбирать жизни у шезму, помогающих людям там, где обычный человек помочь не сможет? Справедливо винить нас во всём, что происходит в Египте и идёт против интересов фараона? Ответь мне: справедливо? Амен на отвечает, и, бросая на Эву последний тяжёлый взгляд, выходит из дома. На замену ему приходит Тизиан и говорит, что по приказу эпистата будет за ней следить, чтобы не сбежала. — Да ты у него собачка на привязи, — ехидно делится Эва и ложится на мягкую кровать, даже не надеясь отсюда сбежать. Она понимает — это её последняя ночь в мире живых.***
Пасмурная погода, предзнаменующая дождь, лишь добавляет грустных нот событию, которое произойдёт уже совсем скоро. Неожиданно обысканные ночью шезму идут вслед за охотниками как того требуют обычаи: в своих чёрных накидках, держа в руках узнаваемые маски. Все видны простому народу: рыдающая взахлёб Дия, потерянный Рэймсс и единственный величественно спокойный в атмосфере безысходности Реммао, но он тоже бросает разочарованный взгляд на Эву, когда её отделяют от группы и ведут в другом направлении от места казни. Эва чувствует надвигающуюся беду и стыд как перед друзьями и наставником, так и перед эпистатом. Она карает себя за дурость, пока послушно следует за двумя крепкими охотниками: чего она ожидала от столь сильной близости с Аменом? Из-за неё же и привела на погибель своих близких, а ведь они не раз предупреждали, что добром это всё не кончится. А что чувствует эпистат? Явно ничего хорошего. Ненависть, разбитость, сожаление — и всё равно держит суровый вид, будто бы ему вообще плевать на дальнейшую судьбу его возлюбленной: Может даже уже и бывшей возлюбленной. Пройдя вглубь храма Амона-Ра, охотники заводят Эвтиду в полутёмный просторный зал и оставляют там, сторожа дверь снаружи. Эва в непонимании оглядывается и видит его: практически безжизненного Верховного Эпистата. Встречаясь взглядом с девушкой, Амен не может сдержать сквозящую в голубых глазах печаль и максимально медленно подходит ближе, осматривая внешний вид, который болью напоминает о запретном виде деятельности Эвтиды. Они не говорят, растягивая оставшееся у них время. Эпистат порывисто обнимает Эву, сжимая в крепких объятиях: от них веет опасностью и прощанием, от их силы становится дискомфортно и бесконечно грустно. Девушка роняет маску; дрожит в его руках, прислушивается к каждому шороху — ожидает и не сопротивляется, понимая, как это бесполезно и глупо — бежать от неизбежного. Кладёт подбородок для удобства и чувствует, как Амен щекой прижимается к ней и вдыхает аромат её волос, пытаясь убежать от лавины эмоций и наконец-то собраться совершить то, что он должен был сделать ещё очень давно. Из глаз Эвы начинают капать слёзы. Эпистат знает и чувствует это; одна его половина хватается за справедливость, когда вторая хочет плюнуть на всё и успокоить юную девушку: заверить, что весь кошмар закончился, а фараон подписал новый закон, согласно которому шезму признаются точно такими же людьми, как и остальные; Сказать, что Реммао, Рэймсс и Дия будут целы и она больше никого не потеряет, а он будет рядом с ней и больше никогда, никогда не обидит. К сожалению, реальность устроена иначе, играющая явно не в пользу обоим людям. — Амен… Скажи, что моих друзей не тронут… Скажи, что это всё не правда, скажи… — Всё не так просто, моя Неферут. Сжимая челюсть и рукоять кинжала, эпистат со всей силы всаживает оружие в спину девушке. Она вскрикивает и слабеет на глазах; оседает на пол, хрипит и выплёвывает хлеснувшее в горло кровь, захлёбываясь в ней же. Она умерла с открытыми глазами: заплаканными и испуганными. Эпистат встаёт на одно колено, сгибаясь над безжизненным телом, и произносит речь, в которой просит великого Ра принять жертву в качестве доказательства верности Фараону и народу и извинения за мимолётную страсть, одурманившую его смертный разум. Потом встаёт и пытается не смотреть на растекающуюся по полу кровь и мёртвое тело Эвтиды. Легче не становится: внутри эпистата владствует острая печаль, которую он запечатывает на несколько замков в сердце и выходит из зала, направляясь к скоро начинающейся казни. Сегодня народ избавился сразу от четверых шезму, но взамен Амен получил только рану от потери любимой Неферут и начало переосмысления всего, что творится в кругах Египетской элиты.