Охота на воробья

      Это началось в прошлую пятницу.       Безобразно растрёпанный молодой человек, пошатываясь на своём пьедестале, толкал неведомой красноречивости бред. Присутствующие в небольшой, но вполне уютной в слабом свете столовой притихли, словно кто разом пришиб свору несносных отроков, совсем недавно весьма бурно обсуждавшей эту нелёгкую жизнь. Впрочем, даже при большом желании, возразить хмельному было особо-то нечего, ведь вряд ли перечить полупомешанному с горящими острыми глазками, диктующему свои истины верхом на столе — хорошая идея.              — Девять десятых, девять десятых, — торопливо твердил студент, сотрясая пальцем в воздухе и путаясь в словах, — мы пустим...       — Да-да, смуту. Да не надоело ль вам об одном и том же? — язвительно заметил вдруг оживший слушатель. Почти трезвые глаза хлёстко столкнулись с помутнёнными. — Довольно тебе, Вершок. Аж слушать тошно.       — Кириллов. — с рыком процедил прерванный и сделал попытку опасно и красиво спрыгнуть со стола.       Останавливать его никто не стал, а потому через мгновение на всю комнату раздался оглушительный удар. Единицы — то были дамы — вздрогнули. Следом за ударом послышался раздражённый болезненный стон и злорадный смех из другого конца комнаты, к которому присоединилось ещё несколько голосов. Помогать разбитому Верховенскому, конечно же, никто не стал.       В гордом одиночестве, поскольку все предпочли расступиться, студент поднялся на ноги и только дико оглянулся, прежде чем наброситься на Кириллова, преспокойно продолжавшего чертить какие-то планы в полумраке с ехидной улыбочкой на лице. Как град посыпались маты и оскорбления, публика пришла в движение, кто-то с запозданием кинулся разнимать охотливую до драки парочку, отхватывая и самим в процессе.       В конечном итоге у Эркеля и Лямшина получилось развести драчунов по разным углам, но те ещё успевали вдогонку собачиться. Помимо всего прочего, тем вечером, плавно переходящим в ночь, было сказано следующее:       — Отвратительный. — Кирилловым Верховенскому.       — Что б вы как я были, — и Верховенским — всем прочим.       Тот случай было принято сделать точкой отсчёта. Ставрогин же предпочёл считать эту ночь началом конца.       Будучи в прескверном расположении духа, Николай вновь пропустил пятничные пьяные посиделки, как и полагает любому занятому самокопаниями человеку. Ведь алкоголь найти совсем не сложно, а лицезреть обязательные на каждой вписке конфликты и выслушивать долгие речи Петруши, который под градусом становится лишь невыносимее — последнее, чего ему хотелось. Кроме того, он прекрасно знал, что вскоре тот сам прибежит к нему и ворвётся в комнату без стука, чтобы поведать уставшему от жизни Ставрогину "пару анекдотов", а после обязательно приправит их какой-нибудь "вещью короткой", задержав соседа ещё на полчаса.       Если повезёт, блондинку начнёт тошнить, и заткнётся она несколько раньше. Впрочем, Николай это любя. Даже когда озвучивает свои надежды вслух. Даже когда бьёт Верховенского по лицу, чтобы тот наконец отстал. Но да кто не грешен?       Ночь была неспокойная. Нет, за окном не хихикали обнажённые ведьмы верхом на своих мётлах, и даже одна неприличная пара сверху молчала, очевидно, избрав в этот раз другое место для своих утех. И всё же спалось Николаю худо. Возможно, от тягостного ожидания пьяных историй среди ночи, хотя время уже близилось к утру, а может и от висевшего на носу доклада, который стоило сдать ещё неделю назад. С другой стороны — с чего бы это могло хоть как-то волновать Ставрогина, непоколебимого короля Если-бы-вы-знали-как-мне-фиолетово-вы-бы-расплакались? Ответ напрашивается сам.       Утро выходило не лучше. Проснувшись с болезненной трелью в области висков, Ставрогин почуял неладное. «Ну да хрен с ним,» — решил тот, хмурясь от яркого света экрана телефона, который только подпитывал набиравшую обороты мигрень. «Почти шесть... Так, кофе.» Студент вяло встал с дивана, после сна на котором он почувствовал себя мокрым рулоном второсортной туалетки, и мутным взглядом окинул комнату с царящим в ней беспорядком.       Николай не то чтобы привык убираться, но свиньёй он никогда не был и по крайней мере раз в неделю заставлял себя выносить накопленный хлам за пределы комнаты, чтобы остальные как-то решали эти вопросы, пока он в лаконичном молчании исчезал на сутки. Соседи у него были что надо, и хотя имели много вопросов к нелюдимому, никогда не предъявляли их напрямую, потому как и сам Ставрогин вносил приличный вклад в их совместную жизнь. Он единственный из всех имел хоть какое-то состояние, причём весьма приличное, чтобы обеспечивать всех четверых едой ежемесячно. Иные называли его богом. Почему только при таком раскладе он не снимал себе отдельную комнату, если не квартиру — оставалось загадкой.       Впрочем, была в их коллективе и свинья, чей клетчатый пиджак теперь покоился на горке хлама в чужой комнате, где тот волей-неволей, но иногда спал. Разобравшись наконец, в чём дело, брюнет махнул на казус рукой. Надрать Верховенскому зад он всегда успеет, а решать вопрос с головной болью нужно было прямо сейчас. Общая кухня встретила Николая звенящей тишиной, что ещё больше не понравилось раннему посетителю. Он никогда не видел её такой пустой. Было что-то до безумия неправильное в том, что сейчас Ставрогин был единственным человеком в этой комнате.       «Где Кириллов?» — тут же напрашивался логичный вопрос. Ведь не может же место существовать без своего хранителя. Да, это была локальная шутка, но как и в каждой шутке, имелась здесь и доля правды. Довольно большая доля, на самом деле. Когда ни зайдёшь — Кириллов тут как тут. Заваривает чай или делает разминку, выслушивает случайного гостя или чертит решётки небоскрёбов. Теперь же из решёток в этой комнате наблюдалась только до боли знакомая Ставрогину ткань, заметно потёртая книзу и при всём этом удивительно живучая...       «Что за чучело...» — вспышкой сверкнуло в голове и Николай с тяжёлым вздохом отвернулся к газовой плите. Это были штаны Верховенского. Происходящее всё меньше нравилось факультетскому "полтергейсту" и вместе с тем вызывало всё больше недоумения и тревоги во всём его существе — то, что надо.       Ставрогин давит кривую улыбку, в которой не было ровным счётом ничего хорошего, делая глоток обжигающе горячего кофе. Существование начинало быть интересным. Внутри будто бы стягивался узел, а в груди нарастающими волнами накатывала злая радость, если не удовлетворение. Студент с громким стуком поставил кружку возле раковины, не заботясь более о ней, и уже направился на поиски своих сожителей, когда в коридоре послышались копошения и приглушённые ругательства.       — Алексей! — шипел знакомый голос. Вдали послышался странный шорох, за которым последовал глухой удар и одно ёмкое слово, которое вполне могло описать удар мизинцем о тумбочку при обычных обстоятельствах.       Николай вышел из-за угла и его глазам предстала поистине чудная картина: два неизвестных, с до ужаса знакомыми чертами, тащили связанного какой-то простынёй Верховенского, который попеременно мычал и извивался в их руках. Он был первым, кто заметил стоящего в проёме сожителя, и с ещё большим энтузиазмом стал дёргаться, в конечном итоге оказавшись на полу. Незнакомцы застыли, в одно мгновение уставившись на Ставрогина. Этот сумасшедший блеск в их глазах так же был не нов для Николая.       Стоит подробнее остановиться на внешности возможных соучастников преступления. Оба, как один, с виду чересчур уж сильно походили на связанного: выразительные тонкие губы, острые глазки и носы, у одного разве что кровь на щеке да губа подбита, у второго — вселенская усталость с лёгкой пугливостью во взгляде. Ставрогин был сбит с толку и не сразу признал в знатно помятых обликах одежды Кириллова и Шатова.       — Кириллов?       — О-о, Николай Всеволодович, эта крыса!.. — у определённо чужого голоса явно была манера речи Кириллова.       Ставрогину пришлось собрать всё своё спокойствие, чтобы не завыть раньше времени. Нескольких Верховенских он точно не потянет. Впрочем, если он и не страдал раньше галлюцинациями, то начать уж точно никогда не поздно. Кто знает, может это только у него одного в глазах рябит да в ушах помехи.       Николай помассировал переносицу, пока катастрофа номер два продолжала рассказывать о том, как "эта тварь" нажралась в хламину, снова заладила о революции, а после устроила драку, после которой все стали похожи один на одного, и не то чтобы из-за перемолотых в кровь и мясо лиц, напротив, буквально — и в этом была проблема.       — De quoi diable parlez-vous?       Кириллов возмущённо притих и пару раз красноречиво моргнул. Тот знал французский, как и Верховенский, так что они в тройке периодически перекидывались фразами на нём, если речь шла о чём-то, чего не стоило знать остальным. Но вот чего Ставрогин никак не ожидал, так это того, что ему ответит Шатов. Шатов, который из иностранных языков от силы знал только английский и каждый раз с раздражением поглядывал на них, когда снова не понимал, о чём те так открыто, можно сказать, шушукаются.       — Tu comprends tout, — тот скрещивает руки на груди, всем своим видом показывая своё отношение к этой истории.       Николаю стало не по себе и он перешёл на русский:       — Почему он замотан, как младенец?       — Тебе подарок, — ухмыляется Алексей и хватает Шатова за плечо. — Ну, удачи.       Парочка быстро ретируется со сцены, оставляя Ставрогина наедине с буйным пациентом. Николай долгим взглядом проходится по соседу, вероятно, раздумывая, стоит ли вообще освобождать его от оков. Тот с мольбой смотрит в ответ. И всё же ему ничего не остаётся, кроме как присесть на корточки рядом с этим безобразием...       — Только попробуй начать дёргаться, — и развязать по крайней мере верхнюю часть этих простыней, предварительно дождавшись двух торопливых кивков в ответ на своё предупреждение.       Николай бесстрастно скользил взглядом по обнажённой груди с едва обозначенной растительностью и поднял глаза ровно в тот момент, когда студент наконец вырвал импровизированный кляп изо рта, очевидно собираясь изречь многословную тираду, но вдруг смолк, так и не начав говорить. С секунду они смотрели друг на друга чуть ли не в упор, и вероятно продолжили бы это занятие, если бы Ставрогин вскоре не поднялся на ноги, вынуждая то же сделать и Верховенского.       Студент ещё какое-то время повозился со своими лохмотьями и, отказываясь принимать своё поражение, поднялся почти что обнажённый — тёмные боксеры на нём всё-таки оставили. Николай заметил недобрый блеск в глазах потерпевшего и то, как дрогнуло его тело, порываясь пойти на разборки прямо так, но тот вовремя почувствовал на себе чужой, вполне себе весомый взгляд, и с кислой миной отправился на кухню. Ставрогин чуть было не съязвил — так он, оказывается, знает, где штаны искать! — но почему-то воздержался. Видно, у Верховенского ночь тоже не заладилась.       Ставрогин не стал дожидаться катастрофу номер один в коридоре, сразу направившись в свою комнату: после штанов Петру почти наверняка понадобится и рубашка с пиджаком. Впрочем, он мог продолжить щеголять и так, в этом сомнений не было никаких. И всё же, осознавая своё влияние на Верховенского, Николай мог надеяться на то, что теперь-то без его участия конфликт продолжаться не будет.       Через минуту Пётр влетел в незакрытую дверь, на удивление своего сожителя, закрывая её за собой. С нервной, даже немного жуткой улыбкой он развернулся к Ставрогину, комкая в руках подхваченную с пола рубашку.       — Ну что, как тебе? — он говорил так, будто всё странное и непонятное, а по большей части — совершенно бесполезное в этом мире, было его рук дела. В общем и целом, он был прав.       Брюнет нахмурился.       — Что ты имеешь в виду?       — Ясно — что! — всплеснул руками Петруша и стал наворачивать круги по комнате. Николай с раздражением наблюдал за этим зрелищем, предвкушая, что от чужого топота мигрень снова даст о себе знать. — Семеро на одного... Уж не знаю, как они будут себя вести, но если наломают дров... Всех повешу!.. Сейчас все планы пойдут коту под хвост, если им взбредёт в голову действовать без моего ведома. А мне кажется, что взбредёт!       — Прекрати, — Ставрогин грубо хватает возбуждённого студента за предплечье, получая в ответ только горящий злобой взгляд снизу вверх. — В двух словах: что случилось?       — Я их послал, а они вдруг все лица поменяли, — Верховенский с вызовом посмотрел в чужие глаза, — на моё.       — Вижу...       — Видишь? — студент вырвал руку и ещё больнее схватил соседа за предплечья. — Ставрогин, это бесит. С этим нужно что-то сделать. Убьём их, а? Николай Всеволодович...       Верховенский выглядел плачевно. Рыжеватые ресницы нервно подрагивали, тонкие губы, казалось, были бледнее обычного, и на всей их поверхности можно было заметить тёмно-алые ранки, а во взгляде, помимо плещущей злобы, ясно сквозило отчаяние и даже усталость. На бледных щеках горело возмущение, а может и подступающая болезнь, и вид этот каждый раз коробил чёрствое сердце Николая.       — Посмотрим, Pierre, — Ставрогин переходит в наступление, толкая своего полупомешанного в сторону кровати. Студент дико оглядывается и в непонимании возвращается взглядом к Николаю. — Ляг, прошу тебя, звучишь как фанатик. Потом — всё остальное.       Тот с минуту поломался, но всё же возражать не стал, и чистосердечно опустился на кровать. Ставрогин удовлетворённо хмыкнул, отходя от соседа. Пока будет лучше, если катастрофа не станет покидать пределы этой комнаты.       — Будь здесь, — бросил напоследок Николай и притворил за собой дверь. Сейчас он был твёрдо намерен разобраться в происходящем.