find…
Быть может, я один, но здесь — не одинок.
Ощущение фантомного прикосновения к запястью посылает мурашки по всему телу, вынуждая обернуться и осмотреть столь родную для него обстановку дома. Пусто. Омори давит на корню разочарованный вздох — поиски Бэйзела затянулись, щупальца тревоги окутывают сердце и разум, не оставляя в голове ни единой мысли. Лишь бьётся в ней набатом найти-найти-найти. Подсознательно Омори чувствует, что именно он причастен к пропаже своего лучшего друга — но отгоняет эту мысль прочь, погребая под всплывающими воспоминаниями. Знать бы ещё, какое из них способно унять тянущую тоску и всеобъемлющий страх никогда больше его не встретить. Уже вполне реальное прикосновение к плечу вырывает Омори из затянувшей пучины — Кел ободряюще улыбается ему, притягивая к себе и взъерошивая чёрные волосы. В голове мелькает мысль о том, что его внешний вид прямое олицетворение того, как он чувствует себя, мелькает, но исчезает так же внезапно, как и появилась, оставляя после себя горькое послевкусие реальности. Кел тянет его за руку к расположившимся неподалёку Хиро и Обри, и эта тёплая, надёжная хватка удерживает на плаву, немного рассеивает сгустившийся плотный туман в голове. Сердце восстанавливает сбившийся ритм и слабая благодарная улыбка вьётся на губах Омори. Все вместе они покидают уютный домик Бэйзела, но оборачиваются, окидывая его последним полным надежды взглядом. Порыв ветра внезапно налетает на них, путает волосы, играется с опавшей листвой под ногами, шепчет что-то Омори. Он поднимает голову, прикрывая глаза, оказываясь в круге солнечного света, пробивающегося сквозь плотные кроны деревьев, окружающих это место. Кел, Хиро и Обри оборачиваются к нему, затаивая дыхание от открывшейся их взглядам картины: в чёрных волосах Омори играют солнечные блики, руки раскинуты в стороны в попытке обнять кого-то, всегда отстранённое выражение лица меняется на почти умиротворённое, даже счастливое. Наваждение проходит так же быстро, как и появилось — и вот перед ними прежний Омори с пустым взглядом и полуприкрытыми глазами, лишь зрачки остались расширенными. — Пора. — И всё так же Омори немногословен, когда устремляется к выходу из рощи, уже не оборачиваясь, но зная, что его друзья последуют за ним при любом раскладе.***
Пожухлые лепестки усеивают притоптанную землю. Сад Бэйзела умирает, тщетно взывая о помощи — Омори не может ничем помочь цветам, олицетворяющим каждого из них. В опустошённых глазах мелькнула боль, когда он опустился на колени, дрожащими пальцами собирая в ладони увядшее и прижимаясь щекой к колкому. Некогда жёлтые лепестки рассыпались в пыль, стоило лишь чуть сильнее надавить на них, рассыпались — и помчались с ветром прочь, куда-то далеко-далеко, свободные и никем более не удерживаемые здесь. Омори медленно встаёт, подхватывая лейку и заторможенно двигаясь по направлению к пруду. Всё будет хорошо, верно? Нужно просто поливать цветы, и в первую очередь — его подсолнухи, ведь когда Бэйзел вернётся, сад должен быть в идеальном состоянии, иначе он расстроится. Омори не хотел причинять боль своему самому лучшему другу, и потому упрямо изо дня в день выделял несколько часов на бессмысленное спасение. Но всё чаще в голове мелькала мысль: кого он пытается обмануть? Остальные уже почти забыли Бэйзела, помнил лишь он. Почему? На задворках сознания скреблась жуткая догадка, выла в тщетных попытках донести до Омори правду. — Действительно ли я причастен к этому? — задумчивый шёпот срывается с всегда упрямо поджатых губ. Внезапные объятия выбивают дух и лейку из рук — Обри заметила, что он погрузился в размышления, и незамедлительно поспешила прервать это. Разум прошивает молнией: почему его друзья до такой степени чувствительны к настроению самого Омори? Словно они лишь проекция его мозга, призванные защищать, развлекать, отвлекать от реальности. Омори разворачивается лицом к Обри, краем глаза замечая, что Кел и Хиро внимательно наблюдают за ними, ожидая чего-то. Сделав несколько размеренных вдохов и оттянув прядь волос до лёгкой боли, он делает шаг назад. Короткое замыкание, мир рябит, в воздухе рассыпаются искры — добро пожаловать обратно в белое пространство. Омори знает, что должен делать. Образ ласково улыбающегося мальчика цвета самого чистого летнего неба мелькает перед его взором, когда он прикрывает глаза, не сдерживая хрип, полный жгучей боли.…notice…
Пытался найти вдохновение, своего рода цель,
Чтобы встретить всё то дерьмо, которое делает меня собой.
Блёкло-голубые глаза расширяются в неверии, когда видят его. Ощущение затянувшегося сна не отпускает, и Бэйзел незаметно от всех щипает внутреннюю сторону собственного запястья, втайне надеясь не проснуться. Ничего не происходит, Санни всё ещё стоит за спиной Кела, опустив глаза вниз, выглядящий таким потерянным, словно не до конца осознаёт, где и с кем он находится прямо сейчас. Санни напряжён, всеми силами избегает умоляющий взгляд напротив, уже жалея о том, что вообще согласился покинуть свою комнату и выйти из дома. Кел восторженно вещает что-то; кажется, ему не терпится найти Обри, чтобы вновь ощутить то непередаваемое чувство единения с друзьями. Санни изгибает губы в мимолётной ухмылке: ему как никому другому прекрасно известно, что подобное абсолютно невозможно. В груди что-то неприятно тянет к нему, жаждет коснуться, ощутить успокаивающее тепло или же пробирающий до костей лютый холод. Бэйзел порывисто тянется вперёд, желая ухватить Санни за руку, проверить, действительно ли он стоит сейчас за Келом. И тут же прижимает руки к груди, когда тот в ужасе отшатывается. В широко распахнутых чёрных глазах мелькает паника, когда Санни делает несколько поспешных шагов назад, отдаляясь от Бэйзела. Снова. Сердце словно пронзает остриём ножа, когда Санни за руку тянет Кела за собой, спеша уйти из парка, сбежать подальше от этих мутных, наполненных слезами и горечью глаз. Бэйзел словно может видеть то, как мир тускнеет, стремительно утекающие из него краски побуждают броситься вслед за закатывающимся солнцем. — Санни, прошу!.. Не уходи… Не оставляй меня снова! — Решительно на выдохе, ощущая, как ломается с противным хрустом что-то в груди. Плечи уходящего дергаются, когда Санни резко останавливается, в следующую секунду разворачиваясь лицом к Бэйзелу. Маска отчуждённости трескается, являя на свет затаенную боль, когда он шёпотом просит Кела подождать его у входа в парк. Тот обеспокоенно оглядывает Санни, но послушно выполняет просьбу, напоследок чуть сильнее сжав ладонь юноши. Порыв ветра налетает на них, треплет светлые спутанные пряди волос — Санни ощущает острое дежавю. Набраться смелости и взглянуть страху в глаза, в приобретающие снова тот яркий оттенок глаза. Словно после затяжного дождя тучи расходятся в стороны, уступая место безбрежной глубине чистого лазурного неба. Подойти ближе, удерживая контакт взглядом, уловить молниеносно меняющуюся палитру эмоций на бледном лице, позволить схватить в отчаянии себя за руку. Впервые заметить, познать, вкусить чужую боль, которую не замечал, пока упивался собственной вдали от всех. Воздуха не достаёт, пока осознание накрывает с головой, утягивает в эпицентр бушующего шторма в глубинах души. — Санни… — Терпко оседает на губах выдох, лаская слух, возвращая к жизни. Теперь он знает — выйти на свет сегодня было его лучшим решением за последние четыре года.…hug…
Обо всём ужасном, о каждой разрушенной мечте.
Он видит его. Голубые локоны вьются словно по ветру, хоть в этом мире и нет абсолютно ничего. Ни стихии, ни ощущений, ни чувств. Обратная, первородная сторона, погребённая под слоем приторно-сладких иллюзий, явила себя вновь. Чёрное пространство живёт по своим законам, выглядя куда реалистичнее, нежели та глупая, уродливая до колкости от смеха в животе размалёванная маска мира иллюзий. Бэйзел оборачивается. Несмелая, полная затаённого страха и надежды улыбка мелькает на его лице, когда взгляд лазурных глаз падает на Омори. Кроваво-красные всполохи освещают их, замерших в нескольких шагах друг от друга, отражаются пламенем в угольно-чёрных глазах, тянут отростки рук из непроглядной тьмы. Уголки губ дрожат, искривляясь в детском малодушном желании зарыдать, уткнувшись в его угловатое худое плечо. — С-Санни… — отрывисто, через силу выталкивая каждую букву из осипшего горла. Одно-единственное слово высвобождает запертые, упрятанные на самое дно сундука воспоминания. Непроглядный ужас проступает сквозь отчуждённое равнодушие, рука крепче сжимает нож, так, что рукоятка врезается в ладонь, вспарывая кожу. Рубиновые капли медленно стекают по острию вниз. Чёрное пространство, жадное до чужих страданий, алчно впитывает в себя багряную жидкость, наполняется, урча от наслаждения, острой болью и глухой тоской. Он делает шаг вперёд, исподлобья глядя на мальчика, съёжившегося под тяжёлым решительным взглядом. Сердце гулко отбивает сбитый ритм в прожжённой сожалением и болью груди, но Омори не обращает на это внимания. Такого просто не может быть, верно? Он… Они не могли это совершить. Это всё проделки другого мира, чернота хочет заставить его поверить, что перед ним — его Бэйзел. Но это не он. Выдавить дрожащую улыбку через силу. Чтобы поверило, чтобы не сбежало снова, чтобы дало возможность довести дело до конца. Кончики ледяных пальцев касаются тёплой щеки, разряд тока прошивает всю сущность Омори. Почти как настоящий… Живой, тёплый, смотрящий на него полными слёз и страха глазами, но чересчур доверчиво жмущийся к протянутой ладони. Голова кружится, что-то внутри самого Омори трепещет, пытается идти наперекор его решению, убедить отступить, протянуть руку и увлечь за собой, пройти весь этот путь вместе, снова, от начала и до сокрушительного конца. Омори закрывает глаза. Притискивает к себе крепко, цепляясь пальцами за грубую джинсовую ткань. Бэйзел скользит ладонями по его плечам, впивается ногтями в спину, пряча лицо на груди Омори. Эти объятия — всё, что он может им позволить. Прижаться щекой к виску, успокаивающе погладить по дрожащей худой спине, сделать глубокий судорожный вдох. И на выдохе вонзить острое в мягкую плоть, убивая их совместную надежду. Подхватить оседающее слабое тело, опуститься вместе с ним на колени, безжизненно глядя в распахнутые глаза, откуда стремительным потоком утекает жизнь. Погладить окровавленными пальцами по щеке, рисуя узоры, понятные лишь им двоим, напоследок получив в подарок наполненную щемящей нежностью улыбку. И провести ладонью по глазам, опуская веки, закрывая от остановившегося взора этот неправильный мир. Он всё исправит. Найдет способ повернуть время вспять. Снова установит отколовшийся кусочек паззла под именем «Бэйзел» на его законное место. Нужно лишь идти вперёд, туда, где тусклым пятном теплится просвет в лучшую жизнь.…kiss
Мой разум озверевает,
Я теряю связь с реальностью.
Безумная правда наконец вырвалась на свободу. Почему чувствуется столь сильное облегчение? Он думал, что не сможет произнести ни слова, но стоило лишь собраться с силами и начать этот разговор, как история сама поспешила выйти на свет, отчаянно желая быть услышанной. На искажённые в неверии и ужасе лица друзей ложится тень глубокой печали. Они злы, нет, не так, они в ярости, но создаётся такое ощущение, словно эта ярость направлена вовсе не на него… Санни нерешительно делает шаг вперёд, поднимая голову и ловя взгляд уставших, но самую каплю как прежде счастливых ярких глаз. Их обладатель вместе с ним освободился от непомерно тяжёлой ноши этим утром, и его грудь отныне не сдавливает в отвращении к самому себе. Хиро первым покидает больничную палату, злые слёзы застыли в глубине его померкших глаз. Дверь закрывается с гулким хлопком, посылая нервную дрожь по всему телу. Кел бросает быстрый взгляд на Санни, обвивая рукой Обри за плечи и спеша вывести её на воздух: она выглядит так, словно вот-вот потеряет сознание от шока. Они остаются наедине. Санни словно наяву видит, как тьма, окружающая его и Бэйзела, рассеивается, напоследок ласково проводя тёплой рукой сестры по щеке. Прозрачные капли стекают по щеке вниз, впитываются в ткань больничного одеяния, когда он практически падает в объятия улыбающегося нежно Бэйзела. Дрожащая рука зарывается в мягкие пряди волос цвета льна, притягивает ближе к себе, когда Санни прижимается щекой к щеке своего вновь проросшего цветка. На выдохе прошептать так необходимые слова о прощении, пообещать, что не оставит более, даже уехав в другой город. Взять с него обещание звонить, писать обо всём, что будет происходить в жизни Бэйзела. Ответить тем же на безмолвный вопрос в заплаканных глазах. Неуверенно обхватить ладонями худое лицо, погладить невесомо большим пальцем кожу вокруг раненного глаза. Прикрыть глаза и прижаться дрожащими губами к его влажным, солёным, искусанным в кровь. Почувствовать, как руки обвиваются вокруг шеи, как жмётся ближе трепещущее тело, и самому подаваться навстречу, открываясь и позволяя увидеть наконец, что сокрыто в недрах собственной души. Впереди долгий путь, полный болезненных взлётов и падений, но теперь у них обоих снова есть тот, кто подставит своё плечо и поведёт вперёд, прямо к восходящему на горизонте солнцу. Теперь всё будет хорошо.